— Доброе утро, вы от мистера Грегори?
Я промямлил что-то не очень разборчивое, что можно было принять за утвердительный ответ.
— Славненько, я ждала вас. — Она отперла дверь и широко раскрыла ее. — Входите, мистер...
— Арчер.
— Мне доставляет огромное удовольствие видеть вас, мистер Арчер.
Это была маленькая, стройная женщина лет пятидесяти в голубом хлопчатобумажном платье, слишком коротком и фривольном для ее возраста, хотя все, что ее окружало, должно было отрицать такой возраст. На какое-то мгновение в сумрачной маленькой прихожей ее птичий голосок и быстрые грациозные движения могли создать впечатление, что перед вами юная блондинка.
В освещенной солнцем гостиной эта иллюзия рассеялась. Сухие морщины ясно выступили вокруг ее глаз и рта, и она не могла скрыть их за улыбкой. Ее мальчишеские вихры пепельного цвета тронула седина, кожа на шее ссохлась. Хотя она мне чем-то понравилась. Миссис Кэмпбелл почувствовала это. Сверкая коленками, она хлопотала в небольшой гостиной, поднимала чистые пепельницы и снова ставила их на место.
— Садитесь, пожалуйста, или вы хотите осмотреться стоя? Как мило с вашей стороны проявить интерес к моему гнездышку. Пожалуйста, обратите внимание на вид на море. Это — одна из роскошных вещиц, которыми я обладаю. Не правда ли, очень мило?
Она придала своему стройному, маленькому телу желаемую позу и кокетливо протянула к окну руку, слегка согнув ее в локте. За окном открывался вид на море — небольшая голубая полоска, запутавшаяся в кроне дуба.
— Очень мило. — Но я спрашивал себя, для каких мертвых душ или для какого покойного папочки она все это разыгрывает. И как долго она будет принимать меня за возможного покупателя.
Комната была забита темной старой мебелью, предназначенной для более крупного помещения и для более крупных людей: резной обеденный стол, обставленный испанскими стульями с высокими спинками, мягкий диван красного плюша, тяжелые красные занавеси по обеим сторонам окна. Все это служило безрадостным контрастом с оштукатуренными стенами и потолком, окрашенными в темно-зеленый цвет и запачканными пятнами от протечек с крыши.
Она перехватила мой взгляд, направленный на подтеки.
— Больше это не повторится. Могу это гарантировать. Прошлой осенью я отремонтировала крышу и, кстати, собираю деньги, чтобы провести ремонт в этой комнате. Но тут вдруг произошли большие события. Знаете ли, на меня свалилась необыкновенная удача, или вернее будет сказать — удача свалилась на дочь. — Она замолкала, приняв драматическую позу слушателя, который получает краткое закодированное послание в ответ на посланную информацию. — Но разрешите, я расскажу вам обо всем за кофе. Бедняга, вы, похоже, здорово измотались. Я знаю, что значит искать жилье. Ее щедрость беспокоила меня. Было неприятно получать что-либо от человека, принимающего меня за другого. Но не успел я сочинить ответ, как она протанцевала на кухню. Вернулась она с подносом, на котором гордо сиял серебряный кофейный набор, расставила его на столе и запрыгала вокруг него. Было приятно смотреть, как она наливает кофе. Я сказал ей комплимент по поводу кофейника.
— Премного вам признательна, любезный сэр. Это подарок на мою свадьбу. Все эти годы я хранила его. Сохранила много других вещей, а теперь рада, что поступила именно так. Теперь, когда я опять переезжаю в большой дом, — она коснулась своих губ кончиками пальцев и радостно хихикнула в такт мелодии. — Но, конечно, вы ни о чем об этом не знаете, если только вам не рассказал мистер Грегори.
— Грегори?
— Мистер Грегори — брокер по недвижимости. — Она доверительно придвинулась ко мне, прыгнув на диван. — Именно поэтому я и готова продать дом без всякой выгоды, если получу свои деньги, вложенные сюда. Я выезжаю отсюда в начале следующей недели, буду жить со своей дочерью. Дело в том, что моя дочь улетает в Италию на месяц или около того, и она хочет, чтобы я находилась в большом доме и присматривала за ним, пока она в отъезде. И должна сказать вам, я сделаю это с большим удовольствием.
— Вы переезжаете в большой дом?
