Прижился? – строго начал Никола.
– Да ладно тебе. У меня же нога… Не видишь, что ли?
– И это серьезно? – Никола присел на корточки, ощупывая Людину ногу. Он стал все сильнее мять ее и крутить.
– Ой! – вскрикнула Люда.
– Так болит?
– Да! Не трогай, пожалуйста!.. – Она попыталась высвободиться из Николиных рук.
– А так больно?
– Так – нет, но все равно не трогай!
В этой позе их и застал архивист с дымящейся джезвой. Никола не торопясь поднялся, пропуская его в комнату. Архивист смущенно остановился посредине, поискал, куда бы поставить.
– На стол ставьте! – по-хозяйски распорядился вдруг Никола, сбросил пальто у двери и полез в сервант доставать чашки. – Садитесь, садитесь, – с подчеркнутым гостеприимством обратился он к архивисту. – А это что? – вдруг увидел он пакетики и коробочки, которые принес Артем.
– Мало ли что! Чего это ты раскомандовался? – буркнула ему Люда. – Лучше помоги мне встать!
Никола взял ее под мышки и перетащил к столу.
– Я тут кое-что привез, – раскрыл он свой дипломат. Пакетики были явно тощее, чем у Артема, да и количество явно уступало. – Куда положить?
– То, что к кофе годится, – на стол, остальное – на кухню, – распорядилась Люда.
Никола неохотно отложил два своих пакетика, остальное, включая то, что привез Артем, собрал в охапку и двинулся к двери.
– Познакомьтесь! – вдруг спохватилась Люда. – Николай Алексеевич – Алексей Михайлович! – представила она их друг другу.
Никола, сдерживая злобу, повернулся в дверях.
– Очень приятно! – сказал он, выглядывая из-за груды свертков.
Архивист подскочил к нему с протянутой рукой, взял несколько пакетиков, чтобы освободить ему одну руку, и они совершили ритуальное мужское рукопожатие. Потом пакеты вернули на место, и Никола унес их на кухню.
– Так, это фасад… – разбирала Люда принесенные архивистом бумаги.
– Да, что самое приятное, сохранились практически все чертежи и проработки. И описание…
– Ну давайте пить кофе. – Никола вошел и тут же стал расставлять чашки, сахар, печенье.
Они расселись вокруг стола. Люда закурила.
– Вы же курите… – обратилась она к архивисту.
– Да, если позволите, я закурю. – Он достал из кармана слегка помятую пачку «Аполлона». Никола ревниво следил за каждым его движением.
– Представляете, тут у меня один заказчик… – начала Люда светскую беседу, чтобы занять своих гостей. – Ему универсам надо перестроить. Фасад. Я его спрашиваю: какой бы он хотел? И представляете, что он мне отвечает? Я хочу в стиле Гауди.
– Универсам в стиле Гауди? – Архивист даже поперхнулся и закашлялся.
Люда потянулась помочь ему. Но Никола опередил ее. Встал и стал бить бедного архивиста по спине.
– Спасибо! Спасибо! – взмолился тот. – Уже все!
– Да, вот все говорят: Корбюзье, Корбюзье. А чем обернулся у нас этот хваленый Корбюзье… – откашлявшись, начал разглагольствовать архивный работник.
– Ясно чем! – поддержала его Люда. – Хрущевками.
– Этот идиотский модуль его… – наконец перехватил инициативу Никола. – Вы знаете, что это такое? – обернулся он к архивисту подчеркнуто предупредительно.
– Человечек с вытянутыми руками, – простодушно закивал архивист. – Человечек сидя, человечек лежа – вот и все жизненное пространство.
– Вот Гауди – это настоящий гений!
– Литературная архитектура… – снова успел вставить Архивист.
– Гауди сделал Гюэлл, – важно перебил его Никола.
– Да, парк Гюэлл… – не унимался архивист.
– Парк Гюэлл – это где-то в Испании? – вдруг вспомнила Люда.
– В Барселоне, – тут же пояснил Никола.
– Гюэлл, между прочим, это не название – это имя… – начал архивист, привыкший вещать среди непосвященных и неизменно восхищающихся слушателей.
– Гюэлл – это испанский богач, – презрительно бросил Никола. – Промышленник-хлопкопроизводитель. Гауди и стал Гауди благодаря ему.
Архивист хотел что-то вставить, но Никола не дал ему и рта раскрыть.
– Гюэлл спонсировал все его идеи. Архитектор – человек зависимый. – Никола овладел инициативой полностью. – Его творчество требует больших вложений. Это, знаете ли, как кино, – он уже читал нотацию архивисту, – чем больше денег, тем больше кино. Чтобы какая-нибудь труба стала произведением искусства, надо в эту трубу вложиться. Что мы можем построить, если заказчик трясется над каждой копейкой. Помните Антониони «Профессия – репортер»? – Но он не дал никому ответить, чтобы не перехватили инициативу. – Там второй или третий план как раз и снят в знаменитом доме Гауди в Барселоне.
