Люди, действительно, только считались свободными: большинство из них по-прежнему внутри оставались рабами, и практически никто из них не мог противостоять бывшим хозяевам.
Преимущество, и очень весомое, по-прежнему оставалось на стороне последних. И дисциплина. Человек страшен пауку своей непредсказуемостью; человеку всегда чего-то не хватает, все ему неймется. Он не умеет просто наслаждаться жизнью, наслаждаться настоящим.
Почему, например, для того, чтобы научить людей просто радоваться солнцу, надо обязательно отнять у него разум? Почему их воображение, способность оригинально мыслить отгораживает их от природы, делает мелочными, агрессивными? Найл не раз заставал бывших рабов и слуг за созерцанием природы — в такие моменты они чувствовали себя счастливыми. Родившимся же и выросшим в свободной Дире подобное счастье было недоступно...
Размышляя над удивительной способностью людей искусственно создавать себе проблемы, Найл неожиданно вспомнил, о чем они однажды говорили с отцом:
«Пауки истребили всех крупных животных», — сказал Улф. — «Тогда почему они оставили человека?» — «Потому что человек беззащитен. Нет у него ни когтей, ни бивней, ни острых клыков». — «Зато у него есть оружие!» — «Оружие можно отнять, — мрачно заметил Улф. — У тигра не отнимешь когтей, пока не убьешь его самого...»
Очень интересно: не имея ни клыков, ни когтей, человек ломал голову над тем, чтобы изготовить себе искусственные, и так в этом преуспел, что едва не уничтожил в какой-то момент все живое на Земле. А в результате — полный крах, потому что любое изобретение по сути является лишь протезом, который всегда можно отобрать. Страшно даже подумать, что на протяжение сотен лет, тысячелетий, люди, словно калеки, занимались изобретением подпорок, костылей и тому подобного; рыдая над своей мнимой беззащитностью, точили себе «клыки» да «когти», вместо того чтобы развивать данное самой природой, уникальнейшее, тончайшее устройство — собственный разум.
Какая колоссальная потеря времени, сил, здоровья, ресурсов Земли наконец, когда достаточно одного лишь волевого импульса — и враг уже бессилен. И это всегда с тобой: не надо ничего носить в кармане, за поясом, за плечами; не надо взводить курок, рассчитывать траекторию... это срабатывает мгновенно и надежно, и это естественно, как дыхание, как жизнь...
Проглядел человек свои «когти», а смертоносцы взяли да и отняли их у него: не оружие — мелкие игрушки ни в счет — главное, они отобрали его разум. И удалось им это только по одной причине: пауки, в отличие от людей, развивались естественным путем, и их дорога оказалась более надежной...
Когда повозка миновала мост, Найл оглянулся: черные силуэты домов на фоне серо-фиолетового неба.
Где-то там в центре квартала рабов осталась маленькая Иста — его Иста, — но чтобы увидеть ее снова, надо сначала уезжать все дальше и дальше, потом ждать еще целый вечер и целую ночь. И только на следующий день — завтра — переделав кучу всяких нужных и ненужных дел, можно будет снова сесть в повозку и наконец поехать в школу. (Что подумают люди, опять увидев повозку правителя у дверей школы? — А пусть себе думают, как им заблагорассудится!) И это самый короткий путь — нерациональный, но естественный, и пока единственно возможный: удаляясь — приближаться.
Найл незаметно вздохнул, он уже скучал. Кроме того, нередко, когда расстаешься с дорогими тебе людьми, чувствуешь необъяснимое беспокойство. Квартал же рабов, вообще, никогда не нравился Найлу, и причина заключалась не только в неухоженности этой части города — одновременное присутствие там массы не совсем нормальных людей создавало некий фон. Он присутствовал здесь всегда, однако по вечерам приобретал характерный оттенок страха.
Бывшие рабы по-прежнему не выходили на улицу с наступлением темноты, по-прежнему многие из них каждую ночь проводили в разных домах, а те, кто все же выбрали себе постоянное место жительства, ютились главным образом в подвалах и на нижних этажах. Перемены их не касались, да, собственно, были ли они им нужны?