— Да, это действительно так. Я переезжаю обратно в свой большой дом — тот, где родились мои девочки. Вы можете даже не подумать об этом, глядя на мое нынешнее положение, если, конечно, у вас не наметанный взгляд и вы можете отличить хорошую мебель. Но когда-то я жила в великолепном большом доме в Беверли-Хиллз. — Она энергично мотнула головой, как будто я ей возражал. — Я лишилась его... мы лишились его еще задолго до войны, когда мой муж оставил нас. Но теперь, когда моя умная девочка выкупила его обратно, она пригласила меня к себе! — Она потрогала свою худую грудь. — Как она должна любить свою мамочку, правда?
— Несомненно, она вас любит, — сказал я. — Похоже, у нее появились какие-то деньги.
— Да. — Она уцепилась за мой пиджак. — Я говорила ей, что так и будет, если она сохранит веру, будет старательно работать и находить общий язык с другими людьми. Я сказала своим девочкам в тот самый день, когда мы выезжали оттуда, что когда-нибудь мы возвратимся. И, понятное дело, так оно и случилось. Эстер получила все эти деньги от урановых рудников.
— Она где-то нашла урановую руду?
— Нашел мистер Уоллингфорд. Он был канадским горнодобывающим промышленным магнатом. Эстер вышла замуж за мужчину старше себя, как то же самое сделала и я в свое время. К несчастью, бедняга помер, они не успели прожить и года. Я так его и не увидела.
— Как его звали?
— Джордж Уоллингфорд, — ответила она. — Эстер получает значительный ежемесячный доход от его состояния. Кроме того, она получает также деньги и за фильмы. Кажется, все сразу сложилось для нее удачно.
Я внимательно наблюдал за ней, но не заметил признаков того, что она преднамеренно лжет.
— Какие роли ваша дочь играет в фильмах?
— Разные, — заявила она, неопределенно махнув рукой. — Эстер и танцует, и плавает, и ныряет — она ведь была профессиональным мастером по прыжкам в воду — и, конечно, исполняет роли. Ее отец тоже был артистом в добрые старые времена. Вам не приходилось слышать о Раймонде Кэмпбелле?
Я кивнул. Это имя принадлежало звезде немого фильма, игравшего головорезов, который хотел попасть в звуковые фильмы, но его подвел возраст и писклявый голос. Я помнил период в начале двадцатых годов, когда фильмы Кэмпбелла заполняли кинотеатры Лонг-Бич по субботним вечерам. Он пробуждал во мне вдохновение. Его герой — инспектор Фейт из Лаймхауза в целой серии картин — помог мне стать полицейским — не знаю, к добру или во вред. А когда престиж полицейских упал, воспоминания об инспекторе Фейте помогли мне уйти из полиции Лонг-Бич.
Она сказала:
— Вы помните Раймонда, не правда ли? Были ли вы с ним лично знакомы?
— Нет, видел только на экране. Это било давно. Что с ним все-таки случилось?
— Он умер, — ответила она. — Он умер от горя в годы депрессии. Много лет он не снимался ни в одном фильме, друзья отвернулись от него, он наделал огромных долгов. Вот так он и умер. — Ее глаза наполнились слезами, но она мужественно улыбнулась сквозь слезы, |как и положено было одной из основных дам Раймонда Кэмпбелла. — Но я не теряла веры. Я сама была артисткой уже до того, как подчинила свою жизнь Раймонду, и воспитала своих девочек в его традициях, так, как он этого сам пожелал бы. По крайней мере, одна из них достигла многого.
— А чем занимается ваша другая дочь?
— Рина? Она медсестра в психлечебнице, можете вы себе представить? Меня всегда поражало, что две девочки, столь похожие друг на друга и почти ровесницы, так отличаются по темпераменту. Несмотря на все художественное образование, которое я ей дала, она выросла удивительно хладнокровной, волевой и расчетливой. Ну, что вы, я бы просто остолбенела от удивления, если бы Рина предложила мне переехать к ней. Никогда! — воскликнула она мелодраматически. — Рина скорее потратит все свое время на ненормальных. Любопытно, почему красивая девушка поступает таким образом?
— Может быть, она старается им помочь.
Взгляд миссис Кэмпбелл стал озадаченным.
— Она могла бы найти для этого более женственную форму. Эстер доставляет другим настоящую радость, не роняя своего достоинства.
Я иронически улыбнулся. Она проницательно взглянула на меня, захлопала ресницами и снова обратилась ко мне с уже просветлевшим взором.
— Но мне не следует утомлять вас рассказом о своих семейных делах. Вы приехали осмотреть мой дом. В нем всего три комнаты, но он очень уютный, особенно кухня.
