А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Саммаэль направился к чистейшей воды сапфиру в Центре пентаграммы. Он был огромным, около метра в диаметре, и формой повторял форму зала. Это был не просто драгоценный камень. Он коснулся прозрачной поверхности кончиками длинных пальцев. В глубине камня в ответ на его прикосновение взметнулся вихрь.
Искорка света появилась в глубинах сапфира. Он сосредоточился, призывая искру расцвести. Крошечная точка вспыхнула, и бесцветные лепестки пламени взметнулись в сердце драгоценного камня. На его поверхности проступили мерцающие письмена. Надпись была на арамейском.
Этот издревле проклятый сапфир был краеугольным камнем темницы Падших. Его невозможно было разрушить, не сломав структуры всего сущего, лишь только у Айн Соф достало бы сил одолеть его. Однако камень был неодушевленным. Его можно было провести, и этим шансом собирался воспользоваться Саммаэль.
Саммаэль возложил длинные персты на лик камня и, взывая к его силе, призвал к себе остальных Повелителей Суровости. Он чувствовал, как камень стремится прочь, собирая призванных.
Они придут.
У них нет выбора.
На зов Аваддона откликнется любой из избравших путь Суровости, особенно Падшие.
ГРИМВИТСКАЯ ВПАДИНА
В пустынной небольшой впадине над самой землей пролетела сова. Она облетела впадину кругом, высматривая добычу, когда небо едва-едва посветлело. Осыпавшиеся останки кладки тут и там виднелись в траве равнины, но ничего съедобного не шевельнулось в тени крыльев хищницы. Она снова закружила, сужая зону поисков, пока ей не попался подходящий для отдыха валун.
Мощные крылья мастерски управляли полетом, пока не раскрылись в последнем взмахе, после чего птица приземлилась на камень. Она пригладила перышки, даже не подозревая, что пересекла кольцо защитных заклятий, не дозволяющее существам более разумным подступить так близко к развалинам.
Ей скоро нужно было возвращаться к родному гнезду.
Валун под ней содрогнулся. Застигнутая врасплох, она немедленно поднялась в воздух. Яркое густое свечение заструилось из-под земли, приглушенное слоями земли и камней, Но не укрывшееся от зоркого совиного глаза. Она полетела прочь из этого нехорошего места на пределе возможностей своих крыльев.
Некоторое время земля продолжала сотрясаться, иссеченные непогодой камни кладки скатывались в траву. Постепенно странный свет померк и земля замерла. Опустилась тревожная тишина.
ЛИЛИТ
Лилит открыла глаза, вернувшись в коттедж после осады фермерского дома. Зрачки присвоенных ею глаз сократились, привыкая к тусклому свету, струящемуся через окна. Ее дух чувствовал себя неуклюжим и неповоротливым, находясь в чьей-то плоти, но у кожи и костей были свои преимущества.
Она перекатилась на постели в поисках Джеймса, намереваясь утолить свой всегдашний голод. Его не было. Она резко села, невзирая на мышечную боль в чужом теле.
Где он может быть? Она не давала ему позволения просыпаться.
Она стремительно встала с постели, разбрасывая по сторонам подушки и одеяла. Джеймса нигде не было видно, хотя его одежда была разбросана по полу. Невозможно. Он не мог вынырнуть из моря самосозерцания без посторонней помощи.
Она остановилась и посмотрела на отражение своей наготы в темном стекле. При обычных обстоятельствах она могла бы полюбоваться этим безупречным телом, но не теперь.
Кто-то украл у нее Джеймса.
Непрочная деревянная дверь рассыпалась в щепки от ее гнева. Лилит прошла по снегу и деревянным обломкам, прощупывая окрестности восприятием, расширяя охват. Небо было низким и угрожающим, а ее маленькая долина угнездилась меж очертаний двух холмов. В пределах долины законы природы подчинялись ее воле. Ничто не росло, ничто не двигалось, ничто не жило без ее дозволения.
Однако, несмотря на ее полный контроль над природой, Джеймса и след простыл.
Куда девались тени-кандалы? Даже если бы Джеймс смог прийти в сознание, их ему было бы не одолеть. Они бы стреножили его, окутали складками теней, из которых не вырваться даже адепту Адонай Мелех, как не удалось вырваться Рэйчел.
Лилит призвала черных, похожих на ленты тварей, но они не откликнулись на зов. Ища этому объяснение, она увидела на снегу кольца пепла.
