Сидящий рядом с ним полицейский тянется к микрофону.
– Пресс-конференция, – многозначительно произносит Бесси. – Сама понимаешь, что это означает.
– Полицейские проводят конференцию для прессы?
– Нет, глупышка. Они считают, что убийство совершил Воглер. – Раздраженная непониманием, отражающимся на лице Клэр, Бесси вздыхает. – Господи, иногда ты ужасно наивна. Когда полицейские считают, что убийство совершил муж, а его адвокат не позволяет им задавать жесткие вопросы, они заставляют подозреваемого выступать на пресс-конференции, чтобы эти вопросы могли задать журналисты. В следующий раз ты увидишь его на экране с затемненным лицом.
Клэр качает головой:
– Воглер не убийца. Он же был счастлив в браке, помнишь?
– Брось ты эту чушь, – беспечно отвечает Бесси, вытирая волосы. – Счастливых браков не бывает.
На другой день Клэр отправляется повидать Генри.
Он уже разочаровался в девятисотграммовых бутылках бурбонского. Сейчас пальцы его с коричневыми крапинками обвиты вокруг галлоновой бутылки виски «Дикая индейка».
Увидев посетительницу, Генри убирает бутылку в письменный стол.
– Клэр, – говорит он. – Чем могу быть полезен?
Его голос звучит трезво, но ей понятно, что тут сказывается техника речи старого актера. Он сохранит дикцию, даже если не будет стоять на ногах.
– Генри, ко мне наведывалась полиция.
Он снова открывает стол.
– Выпить хочешь?
– Да, – признается Клэр.
Ища стаканы, Генри сообщает:
– Клэр, работы пока не будет. Полицейские побывали и у меня. Впечатления на них я не произвел. Очевидно, для записи разговоров людей на магнитофон без их разрешения требуется патент, лицензия или что-то в этом роде. Придется заниматься только пропавшими животными. – Он наполняет стакан и тут же отхлебывает половину содержимого. – Боюсь, для этой работы актерского мастерства не требуется.
– Генри, ты увольняешь меня?
– Нет, разумеется. – Он делает отрицательный жест рукой, в которой держит стакан. – Это антракт. Опущенный занавес. Мороженое в киосках. Мы еще выйдем на сцену, Клэр.
Она понимает, что Генри и сам не верит в это.
Часть вторая
Жена в земле… Ура! Свобода!
Шарль Бодлер. «Хмель убийцы»
Глава девятая
Дни идут.
Некоторое время убийство в «Лексингтоне» представляет собой cause celebre. По мере того, как становятся известны подробности, их обсасывают репортеры, о них разглагольствуют обозреватели, строят догадки в барах и конторах по всему Нью-Йорку.
Потом звезда мыльных опер сфотографирована в скандально известном клубе, туннель Линкольна закрывается на ремонт, и президент отправляет американские войска в Антигуа.
Жизнь не стоит на месте.
Бесси, отец которой оказывается значительной персоной в нефтяном бизнесе, немного снижает долю платы Клэр за квартиру. Она иногда работает официанткой в барах, где во время летних отпусков требуются люди. Марси дает ей телефон человека, который набирает исполнительниц экзотических танцев. Клэр ухитряется пока не звонить ему.
Она сводит концы с концами – еле-еле. Но курсы актерского мастерства вскоре придется бросить.
* * *
Комната залита солнечным светом. Студенты лежат на полу, образуя форму морской звезды. Вся группа соприкасается головами и глядит в потолок.
Клэр слышит голос Пола:
– Это очень старая игра. Чуть ли не ритуал. Она называется «История рассказывается сама». Игра ведется так: мы будем отбивать ритм ладонями по полу и с каждым ударом добавлять по очереди к истории одно слово.
– О чем эта история? – спрашивает кто-то.
– Не знаю, – отвечает Пол. – В том-то и дело. Она уже существует. Нам нужно только озвучить ее.
Последние несколько месяцев упражнения становились все труднее. Пол заставлял студентов называть все не теми словами, чтобы почувствовать, каково это. Импровизировать эксцентричных, причудливых персонажей – торговца с чемоданом свитеров из шерсти гиппопотама; солдата, вооруженного невидимым пулеметом, – потом посылал их все еще в образе на улицу обращаться к прохожим и рассказывать об этом. Клэр, к своему немалому удивлению, обнаружила, что прохожие в основном слушают с удовольствием. То ли она набирается мастерства, то ли они становятся все более помешанными с приходом лета.
– Начали, – говорит Пол и принимается шлепать ладонями по полу. Сначала одной, затем другой. Медленный, четкий ритм. Постепенно все подхватывают его.
