– Извините, – торопливо бормочет Клэр. – Мне показалось, мы уже встречались.
– Такое постоянно случается, – усмехается он.
И приглаживает волосы, как человек, считающий себя удачливым.
– Люди видят тебя в телевизоре и думают, что ты живешь рядом.
– Совершенно верно.
Клэр думает, что он имеет в виду суд над ним.
– Возможно, вы меня видели в рекламе компьютера «Эпплмак».
Клэр хмурится.
– Вы актер?
– Ну да, – улыбается он.
– И никогда не сидели в тюрьме?
– О! – шутливо восклицает он. – Моя бывшая жена считает, что мне место именно там, но… – Слова замирают у него на устах. Он снова смотрит на Клэр. – Черт! – произносит с досадой и пускается наутек.
Он выбегает из магазина, расталкивая покупателей. Клэр по мере сил следует за ним. Он петляет среди машин, несется со всех ног. Она пытается догнать его, но он быстрее ее.
На перекрестке полицейский регулирует движение. Клэр снова бросается на проезжую часть, уворачивается от грузовиков и дергает за рукав полицейского.
– Этот человек – беглый заключенный, – сообщает она, тяжело дыша и указывая рукой.
– Который? – спрашивает тот.
Но ответа нет. Когда полицейский поворачивается, Клэр осознает свою ошибку и скрывается в толпе.
– Эй! – зовет полицейский. – Эй, дама!
Пожав плечами, он снова принимается за регулировку движения и свистит в свисток.
Клэр проводит в книжном магазине час, просматривает «Спотлайт», справочник об актерах и в конце концов находит его фотографию.
Эрик Салливан. Второстепенные роли в нескольких телефильмах и рекламных роликах. Но, бесспорно, актер, как он и сказал.
Клэр берет такси до конторы в Куинсе. Пропуск у нее еще есть. В коридорах, как всегда, безлюдно.
Она врывается в кабинет Конни. Психиатр проводит совещание со своей секретаршей и полудюжиной мужчин в костюмах. Секретарша обращается к собравшимся, стоя у монитора, на котором демонстрируется видеозапись с Клэр, и вошедшая успевает это заметить.
– Клэр, вот не ожидала, – холодно говорит Конни и выключает монитор.
– Что произошло с заключенным?
– Каким?
Клэр со стуком кладет на стол вырванную из «Спотлайта» страницу.
– Тем, которого я видела здесь загипнотизированным. Совратителем малолетних, который, по твоим словам, не скоро выйдет на волю. Я встретила его в книжном магазине.
Конни не сразу находит что ответить, потом неторопливо произносит:
– Клэр, уж ты-то должна понимать важность хорошего представления. Мы решили, что мой авторитет должен быть установлен с самого начала.
– Какой авторитет? – Она оглядывает комнату. – Кто эти люди?
Ближайший к ней мужчина встает и протягивает руку:
– Клэр, я Пол Эштон, из ФБР. Несу полную ответственность за операцию «Магнит».
– Что за операция «Магнит»?
Никто не отвечает. Клэр переводит взгляд с одного лица на другое.
– Я думала, Конни заправляет всем этим.
– Клэр, мы сочли необходимым ограничить количество людей, имеющих с вами прямой контакт. Доктор Лейхтман была выбрана вам в тренеры…
– В тренеры? – Она трясет головой. – В дрессировщицы? Я не собака.
– Клэр, эти люди мои коллеги, – объясняет Конни. – Я созвала совещание, потому что нуждаюсь в их совете. Данная операция предполагает сотрудничество. Оперативные решения принимает нью-йоркское управление полиции, полицейским приходится действовать – как это сказать – под кратковременным нажимом местных властей, способным повлиять на их рассудительность. И вот мы обсуждали, можем ли продолжать операцию при… изменившихся обстоятельствах… так, как того хочет Фрэнк.
– А разве это от вас зависит? Это решать мне.
– Мы не можем гарантировать тебе безопасность, – мягко говорит психиатр.
– Вы и не гарантировали.
Женщина, известная ей как секретарша Конни, откашливается.
– Клэр, кое-кто из нас считает, что операция становится все более неуправляемой. Она вышла из-под контроля.
– Неуправляемой? – переспрашивает Клэр. В изумлении трясет головой. – Мы с Кристианом не реактивы. Не плесень в пробирке. Вы манипулируете нашими жизнями.
– Нас очень беспокоит сайт убийцы, помещенный в Интернете.
– Неужели?