Лишь немногие существа обладали достаточной силой вернуть тени-кандалы назад в промежутки между оболочками мироздания, и лишь одно из этих существ могло свободно перемещаться в этом мире. Зная теперь, с кем имеет дело, Лилит села на снег, скрестив ноги, и отпустила свой дух на свободу из телесного плена.
Джеймс не мог уйти далеко. Даже если он научится скрывать от нее свое присутствие, она все равно его найдет. Она знает его. Ему не спрятаться. От нее ему не укрыться. Никогда.
Зов пришел, когда ее дух взмыл вверх. Он цеплялся за ее бесплотную сущность, зов настойчивый, необоримый. Ее влекло в Аваддон.
Не сейчас, бездари и кретины!
Она метнула насмешливую ярость, как снаряд, в жерло туннеля, открывшегося над ее головой, зная, что ей нужно отыскать Джеймса. После того как Тагирирону не удалось захватить темноволосую девушку, Джеймс был единственным из каббалы, кто был подконтролен им. Нельзя дать ему уйти. Не сейчас.
Проход материализовался как воронка пустоты. Она сопротивлялась его всасывающей силе, чтобы остаться и найти Джеймса, но призыв был сильнее ее. Она мельком увидела картину, как он, голый, пробирается по сугробам, и тут воронка ее поглотила. Она мерцала, заглатывая Лилит, поглощая ее яростные вопли, а после вмиг исчезла.
Низкие раскаты грома прокатились по холмам, возвещая приближение дождя. Небеса разверзлись, и разразился ливень, безжалостно хлестал землю ледяными струями.
Забытая всеми обнаженная фигура сидела под дождем, даже не мигая, а дождь заливал ее пустые зеленые глаза.
САММАЭЛЬ
Саммаэль отступил от сапфира, когда клич был брошен. Сила зова волнами расходилась от камня, собирая остальных Повелителей Суровости. Эта команда до сих пор отзывалась покалыванием в его руке. Ах, как сладка была эта власть! Снова прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, на ощупь, своей собственной плотью. Это было удовольствие настолько утонченное, что его едва можно было вынести.
Как они научились жить без этого?
Вспышка света померкла, угасли бесцветные языки пламени, в глубине камня мерцали пять точек. Одна погасла – магический камень распознал его присутствие в Аваддоне. Было возмутительно, что этот бездушный предмет и есть его страж, но к камню его приковывала сила, которую даже ему было не постичь.
Зияющая темная круговерть раскрылась над Саммаэлем, сотрясая зал. Тень отделилась от пустоты и стремительно увеличивалась, пока оттуда с жутким криком не вылетела гигантская птица. Ее перья были иссиня-черными, а клюв – чуть меньше руки Саммаэля.
Второй огонек погас внутри сапфира, будто в сердце драгоценного камня его задул ветер.
Над головой Саммаэля кружил огромный ворон, мощные крылья гоняли воздух по всему залу. Он стоял неподвижно, ждал, пока птица не выберет одно из тел. Ворон с криком устремился вниз и уселся на край одного из саркофагов с телом. Ворон медлил, склонив голову и уставив на Саммаэля один черный блестящий глаз. Тот не двинулся с места, так же глядя в ответ немигающим фиалковым взглядом.
Тайное собрание созвано, и не время теперь выказывать слабость или неуверенность.
Ворон пожал крыльями очень по-человечески – и впился когтями в неподвижное тело. Когти прошли сквозь кожу, не оставив и следа, хищник и его жертва сливались воедино. В какой-то момент Саммаэль видел их обоих одновременно – человеческую грудь закрывали вороновы крылья. После чего вторая фигура, похожая на Саммаэля, поднялась.
– Приветствую тебя, Саммаэль.
– Приветствую и тебя, Орев Зарак. Благодарю за прибытие.
Орев Зарак, Ворон Раздора, кивнул издевательски-любезно. Внешне он был копией Саммаэля, его отличали только манерность и стать.
– Ну, выбора-то ты мне не дал. Зов Аваддона не оставишь без внимания.
– Твоя правда, но я счел, что это место подчеркнет серьезность ситуации, – ответил Саммаэль, обведя рукой остальные тела.
Орев Зарак собирался ответить, когда открылись еще одни врата. В этот раз врата были текучей массой тьмы. Никаких физических очертаний, глазу было не за что зацепиться, да и не было у тьмы никаких углов. Еще одна тень выбралась наружу.
Отвратительная вонь наполнила зал, и ноздри Саммаэля затрепетали от омерзения. Запах! Не сдерживаемая препонами человеческого обоняния, густая гнилостная вонь была почти невыносима для его недавно разбуженного тела. Странно, но от вони он почувствовал себя более живым, чем когда либо, и это только укрепило его решимость.
