А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Так что, когда девушки вышли замуж, она заставила каждую из них поклясться, что они будут рожать по ребенку не раньше чем через пять лет и тайно будут делать все возможное, чтобы избежать нежелательной беременности.
– Один ребенок еще куда ни шло: мать может всюду возить его с собой без всяких неудобств. Но двое – это первые звенья железной цепи, которыми муж приковывает свою жену к бренной земле.
Это и было то обещание, которое Кармита дала и нарушила через три года после моего рождения. Когда бабушка узнала, что ее дочь забеременела во второй раз раньше установленного срока, она на автобусе приехала из Понсе в Сан-Хуан вместе с акушеркой, чтобы напомнить дочери о клятве, которую та дала. Баби тогда с нами не было, она уехала в Адхунтас на похороны своего шурина Оренсио Монфорта. Если бы Баби была дома, такого бы не случилось. Бабушка Габриэла велела Кармите выпить какое-то зелье, чтобы вызвать выкидыш. Однако средство оказалось слишком действенным – началось сильное кровотечение.
Когда в тот день я вбежала в дом и увидела, что Кармита лежит без сознания на полу, я испугалась. Я не слышала, о чем бабушка Габриэла шепталась с акушеркой, но ясно помню стульчак, забрызганный кровью, – это заставило меня заподозрить, что произошло нечто ужасное. Потом бабушка Габриэла вместе с прислугой перенесли маму на кровать и побежали с окровавленными простынями в прачечную в глубине патио, чтобы папа их не увидел. Тут я услышала, что бабушка успокаивает маму, говорит ей, мол, нечто величиной с четыре месяца лежит в унитазе, и что она разрешилась от бремени. Немного позже, тайком, через заднюю калитку патио, чтобы его не увидели соседи, пришел наш семейный врач и прописал Кармите лекарство, которое остановило кровотечение. Когда папа пришел вечером из своей мастерской, кризис миновал, мама возлежала на подушках, свежая, будто плод агавы, причесанная и надушенная, якобы оправившись после приступа мигрени.
Я помню свой страх и одновременно волнение из-за того, что узнала нечто неположенное, какую-то тайну, объединявшую женщин нашей семьи, которую бабушка Габриэла обещала открыть мне, когда придет время. Возможно, это происшествие и не имело бы больших последствий, если бы мама не перенесла вследствие него тяжелейшую родильную горячку и не оказалась бы серьезно больна. Врач пришел к нам в дом еще раз и сказал моему отцу, что Кармита больше не может иметь детей.
Бесплодие Кармиты явилось для Карлоса тяжелым ударом. Папа был сиротой, и ему казалось: самое печальное, что может произойти с ребенком, – прийти в этот мир, не имея отца. Он мечтал о сыне, с которым они вместе делали бы все то, чего ему никогда не доводилось делать со своим отцом: ловить мидий в Пиньонесе, запускать воздушных змеев на Козьем острове и скакать на лошади вдоль песчаной отмели в Лукильо, чтобы стать настоящим мужчиной. Когда Кармита слышала все это, она молчала. Но чувствовала себя страшно виноватой.
Много лет спустя Баби рассказала мне, как все было. Когда бабушка приехала в Понсе, она убедила Кармиту, что та сможет воспитать второго ребенка гораздо лучше, когда первый – то есть я – немного подрастет и сможет ей помогать. Кармита послушалась бабушку Габриэлу и согласилась на аборт. А потом произошло непредвиденное. Мама уже любила это маленькое, пока еще безымянное и безликое тельце, которое жило в ее теплой утробе, и после всего случившегося впала в глубокую меланхолию.
Однажды Баби обнаружила, что все ножи из ящика кухонного стола исчезли, портновские ножницы не лежат в швейной машинке, а садовые ножницы пропали из сарая, так же как и бритвенные лезвия отца из шкафчика в ванной. Она, как безумная, бросилась искать Кармиту по всему дому и нашла ее в комнате для шитья; та сидела перед «Зингером» с ручным приводом, который папа подарил ей на последний день рождения – роскошная модель, инкрустированная позолоченными букетами роз. Кармита разложила все ножи, ножницы, бритвы рядами на столе, а также иголки и нитки. Она была как в столбняке и смотрела в одну точку.
– Я знаю, что всеми этими ножами и ножницами делают что-то важное, Баби, – сказала она, – но никак не могу вспомнить, что именно.
