А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

 — Может быть… — Она лихорадочно думала. — Дайте мне еще раз на них взглянуть.
Продавец снова открыл коробку, и Лина склонилась над карандашами. Она взяла из коробки один. Он был ярко-синий, и в центре его плоского кончика виднелась темная точка грифеля. Розовый ластик держался в сияющей металлической муфте. Как же это красиво! «Я куплю только один, — уговаривала себя Лина. — А потом скоплю еще немного денег и тогда уже куплю бабушке кофту. В следующем месяце, обещаю».
— Ну, решай, — сказал Лупер. — У меня есть и другие клиенты, которые этим делом инте ресуются. Ты берешь?
— Хорошо, я возьму один. Нет, погодите… Чувство, которое испытывала сейчас Лина, было похоже на голод. Она хорошо знала это чувство — когда рука, словно независимо от твоей воли, тянется к кусочку пищи. Слишком сильное чувство, противостоять ему было невозможно.
— Я покупаю два, — сказала Лина, и в глазах у нее померкло от ужаса: да что же это она вытворяет? Ей показалось, что она сейчас грохнется в обморок.
— Какие? — нетерпеливо спросил продавец.
В маленькой коробочке карандашей сосредоточилось больше красок, чем во всем городе. Цвета Эмбера были скудны и однообразны — серые здания, серые улицы, черное небо; одежда горожан в результате долгого ношения выцвела до грязно-зеленого, ржаво-красного и серо-голубого. Но эти карандаши… Их цвет был таким же ярким и чистым, как цвет листвы и цветов в оранжерее.
Рука Лины замерла над коробкой.
— Я возьму голубой, — сказала она, — и… желтый. Нет, погодите…
Продавец вздохнул.
— Голубой и зеленый, — выпалила Лина. — Я покупаю голубой и зеленый.
Она взяла из коробки два карандаша, затем достала из кармана куртки деньги и протянула их продавцу. Карандаши теперь были ее собственностью, и Лина ощутила неистовую, дерзкую радость. Она отвернулась от прилавка и только тут заметила, что малышки нигде нет.
— Поппи, — позвала она громко, и сердце ее упало. — Вы не видели мою сестренку? Она вышла на улицу? Куда она пошла?
Л у пер равнодушно пожал плечами:
— Не обратил внимания.
Лина вылетела из лавки и посмотрела налево, потом направо. На улице было много людей, были и дети, но Поппи не было. Она схватила за рукав проходившую мимо старую женщину:
— Вы не видели маленькую девочку, совсем малышку, одну? В зеленой курточке с капю шоном?
Старуха тупо посмотрела на нее и покачала головой.
— Поппи! — позвала Лина. — Поппи! — Ее голос сорвался на крик.
Не мог же маленький ребенок уйти далеко, подумала она. Может быть, она отправилась к Грингейт-сквер, где всегда много народу? Лина пустилась бежать.
И тут огни фонарей моргнули, потом зажглись снова, неуверенно замерцали… И на город обрушилась тьма. Лине показалось, что перед ней внезапно выросла стена. Она споткнулась, с трудом удержалась на ногах и замерла на месте. Она абсолютно ничего не видела.
На улице раздалось несколько тревожных возгласов, а потом наступила полная тишина. Лина вытянула вперед руки. Что это перед ней? Стена? Улица? Ледяной ужас проник в ее сердце. «Надо просто постоять немного на месте», — сказала она себе. Огни через несколько секунд снова зажгутся, они всегда зажигаются. Лина представила себе, как Поппи тихо плачет где-то во мраке, и почувствовала, как у нее слабеют ноги. «Я должна найти ее».
Лина осторожно шагнула вперед. Никакого препятствия перед ней не оказалось, и она сделала еще шаг. Пальцы ее правой руки уперлись во что-то твердое. Она повернулась чуть левее, ведя рукой вдоль стены дома, сделала еще один осторожный шаг, ощупывая пространство перед собой, и внезапно ее рука снова провалилась в пустоту. Что это, Дэдлок-стрит? Или она уже миновала Дэдлок-стрит? Лина попыталась вызвать в воображении план города, но не смогла: темнота, казалось, затопила не только улицы, но и ее рассудок.
Лина ждала, замерев на месте. Сердце ее бешено колотилось. Фонари, зажгитесь снова, молила она. Пожалуйста, зажгитесь. Она хотела крикнуть Поппи, чтобы та не пугалась, чтобы стояла на месте, что старшая сестра скоро за ней придет, но темнота так давила на нее, что Лина не владела голосом. Да что там, она и дышать-то едва могла. Ей хотелось сорвать тьму со своих глаз, словно это были руки какого-то злого шутника.