– Некогда, – произносит он.
Чуть-чуть не в ритм лежащий слева от него говорит:
– В давние.
– Времена.
– Жила.
– Была.
Наступает очередь Клэр. «Не думай, действуй!» Хотя все равно времени думать нет, неумолимый ритм вынуждает ее сказать первое, что приходит в голову:
– Принцесса.
И история продолжается, наращивая темп по мере того, как обходит группу. Это сказка о принце, который влюбляется в одну из статуй в своем саду.
В следующий раз Пол усложняет задание. Если запинаешься – выбываешь. И ритм с каждым кругом становится чуть-чуть быстрее.
На сей раз он начинает не с чего-то столь очевидного, как «Некогда».
Теперь получается странная, блестящая история о маленькой девочке, живущей на кладбище среди воронов. Студенты один за другим спотыкаются, бранятся и поднимаются на ноги. Но Клэр удерживается в игре.
И наконец их остается всего двое, Клэр и Пол. Они лежат под прямым углом друг к другу на полу репетиционного зала, их руки стучат в трехдольном размере, слова текут так связно и быстро, словно Клэр вызубрила их наизусть.
Она чувствует себя одержимой, оживленной, зачарованной. Клэр словно произносит чьи-то чужие слова, в нее будто вселился какой-то дух. Теперь она понимает. «Не думай, действуй!»
Наконец Пол останавливается, и Клэр лежит, приходя в себя. Приподнявшись, он видит выражение ее лица и улыбается.
Группа стоит молча. Клэр поднимает голову и оглядывается. Обычно в конце упражнения студенты аплодируют.
Там детектив Дербан, он смотрит на нее. Вид у него усталый.
– Мисс Роденберг, – произносит Дербан. – Можем мы поговорить?
Клэр ведет его в маленький бар столовой. Вокруг сидят студенты по двое, по трое, разговаривают или читают.
Для кофе слишком жарко, поэтому Дербан берет обоим по баночке диетической кока-колы из автомата.
– Америка! – восклицает Клэр. – Страна бескалорийности.
Фрэнк не улыбается. Она вновь замечает, какой у него усталый вид.
– Мисс Роденберг, – без обиняков говорит он. – Я бы хотел, чтобы вы сделали для меня кое-что.
Клэр пожимает плечами:
– Что?
– Мы отступаем на прежние позиции. Перепроверяем показания, смотрим, не упущено ли что-то в первый раз.
– Вы пока не произвели ареста, так ведь? Я слежу за ходом дела по газетам.
– Мы исключили из расследования множество людей. По телевидению прошло обращение к постояльцам отеля с просьбой откликнуться. В конце концов показания дали все четыреста двадцать шесть человек. Мы не бездельничали.
– Извините. Я не хотела сказать…
– Наша работа была сосредоточена главным образом на одном человеке, – продолжает Фрэнк.
– Можно поинтересоваться, на ком?
Теперь его черед пожать плечами.
– На муже, – догадывается Клэр, вспомнив слова Бесси о пресс-конференции.
Фрэнк глядит на нее, словно решая, много ли можно ей открыть, потом подается поближе:
– После обращения по телевидению мы установили контакт с одной молодой женщиной, которая встречалась с Кристианом Воглером до того, как он познакомился со Стеллой. Они даже были помолвлены. Но она разорвала помолвку.
– Почему?
– Ей не нравилось то, на что он просил ее соглашаться. Это было связано с насилием. Потом она стала просыпаться по утрам с головной болью и необъяснимыми синяками на теле. Так продолжалось, пока она не проснулась однажды среди ночи и обнаружила, что лежит совсем голой. Он снял с нее ночное белье, уложил поперек кровати и обставил свечами. Это все, что она помнит, пока снова не впала в забытье. Думает, что Воглер спаивал ее рогипнолом и использовал в каком-то пассивном сексуальном ритуале.
Клэр кривится в гримасе.
– Почему вы не арестовали его?
– Женщина тогда не подавала никаких жалоб. И если он спаивал ее, то, что она видела, могло оказаться галлюцинацией. Хороший адвокат легко бы разделался с ней на суде.
Фрэнк так стискивает пальцами жестяную баночку кока-колы, что на ней остаются вмятины.
Клэр беспомощно разводит руками:
– Что я могу сделать?
– Помните свой разговор с ним? Стихотворение и все прочее?
– Конечно.
Клэр часто вспоминала тот разговор.
– У нас одна сотрудница изучает прошлое Воглера, его личность и все такое. Она психиатр. Поезжайте, поговорите с ней.