Баби пришла в ужас; она заперла на ключ все эти предметы и тщательно обыскала дом, дабы быть уверенной, что никакое холодное оружие не попадет в руки Кармиты.
После этого мама вновь погрузилась в прострацию – в черную пустоту, где всегда шел дождь. Она была словно окутана туманом. Ее одежда всегда оказывалась влажной и холодной, и каждый раз, когда я пыталась приласкаться к ней, она отталкивала меня, потому что вспоминала о своем неродившемся малыше.
10. Свадьба Аристидеса и Маделейне
Прадедушка Кинтина, дон Эстебан Росич, был по происхождению итальянец. Он родился в Бергамо, маленьком городке на севере Италии, но много лет прожил в Бостоне и получил американское гражданство в 1899 году. Однажды (должно быть, это произошло году в 1879-м) он вошел в магазин модных товаров «Травиата» в Сан-Хуане сделать вместе с дочерью кое-какие покупки. На прилавке полированного красного дерева лежали штуки разных дорогих тканей: шелковистый муар из Франции, кружева из Бельгии, полотно ярких оттенков из Ирландии. Аристидес Арриготия, дедушка Кинтина, работал в «Травиате» продавцом. Ему было двадцать лет, и жизнь его складывалась неважно. Дон Тито, хозяин магазина, был заносчивый старик, который терпеть не мог иностранцев; он хоть и нанимал их на работу, но платил гроши. Аристидес родился на Острове, но, поскольку его родители были испанцы, дон Тито считал его иностранцем. Каждый раз, когда дон Тито обнаруживал мышей в перьевых подушках, которые продавались в магазине, он давал Аристидесу нахлобучку и всячески оскорблял его.
Аристидес был всегда любезен и сумел даже на таком скромном поприще извлечь для себя пользу. Проработав всего несколько месяцев, он уже знал Добрую половину светского общества столицы и помнил вкусы всех дам, которые покупали у него кружева, камчатую ткань или атлас, чтобы заказать самым лучшим портнихам в городе платья по последней моде.
Дон Эстебан Росич был вдовцом. Он решил уехать и жить на Острове по соображениям здоровья, после того как сколотил состояние, продавая итальянскую обувь в Соединенных Штатах. Он также был владельцем пароходной компании «Таурус лайн», которая осуществляла активный обмен товарами между Сан-Хуаном, Бостоном и Нью-Йорком. Жить на Острове было удобно не только благодаря его здоровому климату, но и потому, что можно было руководить своей торговлей прямо на месте. Месяц назад он вдвоем с дочерью приехал в Сан-Хуан и только что купил шале в Розевиле, на голубых холмах Гуайнабо, где было немного прохладней, чем на побережье. Розевиль был первым населенным пунктом в американском стиле: в домах были камины из кирпича и наклонные крыши из шифера с огромными водостоками для таяния воображаемых тропических снегов.
Росич с дочерью пришли в «Травиату», чтобы купить ткань для простыней, наволочек и занавесок; чего только не надо было купить, чтобы обустроить новый дом!
– Чем могу вам служить? – улыбаясь, спросил их Арриготия, увидев, как дон Эстебан входит в магазин, опираясь на серебряную трость и держа Маделейне под руку. – Мы только что получили модные товары из Европы.
Он говорил на безупречном английском, и дона Эстебана это удивило. В то время в Сан-Хуане почти никто по-английски не говорил.
– Где вы жили в Соединенных Штатах, юноша? – спросил старик любезно, слегка дотронувшись до его плеча рукояткой трости.
Аристидес был такой белокурый и излучал такую уверенность в себе, что дон Эстебан принял его за американца.
– Я родился здесь, сеньор, – вежливо ответил он. – Я коренной пуэрториканец. Мои родители эмигрировали на Остров из Страны Басков незадолго до моего рождения. Меня зовут Аристидес Арриготия. Рад знакомству. – И он пододвинул стул для Маделейне.
Кинтин часто рассказывал мне об Аристидесе, это был его любимый дед, и он говорил о нем с нежностью. Его фотография в серебряной рамке всегда стояла на столе в библиотеке нашего дома. Кинтин не знал своего деда со стороны отца. Буэнавентура много раз рассказывал ему о героических подвигах своих далеких предков, которые скакали на лошадях по бескрайним просторам, вооруженные аркебузами и копьями, но все это были сказочные персонажи, а не люди во плоти и крови. Аристидес, напротив, был любимый дедушка с розовыми щеками и седыми усами и бородой.