Лина услышала какие-то тихие звуки — шорохи, шепот. Сколько времени прошло? Самое длинное отключение в истории города продолжалось три минуты четырнадцать секунд. Но сейчас явно прошло больше времени.
Все бы ничего, если бы она была одна. Но потерялась Поппи, и потерялась — вот за что казнила себя Лина, — потому что ее сестра забыла обо всем на свете, увидев пару цветных карандашей! Она тешила свою алчность, и вот теперь из-за нее потерялся ребенок. Она заставила себя сделать еще один шаг вперед, и тут ее пронзила ужасная мысль: «А вдруг я иду не в ту сторону?» Лина вся задрожала и почувствовала, как к горлу подступают слезы. Ноги больше не держали ее, она тяжело опустилась на землю и уткнулась лицом в колени. Ее душа превратилась в сплошной ком смятения и страха.
Прошла, казалось, целая вечность. Поблизости кто-то громко застонал. Хлопнула дверь. То слева, то справа слышались шаги. А что, если свет вообще никогда не загорится снова? Лина обхватила колени руками и затрясла головой, чтобы отогнать эту мысль. Свет, вернись, молила она беззвучно, свет, вернись!
И вдруг он вернулся.
Лина вскочила на ноги. Улицу снова было видно как на ладони, люди кругом озирались, разинув рты: одни плакали от пережитого потрясения, другие, наоборот, облегченно улыбались. Потом все разом заторопились, спеша добраться домой, пока темнота не опустилась на город снова.
Лина побежала в сторону Грингейт-сквер, останавливая каждого встречного.
— Вы не видели здесь маленькую девочку, совсем одну? Прямо перед тем, как свет по гас? — спрашивала она. — Девочку в зеленой курточке с капюшоном?
Но прохожие только отмахивались от нее.
На углу площади по-прежнему стояли Верные. Они говорили наперебой и возбужденно размахивали руками. Лина спросила их о Поппи. Они разом умолкли и удивленно уставились на нее.
— Как же это мы могли кого-нибудь видеть, если света не было? — сварливо сказала Намми Проггс, старая горбунья, спина которой была согнута до такой степени, что ей приходилось выворачивать голову вбок, чтобы взглянуть вверх.
— Да нет, — нетерпеливо объяснила Лина, — она куда-то ушла еще до того, как свет выключили. Куда-то убежала. Может, она где-то здесь?
— Что ж ты за ребенком не уследила? — язвительно спросила Намми Проггс.
— За детьми смотреть надо! — подхватила еще одна женщина.
Но тут вмешался флейтист:
— Постойте-ка: малышка в зеленой курточ ке? Она вроде здесь, в лавке.
Он крикнул в открытую дверь магазина:
— Эй, это у вас там ребенка нашли?
И из магазина вышел человек, держа за руку Поппи.
Лина бросилась к ней и подхватила на руки. Малышка громко заплакала.
— Все в порядке, — сказала Лина, сжимая ее в объятиях, — не плачь, миленькая. Ты просто потерялась на минутку, но теперь все в порядке. Я тебя нашла, не плачь.
Она подняла глаза, чтобы поблагодарить спасителя Поппи, и увидела Дуна. Он ничуть не изменился, только волосы его были растрепаны больше, чем раньше. На нем была его вечная коричневая куртка.
— Она так гордо шествовала по улице совершенно одна, — сказал Дун без улыбки. — Никто не знал, чья она, я и отвел ее в лавку своего отца.
— Она моя, — сказала Лина. — Это моя сестра. Я так испугалась, когда потеряла ее. Я боялась, что она упадет и ушибется, или ее кто-нибудь толкнет, или… Я так тебе благодарна за то, что ты спас ее.
— Да не за что, — произнес Дун, насупившись и не поднимая глаз.
Поппи мгновенно успокоилась, вновь пришла в прекрасное расположение духа и сидела у Лины на руках, радостно улыбаясь и засунув в рот большой палец.
— А что твоя работа? — спросила Лина. — Как там у вас в Трубах?
Дун пожал плечами:
— Нормально. В целом интересно.
Лина ждала продолжения, но Дун явно не собирался что-либо рассказывать.
— Ну что ж, спасибо еще раз, — сказала она и посадила Поппи себе за спину.
— Тебе повезло, что Дун Харроу был рядом, — брюзжала Намми Проггс. — Он добрый мальчик. Что бы ни сломалось у меня дома, он-то уж всегда починит. — Она ковыляла за Линой и грозила ей пальцем. — А ты все-таки получше присматривай за ребенком!