— Не беспокойтесь об этом, миссис Кэмпбелл. Я злоупотребляю вашим гостеприимством.
— Что вы, нисколько. Совершенно не...
— И все же я злоупотребил им. Я — детектив.
— Детектив? — Ее маленькие пальцы впились в мою руку. И она произнесла совершенно новым голосом — на целую октаву ниже, чем было ее птичье щебетанье: — Что-нибудь стряслось с Эстер?
— Я пока ничего определенного не знаю. Просто ищу ее.
— У нее неприятности?
— Возможно.
— Я это знала. Я так боялась, что что-нибудь будет не так. Нам всегда не везет. Всегда что-то подводит. — Пальцами она коснулась своего лица: кожа на нем стала похожа на смятую бумагу. — Я круглая дура, — хрипло произнесла она. — Я ушла с работы, понадеявшись на это, задолжала половине жителей города. Если теперь Эстер подведет меня, я не знаю, что мне делать. — Она опустила руки и подняла подбородок. — Ну что же, давайте посмотрим, в чем заключаются плохие новости. Это все куча вранья?
— Что — куча вранья?
— Ее истории, которые я пересказывала вам? О договорах на киносъемки, о поездке в Италию и о богатом, но умершем муже, Я не до такой степени глупа.
— Частично это может соответствовать правде. А частично нет. Ее муж не умер. Он — не старый и не богатый, и он бы хотел, чтобы она вернулась к нему. Вот почему я и оказался здесь.
— И это все? Не может этого быть. — В ее глазах появилось подозрение. После потрясения в ней вдруг пробудилась другая личность. Я не знал, была ли это врожденная твердость или она порождалась истерией. — Вы что-то от меня скрываете. Вы сказали, что она попала в беду.
— Я сказал: возможно. Почему вы так в этом уверены?
— Из вас очень трудно вытянуть информацию. — Она встала передо мной, упершись кулачками в почти незаметные бедра, и подалась вперед, как борец в наилегчайшем весе. — Не надо водить меня вокруг да около, хотя, видит Бог, я привыкла к такому обращению за тридцать лет, что живу в этом городе. Попала она в беду или нет?
— Миссис Кэмпбелл, я не могу ответить на этот вопрос. Насколько мне известно, пока против нее нет ничего определенного. Единственное, что мне нужно, это поговорить с ней.
— О чем?
— О том, что муж просит ее вернуться к нему.
— Почему бы ему самому не поговорить с ней об этом?
— Он намеревается это сделать. В данный момент он нездоров. К тому же было очень трудно разыскать ее.
— Кто он такой?
— Молодой журналист из Торонто. Зовут его Джордж Уолл.
— Джордж Уолл, — повторила она. — Джордж Уоллингфорд.
— Да, — сказал я, — сходится.
— Что из себя представляет этот Джордж Уолл?
— Думаю, это хороший человек или станет таковым, когда возмужает.
— Любит ли он ее?
— Очень. Может быть, чересчур сильно.
— И чего же вы хотите от меня? Ее адрес?
— Если он у вас есть.
— Как же мне его не знать. Я там прожила почти десять лет. Улица Мэнор Крест Драйв, 14, Беверли-Хиллз. Но если это все, что вас интересовало, почему вы сразу об этом не сказали? Вы заставили меня распинаться перед вами, я вела себя как последняя дура. Почему вы так поступили?
— Простите. Это было не очень прилично с моей стороны, но, возможно, речь идет не только о пропавшей жене. Вы сами предположили, что Эстер попала в беду.
— Слово «сыщик» для меня равнозначно понятию «беда».
— Были у нее раньше какие-нибудь осложнения?
— Давайте не будем обсуждать это.
— Часто ли вы видели ее этой зимой?
— Очень редко. Я провела с ней один уик-энд — на предпоследней неделе.
— В Беверли-Хиллз?
— Да, она только переехала туда и хотела посоветоваться со мной относительно ремонта и переделок в некоторых комнатах. Люди, которые жили там до Эстер, плохо смотрели за домом — не так, как когда мы сдавали его японской семейной парочке. — Взгляд ее голубых глаз погрузился в минувшие десятилетия, потом вернулся к настоящему. — Но, во всяком случае, мы с Эстер прекрасно провели время вместе. Прекрасный, уик-энд. Когда были одни, мы болтали, она занималась своими нарядами, как будто вернулось прошлое. И дело закончилось тем, что Эстер пригласила меня переехать к себе в начале года.