– А заказчик-то мой откуда про Гауди знает? – Люде наконец удалось прервать его монолог. – Он не то чтоб сильный интеллектуал…
– Да, в Испанию съездил, там его на экскурсию в Барселону отвезли, вот он и выучил, – презрительно произнес Никола.
– А ты тоже в Барселоне был?
– Был лет пять назад, – небрежно бросил Никола, и почему-то ему вдруг стало неловко, как будто его уличили в чем-то неприличном. – Слушайте, кофе весь. Может, еще сварить?
– Свари, свари! – поддержала его Люда.
– Повезло! – Архивист мечтательно проводил глазами Николу. – Мне вот не довелось нигде побывать, в смысле за границей.
– Мне тоже, – поддакнула ему Люда.
И они солидарно замолчали. В этот момент и вошел Никола. Их совместное молчание показалось ему явно подозрительным, и он решил скорее избавиться от архивиста.
– Людмила с вами на стольник договорилась? – Он взял свой дипломат.
– Кофе! – закричала Люда. – Кофе убежит! Архивист вскочил.
– Я посмотрю? – взглянул он на Люду и двинулся было к двери.
Николе это тоже не понравилось. Он остановил архивиста.
– Не беспокойтесь! Я сам! – И он оставил дипломат и поспешил на кухню.
Вернулся он буквально через мгновение, держа в руках джезву.
– Чуть не убежал! Вовремя я успел.
Он разлил кофе по чашкам и только тогда выдал деньги. Архивист, обжигаясь, стал прихлебывать из чашки. Он явно решил взять реванш.
– Вы, конечно, слышали, что Гауди хотят в Испании причислить к лику святых?
– Как! Архитектора? За что? – воскликнула Люда.
– Главное, конечно, собор Саграда Фамилия… – он лишь на мгновение остановился, сделав акцент на своей эрудиции, но не дал Николе воспользоваться паузой, – как по-испански звучит название собора Святого Семейства…
Но Николе все-таки удалось перехватить инициативу, когда архивист набирал воздух перед следующей фразой:
– Да блеф все это…
– Ничего не блеф! – возмутился архивист. – Человек, полностью посвятивший себя профессии, а последние годы он и жил при этом соборе. Праведный образ жизни…
– Какой праведный! – перебил его Никола. – Он был любовником Гюэлля. Жена Гюэлля его терпеть не могла!
– Как вы можете так говорить! – взорвался архивист.
– А так и могу! Кто это станет оплачивать всякие дымоходы с рожицами! Из любви к искусству?
– Да как вы смеете так говорить? – Архивист вскочил.
– Да бросьте вы! Романтизм все это. Архивная крыса в подвале всю жизнь провела и жизни не знает.
– Прекрати, Никола! – просто закричала на него Люда вне себя от бешенства. – Извините его, пожалуйста. Он у нас, кроме денег, ничего не понимает… – повернулась она к архивисту.
– С вашего позволения, я откланяюсь. – Архивист уже успокоился. – Благодарю вас! – церемонно кивнул он Николе, убирая доллары во внутренний карман пиджака. – Если возникнет какая надобность, звоните, что можем, сделаем. Всего доброго, – улыбнулся он Люде.
Никола подчеркнуто вежливо проводил его до двери.
– Ну теперь рассказывай, что с тобой стряслось. – Никола подсел к Люде.
– Я знала, Никола, что ты прагматик, но открытое хамство ты все-таки держал бы при себе, – огрызнулась Люда.
– Да ладно тебе. Заступилась за старичка. Сердобольная ты моя. Так что же все-таки с ногой?
– Да поскользнулась на улице. Ты что, не видишь, какая погода? Ладно, давай лучше скажи, что с домом.
– Надо еще экспертизу фундамента сделать. А ты лежачая. Опять все мне самому! – развел он руками.
– Что ж тут сделаешь… Отнять хочешь гостиницу? Не отнимай у меня гостиницу… А?
– А ты попроси хорошенько!
– Ты все-таки свинья!
– Ай! Да ладно тебе, – отмахнулся Никола. – Обещал – значит, твоя. Мне, конечно, до Гюэлля далеко, но некоторые твои капризы я все-таки могу оплатить…
Он выжидательно посмотрел на Люду, но она сделала вид, что пропустила его намек мимо ушей. И он сдался:
– Ладно! Не хнычь! Лучше давай расскажи, как ты собираешься делать гостиницу? Картинки у тебя есть? Что ты там наваяла? Прикинула варианты? Ты помнишь, главное – сохранить фасад, это архитектурный памятник.
