Но скорее всего это
было бы только данью благодарности тому Майеру, которого я уже больше
никогда не увижу.
Но этот треклятый сукин сын, едва не окунувшийся в Стикс, лежал
теперь передо мной как ни в чем не бывало, закинув ногу на ногу и глядя на
меня ясными, совершенно здоровыми глазами. Он не изменился ни на йоту.
Новерное, мне в глаз попала соринка, потому что я поспешно отвернулся к
окну и долго тер покрасневший от моих усилий глаз.
- Ты гадкий, мерзкий испоренный мерзавец, - повторил я с прежним
выражением.
- По-моему, мое состояние исключает плодородную почву для
испорченности. У меня такое ощущение, что сейчас я не переживу даже
вывиха.
- Кончина от вывиха сейчас у медиков самая модная тема для
диссертации, - отозвался я. - Ладно, давай на секундочку отвлечемся от
твоих проблем и поговорим обо мне. Что это ты там такое ляпнул насчет
самообмана? Мне есть что тебе сообщить, старый скупщик душ, только боюсь,
что это проивучит слишком поэтично. На свете появилась женщина, которую я
хочу назвать своей.
- Эта медсестра? - У него на физиономии было ясно написано: "Ты меня
разыгруваешь, причем неостроумно".
- Нет. Гуля.
- Гуля? - Казалось, это сообщение поразило его не меньше. - Так ты...
когда ездил, ты...
- Ну да, да, да, черт побери! Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой.
Он задумчиво кивал.
- Чему это ты улыбаешься?
- Я? Да над этим, что мне нет больше надобности беспокоиться о тебе.
А я, знаешь ли, очень беспокоился за тебя все это время - с твоего приезда
и до тех пор, пока не загремел сюда. Ты привел в замешательство всех наших
друзей. С тех пор, как ты приехал, ты ведешь себя, словно на всемирной
конфедерации яхтсменов. Ты знаешь, не в моих привычках следить за
друзьями, но трудно было не заметить, что последние две недели ты просто
как с цепи сорвался. Две заезжие туристки, новая кельнерша в баре,
стюардесса, учительница младших классов и, Господи, спаси нас и сохрани,
проповедница.
- И еще медсестра, - добавил я очень тихо. - Так ты говоришь, теперь
можешь за меня не беспокоиться?
- Немного, конечно буду. Мне кажется, в таком количестве постелей за
столь короткое время ты подрастерял свои мозги. Но я думаю, что причина
пожара почти устранена, и ты теперь сполнавознагражденный.
- Какой?
- Ты ходил вокруг да около, плевался и ругался, и при всем при этом
валял огромного дурака.
- Вокруг да около, да? Ну ладно, через это я уже прошел. Эта
медсестра была последней.
- Это признание неизбежности семейной жизни?
- Можешь приободриться. И даже похлопать в ладоши.
Он склонил голову набок и посмотрел на меня немного кокетливо.
- Еще не сейчас. Она все-таки еще очень маленькая девочка, Трэвис.
- Я сам себе это постоянно твержу.
- С совершенно другой системой ценностей.
- Я знаю.
- И ко всему прочему, до сих пор замужем.
- Но хочет развестись и неприменно разведется.
- А ты все это время будешь жить аскетом?
- Я думаю о том, что очень многие живут среди друзей, спорят о
футболе и погоде и не разучились от этого смеяться. Почему бы и нет?
Он улыбнулся и закрыл глаза. Минуту спустя он уже спал глубоким,
крепким и здоровмым сном.

8
Возвращаясь тем вечером домой, я еще издали заметил большую темную
тень, маячившую в моем доке. Тень ошивалась рядом с "Молнией", бродила
взад-вперед, присаживаясь на сходни, вскакивала снова. Я тихонько поднялся
на борт, обошел "Молнию" и подобрался к незнокомцу достаточно близко,
чтоюы рассмотреть в полумраке его лицо. Черт, оно было мне настолько
знакомо, что я от изумления не сразу вымолвил его имя. Фрэнк Хейс.
Инженер-конструктор, первоклассный подводник, механик-волшебник. Я не
видел его с тех самых пор, как мы, лишившись помпы, расстались в заливе Ла
Паз.
- Фрэнк? - выдохнул я наконец.
Он замер на полшаге. Взглянул в мою сторону. Всмотрелся. Немая сцена.
Наконец он сорвался с места и кинулся ко мне, причем первым его вопросом
было:
- Как там Майер?
- Уже лучше. Сегодня он пришел в себя.
- Я тут расспросил о вас, пока тебя не было.
Я засветил фонари, отпер салон и пригласил войти. Он втащил наверх
свой рюкзак и свернутый спальник. Одет о был тоже подходяще - крепкие
немного порыжевшие ботинки и старая армейская десантная форма с белой
рубашкой внизу. Я заметил, что на куртке нехватает многих пуговиц. Фрэнк
за эти годы отрастил бороду, маскировавшую его широкие скулы, и теперь
выглядел эдаким офицером запаса.