А таких, как Иста, конечно, можно пересчитать по пальцам. Сколько их: десятки, сотни? Надо будет поговорить с Истой, она-то должна это знать... Найл ласково улыбнулся — он стал ближе к ней еще на целый квартал. Отсюда до резиденции было рукой подать. В конце проспекта уже виднелась Белая башня — ее вершина терялась в облаках — и Найл неожиданно поймал себя на мысли, что не испытывает привычной радости от ее созерцания. Вспомнился утренний контакт с Неизвестным, его издевательский смех. Ну если не издевательский, то по крайней мере уж никак и не приятельский.
Итак, из отпущенной недели прошел один день — целый день. Или всего лишь один день, но вот результатов пока...
«Эволюция...» — вспомнил про себя Найл. Стоящий на ее пути неминуемо будет сметен с дороги как досадное препятствие. Но чего же все-таки от него хотят?
Иста, например, считает, надо отставать права людей, но как?
Проблема ведь не только в том, что бывшие слуги не смогут научиться посылать волевые импульсы или, скажем, общаться телепатически; а еще и в том, что, это может стать для кого-то опасным. Во всяком случае чревато сюрпризами. Достаточно вспомнить самого Найла: меньше чем за три месяца он, он полностью перевернул сложившийся за двести лет уклад города пауков. Пусть даже его действиями руководила и Богиня. Ее целью, кстати, тоже был прогресс: успокоившиеся и переставшие эволюционировать пауки ее больше не удовлетворяли, вот ей и понадобился тот, кто бы заставил их шевелиться...
Возможно, нечто подобное происходило и сейчас, с той лишь разницей, что теперь дальнейшее развитие тормозил он, Найл. Только все же чем конкретно...
В конце концов трудно представить себе идеального правителя. Ладно. Почему его сравнили с Каз-заком? Случайно? Или тот, Неизвестный, житель Диры? Необязательно: говорил-то Вайг, а Каззак — единственный, известный ему правитель. Другое имя Вайг назвать просто не мог. Нет, скорее, речь шла не о конкретном правителе, а о правителе вообще, с обычными, присущими ему недостатками. И Найл, значит, умудрился какой-то из них довести до крайности. Интересно, какой именно? Посмотреть бы на себя со стороны...
Правда, если быть до конца честным, смотреть на себя Найлу сейчас ни капельки не хотелось — ему очень хотелось есть. Со стороны кухни неслись такие запахи... Пока Астер и младшая повариха накрывали на стол, он с трудом сдерживался, чтобы не начать хватать куски прямо у них из-под рук. Жареная крольчатина, пирожки, копченые колбаски, фрукты, мед, свежий хлеб... Найл настолько увлекся созерцанием появляющихся на столе блюд, что не обращал никакого внимание на необычное поведение служанки: каждое ее движение сопровождалось загадкой, она словно бы готовилась к чему-то необычайно важному.
— Мой господин, ваш брат просил передать, что плохо себя чувствует и не сможет поужинать вместе с вами, — закончив все приготовления, наконец торжественно сообщила она.
Усилием воли оторвав голодный взгляд от стола, Найл посмотрел на Астер: туника из паучьего шелка, какая-то немыслимо сложная прическа, томный взгляд.
«Аи да, Вайг... Только вот на меня-то он, похоже, обиделся... Надо было все-таки вчера себя пересилить и во что бы то ни стало с ним поговорить... Ну, счастливо, девочка, надеюсь, тебе сегодня повезет больше, чем мне...»
Оторвав солидный кусок крольчатины, Найл налил себе меда. Мясо было нежное, сочное. Нет, что ни говори, а умели готовить местные поварихи... А пирожки... Он потянулся за следующим, однако внезапная мысль, что Неизвестный вольно или невольно отдаляет его от тех, кого Найл всегда считал особенной близкими и дорогими, отравила все удовольствие. Сначала Вайг, потом Стигмастер. Несмотря на то, что последний был машиной, Найл воспринимал его как человека, как учителя, с которым всегда молено было посоветоваться, на которого можно было опереться. Неизвестный выбивал почву из-под ног, делал все вокруг ненадежным, зыбким; его изобретательность была неистощима.
Найл опять поймал себя на том, что находится в напряжении, в ожидании чего-то плохого. Он не хотел произносить это слово даже мысленно — с другой стороны, и скрывать, тем более от себя, было бессмысленно: Найл боялся. Боялся неизвестности, непредсказуемости, Неизвестный каждый раз заставал врасплох, и потому...
Скорее почувствовав, чем, действительно, услышав звук открывающейся двери, Найл поднял голову и вздрогнул: на пороге была Иста. Хотя узнал он ее лишь в первую минуту, потому что лицо девушки на самом деле выглядело незнакомым, с непривычно застывшим выражением.