– Там от памятника ничего не осталось. Сам же видел.
Люда, прихрамывая, потащилась к компьютеру.
– Значит, надо воссоздать! – менторским тоном говорил Никола, усаживаясь рядом с ней у компьютера.
– Это мне и в ГУГИ говорили.
– Успела еще на двух ногах?
– Послушай, ведь это гостиница, – пропустила Люда его замечание мимо ушей. – На сколько же мест получится, если там кругом парадные залы, а общая площадь – всего ничего? Это уж скорей место для приемов.
– Заказана гостиница.
– Хорошо! Я подумаю.
– Конечно, хочется, чтобы была повместительней.
– Сроки-то есть?
– Чем раньше – тем лучше, сделай варианты.
– Сколько?
– Сколько получится. А я попробую подготовить «Записку технического обследования фундамента», – и через паузу многозначительно добавил: – Чего не сделаешь для любимой женщины…
Никола положил руку на спинку ее стула. Люда внимательно посмотрела на него – во время работы он никогда не говорил о личных отношениях – и резко отодвинула свой стул к стене. Никола потерял равновесие и чуть не свалился со своего стула.
– В общем, как только будет готово, звони. – Он сделал вид, что ничего не произошло. – Слушай, я пошел, а то у меня и так сегодня все наперекосяк из-за тебя.
– Пока. – Люда попыталась встать.
– Да сиди ты… Я захлопну дверь. Ну поправляйся! И он ушел, аккуратно прикрыв дверь.
Люда сидела над картинками. Конечно, есть два варианта. Во-первых, в точности восстановить особнячок в обрамлении зеркальных стен самой гостиницы. Эдакая жемчужинка в современных декорациях. И мест – тьма, и старая архитектура в сохранности. А во-вторых, можно целый комплекс выстроить в стиле Сюзора. Старое здание будет, к примеру, административным комплексом, с рестораном, а вокруг этажей в пять-шесть сама гостиница. И вообще, не только снаружи сохранить Сюзора, но и внутри все декорировать под XIX век…
Она села к компьютеру. А в голове все крутился Гауди, Антонио Гауди, праведный Антоний… А она уж конечно не праведная. Да и вообще, какой она архитектор. Так, чужие картинки копирует. Наверное, так сказал бы Эрик. А вот Стив так не говорит. Но обо мне, как об архитекторе, он вообще ничего не говорит. Конечно, что он может сказать… А вообще-то ему все равно, какой она архитектор! Он ее не за это любит! А она его за что… любит? И снова всплыл этот вопрос: «А сама-то она его любит?»
Глава 13
БАНЯ
Они не виделись с Галей уже две недели. Ну Люда-то не звонила – понятно почему: событие на событии сидит и событием погоняет, кроме того, нога. А вот почему Галя ни разу за это время не позвонила – это вопрос. И Люда собиралась ей его задать. Но вышло все по-другому. Впрочем, как всегда.
Они пришли в баню одновременно. Галя выглядела как-то странно, то ли отдохнула, то ли влюбилась. Люде все было несподручно начать разговор, а Галя была молчалива и ничего не спрашивала.
– Вот! Это тебе! – Галя достала кулон на цепочке и надела Люде на шею. – Папа Римский. Настоящий, из Рима.
– Откуда это у тебя? – Люда разглядывала золотой рельефик Папиной головы.
– Говорю же, из Рима…
– Ты за это время в Рим съездила?
– Съездила, – как-то вяло пробормотала Галя, натягивая шапку с ушками. – Пошли, а то холодно.
– Да-да, – заторопилась Люда.
И вот они уже примостились на верхнем полке забитой до отказа сауны.
– Как это ты поехала? Даже и разговора никакого не было, – все допытывалась Люда.
– Да дура потому что. Ты как начала про Америку, я вдруг тоже решила: что же это я-то никуда не еду… И тут деньги как раз получила. Ну, думаю, махну-ка куда-нибудь… Например, в Италию. А потом думаю, махну-ка вместе с Сидоровым. Ну и махнула… – Она начинала говорить шепотом, но к концу говорила во весь голос.
– И как Италия?
– Италия ничего. Убедилась в своих предположениях насчет молодости нашей. Ну не в своих… Это мы с Гумилевым так думали. Короче, там действительно на каждом шагу то тебе Средневековье, то тебе античность. Везде напоминания, какие они, итальянцы, древние, старые, то есть большие. Ни подмолодиться тут, ни поребячиться. Возраст обязывает.
– Ну ты даешь!