Аристидес был высокий и сильный, он и в самом деле был похож на жителя Пиренейских гор. Он сразу же понравился дону Эстебану. Тот всегда симпатизировал людям, которые пробились в жизни, преодолевая трудности, неминуемые для бедняка.
– Я тоже рад, – ответил он по-итальянски, пожимая руку Аристидесу. И спросил, где тот научился так хорошо говорить по-английски.
– Монахини из американской миссии при монастыре Чудотворной Девы научили меня, сеньор, – почтительно ответил молодой человек. – Нас учили, что, когда мы попадем на небо и постучимся в небесные врата, святой Петр нас не впустит, если мы не будем знать английского языка.
Маделейне засмеялась. Она поняла, что Аристидес имеет в виду заявление губернатора, которое тот сделал в прессе. Истон, главный уполномоченный, только что издал распоряжение, согласно которому обучение должно вестись на английском языке, так что четыре тысячи экземпляров английского букваря уже разошлись по школам. Вынуждать пуэрто-риканских детей изучать историю, географию и даже математику на непонятном для них языке было нелепо.
– По крайней мере, дети могут ходить в школу, а то когда они попадут на небо, то не поймут, что им говорит святой Петр, – добавил Аристидес, подмигивая Маделейне.
Аристидес чувствовал, что произвел хорошее впечатление, и решил упрочить свой успех. Когда Маделейне сказала ему, что ей нужно несколько метров белой перкалевой ткани без рисунка, чтобы заказать дюжину простыней для нового дома, он принес штуку брабантского полотна.
– На Острове невозможно спать ни на чем другом, – сказал он ей. – Такая жара, что перкаль липнет к телу, будто ты облит ананасным сиропом. Даже если спать нагишом. Нет ничего приятнее, чем спать нагишом на брабантском полотне.
Маделейне смерила его взглядом.
– Это не важно, сплю я нагишом или нет, – за словом она в карман не лезла, – но на простынях будут вышиты мои инициалы. – И спросила у Аристидеса, не знает ли он, кому в Сан-Хуане можно заказать вышивку.
– Монахиням монастыря Чудотворной Девы, конечно, – любезно ответил Аристидес. – Если хотите, я завтра же отвезу вас туда.
Через год после визита в «Травиату» Маделейне прошла по центральному нефу церкви Чудотворной Девы под руку с доном Эстебаном. На ней была фата, в руках требник и огромный букет белых орхидей. Аристидес подарил ей алансонское кружево для свадебного платья в счет своей зарплаты у дона Тито за два года вперед. В шале Розевиля дон Эстебан обнял их и благословил. Ему нужен был именно такой юноша, который мог бы помогать ему в управлении компанией «Таурус лайн», а так как его зять знал множество людей в Сан-Хуане, то он мог помочь и с клиентурой. На следующий день дон Эстебан заплатил долг Аристидеса дону Тито, и его зять начал работать в «Таурус лайн».
Аристидес родился в бедной семье басков. Его отец работал старшим поваром в «Испанском казино», где шестнадцать лет спустя его внучка будет признана королевой Антильских островов. Его мать умерла рано, и отец определил его в приют Чудотворной Девы в Пуэрто-де-Тьерра, который пышно назывался Академией Чудотворной Девы.
Монахини Чудотворной Девы были миссионерами и делали много полезного. Именно их заслугой было то, что Аристидес восхищался Соединенными Штатами. Они были хорошими учителями и старались воспитать в своих учениках подлинные гражданские чувства. Они преподавали историю Соединенных Штатов самым детальным образом, но никогда не упоминали об истории Пуэрто-Рико. По мнению монахинь, у Острова вообще не имелось истории. В этом не было ничего удивительного: в те времена запрещалось изучать историю нашей страны как в частных школах, так и в государственных. Неужели наша история так опасна, что может привести к революции? Я часто спрашивала об этом Кинтина, но он никогда не отвечал на мой вопрос.