Остальные Падшие подчинятся его воле. Они должны.
Густая, тягучая жижа заструилась из врат, она падала на пол, образуя лужу на древних плитах пола. Запах был тошнотворным, и он отвернулся, заметив, что только два огонька остались гореть внутри сапфира.
Лужа испражнений сгустилась у него на глазах, в ней пульсировала жизнь. Из омерзительного болота выступила бесформенная фигура. Едва ли человекоподобная, несмотря на наличие двух ног разной длины, фигура, казалось, разлагалась на ходу. Ее внутренние органы были отчасти видны, по ним сквозь все отвратительное тело пульсировала черная слизь. Вонь усилилась, когда тварь прищурила один молочно-белый глаз, тогда как два других были наглухо залеплены гноем.
– Привет, Гамалиэль, – сказал Орев Зарак. – Присоединяйся к маленькому пикнику, который затеял Саммаэль.
Тварь шагнула к нему, качаясь, и прорычала что-то невнятное сквозь лоскуты мертвой кожи возле рта.
– Избавь меня от излишней театральности, Гамалиэль, и оденься наконец, – сказал Саммаэль.
Тварь снова заворчала, но повернулась и метнулась по воздуху на добрых семь метров, приземлившись на одно из тел. Бледная плоть впитала ее, и фигура пошевелилась.
– Не признаешь ты яркую индивидуальность, – проворчал Гамалиэль. – Ты, Саммаэль, всегда был занудой.
Саммаэль не успел ответить, а две пасти врат уже распахнулись перед ним. Из первой с пронзительным воплем ярости вылетела Лилит. Даже будучи духом, она приняла форму женщины – прекрасной, обнаженной, не считая завитков черных волос, сплетающихся вокруг головы в ореол смерти. Она парила над Саммаэлем, ее изумрудные глаза горели яростью.
– Зачем?
– Так было нужно, – ответил Саммаэль.
– Ты оторвал меня! – Ее голос был тихим и угрожающим.
Лилит не могла причинить ему вреда, но планы Саммаэля зависели от того, умерит ли она свои аппетиты.
– Займи свое место и встань рядом с нами. Чем скорее мы завершим это, тем скорее ты вернешься к тому, что мы прервали.
Лилит смерила его взглядом кобры, приготовившейся к броску, но сделала, как он велел. Прекрасная нимфа исчезла ее дух по спирали устремился в неподвижную грудь, словно маленький черный торнадо. Как и остальные тела, ее тело было лишено половых признаков и все же сохраняло оттенок женственности.
Саммаэль повернулся, чтобы не пропустить последнего из прибывших. Тагирирон был почти невидим – он был чуть заметнее жаркого марева, искривляющего воздух. Очевидно, перенапряг силы, атакуя деревенский дом.
– Давай, – сказал Саммаэль с ноткой нетерпения, – займи свое место.
– Я не могу, – сказал Тагирирон. Речь его была едва слышным шепотом. – Если я надену плоть здесь, то не смогу уйти отсюда, пока не восстановлюсь.
– У тебя и так не хватит мощи, чтобы создать врата из Аваддона, так что можешь прямо сейчас начинать излечение. – Саммаэль даже не пытался скрыть свое пренебрежение. – Зачем ты вообще потратил столько сил, нападая на Пятигранную каббалу? Это было глупо и расточительно.
– Мне посмели помешать, а я не смог с этим смириться, – признал Тагирирон. – К тому же я был уверен, что мне удастся сломить их.
– Ты так и не научился ничему с тех пор, как нас низвергли? – спросил Саммаэль с сардонической усмешкой, исказившей его черты.
Тагирирон не ответил, он медленно парил к последнему неподвижному телу. Его дух окружил тело некоей мерцающей аурой. Оживление заняло больше времени, чем в любом из предыдущих случаев.
Тагирирон сел в саркофаге, потом неуклюже, будто тело его закоченело, выбрался из гробницы. Пять пар фиалковых глаз посмотрели друг на друга впервые за много веков. Момент был критический, тут нужно было действовать осмотрительно.
– Зачем меня сюда призвали? – вопросила Лилит, вышагивая вокруг собравшихся, словно пантера в клетке.
Саммаэль оставил ее вопрос без внимания. Он уселся на теплые плиты пола в позе лотоса, скрестив руки так, что каждая из ладоней оказалась на противоположном колене. Это была древняя поза, символизирующая доверие, ибо любой принявший ее не мог напасть на другого.