– Когда?
– Хорошо бы сейчас.
– Ну… – Она колеблется, оглядывается на репетиционный зал.
Голос Фрэнка становится тверже:
– Клэр, это очень важно.
Она обращает внимание на то, что он назвал ее по имени.
– Какой от меня может быть прок? Он даже не заинтересовался мной. Этому человеку нечего было мне сказать.
– Почему он ушел?
– Что?
– По вашим словам, когда вы беседовали, Воглер как будто торопился уйти. Вот что не дает мне покоя. Поскольку он возвращался домой, а жена была в отъезде, с какой стати спешить? Для чего обрывать разговор с хорошенькой женщиной в баре, которая хочет поговорить о французской поэзии, словно в самом деле интересуется ею?
– Видимо, я наскучила ему, – отвечает Клэр.
– Что ж, не исключено. Это одна возможность.
– А какая есть еще?
– Очевидно, он оборвал разговор, решив, что сказал слишком много.
* * *
Они садятся в такси. Фрэнк называет водителю адрес в Куинсе. Водитель-пуэрториканец говорит, что, когда они окажутся на другом берегу, ему потребуются указания.
– Нелегальные иммигранты, – бурчит под нос Фрэнк.
Клэр ощущает на себе его взгляд.
– Возьмите, – произносит он, доставая из кармана что-то завернутое в листок бумаги и протягивая ей.
Она разворачивает его. Там фотокопия ее иммиграционной карты с датой почти годичной давности. Цель приезда: туризм. Срок пребывания: шестьдесят дней.
– Я занят более важными делами, – говорит он.
– Если б я не согласилась поехать, все равно занимались бы более важными?
Фрэнк отвечает пожатием плеч.
Таксист выключил кондиционер ради экономии бензина. Они потеют на виниловых сиденьях до самого места назначения.
Глава десятая
Это длинное, невысокое, ничем не выделяющееся уродливое административное здание на улице, полной таких же административных зданий и полупустых автостоянок. Однако Клэр замечает, что только на нем снаружи нет логотипа компании.
Фрэнк записывает ее у конторки на входе и ведет по длинному сырому коридору. Там витает какой-то легкий запах, который она не сразу распознает. Пахнет больницей.
В конце коридора они встречают крупную негритянку, та шепчет что-то на ухо Фрэнку.
– Сюда, – кивает он, открывая дверь.
Крохотная комната, голая, как тюремная камера. На металлическом столе стоит что-то похожее на портативный телевизор.
Фрэнк включает его. Клэр догадывается, что это не телевизор, а замкнутое видеоконтрольное устройство. Изображение зернистое. Сначала она думает, что видит нечто записанное раньше в этой комнате. Мебель та же самая. Потом понимает, что комната на экране больше этой.
Фрэнк нажимает кнопку на пульте дистанционного управления. Изображение смещается.
– Камера находится за этой стеной, – объясняет он, регулируя звук.
Теперь Клэр понимает: это комната наблюдения.
В соседней комнате двое. Элегантно одетая женщина сорока с лишним лет, ее волосы собраны узлом на затылке; и молодой человек лет двадцати пяти с худощавым, неприятным лицом.
– Что надето на мне? – спрашивает женщина. Голос у нее низкий, хрипловатый. Голос курильщицы.
– Трусики, – бормочет молодой человек. – Белые трусики. И юбка. Короткая. Блузка на пуговицах.
Это нелепость. Женщина одета в костюм. Клэр вопросительно глядит на Фрэнка, но тот показывает ей, чтобы продолжала смотреть на экран.
– Где я? – спрашивает женщина.
– На спортплощадке.
– Видите вы мои белые трусики под юбкой?
Молодой человек отрывисто кивает.
– И какое впечатление это производит на вас? – мягко спрашивает она.
– Я возбужден.
– Это приятно, правда?
– Да, – шепчет молодой человек.
– Я поворачиваюсь. Вижу, как вы возбуждены. Что дальше?
– Ты улыбаешься.
Она кивает:
– Конечно, улыбаюсь.
– Ты знаешь, как действуешь на меня. Хочешь этого так же сильно, как я.
– И…
– Берешь меня за руку и ведешь за кусты. – Он сглатывает. – На тебе белые носочки. Они в грязи. Я говорю, что нужно их снять.
– Я соглашаюсь?
– Да. – Молодой человек слегка улыбается. – Соглашаешься, потому что хочешь этого.
– Конечно.
– Я поднимаю твои ноги, одну за другой, снимаю туфли и белые носочки. Ноги у тебя голые и очень гладкие. Выше них я вижу белые трусики.