– Нет, правда! Вот представь, что ты родилась в новостройках, которые в чистом поле построены. И ничего-то ты другого не знаешь. Ни корней, ни истории. Живешь своим жалким умишком. А там на тебя со всех Сторон авторитеты, шедевры. Это, знаешь ли, давит.
– Не понимаю, – насторожилась Люда. Что-то за всеми этими разглагольствованиями стояло другое.
– Ну уж тебе-то, как архитектору, это должно быть понятно, мне кажется. – Она почти кричала, все больше раздражаясь.
– Сидоров? – догадалась наконец Люда.
– Сидоров собирается уйти в монастырь. – Это она сообщила шепотом в самое ухо Людмиле.
– Пошли! А то я сейчас задохнусь в этой духоте, – распорядилась Люда.
В их любимом предбаннике, куда они решили выбраться из душной парилки, уже сидели, и им пришлось тащиться в раздевалку. Они завернулись в полотенца и простыни, уселись рядышком на одном месте и шепотом продолжали говорить.
– Сидорову сначала все очень нравилось. Потом он стал задумываться, а после Рима замолчал совсем.
– Это он там решил?
– Не знаю. Сообщил он мне это уже здесь.
– Галь, да не расстраивайся. Он же такой! Это очередное увлечение!
– Почему же увлечение?
– Ну блажь! Блажь!
– Почему же блажь? – вдруг обиделась Галя. – Он же не дурак какой-нибудь! Он себя ищет.
– И вот нашел?.. Ты что, серьезно, что ли?
– А почему бы и нет?
– Сколько их уже было, этих поисков! – Люда никак не могла попасть в ее тон.
– Теперь он говорит, что нашел! – вызывающе шепнула Галя.
Вдруг Люда поняла, что Гале нравится решение Сидорова.
– Ты его любишь, и поэтому, что бы он ни вытворял, все принимаешь…
– Ну и что? Да, я его люблю! И его есть за что любить! В моей жизни самое главное – любовь!
И это говорила рассудительная, практичная Галя! А может, так и надо? За любимым на край света…
– Галка, ты вместе с ним рехнулась! – покачала головой Люда.
– Почему это рехнулась? – Галя снова обиделась, но потом добавила уже миролюбиво: – Поедем к нам, поговори с ним, сама увидишь.
– Конечно, пойдем!
Они кое-как домылись и поехали к Гале. Люда решила во что бы то ни стало разобраться во всем и помочь подружке. Не все же она будет в девочках ходить. Галя столько для нее делает, а она только берет! Хватит! Теперь она должна действовать!
Люда не часто бывала в их трехкомнатной квартире кооперативного когда-то дома. Мама у Сидорова была золотой свекровью. Их восьмилетняя дочка Аглая полностью была на ней, они и жили в одной комнате. У Гали с Сидоровым было по комнате. Сидоров творил в своей самой маленькой. Галя жила в самой большой, так как половину ее занимал рояль. Он был задвинут в угол, потому что Галя давно бросила музыку – с тех пор, как начала зарабатывать деньги. Правда, ее способ зарабатывания денег был уникальным. Она говорила, что в городе только один человек мог делать то же самое. Этот человек и она соединяли нотный текст с речевым на компьютере. Спрос на такую работу с каждым годом рос, и поэтому они не составляли конкуренцию друг другу.
Когда Люда вошла в квартиру, там царила гробовая тишина.
– Мама с Аглаей уехали в Павловск, – объявила Галя. – Сходи к Сидорову, а я пока кофе сварю.
Сидоров смирно сидел у окна и читал толстенную книгу.
– О, Людочка! – улыбнулся он ей. – Очень рад тебя видеть. Как живешь?
– Да я-то ничего живу. А у вас тут события… – Люда решила не темнить, а сразу приступить к делу.
– Тебе Галина сказала?
– Да.
– Ну иди сюда! Садись! Поговорим!
Люда села на стул рядом с его креслом.
– Да, видишь ли, решил.
– Так тебя берут?
– Как «берут»?
– Ну принимают?
– Я еще не просился. – Он снова улыбнулся. Благостно так, но не противно, не деланно, не сладко.
– Ну а если тебя возьмут, как же твои? Ты их согласен бросить на произвол?
– Что ты говоришь, на какой произвол? Все под Богом ходим.
– Это так, конечно… – Люда поморщилась: начинается…
– Да нет, Людочка, ты меня неправильно поняла.
– Почему неправильно? – Люда решила говорить с ним жестко: пусть не представляет перед ней блаженного.
– Люда, каждый монашествующий может отмолить всех своих родных на три поколения назад и на три поколения вперед.