—Извините, — она тут же закашлялась, после чего несколько раз судорожно вздохнула.
—Ты бежала? -Да.
«Что-то случилось... опять...» — Найл еще не знал, что именно, но уже не сомневался, чьих рук это дело.
Сейчас она расскажет. Найл и хотел поскорее все узнать и одновременно боялся.
—Что случилось? — наконец решился он и только в этот момент сообразил, что девушка каким-то образом прошла к нему, минуя стражу: ни Нефтис, ни кого другого не было рядом, когда она вошла в покои правителя города пауков.
—Меня никто не должен был видеть, а иначе, все пропало.
Найл пристально посмотрел ей в глаза.
—Ты читаешь мои мысли? — спросил он, но не вслух, а так, как всегда обращался к смертоносцам.
—Да, — только давайте лучше перейдем на обычную речь, а то они меня засекут.
—Они?
—Смертоносцы. Вы разрешите мне сесть?
Найл знаком указал ей на место напротив. Ощущение, что его крепко ударили дубиной по голове мешало соображать, зато не мешало любоваться тем, как девушка, как привычным движением откинула назад волосы.
—Хочешь немного выпить? — запоздало сообразил Найл.
—Спасибо, — она залпом выпила мед. — Так вот. И взрыв, и булыжник, и все остальное тоже... ну, в общем, вы понимаете... сделали я и еще один человек. У нас был план: мы вам хотели показать, что чувствуешь, когда в любую минуту кто-то может залезть в твое сознание, прочитать твои мысли. Мы хотели, чтобы вы прочувствовали это по-настоящему. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь пострадал.
Говорила Иста без всякого выражения, словно бы ее ничего не касалось. И Найл, слушая эту неестественную, монотонную речь, с минуты на минуту ожидал, что девушка сорвется, не выдержит, разрыдается.
«Вот тебе и Неизвестный... вот тебе и девчонка из квартала рабов...»
—Твой приятель. Он тоже из... — Найл не договорил, но Иста поняла и так.
—Нет, его мать была служительницей, а отец, как и вы... из-за моря.
«Если бы Одина не погибла, у меня тоже мог бы родиться сын...» — почему-то вдруг подумал Найл.
—Ну и где он сейчас?
—У смертоносцев.
Найл едва не выронил бокал, который нарочито лениво играл, стараясь скрыть свое стеснение перед Истой.
—Они схватили его час назад.
«И с чего я взял, что они просто собирались закончить игру... Господи, что они наделали...»
—Если вы были недовольны мной, то зачем полезли к смертоносцам! — Найл с грохотом поставил на стол пустой бокал.
—Он не сдержался: вы так долго э... изучали его сознание, что он разозлился, и когда вышел на улицу...
—Арант?! — догадался потрясенный Найл.
—Нит...
—Да он хоть понимает, что натворил...
В течение нескольких минут Найл переваривал услышанное, пытаясь совершенно по-иному взглянуть на события последних дней — хоть умри, но туповатый красавчик-гужевой туда явно не вписывался.
—Ты хочешь сказать, что Нит самостоятельно справился с Юсом?
—Он все делал сам — меня не допускал: боялся я попадусь.
—Ну попался-то как раз он,
—Из-за меня. Это я виновата: не надо было передавать ему то, что рассказывал Юс.
«С ума сойти...»
В памяти Найла сами собой всплывали всякие мелочи, на которые раньше он бы просто не обратил внимание: например, что повозку тряхнуло как раз в тот момент, когда он спросил Исту о недостатках своего правления. Вряд ли, простое совпадение... А когда Найл приказал сегодня утром ехать к школе, тотчас раздался подозрительный смешок...
—Кто он тебе?
—Все...
«И ты пришла ко мне...» — так больно Найлу было, пожалуй, лишь в тот памятный день — в Ди-ре, когда его угораздило подслушать разговор Мерлью и Ингельд:
«Тебе, похоже, нравится этот парнишка?» — «С чего ты взяла? » — «Как вы с ним нынче катались по полу...» — «Не понимаю, о чем ты, — холодно заметила Мерлью, — состязание по борьбе — один из наших обычаев». — «Венценосец рассудил, что он тебе приглянулся». — «Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь...»