– Я привел вас сюда, – молвил Саммаэль, – чтобы понять, захотите ли вы снова обрести то, что некогда было вашим.
Он остался неподвижным, оценивая их реакцию. Тагирирон сел первым, повторив его позу. Невелика победа – у Тагирирона практически не было выбора.
Орев Зарак посмотрел на стоящего напротив Гамалиэля.
– Что ты имеешь в виду?
– Сядь, – позвал Саммаэль. – Сядь, как мы сидели до Низвержения, до того, как нас несправедливо лишили милости, пока Адамовы дети не узурпировали нашу власть.
Орев Зарак колебался.
– Сядь, – призвал Саммаэль, и в его тоне засквозили повелительные нотки. – Я напомню вам обо всем, что поставлено на карту.
Выражение лица Орев Зарака ожесточилось, но Гамалиэль сел подле Тагирирона.
Лилит перестала ходить туда-сюда и настороженно посмотрела на них.
– Что это ты задумал? – требовательно спросила она. – Зачем напоминать нам о том, что давно известно?
Саммаэль вгляделся в глубину ее глаз. Она была готова слушать. Ему это было видно.
– Сядь. – На этот раз это была просьба. И обещание. Орев Зарак опустился на корточки, усаживаясь в древнюю позу диалога. Лилит смотрела, как он присоединяется к собранию, но не двинулась, чтобы примкнуть к ним. На тот момент Саммаэль решил не обращать на это внимания.
– Тысячи лет мы участвовали в Испытании Столпов. Снова и снова Ипсиссими выступали против нас, но никто не одерживал решительной победы. Человечество остается неисправимо порочным, оно не в состоянии выбрать между двумя Столпами. Так мы закоснели в тщетной борьбе, а Адамовы дети бьются над проблемой, которой им никогда не решить.
– Ты стал философом, Саммаэль, – сказал Орев Зарак. От удивления он это почти прокаркал.
– Нет, всего лишь реалистом. Мы погрязли в навязанной нам борьбе, в которой невозможно победить. Поэтому я предлагаю самоустраниться.
– Невозможно, – сказал Гамалиэль. – Наши тела заточены в этой гробнице. У нас не будет надежды на спасение, если только мы не докажем свою правоту, показав, что человечество пошло по пути Суровости. Только после этого Айн Соф уничтожит следы неудачного эксперимента с детьми Адама и отпустит нас из Аваддона. Выйти из этой битвы – значит признать свое поражение.
– Вот здесь ты ошибаешься, – ответил Саммаэль. – Мы найдем себе замену.
Лилит слушала, но он на нее и не взглянул.
– Чепуха, – возразил Орев Зарак. – Кто вообще может нас заменить?
– Пятигранная каббала.
– Что? – Голос Тагирирона окреп от внезапной надежды, которую заронил в их души Саммаэль. – Как такое может произойти?
Лилит уставилась на Саммаэля, на лице ее отражалось раздумье.
– Ты не спятил, Саммаэль? Это невозможно. – Тон ее был категоричен.
– Я верю, что возможно, – ответил он с уверенностью, которая утихомирила остальных. – Сапфиру требуются пять тел, чтобы приковать их в Аваддоне. Он не знает, что тела требуются именно наши.
Все разом заговорили, но Саммаэль поднял руку, требуя тишины.
– Гамалиэль прав. Нам нужно делать вид, что мы продолжаем подводить этих пятерых к пути Суровости. Совместными усилиями мы можем сыграть на слабостях Пятигранной каббалы, посеять раздор и противоречия. Но у них всегда должна оставаться свобода выбора. Овладением ничего не добиться. – Саммаэль увидел, как понимание осветило лицо Лилит.
– Нет! Я не позволю ему уйти.
– Ты уже упустила его, Лилит.
– Я могу его вернуть! – прорычала она.
– Пусть они пока думают, что выиграли. Это сделает их более уязвимыми.
– Да, – согласился Орев Зарак. – В этом есть мудрость. Слушайте Саммаэля.
– Нет. – В ее тоне отрицание смешалось с угрозой.
– Какая тебе радость от украденного человеческого тела взамен твоего собственного? – спросил Саммаэль. – Отрекись от обладания мальчишкой, дабы обрести нечто большее. – Он чувствовал, что она колеблется. – Неужели ты забыла, кем мы были когда-то? Неужели ты не хотела бы это вернуть?
Эмоции стремительно сменяли одна другую на лице Лилит.
– Как было когда-то? Даже способность к репродукции? – Ее шепот был полон такой тоски, такого ожидания, что тронул даже черствое сердце Саммаэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42