– Что потом?
Он фыркает.
– Потом ты пугаешься. Думаешь, что с тебя хватит. Не совсем понимаешь, что будет дальше.
– Я сопротивляюсь?
– Да. Восхитительно сопротивляешься. Я хватаю тебя за шею, чтобы прекратить сопротивление. Шея очень тонкая, я обхватываю ее одной рукой. Другой сжимаю трусики.
– Я все еще сопротивляюсь?
– Да. Это приятно. Благодаря этому я чувствую себя сильнее. А когда перестаешь сопротивляться, обмякаешь.
– Дальше.
– Лежишь, раздвинув ноги, и я достаю свой болт.
– Да, – выдыхает она. – Свой болт.
– И тащу тебя на него, но он идет туго, я нажимаю, и твое личико искажается от удовольствия.
– Продолжайте, – просит она.
– И я снова обхватываю руками твою шею, кажется, будто держу свой болт, свой огромный болт. Я изгибаюсь, нажимаю, и тебе это нравится.
– Дальше, – негромко говорит женщина. – Дальше.
– Я изгибаюсь, нажимаю, и это так…
Его руки стискивают подлокотники кресла, тело начинает конвульсивно содрогаться, и Клэр на миг приходит мысль, что к креслу подведено электричество. Потом она понимает, что молодой человек кончил в штаны. Его голова свешивается.
– Слушайте меня, – произносит женщина. Ее голос уже не соблазнительный, а решительный, властный. – Я буду вести обратный отсчет от пяти. На счете два вы проснетесь.
Молодой человек кивает и стонет.
– Проснувшись, будете помнить все, что говорили мне. – Она считает от пяти до одного. И добавляет с завершающей интонацией: – Выпейте воды.
Молодой человек тянется к стакану. Его бьет дрожь. Другой, похожий на санитара мужчина, сидевший в тени за кадром, подходит и мягко помогает ему встать.
– Я навещу его вскоре, – говорит женщина. – Следите за ним, чтобы он не покончил с собой.
Фрэнк нажимает кнопку, и монитор гаснет.
– Это доктор Констанс Лейхтман. С ней я и хочу познакомить вас.
Эта женщина более изящная и хладнокровная, чем на экране монитора. Она пожимает руку Клэр и с непринужденной фамильярностью коллеги кивает Фрэнку.
– Этот человек, – спрашивает потрясенная Клэр, – в самом деле убил ту девочку?
Доктор Лейхтман качает головой:
– Нет. То была игра воображения.
– Слава Богу.
– Но убьет, – сухо продолжает она. – Когда выйдет из заключения, отбыв срок за попытку изнасиловать ребенка, непременно совершит убийство. Если только не согласится на лечение или не покончит с собой. А теперь, – доктор Лейхтман садится за стол, закрывает одно досье и берет другое, – займемся Кристианом Воглером.
Она начинает читать досье. Не отрывая от него глаз, достает из пачки сигарету и прикуривает. Наконец досье закрывается.
– Так, – говорит психиатр. – Расскажите мне о Воглере.
Клэр вновь рассказывает о своей встрече с Воглером, доктор Лейхтман задумчиво смотрит на нее поверх клубов табачного дыма.
– Спасибо, – произносит она, когда Клэр умолкает. – Вы оказали нам большую помощь. Теперь можете идти.
– Конни, – умоляюще шепчет Фрэнк.
– Она вам не подходит, – спокойно замечает психиатр.
– Клэр, не выйдете ли на минутку? – спрашивает Фрэнк.
Клэр выходит и ждет в приемной, где ассистентка доктора бросает на нее равнодушный взгляд и вновь сосредотачивается на клавиатуре компьютера.
Она ждет и ждет. Через некоторое время ассистентка выходит со стопкой бумаг. Клэр бесшумно проскальзывает в комнату наблюдения и включает монитор. Пультом управления не пользуется, движение камеры может их насторожить. Она не видит Фрэнка с психиатром, но слышит, что они говорят.
– …она нигде не зарегистрирована, у нее нет ни банковского счета, ни карточки социального страхования. Можно придумать для нее прошлое. Она станет, кем нам нужно.
Это говорит Фрэнк. Его голос звучит настойчиво.
– Кроме того, Конни, она актриса, умеет играть. В полном смысле слова. Я видел ее игру.
Доктор Лейхтман обрывает его:
– Оставь, Фрэнк. Играть они все умеют. Их называют МАК. «Манекенщица, Актриса, Кто угодно». В Нью-Йорке их полно.