- Смотришься по-прежнему хорошо, Фрэнк.
Он пожал плечами.
- Волос поменьше, жирку побольше.
- Теперь уже слишком поздно, чтобы идти искать тебе приличный ночлег,
так что ночуй у меня, как есть. Добро пожаловать.
- Спасибо. Это вполне подходит.
- Умываться будешь?
- Я правильно помню, что если пойти туда, окажешься но носу?
- Правильно. Я могу сварганить нам яичницу.
- Я уже ужинал, спасибо. Немного бурбона с водой, если не трудно.
Один к одному, люда не надо.
Я смешивал виски с водой и гадал, что он затеял. Нечего было и
надеяться вытянуть это из него прежде времени. Фрэнк всегда все делал
по-своему, как хотел и когда хотел.
Он вернулся в салон, с кивком благодарности принал бокал и развалился
в глубоком кожаном кресле. Отпив примерно половину, он отер губы и
огляделся.
- Славно, - резюмировал он. - По тому, как вы с Майером ее описывали,
она и должна была выглядеть приблизительно так. Ты слыхал, что случилось с
Джо Делладио?
- Нет.
- Погиб. В горах на дороге в Пуэбло. Столкнулся с автобусом, у
которого отказали тормоза. Его вышвырнуло с дороги, его, жену и двоих его
детишек из четырех.
- Господи, какой кошмар. Вот чертово невезенье.
- И не говори. Я узнал об этом только несколько месяцеа спустя. Так
же, как и о Теде. Ты послал мне открытку на тот адрес, который я оставил
вам, прежде чем мы разъехались. Но меня тогда не было в Штатах.
- Да, остались только ты, я да Майер.
- За всех выживших, - сказал он и допил свой бокал. - Особенно за
Майера. Я, признаться, сначала думал, что он не потянет эту чертову лямку
с погружениями. Пошло оно к дьяволу, это золото, верно?
- Верно, - кивнул я, намешав ему новую порцию.
- Собственно, с чего я взялся тебя разыскивать. Я хотел бы знать, что
случилось с его бумагами. Особенно с тем блокнотиком, с "его
сновидениями". Ты его помнишь?
- Великолепно помню. В тот же вечер, когда он погиб, мы с Майером
пробрались на "Лань" и искали всю ночь. Ничего. И в его сейфе в банке тоже
ничего не было.
- Странно.
- Вот именно, особенно если учесть, что он тогда собтрался в новое
плаванье. С севера приехала его дочь. У нее тоже не было никаких сведений.
- Она не осталась ни с чем?
- Напротив. Не то что с "кое-чем", а даже с "очень много чем". Что-то
между восемью и девятью сотнями тысяч, плюс "Лань", плюс проценты со
счета.
- Она теперь здесь?
- Нет, она теперь в южной части Тихого океана, вместе с мужем, на
"Лани". Мужа зовут Говард Бриндль, они справляют таким образом медовый
месяц. Уже четырнадцать месяцев справляют.
- Только дочери? Никаких других наследников, которым он хоть
что-нибудь оставил?
- Только Линде, больше известной как Гуля.
- А ты собирался тогда ехать с Тедом на новые поиски?
- Он не просил меня об этом, и я не знаю, собирался ли просить
вообще. Нельзя сказать, что он был обычным соседом с языком без привязи.
- Его адвоката вы знаете?
- Да. Я уже думал об этом. Я спрашивал у него. Нет, ответил он,
профессор Тед Левеллен не поручал ему на хранение никаких записей и
никаких книг. Звать его Том Колайр. Фолл, Колайр, Хэсплин и Батс. Том был
назначен соисполнителем завещания, вместе с поверенным Первого Банка
Побережья.
- Колайр - приличный человек?
- Думаю, да. Династия юристов. Уже не молод. Большая солидная
практика, к тому же он крупный земельный арендатор. А почему ты
спрашиваешь?
Фрэнк молча и задумчиво поглаживал свежий, недавно зарубцевавшийся
шрам на тыльной стороне левой руки: огромная отметина, сияющая новенькой
туго натянутой розовой кожей, не меньше двух дюймов длиной.
- Где это ты умудрился?
Он смотрел на шрам все так же задумчиво, словно видел его впервые в
жизни.
- Это? Какой-то ублюдок оставил на палубе гаечный ключ, я наступил на
самый край, взмахнул руками, чтобы за что-нибудь уцепиться, а в это время
в машинном отделении как раз выпустили пары. Я угодил рукой в самую струю.
Здорово заживает, быстро.
- Фрэнк!
- А?
- С чего это ты вдруг заинтересовался пропавшими документами Теда? Я
не отвечу больше ни на один твой вопрос, пока ты не ответишь на мой.