– Я такого не слышала…
– Так вот, это я тебе говорю! Теперь будешь знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Да ладно тебе. У меня же нога… Не видишь, что ли?
– И это серьезно? – Никола присел на корточки, ощупывая Людину ногу. Он стал все сильнее мять ее и крутить.
– Ой! – вскрикнула Люда.
– Так болит?
– Да! Не трогай, пожалуйста!.. – Она попыталась высвободиться из Николиных рук.
– А так больно?
– Так – нет, но все равно не трогай!
В этой позе их и застал архивист с дымящейся джезвой. Никола не торопясь поднялся, пропуская его в комнату. Архивист смущенно остановился посредине, поискал, куда бы поставить.
– На стол ставьте! – по-хозяйски распорядился вдруг Никола, сбросил пальто у двери и полез в сервант доставать чашки. – Садитесь, садитесь, – с подчеркнутым гостеприимством обратился он к архивисту. – А это что? – вдруг увидел он пакетики и коробочки, которые принес Артем.
– Мало ли что! Чего это ты раскомандовался? – буркнула ему Люда. – Лучше помоги мне встать!
Никола взял ее под мышки и перетащил к столу.
– Я тут кое-что привез, – раскрыл он свой дипломат. Пакетики были явно тощее, чем у Артема, да и количество явно уступало. – Куда положить?
– То, что к кофе годится, – на стол, остальное – на кухню, – распорядилась Люда.
Никола неохотно отложил два своих пакетика, остальное, включая то, что привез Артем, собрал в охапку и двинулся к двери.
– Познакомьтесь! – вдруг спохватилась Люда. – Николай Алексеевич – Алексей Михайлович! – представила она их друг другу.
Никола, сдерживая злобу, повернулся в дверях.
– Очень приятно! – сказал он, выглядывая из-за груды свертков.
Архивист подскочил к нему с протянутой рукой, взял несколько пакетиков, чтобы освободить ему одну руку, и они совершили ритуальное мужское рукопожатие. Потом пакеты вернули на место, и Никола унес их на кухню.
– Так, это фасад… – разбирала Люда принесенные архивистом бумаги.
– Да, что самое приятное, сохранились практически все чертежи и проработки. И описание…
– Ну давайте пить кофе. – Никола вошел и тут же стал расставлять чашки, сахар, печенье.
Они расселись вокруг стола. Люда закурила.
– Вы же курите… – обратилась она к архивисту.
– Да, если позволите, я закурю. – Он достал из кармана слегка помятую пачку «Аполлона». Никола ревниво следил за каждым его движением.
– Представляете, тут у меня один заказчик… – начала Люда светскую беседу, чтобы занять своих гостей. – Ему универсам надо перестроить. Фасад. Я его спрашиваю: какой бы он хотел? И представляете, что он мне отвечает? Я хочу в стиле Гауди.
– Универсам в стиле Гауди? – Архивист даже поперхнулся и закашлялся.
Люда потянулась помочь ему. Но Никола опередил ее. Встал и стал бить бедного архивиста по спине.
– Спасибо! Спасибо! – взмолился тот. – Уже все!
– Да, вот все говорят: Корбюзье, Корбюзье. А чем обернулся у нас этот хваленый Корбюзье… – откашлявшись, начал разглагольствовать архивный работник.
– Ясно чем! – поддержала его Люда. – Хрущевками.
– Этот идиотский модуль его… – наконец перехватил инициативу Никола. – Вы знаете, что это такое? – обернулся он к архивисту подчеркнуто предупредительно.
– Человечек с вытянутыми руками, – простодушно закивал архивист. – Человечек сидя, человечек лежа – вот и все жизненное пространство.
– Вот Гауди – это настоящий гений!
– Литературная архитектура… – снова успел вставить Архивист.
– Гауди сделал Гюэлл, – важно перебил его Никола.
– Да, парк Гюэлл… – не унимался архивист.
– Парк Гюэлл – это где-то в Испании? – вдруг вспомнила Люда.
– В Барселоне, – тут же пояснил Никола.
– Гюэлл, между прочим, это не название – это имя… – начал архивист, привыкший вещать среди непосвященных и неизменно восхищающихся слушателей.
– Гюэлл – это испанский богач, – презрительно бросил Никола. – Промышленник-хлопкопроизводитель. Гауди и стал Гауди благодаря ему.
Архивист хотел что-то вставить, но Никола не дал ему и рта раскрыть.
– Гюэлл спонсировал все его идеи. Архитектор – человек зависимый. – Никола овладел инициативой полностью. – Его творчество требует больших вложений. Это, знаете ли, как кино, – он уже читал нотацию архивисту, – чем больше денег, тем больше кино. Чтобы какая-нибудь труба стала произведением искусства, надо в эту трубу вложиться. Что мы можем построить, если заказчик трясется над каждой копейкой. Помните Антониони «Профессия – репортер»? – Но он не дал никому ответить, чтобы не перехватили инициативу. – Там второй или третий план как раз и снят в знаменитом доме Гауди в Барселоне.