– Думаю, она отличается от других. У нее…
– Кроме того, она не состоит на службе. Возникнет проблема руководства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Пресс-конференция, – многозначительно произносит Бесси. – Сама понимаешь, что это означает.
– Полицейские проводят конференцию для прессы?
– Нет, глупышка. Они считают, что убийство совершил Воглер. – Раздраженная непониманием, отражающимся на лице Клэр, Бесси вздыхает. – Господи, иногда ты ужасно наивна. Когда полицейские считают, что убийство совершил муж, а его адвокат не позволяет им задавать жесткие вопросы, они заставляют подозреваемого выступать на пресс-конференции, чтобы эти вопросы могли задать журналисты. В следующий раз ты увидишь его на экране с затемненным лицом.
Клэр качает головой:
– Воглер не убийца. Он же был счастлив в браке, помнишь?
– Брось ты эту чушь, – беспечно отвечает Бесси, вытирая волосы. – Счастливых браков не бывает.
На другой день Клэр отправляется повидать Генри.
Он уже разочаровался в девятисотграммовых бутылках бурбонского. Сейчас пальцы его с коричневыми крапинками обвиты вокруг галлоновой бутылки виски «Дикая индейка».
Увидев посетительницу, Генри убирает бутылку в письменный стол.
– Клэр, – говорит он. – Чем могу быть полезен?
Его голос звучит трезво, но ей понятно, что тут сказывается техника речи старого актера. Он сохранит дикцию, даже если не будет стоять на ногах.
– Генри, ко мне наведывалась полиция.
Он снова открывает стол.
– Выпить хочешь?
– Да, – признается Клэр.
Ища стаканы, Генри сообщает:
– Клэр, работы пока не будет. Полицейские побывали и у меня. Впечатления на них я не произвел. Очевидно, для записи разговоров людей на магнитофон без их разрешения требуется патент, лицензия или что-то в этом роде. Придется заниматься только пропавшими животными. – Он наполняет стакан и тут же отхлебывает половину содержимого. – Боюсь, для этой работы актерского мастерства не требуется.
– Генри, ты увольняешь меня?
– Нет, разумеется. – Он делает отрицательный жест рукой, в которой держит стакан. – Это антракт. Опущенный занавес. Мороженое в киосках. Мы еще выйдем на сцену, Клэр.
Она понимает, что Генри и сам не верит в это.
Часть вторая
Жена в земле… Ура! Свобода!
Шарль Бодлер. «Хмель убийцы»
Глава девятая
Дни идут.
Некоторое время убийство в «Лексингтоне» представляет собой cause celebre. По мере того, как становятся известны подробности, их обсасывают репортеры, о них разглагольствуют обозреватели, строят догадки в барах и конторах по всему Нью-Йорку.
Потом звезда мыльных опер сфотографирована в скандально известном клубе, туннель Линкольна закрывается на ремонт, и президент отправляет американские войска в Антигуа.
Жизнь не стоит на месте.
Бесси, отец которой оказывается значительной персоной в нефтяном бизнесе, немного снижает долю платы Клэр за квартиру. Она иногда работает официанткой в барах, где во время летних отпусков требуются люди. Марси дает ей телефон человека, который набирает исполнительниц экзотических танцев. Клэр ухитряется пока не звонить ему.
Она сводит концы с концами – еле-еле. Но курсы актерского мастерства вскоре придется бросить.
* * *
Комната залита солнечным светом. Студенты лежат на полу, образуя форму морской звезды. Вся группа соприкасается головами и глядит в потолок.
Клэр слышит голос Пола:
– Это очень старая игра. Чуть ли не ритуал. Она называется «История рассказывается сама». Игра ведется так: мы будем отбивать ритм ладонями по полу и с каждым ударом добавлять по очереди к истории одно слово.
– О чем эта история? – спрашивает кто-то.
– Не знаю, – отвечает Пол. – В том-то и дело. Она уже существует. Нам нужно только озвучить ее.
Последние несколько месяцев упражнения становились все труднее. Пол заставлял студентов называть все не теми словами, чтобы почувствовать, каково это. Импровизировать эксцентричных, причудливых персонажей – торговца с чемоданом свитеров из шерсти гиппопотама; солдата, вооруженного невидимым пулеметом, – потом посылал их все еще в образе на улицу обращаться к прохожим и рассказывать об этом. Клэр, к своему немалому удивлению, обнаружила, что прохожие в основном слушают с удовольствием. То ли она набирается мастерства, то ли они становятся все более помешанными с приходом лета.
– Начали, – говорит Пол и принимается шлепать ладонями по полу. Сначала одной, затем другой. Медленный, четкий ритм. Постепенно все подхватывают его.