– Клэр, послушай. Каждый серийный убийца мнит себя актером, разыгрывающим личную психологическую драму. Как и любое представление без зрителей, оно неполное. Вот почему многие серийные убийцы укладывают в определенную позу тела своих жертв: их возбуждает мысль о реакции тех, кто обнаружит трупы. Данный убийца нашел способ привлечь огромное количество зрителей. У него это вызовет сильнейшее возбуждение, возможно, создающее привычку. Он захочет это повторить.
– Значит, тем более есть смысл схватить его.
– И тем более есть смысл сделать это профессионально.
Ей вспоминается: я совершила непростительный грех, повела себя непрофессионально.
– Пошли вы все! – кричит Клэр. – Пошли вы все!
Выходя, она хлопает дверью. Возле конторки обращается к девице:
– Слушай, милочка, кто твой агент?
– Эйлин Форд, – машинально отвечает та, потом смущенно спохватывается.
Манекенщица, актриса, кто угодно. В Нью-Йорке их полно.
Клэр звонит ему на квартиру. Услышав знакомый мягкий, четкий голос, говорит:
– Ответ «да». Сегодня ночью.
* * *
Мужчина приезжает к женщине уже поздно. Преподносит ей цветы – лилии и тюльпаны в оплетении ивовых прутьев.
– О, спасибо, – улыбается она. – Красивые. Я принесу вазу.
– Раздевайся, – мягко произносит он.
– Их нужно поставить в воду.
Она поворачивается, но он останавливает ее прикосновением руки.
– Раздевайся. Хочу видеть тебя безо всего.
Она смиренно позволяет ему вынуть серьги из ее ушей, расстегнуть ожерелье – которое дал ей Фрэнк – и верхнюю пуговицу блузки.
Когда он заводит руки ей за спину, чтобы расстегнуть лифчик, она смущенно бормочет:
– Они слишком маленькие.
– Они превосходные.
Он приподнимает ладонями обнаженные груди, нагибается и поочередно берет в зубы каждый сосок.
Пуговица ее брюк трескается, словно чешуйка, между его пальцами. Трусики образуют легкую восьмерку вокруг лодыжек. Она вынимает из них ноги. Трусики запутываются, и ей приходится наступать на них, словно изображая подъем по лестнице. Теперь она остается безо всего.
– Так, – говорит он, глядя на нее.
– Гожусь? – смущенно шутит она.
– Не шути, – отвечает он. – Никогда не шути на эту тему.
В желудке у нее возникает такое ощущение, словно она поднимается в скоростном лифте небоскреба.
Он несколько секунд смотрит на нее, потом она подходит к нему и расстегивает рубашку. Грудь у него покрыта лоснящимися завитками волос, словно лоб бычка.
Когда она высвобождает пенис, мужчина издает вздох, и она секунду мягко обнимает его, чувствуя легкое подрагивание органа, пульсацию крови. Сама тоже дрожит, но от нервозности, холода или по совершенно иной причине…
Он начинает целовать ее, сначала нежно, и она чувствует, как в голове что-то тает, рушится какой-то барьер, и мозг заливает наслаждением. Затем ощущение таяния расходится по всему телу, и она ахает, когда он кладет ее на пол, позволяет уложить себя, куда ему хочется, позволяет ему войти в себя, поднимает колени, чтобы он мог пронзать ее резкими, неистовыми выпадами, как бык на арене пронзает рогами живот лошади. Вскрикивает, задыхающаяся, ошеломленная, когда он входит в нее как можно глубже.
В квартире этажом ниже Уикс потирает руки.
– Смотри-смотри, что она теперь делает! Фрэнк, сколько копий этой записи изготовишь? Я возьму десяток для ребят.
– Да брось ты, в самом деле, – усмехается Фрэнк.
– Как, не хочешь заиметь сувенир? – Уикс толкает локтем Позитано. – Очевидно, Фрэнк хочет сохранить пленку в единственном экземпляре, чтобы было чем скрашивать долгие ночи. Так, Фрэнк?
Дербан неожиданно выключает изображение.
– Будем пользоваться только микрофонами.
– А ее это волнует? Она профессионалка, Фрэнк, и профессия, о которой мы говорим, не игра на сцене. – Уикс включает изображение снова. – Как узнать, симулирует ли женщина оргазм?
– Не знаю, – говорит Позитано, – а как?
– Кого это волнует? – отвечает Уикс и смеется. – Недурно, а? Австралийская шутка. Кого это волнует?…
Но Фрэнка Дербана, наблюдающего за телами на экране, волнует. И очень.
Потом они лежат на полу, слишком изнеможенные, чтобы перебраться на кровать, словно пьяные, среди разбросанной одежды.