Монахини Чудотворной Девы учили Аристидеса, что Остров стал существовать как административная единица, лишь когда американские войска высадились в Гуанике. Официальная история Острова начинается с этого момента, утверждали они. Когда дети закончили четвертый класс, им роздали доклад президента Вильсона, сделанный в 1913 году, где говорилось: «Пуэрто-Рико, как и Филиппины, которые Соединенные Штаты берут под свое покровительство, должны следовать букве закона. Они как дети, мы же – взрослые в вопросах государственного управления и правосудия». Аристидес хранил экземпляр доклада между страницами своего требника. И потому был таким горячим приверженцем республиканских идеалов американской демократии.
Когда Аристидес закончил обучение, он попытался найти работу в учреждениях Федерального правительства. Ему хотелось работать на почте. Это было престижно: у почтовых служащих был федеральный оклад, медицинская страховка и право на двухнедельный оплачиваемый отпуск ежегодно. Но ему не повезло и пришлось согласиться на должность продавца, которую ему предложил дон Тито.
После свадьбы Маделейне и Аристидес остались жить в шале дона Эстебана. Дон Эстебан был уже в годах, и о нем 1гужно было заботиться. Переезжать в собственный дом не имело смысла. К тому же Аристидес прекрасно ладил со стариком. Маделейне оказалась очень хорошей хозяйкой. Она привезла в дом двух деревенских девушек из горного села Кайей, чтобы они помогали ей, и в доме у нее все сверкало. Она научила их драить полы с хлоркой, дезинфицировать туалет и начищать ванну до такой белизны, какой отличаются только искусственные челюсти. Кухонные сковородки и кастрюли блестели, будто серебряные.
Когда Кинтин появился в доме своей бабушки, его глубоко поразила разница между кухней Маделейне и кухней Петры. У Маделейне была электрическая плита, а пол сиял такой чистотой, что хотелось расположиться поужинать прямо на полу. Но еда была невкусной; меню всегда состояло из цыпленка, запеченного в духовке, картошки и кубика подтаявшего масла «Брукфельд», да еще сока из облаков (так красиво называла Маделейне газированную воду). В кухне Петры, наоборот, готовили на очаге, который топили вместо угля сухим конским навозом, а в соусе из фасоли часто весело барахтались тараканы, но еда была поистине «королевского вкуса» – кулинарное блаженство, сдобренное веточкой альбааки.
Аристидес быстро стал настоящим управляющим, сочетая два вида деятельности: гражданскую и военную. С утра он работал вместе с тестем в пароходной компании, а по вечерам ненадолго брал на себя обязанности офицера полиции. Он делал это добровольно – так можно было быть в курсе всего, что происходило в мире политики. Его идеологические убеждения носили несколько иллюзорный характер, и борьбу за стабильность в стране он считал священным долгом.
В первые годы замужества Маделейне не хотела иметь детей. Она мечтала когда-нибудь вернуться в Массачусетс, где прошло ее счастливое детство. Ребенок не позволил бы ей распустить паруса так легко; к тому же она все еще не знала, хочет ли она навсегда бросить якорь на Острове, где чувствовала себя немного иностранкой. В Бостоне у дона Эстебана был красивый кирпичный дом с широким балконом в викторианском стиле на третьем этаже, с которого было видно, как причаливают и уходят в море пароходы «Таурус лайн». Дом находился в Ист-Энде, итальянском квартале неподалеку от порта, и дон Эстебан не хотел продавать его на тот случай, если Маделейне захочет однажды вернуться в Соединенные Штаты.
Маделейне обожала спорт. Она была поклонницей Хелен Уилс Муди, американской звезды тенниса, которая была в те времена очень знаменита. Каждый вечер Маделейне играла в теннис на кортах военной базы Гуайнабо недалеко от Розевиля. Женщины Острова спортом не занимались, так что Маделейне играла в теннис с новобранцами базы, и это давало немалую пишу для пересудов. Она была высокой и стройной, юбки носила гораздо короче, чем девушки Острова, и ходила быстрым шагом, потому что не любила терять время. Гуляла одна в уединенных местах и частенько сама садилась за руль «рено» дона Эстебана, собираясь побродить по холмам в поисках диких орхидей и бромелий.
Орхидеи были ее страстью, не считая тенниса. Аристидес построил ей теплицу в глубине патио, где Маделейне разводила разные сорта орхидей: каттлею, лелию и фаленопсис. Она ухаживала за ними сама, и ей удалось вывести необыкновенные экземпляры;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46