– Некогда, – произносит он.
Чуть-чуть не в ритм лежащий слева от него говорит:
– В давние.
– Времена.
– Жила.
– Была.
Наступает очередь Клэр. «Не думай, действуй!» Хотя все равно времени думать нет, неумолимый ритм вынуждает ее сказать первое, что приходит в голову:
– Принцесса.
И история продолжается, наращивая темп по мере того, как обходит группу. Это сказка о принце, который влюбляется в одну из статуй в своем саду.
В следующий раз Пол усложняет задание. Если запинаешься – выбываешь. И ритм с каждым кругом становится чуть-чуть быстрее.
На сей раз он начинает не с чего-то столь очевидного, как «Некогда».
Теперь получается странная, блестящая история о маленькой девочке, живущей на кладбище среди воронов. Студенты один за другим спотыкаются, бранятся и поднимаются на ноги. Но Клэр удерживается в игре.
И наконец их остается всего двое, Клэр и Пол. Они лежат под прямым углом друг к другу на полу репетиционного зала, их руки стучат в трехдольном размере, слова текут так связно и быстро, словно Клэр вызубрила их наизусть.
Она чувствует себя одержимой, оживленной, зачарованной. Клэр словно произносит чьи-то чужие слова, в нее будто вселился какой-то дух. Теперь она понимает. «Не думай, действуй!»
Наконец Пол останавливается, и Клэр лежит, приходя в себя. Приподнявшись, он видит выражение ее лица и улыбается.
Группа стоит молча. Клэр поднимает голову и оглядывается. Обычно в конце упражнения студенты аплодируют.
Там детектив Дербан, он смотрит на нее. Вид у него усталый.
– Мисс Роденберг, – произносит Дербан. – Можем мы поговорить?
Клэр ведет его в маленький бар столовой. Вокруг сидят студенты по двое, по трое, разговаривают или читают.
Для кофе слишком жарко, поэтому Дербан берет обоим по баночке диетической кока-колы из автомата.
– Америка! – восклицает Клэр. – Страна бескалорийности.
Фрэнк не улыбается. Она вновь замечает, какой у него усталый вид.
– Мисс Роденберг, – без обиняков говорит он. – Я бы хотел, чтобы вы сделали для меня кое-что.
Клэр пожимает плечами:
– Что?
– Мы отступаем на прежние позиции. Перепроверяем показания, смотрим, не упущено ли что-то в первый раз.
– Вы пока не произвели ареста, так ведь? Я слежу за ходом дела по газетам.
– Мы исключили из расследования множество людей. По телевидению прошло обращение к постояльцам отеля с просьбой откликнуться. В конце концов показания дали все четыреста двадцать шесть человек. Мы не бездельничали.
– Извините. Я не хотела сказать…
– Наша работа была сосредоточена главным образом на одном человеке, – продолжает Фрэнк.
– Можно поинтересоваться, на ком?
Теперь его черед пожать плечами.
– На муже, – догадывается Клэр, вспомнив слова Бесси о пресс-конференции.
Фрэнк глядит на нее, словно решая, много ли можно ей открыть, потом подается поближе:
– После обращения по телевидению мы установили контакт с одной молодой женщиной, которая встречалась с Кристианом Воглером до того, как он познакомился со Стеллой. Они даже были помолвлены. Но она разорвала помолвку.
– Почему?
– Ей не нравилось то, на что он просил ее соглашаться. Это было связано с насилием. Потом она стала просыпаться по утрам с головной болью и необъяснимыми синяками на теле. Так продолжалось, пока она не проснулась однажды среди ночи и обнаружила, что лежит совсем голой. Он снял с нее ночное белье, уложил поперек кровати и обставил свечами. Это все, что она помнит, пока снова не впала в забытье. Думает, что Воглер спаивал ее рогипнолом и использовал в каком-то пассивном сексуальном ритуале.
Клэр кривится в гримасе.
– Почему вы не арестовали его?
– Женщина тогда не подавала никаких жалоб. И если он спаивал ее, то, что она видела, могло оказаться галлюцинацией. Хороший адвокат легко бы разделался с ней на суде.
Фрэнк так стискивает пальцами жестяную баночку кока-колы, что на ней остаются вмятины.
Клэр беспомощно разводит руками:
– Что я могу сделать?
– Помните свой разговор с ним? Стихотворение и все прочее?
– Конечно.
Клэр часто вспоминала тот разговор.
– У нас одна сотрудница изучает прошлое Воглера, его личность и все такое. Она психиатр. Поезжайте, поговорите с ней.
– Когда?
– Хорошо бы сейчас.