– Я хочу сказать тебе кое-что, – мягко произносит он.
– Что?
– Помнишь, ты спрашивала о моей жене?
Полицейские внизу умолкают и теснятся у экрана.
Он переворачивается на живот, осторожно касается ее соска, вертит его в разные стороны, словно она приемник, который нужно настроить на определенную, ускользающую волну.
– Если смерть Стеллы научила меня чему-то – оставила во мне что-то, – это ужас перед секретами.
Она говорит, глядя в потолок:
– У тебя есть какой-то секрет?
– Да, – отвечает он. – Всего один.
Она ждет, как ее учили. Молчание – лучший способ добиться ответа.
– Клэр, я должен сделать признание, – начинает он. – Как только мы познакомились…
Кажется ей, или она слышит осторожные шаги у двери, щелчки опускаемых предохранителей, потрескивание рации, торопливо спрятанной под одежду?
– Подожди, – просит она. Надо дать им время занять нужное положение. – Мне хочется пить.
Она встает нагишом и идет в ванную комнату. Лицо, глядящее из зеркала, представляет собой маску. Она открывает кран и умывается.
– Так, – говорит она, снова ложась рядом с ним. – Что ты хочешь мне сказать?
– Мне нужно… думаю, тебе следует это знать… – Он смотрит на ее руки. – У тебя гусиная кожа.
– Я прекрасно себя чувствую, – шепчет она. – Продолжай.
– Я хочу сказать, что влюбляюсь в тебя.
Воздух вырывается из легких Клэр невольным, долгим вздохом благодарности и облегчения.
Глава двадцать седьмая
Второй раз нежнее, ласковее. Он входит в нее очень медленно, положив руку ей под голову и неотрывно глядя в глаза.
Его глаза напоминают ей фотографии туманностей в космосе, зеленую фосфоресценцию, превращающуюся вблизи в тени и полоски света.
Клэр осознает, что он стремится не кончить сам, а заставить ее кончить, потерять над собой контроль, раскрыться перед ним. Мысль об оргазме под таким пристальным наблюдением пугает Клэр. Она пытается спрятаться от него, расстроить его план, не допустить этого кризиса, но лишь приближает его. Настав, он захлестывает ее волной, швыряет, вертит в бурунах, и, кажется, целую вечность она во власти стихии, хнычущая, стонущая жертва кораблекрушения, ее лицо забрызгано слюной и мокротой.
Он кивает, неторопливо, словно она наконец открыла ему правду.
Потом он несет ее в ванную комнату и методично моет, намыливая каждую ложбинку тела, его пальцы зондируют складки ее кожи. Льет шампунь ей на волосы, втирает его пальцами. Она смотрит в зеркало. Ее голова вся в пене, словно меренга.
Он опускает покрытую пеной руку к ее междуножью, моет его так же, как голову, раздвигает губы мыльными пальцами и вновь находит ее клитор. От мыла его жжет, и она стонет, просит, чтобы он перестал. Он утихомиривает ее, заставив подняться на вершину блаженства с ним еще раз.
Опрос проходит спокойно. Клэр догадывается, что Фрэнк и Конни избегают ее взгляда по разным причинам.
На улице какая-то машина, сигналя, протискивается среди потока движения в утренние часы пик. Под окном рычит и шипит самосвал, потом едет дальше. Она сидит, играя пальцами с волосами, и вполуха слушает разговор о какой-то Клэр Роденберг.
– Нам нужно совершенно четко уяснить, – говорит Конни, – чего мы хотим достичь и как собираемся контролировать события, чтобы добиться цели. Мы надеялись на признание в беседе под одеялом, этого не случилось. Сомнительно, чтобы последующая беседа дала больше сведений.
– Что у тебя на уме, Конни? – спрашивает Фрэнк.
Клэр, вертя стакан на столе, наблюдает, как солнечные лучи преломляются в нем. Диск света на потолке превращается в эллипс, в овал, потом вновь становится диском. Опускает взгляд. Конни все еще говорит, но глаза полицейского устремлены на нее, Клэр. Она упорно глядит в них, пока он не отводит взгляда.
– Как вам известно, у меня были сомнения относительно пути, которым идем. Однако если уж мы его избрали, то нужно решить, как использовать наилучшим образом эти определенные пылкие отношения.
– Что ты предлагаешь?
– Думаю, следует изменить сценарий. Кристиан требует полной преданности, полной покорности. Если он убийца, то потому, что считает себя преданным женщинами. Предлагаю создать у него впечатление, что Клэр относится к нему, как и он к ней, а потом пусть она предаст его.