—Надо было просто прийти ко мне, — зачем-то сказал Найл. — А не устраивать... — теперь это не имело никакого смысла, но и молчать тоже не было сил: — Герои...
Он говорил, а Иста терпеливо ждала: не просила, не плакала.
—Я ведь плохой правитель — не уважаю людей! Не забочусь об их правах! Что же ты пришла ко мне!
—Найл...
«Вот и дождался: назвала по имени...» — Найл набрал побольше воздуха и медленно-медленно выдохнул. Помогло.
—Ладно, сейчас попробую поговорить с Дравигом.
—Ни в коем случае! Простите, я хотела сказать, что этого делать нельзя.
—Почему?
—Они его ни за что не отпустят... живым.
—А ты уверена, что он еще жив?
—Да. Они попытаются через него найти сообщников.
—Сообщников? Так ведь ты, вроде, говорила, их не существует?
—Не существует, но это его единственный шанс, — Иста говорила очень спокойно — ну и колоссальная же не у нее выдержка: то, что стояло за ее словами было слишком страшно...
Рассказы деда, Хеба Могучего о том, как смертоносцы наказывали непокорных, как медленно поедали жертву — иногда в течение нескольких дней, — добивая, только когда от человека оставался лишь бесформенный огрызок; мгновенно всколыхнулись в памяти Найла. Он протянул руку и осторожно положил Исте на плечо.
—Не бойся.
Она порывисто схватила эту его руку, прижала к губам и замерла — Найл хотел забрать, но передумал и погладил другой рукой девушку по волосам.
—Не бойся: мы его спасем.
Жесткие темные волосы слегка пружинили пол его ладонью, свет газового фонаря золотил отдельные волосинки... Найл крепко зажмурился, потом снова открыл глаза — все, с этим было покончено...
—Как ты узнала, что Нит попал к смертоносцам?
—Он успел предупредить.
Ясно, его взяли первым, потому что, само собой, считали более опасным и не хотели рисковать: Иста могла его предупредить. Найл невольно содрогнулся, вспомнив прыжок Юса, но это было лишь воспоминание, а Нит находился сейчас там, у них, спутанный паутиной...
Вообще-то, человека по закону должен судить Совет Свободных Людей. Может, утром его отдадут? Хотя бывший слуга... да они вывернут его наизнанку за одно то, что он сумел обвести их вокруг пальца! А уж за нападение на Юса, за то, что оказался сильнее смертоносца... Нет, с Нитом расправятся со всею жестокостью и, конечно, тайно, потому что это противозаконно. Вмешаться — Иста права — только ускорить его смерть: ссориться с правителем смертоносцы не захотят, а жертву ни за что не выпустят. Безвыходная ситуация. Но самое страшное: им известно про Исту.
—Тебя нужно где-то спрятать.
«Только где и как...« — промелькнула паническая мысль.
—Меня они тронуть не посмеют.
—Почему?
—Вы за мной ухаживали — все это видели. Если я вдруг исчезну — будет слишком заметно...
Нехорошая догадка во второй раз заставила сердце сжаться.
«Приглянулся? Этот тщедушный? Шутишь...»
—Это что, было придумано в качестве запасного варианта?
Значит, его, как мальчишку водили за нос: не отталкивая, но и не допускали слишком близко — в общем, придерживали «на всякий случай». А все его глупые надежды, сомнения, все его мысли хладнокровно, или нет, с усмешкой отмечались и фиксировались...
—Приезд брата — ваша работа? — зло спросил Найл.
—Да. Он имеет право сказать вам то, за что других могут наказать. А потом, мы подумали: вам нужна поддержка.
—Н-ну, спасибо! А как произошел взрыв?
—Нит подал сигнал — и я включила какой-то прибор.
—Сразу?
—Нет, сначала Нит предупредил вас и Аранта об опасности.
«Вот он сигнал...»
—Предположим, ну а как насчет булыжника? Не помню, чтобы кто-то советовал мне пригнуться, — Найл испытал почти удовольствие, когда Иста на этот раз вместо ответа лишь опустила глаза. Конечно, мучить ее сейчас было ужасно глупо и бессовестно, но обида буквально душила, требуя немедленного выхода. — Ладно. Ты так и не сказала, почему вы все-таки не пришли прямо ко мне?
Когда Иста снова подняла глаза, в них были слезы:
—Мы собирались, но... мы боялись, вы не поверите, что это важно: у вас же никто не смеет копаться в мозгах. Мы подумали, если.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31