– Ну… – Она колеблется, оглядывается на репетиционный зал.
Голос Фрэнка становится тверже:
– Клэр, это очень важно.
Она обращает внимание на то, что он назвал ее по имени.
– Какой от меня может быть прок? Он даже не заинтересовался мной. Этому человеку нечего было мне сказать.
– Почему он ушел?
– Что?
– По вашим словам, когда вы беседовали, Воглер как будто торопился уйти. Вот что не дает мне покоя. Поскольку он возвращался домой, а жена была в отъезде, с какой стати спешить? Для чего обрывать разговор с хорошенькой женщиной в баре, которая хочет поговорить о французской поэзии, словно в самом деле интересуется ею?
– Видимо, я наскучила ему, – отвечает Клэр.
– Что ж, не исключено. Это одна возможность.
– А какая есть еще?
– Очевидно, он оборвал разговор, решив, что сказал слишком много.
* * *
Они садятся в такси. Фрэнк называет водителю адрес в Куинсе. Водитель-пуэрториканец говорит, что, когда они окажутся на другом берегу, ему потребуются указания.
– Нелегальные иммигранты, – бурчит под нос Фрэнк.
Клэр ощущает на себе его взгляд.
– Возьмите, – произносит он, доставая из кармана что-то завернутое в листок бумаги и протягивая ей.
Она разворачивает его. Там фотокопия ее иммиграционной карты с датой почти годичной давности. Цель приезда: туризм. Срок пребывания: шестьдесят дней.
– Я занят более важными делами, – говорит он.
– Если б я не согласилась поехать, все равно занимались бы более важными?
Фрэнк отвечает пожатием плеч.
Таксист выключил кондиционер ради экономии бензина. Они потеют на виниловых сиденьях до самого места назначения.
Глава десятая
Это длинное, невысокое, ничем не выделяющееся уродливое административное здание на улице, полной таких же административных зданий и полупустых автостоянок. Однако Клэр замечает, что только на нем снаружи нет логотипа компании.
Фрэнк записывает ее у конторки на входе и ведет по длинному сырому коридору. Там витает какой-то легкий запах, который она не сразу распознает. Пахнет больницей.
В конце коридора они встречают крупную негритянку, та шепчет что-то на ухо Фрэнку.
– Сюда, – кивает он, открывая дверь.
Крохотная комната, голая, как тюремная камера. На металлическом столе стоит что-то похожее на портативный телевизор.
Фрэнк включает его. Клэр догадывается, что это не телевизор, а замкнутое видеоконтрольное устройство. Изображение зернистое. Сначала она думает, что видит нечто записанное раньше в этой комнате. Мебель та же самая. Потом понимает, что комната на экране больше этой.
Фрэнк нажимает кнопку на пульте дистанционного управления. Изображение смещается.
– Камера находится за этой стеной, – объясняет он, регулируя звук.
Теперь Клэр понимает: это комната наблюдения.
В соседней комнате двое. Элегантно одетая женщина сорока с лишним лет, ее волосы собраны узлом на затылке; и молодой человек лет двадцати пяти с худощавым, неприятным лицом.
– Что надето на мне? – спрашивает женщина. Голос у нее низкий, хрипловатый. Голос курильщицы.
– Трусики, – бормочет молодой человек. – Белые трусики. И юбка. Короткая. Блузка на пуговицах.
Это нелепость. Женщина одета в костюм. Клэр вопросительно глядит на Фрэнка, но тот показывает ей, чтобы продолжала смотреть на экран.
– Где я? – спрашивает женщина.
– На спортплощадке.
– Видите вы мои белые трусики под юбкой?
Молодой человек отрывисто кивает.
– И какое впечатление это производит на вас? – мягко спрашивает она.
– Я возбужден.
– Это приятно, правда?
– Да, – шепчет молодой человек.
– Я поворачиваюсь. Вижу, как вы возбуждены. Что дальше?
– Ты улыбаешься.
Она кивает:
– Конечно, улыбаюсь.
– Ты знаешь, как действуешь на меня. Хочешь этого так же сильно, как я.
– И…
– Берешь меня за руку и ведешь за кусты. – Он сглатывает. – На тебе белые носочки. Они в грязи. Я говорю, что нужно их снять.
– Я соглашаюсь?
– Да. – Молодой человек слегка улыбается. – Соглашаешься, потому что хочешь этого.
– Конечно.
– Я поднимаю твои ноги, одну за другой, снимаю туфли и белые носочки. Ноги у тебя голые и очень гладкие. Выше них я вижу белые трусики.
– Что потом?
Он фыркает.