– А заказчик-то мой откуда про Гауди знает? – Люде наконец удалось прервать его монолог. – Он не то чтоб сильный интеллектуал…
– Да, в Испанию съездил, там его на экскурсию в Барселону отвезли, вот он и выучил, – презрительно произнес Никола.
– А ты тоже в Барселоне был?
– Был лет пять назад, – небрежно бросил Никола, и почему-то ему вдруг стало неловко, как будто его уличили в чем-то неприличном. – Слушайте, кофе весь. Может, еще сварить?
– Свари, свари! – поддержала его Люда.
– Повезло! – Архивист мечтательно проводил глазами Николу. – Мне вот не довелось нигде побывать, в смысле за границей.
– Мне тоже, – поддакнула ему Люда.
И они солидарно замолчали. В этот момент и вошел Никола. Их совместное молчание показалось ему явно подозрительным, и он решил скорее избавиться от архивиста.
– Людмила с вами на стольник договорилась? – Он взял свой дипломат.
– Кофе! – закричала Люда. – Кофе убежит! Архивист вскочил.
– Я посмотрю? – взглянул он на Люду и двинулся было к двери.
Николе это тоже не понравилось. Он остановил архивиста.
– Не беспокойтесь! Я сам! – И он оставил дипломат и поспешил на кухню.
Вернулся он буквально через мгновение, держа в руках джезву.
– Чуть не убежал! Вовремя я успел.
Он разлил кофе по чашкам и только тогда выдал деньги. Архивист, обжигаясь, стал прихлебывать из чашки. Он явно решил взять реванш.
– Вы, конечно, слышали, что Гауди хотят в Испании причислить к лику святых?
– Как! Архитектора? За что? – воскликнула Люда.
– Главное, конечно, собор Саграда Фамилия… – он лишь на мгновение остановился, сделав акцент на своей эрудиции, но не дал Николе воспользоваться паузой, – как по-испански звучит название собора Святого Семейства…
Но Николе все-таки удалось перехватить инициативу, когда архивист набирал воздух перед следующей фразой:
– Да блеф все это…
– Ничего не блеф! – возмутился архивист. – Человек, полностью посвятивший себя профессии, а последние годы он и жил при этом соборе. Праведный образ жизни…
– Какой праведный! – перебил его Никола. – Он был любовником Гюэлля. Жена Гюэлля его терпеть не могла!
– Как вы можете так говорить! – взорвался архивист.
– А так и могу! Кто это станет оплачивать всякие дымоходы с рожицами! Из любви к искусству?
– Да как вы смеете так говорить? – Архивист вскочил.
– Да бросьте вы! Романтизм все это. Архивная крыса в подвале всю жизнь провела и жизни не знает.
– Прекрати, Никола! – просто закричала на него Люда вне себя от бешенства. – Извините его, пожалуйста. Он у нас, кроме денег, ничего не понимает… – повернулась она к архивисту.
– С вашего позволения, я откланяюсь. – Архивист уже успокоился. – Благодарю вас! – церемонно кивнул он Николе, убирая доллары во внутренний карман пиджака. – Если возникнет какая надобность, звоните, что можем, сделаем. Всего доброго, – улыбнулся он Люде.
Никола подчеркнуто вежливо проводил его до двери.
– Ну теперь рассказывай, что с тобой стряслось. – Никола подсел к Люде.
– Я знала, Никола, что ты прагматик, но открытое хамство ты все-таки держал бы при себе, – огрызнулась Люда.
– Да ладно тебе. Заступилась за старичка. Сердобольная ты моя. Так что же все-таки с ногой?
– Да поскользнулась на улице. Ты что, не видишь, какая погода? Ладно, давай лучше скажи, что с домом.
– Надо еще экспертизу фундамента сделать. А ты лежачая. Опять все мне самому! – развел он руками.
– Что ж тут сделаешь… Отнять хочешь гостиницу? Не отнимай у меня гостиницу… А?
– А ты попроси хорошенько!
– Ты все-таки свинья!
– Ай! Да ладно тебе, – отмахнулся Никола. – Обещал – значит, твоя. Мне, конечно, до Гюэлля далеко, но некоторые твои капризы я все-таки могу оплатить…
Он выжидательно посмотрел на Люду, но она сделала вид, что пропустила его намек мимо ушей. И он сдался:
– Ладно! Не хнычь! Лучше давай расскажи, как ты собираешься делать гостиницу? Картинки у тебя есть? Что ты там наваяла? Прикинула варианты? Ты помнишь, главное – сохранить фасад, это архитектурный памятник.