— И не оставляй ее одну, — сказал флейтист.
— Знаю, знаю, — виновато ответила Лина, — все вы правы.
Вернувшись домой, Лина уложила малышку спать в их общей спальне. Бабушка дремала в кресле посреди гостиной и вообще не заметила, что свет выключали. Лина подробно описала ей аварию, но не стала рассказывать, как потеряла и нашла Поппи.
Когда Поппи и бабушка заснули, Лина достала из кармана два цветных карандаша. Они показались ей совсем не такими красивыми, как в магазине. Держа их в руках, она вспомнила то непреодолимое желание, которое испытала в лавке, и это воспоминание было смешано со страхом, печалью и чувством вины.

ГЛАВА 6
Находка в чулане
Странно, но в городе совсем не обсуждали вчерашнее отключение света. Обычно о таких авариях долго сплетничали на всех перекрестках. Люди расспрашивали друг у друга, кто где был, когда выключили свет, ругали электриков («Да зачем они такие нужны — выгнать всех долой да новых набрать!») и так далее. Но на этот раз все было наоборот. Когда Лина следующим утром бежала на работу, улицы были необычно тихими. Все торопились по своим делам, не поднимая глаз. Поболтать останавливались очень немногие, говорили тихо и скоро вновь расходились в разные стороны.
В этот день Лине пришлось двенадцать раз передать одно и то же сообщение. Да и все остальные вестники, скорее всего, передавали то же самое. По городу разносились одни и те же два слова: «Семь минут». Семь минут в Эмбере не было света — вдвое дольше, чем когда-либо прежде.
Страх навис над городом. Лина ощущала его, словно чье-то холодное дыхание. Теперь она понимала, что Дун был совершенно прав, когда спорил с мэром в День предназначения. Городу Эмберу действительно грозила страшная опасность.
На следующий день на информационных стендах на Хакен-сквер появилось объявление:

ГОРОДСКОЕ СОБРАНИЕ
Прошу всех граждан прийти завтра в шесть вечера к ратуше. Будет оглашена важная информация.
Мэр Лемандр Коул
Что еще за важная информация? Интересно, хорошие новости или плохие? Лина сгорала от нетерпения.
На следующий день горожане устремились на Хакен-сквер со всех концов города. Толпа собралась такая, что в ней едва можно было пошевелиться. Те, кто был поменьше ростом, протискивались в первые ряды, детишки сидели на плечах отцов. Лина заметила Лиззи и крикнула ей «Привет». Тут же была и Винди Шанс, которая принесла с собой маленького братишку. Лина решила на этот раз оставить Поппи с бабушкой: одна мысль о том, что ребенок снова потеряется, да еще в такой толпе, приводила ее в ужас.
Городские часы пробили шесть, нетерпеливый гул, разносившийся над толпой, стал громче. Люди стояли на цыпочках, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть. Наконец двери ратуши растворились, и на крыльцо в сопровождении двух стражей вышел мэр. Один из охранников подал мэру мегафон.
— Граждане Эмбера, — начал мэр и умолк, выжидая, когда шум на площади стихнет. Толпа обратилась в слух. — Граждане Эмбера, — повторил мэр и обвел взглядом площадь. Мегафон в его руках громко шипел и потрескивал. — Наш город пережил непши слошншш. Но давайте сошняш шпокошш!
— Плохо слышно! — крикнули в толпе.
— Говорит, «небольшие сложности», — передавали назад те, кто стоял в первых рядах. — Сохранять, говорит, спокойствие!
— Но я собрал вас сегодня, — продолжал мэр, — чтобы заверить: шо бу шошо! Мы прилагаем ше шомошшн шиши!
— Что? Тише! Что он говорит?
— Говорит, все будет хорошо. Прилагают все возможные усилия.
— Громче! — закричали сзади.
Мэр откашлялся и приблизил мегафон ко рту.
— Мышелны падащь панк! — сказал он. — Панк шушш хушесво!
— Что он сказал? Мы не должны впадать в панику? — переспрашивали в толпе. — Он говорит «паника хуже всего»!
— Вас плохо слышно! — снова крикнули из задних рядов.
Лина чувствовала, как позади нее нарастает рокот. Ее сильно толкнули в спину. Толпа напирала. Стражи на ступенях ратуши переглянулись и придвинулись ближе к мэру. Он снова поднес мегафон к губам.
— Решение проблемы, — послышалось сквозь треск и шипение, — уже найдено.
— Какое решение? — крикнула женщина, стоящая рядом с Линой.
Несколько голосов в толпе громко повторили тот же вопрос: «Какое решение? Расскажите нам, что за решение?» Голоса сливались в хор, и этот хор с каждой минутой звучал все более грозно.