– Потом ты пугаешься. Думаешь, что с тебя хватит. Не совсем понимаешь, что будет дальше.
– Я сопротивляюсь?
– Да. Восхитительно сопротивляешься. Я хватаю тебя за шею, чтобы прекратить сопротивление. Шея очень тонкая, я обхватываю ее одной рукой. Другой сжимаю трусики.
– Я все еще сопротивляюсь?
– Да. Это приятно. Благодаря этому я чувствую себя сильнее. А когда перестаешь сопротивляться, обмякаешь.
– Дальше.
– Лежишь, раздвинув ноги, и я достаю свой болт.
– Да, – выдыхает она. – Свой болт.
– И тащу тебя на него, но он идет туго, я нажимаю, и твое личико искажается от удовольствия.
– Продолжайте, – просит она.
– И я снова обхватываю руками твою шею, кажется, будто держу свой болт, свой огромный болт. Я изгибаюсь, нажимаю, и тебе это нравится.
– Дальше, – негромко говорит женщина. – Дальше.
– Я изгибаюсь, нажимаю, и это так…
Его руки стискивают подлокотники кресла, тело начинает конвульсивно содрогаться, и Клэр на миг приходит мысль, что к креслу подведено электричество. Потом она понимает, что молодой человек кончил в штаны. Его голова свешивается.
– Слушайте меня, – произносит женщина. Ее голос уже не соблазнительный, а решительный, властный. – Я буду вести обратный отсчет от пяти. На счете два вы проснетесь.
Молодой человек кивает и стонет.
– Проснувшись, будете помнить все, что говорили мне. – Она считает от пяти до одного. И добавляет с завершающей интонацией: – Выпейте воды.
Молодой человек тянется к стакану. Его бьет дрожь. Другой, похожий на санитара мужчина, сидевший в тени за кадром, подходит и мягко помогает ему встать.
– Я навещу его вскоре, – говорит женщина. – Следите за ним, чтобы он не покончил с собой.
Фрэнк нажимает кнопку, и монитор гаснет.
– Это доктор Констанс Лейхтман. С ней я и хочу познакомить вас.
Эта женщина более изящная и хладнокровная, чем на экране монитора. Она пожимает руку Клэр и с непринужденной фамильярностью коллеги кивает Фрэнку.
– Этот человек, – спрашивает потрясенная Клэр, – в самом деле убил ту девочку?
Доктор Лейхтман качает головой:
– Нет. То была игра воображения.
– Слава Богу.
– Но убьет, – сухо продолжает она. – Когда выйдет из заключения, отбыв срок за попытку изнасиловать ребенка, непременно совершит убийство. Если только не согласится на лечение или не покончит с собой. А теперь, – доктор Лейхтман садится за стол, закрывает одно досье и берет другое, – займемся Кристианом Воглером.
Она начинает читать досье. Не отрывая от него глаз, достает из пачки сигарету и прикуривает. Наконец досье закрывается.
– Так, – говорит психиатр. – Расскажите мне о Воглере.
Клэр вновь рассказывает о своей встрече с Воглером, доктор Лейхтман задумчиво смотрит на нее поверх клубов табачного дыма.
– Спасибо, – произносит она, когда Клэр умолкает. – Вы оказали нам большую помощь. Теперь можете идти.
– Конни, – умоляюще шепчет Фрэнк.
– Она вам не подходит, – спокойно замечает психиатр.
– Клэр, не выйдете ли на минутку? – спрашивает Фрэнк.
Клэр выходит и ждет в приемной, где ассистентка доктора бросает на нее равнодушный взгляд и вновь сосредотачивается на клавиатуре компьютера.
Она ждет и ждет. Через некоторое время ассистентка выходит со стопкой бумаг. Клэр бесшумно проскальзывает в комнату наблюдения и включает монитор. Пультом управления не пользуется, движение камеры может их насторожить. Она не видит Фрэнка с психиатром, но слышит, что они говорят.
– …она нигде не зарегистрирована, у нее нет ни банковского счета, ни карточки социального страхования. Можно придумать для нее прошлое. Она станет, кем нам нужно.
Это говорит Фрэнк. Его голос звучит настойчиво.
– Кроме того, Конни, она актриса, умеет играть. В полном смысле слова. Я видел ее игру.
Доктор Лейхтман обрывает его:
– Оставь, Фрэнк. Играть они все умеют. Их называют МАК. «Манекенщица, Актриса, Кто угодно». В Нью-Йорке их полно.
– Думаю, она отличается от других. У нее…
– Кроме того, она не состоит на службе. Возникнет проблема руководства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27