Наступает недолгое, ошеломленное молчание.
– То есть с другим мужчиной? – удивленно спрашивает Клэр. – Хочешь заставить Кристиана думать, что я ему неверна?
– А почему нет? Если он так увлекся тобой, как кажется, то захочет мести. Для обычного человека месть может принять форму пощечины или потока брани. Если он убийца, то попытается лишить тебя жизни.
– Очень рискованная стратегия, – усмехается Фрэнк.
Конни пожимает плечами:
– Фрэнк, ты игрок в покер. Ставки слишком высоки для тебя?
– Нет, конечно, – отвечает он.
– Для него тоже. Вот и будем повышать их, пока кто-то не спасует.
– Повременим, – негромко произносит Клэр.
– Что-что? – спрашивает Конни.
– Повременим. Не будем делать этого. Слишком рано, Он… еще не влюбился в меня по-настоящему. Потом влюбится сильнее.
– Клэр права, – замечает Фрэнк, поднимаясь. – Надо дать ему еще времени, пусть втрескается окончательно. А если за этот срок будет установлена его вина или невиновность, мы избежим потенциально опасного для Клэр конфликта. Конни, пусть она действует как знает, хотя бы еще несколько дней.
В тот вечер Клэр звонит Брайану и говорит, что ненадолго уезжает. Срочно потребовалась замена заболевшей актрисе.
Глава двадцать восьмая
Харолд Д. Хопкинс, владелец и директор кроссуэйской похоронной конторы, смотрит на молодого человека и спрашивает:
– А еще где ты работал, Гленн?
Гленн Ферниш вежливо отвечает:
– Сэр, после того как я получил аттестат оператора, работал в Хьюстоне, Сан-Антонио и Нью-Йорке. Кроме того, в нескольких европейских конторах. Их я не указал в автобиографии, решив, что это несущественный профессиональный опыт.
– Насколько я понимаю, там хоронят по-другому.
– В преимущественно протестантских странах, да, сэр. Там нет традиции бальзамирования, тем более косметологии. Как увидите из моей автобиографии, косметология – основная область моего профессионального интереса.
– Хорошо, – кивает Харолд.
Ему нравится этот молодой человек, его негромкий, серьезный голос. Нравится, что он пришел на эту встречу в черном костюме. Нравится его обращение «сэр». Молодой человек, выказывающий почтение к нанимателю, видимо, будет выказывать его и к покойным.
Харолд вспоминает о своем сыне, который немногим постарше этого молодого человека. Выказывание почтения не было сильной стороной Мервина. Может, и хорошо, что Мервин не захотел идти по отцовским стопам. Это могло только прибавить сложностей в будущем.
– Сэр!
Он вновь переносит внимание на молодого человека.
– Сэр, я был бы рад пройти испытательный срок, если это поможет вам сделать выбор между мной и другими кандидатами.
– Других кандидатов, собственно говоря, нет. Я дал объявление о работе только в прошлую пятницу, и ты откликнулся первый. Как говорят, кто рано встает, тому Бог дает. Когда сможешь приступить к работе?
Молодой человек позволяет себе слегка улыбнуться.
– Мне нужно всего пару дней, чтобы найти жилье, сэр. Спасибо, мистер Хопкинс. Вы не пожалеете о своем решении. Полагаю, я окажусь вам полезен и надеюсь многому научиться, наблюдая за работой такого профессионала, как вы, сэр.
Харолд Хопкинс несколько смущенно отмахивается от комплиментов:
– Чепуха. Это ты будешь учить такого старого пса, как я, новым фокусам. И не нужно называть меня «сэр». Зови просто Харолд.
Через два дня после этой беседы Гленн Ферниш является в похоронную контору. Харолд показывает ему оборудование, потом знакомит его с женой Эллен, дочерью Алисией, тоже работающей в конторе, и Джоуэлом, деловым партнером. Гленн производит на всех хорошее впечатление. Но больше всего времени он и Харолд проводят в приготовительном зале.
– Регулируемая тележка, отсасывающее устройство, бальзамировочная машина, – объясняет Харолд, показывая различные приспособления. – Вентиляция в столе. Катафалк может подъезжать задом прямо к этим дверям.
Молодой человек хвалит умелую постановку дела, и Харолд делает самоуничижительный жест.
– Гленн, мы выглядим предприятием средней руки, но немало потрудились, чтобы создать это впечатление. Людям так нравится. В неделю у нас бывает больше дюжины клиентов.
Гленн, явно пораженный, кивает.
– И каким бальзамирующим раствором пользуетесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27