– Там от памятника ничего не осталось. Сам же видел.
Люда, прихрамывая, потащилась к компьютеру.
– Значит, надо воссоздать! – менторским тоном говорил Никола, усаживаясь рядом с ней у компьютера.
– Это мне и в ГУГИ говорили.
– Успела еще на двух ногах?
– Послушай, ведь это гостиница, – пропустила Люда его замечание мимо ушей. – На сколько же мест получится, если там кругом парадные залы, а общая площадь – всего ничего? Это уж скорей место для приемов.
– Заказана гостиница.
– Хорошо! Я подумаю.
– Конечно, хочется, чтобы была повместительней.
– Сроки-то есть?
– Чем раньше – тем лучше, сделай варианты.
– Сколько?
– Сколько получится. А я попробую подготовить «Записку технического обследования фундамента», – и через паузу многозначительно добавил: – Чего не сделаешь для любимой женщины…
Никола положил руку на спинку ее стула. Люда внимательно посмотрела на него – во время работы он никогда не говорил о личных отношениях – и резко отодвинула свой стул к стене. Никола потерял равновесие и чуть не свалился со своего стула.
– В общем, как только будет готово, звони. – Он сделал вид, что ничего не произошло. – Слушай, я пошел, а то у меня и так сегодня все наперекосяк из-за тебя.
– Пока. – Люда попыталась встать.
– Да сиди ты… Я захлопну дверь. Ну поправляйся! И он ушел, аккуратно прикрыв дверь.
Люда сидела над картинками. Конечно, есть два варианта. Во-первых, в точности восстановить особнячок в обрамлении зеркальных стен самой гостиницы. Эдакая жемчужинка в современных декорациях. И мест – тьма, и старая архитектура в сохранности. А во-вторых, можно целый комплекс выстроить в стиле Сюзора. Старое здание будет, к примеру, административным комплексом, с рестораном, а вокруг этажей в пять-шесть сама гостиница. И вообще, не только снаружи сохранить Сюзора, но и внутри все декорировать под XIX век…
Она села к компьютеру. А в голове все крутился Гауди, Антонио Гауди, праведный Антоний… А она уж конечно не праведная. Да и вообще, какой она архитектор. Так, чужие картинки копирует. Наверное, так сказал бы Эрик. А вот Стив так не говорит. Но обо мне, как об архитекторе, он вообще ничего не говорит. Конечно, что он может сказать… А вообще-то ему все равно, какой она архитектор! Он ее не за это любит! А она его за что… любит? И снова всплыл этот вопрос: «А сама-то она его любит?»
Глава 13
БАНЯ
Они не виделись с Галей уже две недели. Ну Люда-то не звонила – понятно почему: событие на событии сидит и событием погоняет, кроме того, нога. А вот почему Галя ни разу за это время не позвонила – это вопрос. И Люда собиралась ей его задать. Но вышло все по-другому. Впрочем, как всегда.
Они пришли в баню одновременно. Галя выглядела как-то странно, то ли отдохнула, то ли влюбилась. Люде все было несподручно начать разговор, а Галя была молчалива и ничего не спрашивала.
– Вот! Это тебе! – Галя достала кулон на цепочке и надела Люде на шею. – Папа Римский. Настоящий, из Рима.
– Откуда это у тебя? – Люда разглядывала золотой рельефик Папиной головы.
– Говорю же, из Рима…
– Ты за это время в Рим съездила?
– Съездила, – как-то вяло пробормотала Галя, натягивая шапку с ушками. – Пошли, а то холодно.
– Да-да, – заторопилась Люда.
И вот они уже примостились на верхнем полке забитой до отказа сауны.
– Как это ты поехала? Даже и разговора никакого не было, – все допытывалась Люда.
– Да дура потому что. Ты как начала про Америку, я вдруг тоже решила: что же это я-то никуда не еду… И тут деньги как раз получила. Ну, думаю, махну-ка куда-нибудь… Например, в Италию. А потом думаю, махну-ка вместе с Сидоровым. Ну и махнула… – Она начинала говорить шепотом, но к концу говорила во весь голос.
– И как Италия?
– Италия ничего. Убедилась в своих предположениях насчет молодости нашей. Ну не в своих… Это мы с Гумилевым так думали. Короче, там действительно на каждом шагу то тебе Средневековье, то тебе античность. Везде напоминания, какие они, итальянцы, древние, старые, то есть большие. Ни подмолодиться тут, ни поребячиться. Возраст обязывает.
– Ну ты даешь!