На Лину напирали со всех сторон. Люди кругом размахивали руками и задевали ее, она была стиснута так, что с трудом могла пошевелиться. Ее сердце сильно билось. «Пора выбираться отсюда», — подумала она.
Лина начала протискиваться сквозь толпу, лавируя между телами, прочь, прочь от ступеней, к которым ее прижимали. Шум вокруг стал оглушительным. Голос мэра окончательно превратился в бессвязные восклицания, а люди в толпе либо сердито кричали, либо визжали от страха, что их сейчас раздавят. Кто-то больно наступил Лине на ногу, с нее сорвали шарф, ее чуть не затоптали. Она каким-то чудом выбралась из толпы и побежала в сторону школы. Оглянувшись, Лина увидела, как охранники, прикрывая собой мэра, пятятся с ним назад, к дверям ратуши. Люди на площади закричали еще громче и начали швырять в стражей камни, комки бумаги и даже собственные шапки.
На другой стороне площади через толпу пробирались Дун и его отец.
— Давай быстрей, — сказал отец. — Не хоте лось бы, чтобы нас затянуло в самую середину.
Они пересекли Броуд-стрит и пошли домой окольным путем, через маленькие переулки, пересекавшиеся под прямым углом позади школы.
— Папа, — сказал Дун, — по-моему, наш мэр — полный идиот. Как ты думаешь?
Отец помолчал, а потом мягко ответил:
— Он в очень трудном положении, сынок. А как бы ты вел себя на его месте?
— Во всяком случае, я не стал бы врать, — решительно ответил Дун. — Если у него и правда есть решение, он должен был бы рассказать нам. Незачем притворяться, что есть решение, если его нет.
— Да, прекратить врать — это было бы неплохо для начала, — согласился отец.
— Меня просто бесит, как он разговаривает с нами, — сказал Дун.
Отец улыбнулся и потрепал Дуна по плечу.
— В последнее время тебя что-то все бесит, не так ли?
— У меня есть для этого основания, — упрямо сказал Дун.
— Возможно. Но понимаешь, проблема в том, что гнев очень быстро захватывает человека. И человек себе больше не хозяин. Он делает то, что велит ему гнев.
Дун тихо вздохнул. Он знал, что собирается сказать отец, и ему совершенно не хотелось этого слышать.
— А когда человек во власти гнева, случаются…
— Знаю, — перебил Дун, — непредвиденные последствия.
— Именно. Например, кое-кто начинает швырять каблуками в собственного отца.
— Но я же не хотел!
— Конечно. Именно это я и имею в виду. Они шли по Пибб-стрит. Дун держал руки в карманах и смотрел себе под ноги. У отца, говорил он себе, вообще нет эмоций. Он бесчувственный, как стакан воды. Он просто не может понять.
Лина бежала домой. Усилием воли она заставила себя выкинуть слова мэра из головы. Но пока она бежала вдоль Оттервилл-стрит, она не могла не слышать разговоров людей, вернувшихся с площади и снова открывавших свои лавки.
— Ждет, что мы ему поверим! Как же! — гневно говорил кто-то.
— Просто хочет, чтобы мы сидели тихо, — соглашался собеседник.
— Идем прямо к катастрофе, — подытожил третий.
И во всех этих голосах звучали гнев и страх.
Лина не хотела думать об этом. Ее ноги топали по булыжнику мостовой, волосы развевались на бегу. Она скоро будет дома, ее ждут Поппи и бабушка, она сварит картофельный суп, и они поужинают вместе, а потом она возьмет свои новые карандаши и будет рисовать.
Перескакивая через две ступеньки, она взлетела на второй этаж и ворвалась в квартиру. На полу что-то лежало, и она споткнулась и упала, больно ударившись коленями и локтями. Что еще такое? Дверьвчулан была распахнута, и перед ней громоздилась огромная куча одежды и обуви, мешков и коробок. В чулане кто-то возился и падали какие-то тяжелые предметы.
— Бабушка!
Еще один глухой удар. Бабушка выглянула из чулана. На ее лице было написано огромное удовольствие.
— Мне следовало давным-давно порыться здесь. Разумеется, именно здесь это и должно было быть. Тебе стоит на это взглянуть!
Лина безнадежно вздохнула и обвела взглядом хаос, который устроила бабушка. Чулан был битком набит вековым хламом, упакованным в картонные коробки, старые наволочки и мешки, уложенные один на другой так тесно, что, если тронуть одну вещь, все остальное тут же рушилось — груды старой одежды, побитой молью и изъеденной плесенью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21