— Это было мило с ее стороны.
— Не правда ли? Я очень удивилась и обрадовалась. В течение многих лет у нас не было особой близости.
Сказать по правде, тогда я с ней почти не встречалась. А затем как гром среди ясного неба — она приглашает меня к себе и предлагает у нее поселиться.
— Как вы думаете, почему она так поступила?
Вопрос ей показался вполне уместным. Она присела на краешек стула и приняла позу задумавшегося человека, приложив кончики пальцев к виску.
— Трудно сказать. Конечно, не из-за моих прекрасных глаз. Понятно, что поскольку она уезжает, ей кто-то нужен, чтобы смотреть за домом, находиться в нем. Думаю, она тоже одинока.
— И напугана?
— По ее поведению этого не скажешь? Может быть, она чего-то и испугалась. Но даже если это и так, мне об этом она не скажет. Мои дочери не всем делятся со мной. — Она прикусила сустав большого пальца и по-детски скорчила рожицу. — Смогу ли я переехать к ней в начале года? Как вы думаете?
— На вашем месте я бы не рассчитывал на это.
— Но дом, видно, принадлежит все же ей. Она бы не стала тратить столько денег на ремонт. Мистер Арчер — правильно я называю вашу фамилию? — откуда она берет все эти деньги?
— У меня нет ни малейшего представления, — ответил я, хотя у меня было на этот счет немало догадок.
Глава 11
Мэнор Крест Драйв был одним из спокойных, обсаженных пальмами проспектов, которые были проложены в середине двадцатых годов, до потрясений великой депрессии. Дома тут были не такие огромные и замысловатые, как вычурные дворцы на окружающих холмах, но и на них лежала печать претенциозности. Некоторые из них были построены в стиле поздней английской готики с фахверковыми фасадами, другие имитировали испанские толстостенные строения с маленькими окнами, похожими на оштукатуренные крепости для отражения воображаемых мавров. Улица была хорошая, но казалась какой-то невеселой, как будто здесь уже побывали мавры.
14-й номер принадлежал двухэтажному дому типа испанской крепости. Он стоял в глубине участка, за полосой кипарисов. В воздухе над зеленым забором плясали радужные водяные брызги от механической поливалки. Запыленный серый «ягуар» был запаркован на въездной площадке.
Я вышел из машины, оставив ее перед соседним домом, прошел немного назад и по въездной дорожке подошел к «ягуару». Согласно надписи на белой наклейке на рулевой колонке, автомобиль был зарегистрирован на имя Лэнса Леонарда.
Повернувшись, я осмотрел переднюю часть дома. Водяная пыль от разбрызгивателя оросила мое лицо. В этом проявился единственный ощущаемый признак жизни. Черная дубовая дверь была заперта, окна глухо зашторены. Розовая черепица крыши давила на дом, как огромная плита.
Поднявшись на ступеньку, я нажал на кнопку и где-то глубоко в здании услышал звук электрического звонка. Мне показалось, что я услышал шаги, приближавшиеся к обитой железом двери. Я даже уловил чье-то дыхание. Я постучал в дверь и стал ждать. Дыхание на другой стороне двери, если это было дыхание, прекратилось или удалилось.
Я постучал еще несколько раз и еще немного подождал, но все зря. Отходя от дома по въездной дорожке, угловым зрением я засек движение. Я обернулся и прямо посмотрел на это окно: штора уже была поправлена.
Я протянул руку над колючим декоративным кустарником и постучал в это окно, просто ради хохмы. Хохма так и осталась хохмой.
Я возвратился к своей машине, сделал разворот на следующем перекрестке и поехал обратно, мимо дома с розовой крышей. Остановился на таком месте, откуда мог наблюдать за парадной частью этого дома через свое зеркало заднего обзора. На улице было очень тихо. По обеим ее сторонам ветви пальм свисали, как застывшие зеленые взрывы, запечатленные фотокамерой. Поодаль, на фоне голубого неба, выделялась плоская белая башня городской мэрии Беверли-Хиллз. Ничто вокруг не напоминало о течении времени. Только стрелка на моих ручных часах подошла к двум часам и двинулась дальше.
Примерно в десять минут третьего со стороны городской ратуши показалась машина. Это был старый черный «линкольн», длинный и тяжелый, как катафалк. Серые занавески на заднем стекле довершали схожесть. За рулем сидел мужчина в черной фетровой шляпе. Он ехал со скоростью примерно пятьдесят миль на участке, где скорость была ограничена двадцатью пятью милями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26