– Нет, правда! Вот представь, что ты родилась в новостройках, которые в чистом поле построены. И ничего-то ты другого не знаешь. Ни корней, ни истории. Живешь своим жалким умишком. А там на тебя со всех Сторон авторитеты, шедевры. Это, знаешь ли, давит.
– Не понимаю, – насторожилась Люда. Что-то за всеми этими разглагольствованиями стояло другое.
– Ну уж тебе-то, как архитектору, это должно быть понятно, мне кажется. – Она почти кричала, все больше раздражаясь.
– Сидоров? – догадалась наконец Люда.
– Сидоров собирается уйти в монастырь. – Это она сообщила шепотом в самое ухо Людмиле.
– Пошли! А то я сейчас задохнусь в этой духоте, – распорядилась Люда.
В их любимом предбаннике, куда они решили выбраться из душной парилки, уже сидели, и им пришлось тащиться в раздевалку. Они завернулись в полотенца и простыни, уселись рядышком на одном месте и шепотом продолжали говорить.
– Сидорову сначала все очень нравилось. Потом он стал задумываться, а после Рима замолчал совсем.
– Это он там решил?
– Не знаю. Сообщил он мне это уже здесь.
– Галь, да не расстраивайся. Он же такой! Это очередное увлечение!
– Почему же увлечение?
– Ну блажь! Блажь!
– Почему же блажь? – вдруг обиделась Галя. – Он же не дурак какой-нибудь! Он себя ищет.
– И вот нашел?.. Ты что, серьезно, что ли?
– А почему бы и нет?
– Сколько их уже было, этих поисков! – Люда никак не могла попасть в ее тон.
– Теперь он говорит, что нашел! – вызывающе шепнула Галя.
Вдруг Люда поняла, что Гале нравится решение Сидорова.
– Ты его любишь, и поэтому, что бы он ни вытворял, все принимаешь…
– Ну и что? Да, я его люблю! И его есть за что любить! В моей жизни самое главное – любовь!
И это говорила рассудительная, практичная Галя! А может, так и надо? За любимым на край света…
– Галка, ты вместе с ним рехнулась! – покачала головой Люда.
– Почему это рехнулась? – Галя снова обиделась, но потом добавила уже миролюбиво: – Поедем к нам, поговори с ним, сама увидишь.
– Конечно, пойдем!
Они кое-как домылись и поехали к Гале. Люда решила во что бы то ни стало разобраться во всем и помочь подружке. Не все же она будет в девочках ходить. Галя столько для нее делает, а она только берет! Хватит! Теперь она должна действовать!
Люда не часто бывала в их трехкомнатной квартире кооперативного когда-то дома. Мама у Сидорова была золотой свекровью. Их восьмилетняя дочка Аглая полностью была на ней, они и жили в одной комнате. У Гали с Сидоровым было по комнате. Сидоров творил в своей самой маленькой. Галя жила в самой большой, так как половину ее занимал рояль. Он был задвинут в угол, потому что Галя давно бросила музыку – с тех пор, как начала зарабатывать деньги. Правда, ее способ зарабатывания денег был уникальным. Она говорила, что в городе только один человек мог делать то же самое. Этот человек и она соединяли нотный текст с речевым на компьютере. Спрос на такую работу с каждым годом рос, и поэтому они не составляли конкуренцию друг другу.
Когда Люда вошла в квартиру, там царила гробовая тишина.
– Мама с Аглаей уехали в Павловск, – объявила Галя. – Сходи к Сидорову, а я пока кофе сварю.
Сидоров смирно сидел у окна и читал толстенную книгу.
– О, Людочка! – улыбнулся он ей. – Очень рад тебя видеть. Как живешь?
– Да я-то ничего живу. А у вас тут события… – Люда решила не темнить, а сразу приступить к делу.
– Тебе Галина сказала?
– Да.
– Ну иди сюда! Садись! Поговорим!
Люда села на стул рядом с его креслом.
– Да, видишь ли, решил.
– Так тебя берут?
– Как «берут»?
– Ну принимают?
– Я еще не просился. – Он снова улыбнулся. Благостно так, но не противно, не деланно, не сладко.
– Ну а если тебя возьмут, как же твои? Ты их согласен бросить на произвол?
– Что ты говоришь, на какой произвол? Все под Богом ходим.
– Это так, конечно… – Люда поморщилась: начинается…
– Да нет, Людочка, ты меня неправильно поняла.
– Почему неправильно? – Люда решила говорить с ним жестко: пусть не представляет перед ней блаженного.
– Люда, каждый монашествующий может отмолить всех своих родных на три поколения назад и на три поколения вперед.
– Я такого не слышала…
– Так вот, это я тебе говорю! Теперь будешь знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28