- Месяц назад из Майами было послано письмо - неким Мэнсфилдом
Холлом, адвокатом. Чрезвычайно осторожное письмо. В нем говориться, что
Холл, адвокат, обращающийся в Севен Сиз Лимитед, представляет некого
господина, который вступил во владение некими исследовательскими
материалами, полученными из подлинных источников, указывающих возможный
район поиска сокровищ, затонувших на дне океана, к чему прилагаются
геодезические карты, лоции и фотографии района. Этот некий господин
собирается, в доле с Севен Сиз, финансировать экспедицию. Севен Сиз
оплачивает первые пробные поиски, с возвратом полной стоимости этой
экспедиции, после чего расходы берутся пополам. Господин желает иметь
своего личного представителя на протяжении всех поисков. Договор на
финансирование дальнейших поисков возобнавляется только после результатов
первой попытки.
- Звучит так, словно и впрямь все продуманно Тедом. Очень ясно, очень
просто.
- Вот и мне так показалось. Я отправился повидаться с Менсфилдом
Холлом. Я не думал вызнать у него что-либо стоящее, потому что был уверен:
он почти ничего не знает. Я даже не был уверен, что он знает, кто его
поручатель.
- А как ты сумел перехватить письмо?
Он вытаращился на меня.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я слышал кое-что об этой "Семи Морях". Это морская корпорация, о
ней много писали в прошлом году, они сумели вычислить и отыскать место
падения французкого реактивного самолета с изрядным грузом золота на
борту. Он затонул недалеко от Арубы. Кажется, базируются они на Ямайке?
- Нет, на Большом Каймане.
- Так как же ты...
- Да потому что оно было послано мне, Мак-Ги! О Господи! Я и есть эти
самые "Семь Морей". Во всяком случае я владею сорока процентами акций.
Я оглядел - заново - его порыжевшие ботинки и латанную куртку
десантника.
- Славно, славно. Ну ладно. Я полагаю, ты прилетел повидать меня на
собственном "Боинге"?
- Нет. Нашей доли в спасении французкого золота на это не хватило.
Еще тогда, уезжая в Мехико, я хотел купить долю в "Семи Морях". Я уже
работал там, правда неудачно. Я как раз искал большой куш, и мы упустили
его в заливе Ла Паз, но со следующей попытки мне повезло. Теперь я хочу
попытаться еще раз. Я просто обязан. Хотя бы на паях с кем-нибудь.
- Ох, Фрэнк, не уверен, что когда-нибудь поверю в это.
- А ты попробуй. Ты мне нужен. Во всяком случае, мистер Менсфилд Холл
испрашивал мое мнение и поручил контрпредложение для своего клиента:
забыть все, что он наворотил и делать эту работу на равных, он начала и до
конца, или не делать вовсе. Теперь, как ты сам понимаешь, я пытаюсь
раскрутить дело с другого конца. Как ни был осторожен поручитель Холла, он
не удосужился выяснить, работал ли я когда-нибудь с Тедом Левелленом. Если
этот некто нуждается именно в экипировке и команде, у кого бы он ни
спросил совета, почти всюду ему укажут на Севен Сиз Лимитед. Это как раз
то, что нам нужно. Но мне кажется, это пахнет чем-то еще. Как ты думаешь,
чем?
Несколько минут я прикидывал все, что людой, кто каким-то образом
легально получил бумаги Левеллена, может не таясь нанять и экспертов, и
команду, и совершенно преспокойно выйти в море и поднять клад, вовсе не
окутывая все это тайной.
- Именно! Совершенно излишне секретничать и осторожничать и
забрасывать такие изощренные сети.
- Так ты думаешь, кто-то стащил "мое сновидение"?
- Или Тед доверился негодяю.
- Поверенному банка? Адвокату?
- Откуда я знаю? Мы с тобой знаем, что могло случиться. Какой-нибудь
человек, которому ты готов доверить все, даже собственную жизнь. Нет ни
свете ничего, что бы он не сделал для тебя. Но вот ты внезапно умираешь, а
он прикидывается ангелочком. Простачком. Дочь? У нее своя жизнь, она
замужем. Не нужно ее беспокоить. И вот этот парень, этот верный и
преданный друг, остается со всеми бумагами профессора Левеллена на руках.
Черновые исследования заносились в тот блокнот, толстый и непонятный.
Остальными заметками можно набить средних размеров чемодан. Преданный друг
ложиться на дно и ждет, накалятся ли страсти. А страсти не накаляются. И в
конце концом он делает первый шаг, причем делает его так, чтобы свести на
нет малейший риск.
- Никогда не слыхал от тебя такой пространной и связной речи, Фрэнк,
ни разу за все наше знакомство.
- Тед верил тебе, чертов ты сукин сын!
Даже в минуты крайнего изумления я успевал поймать челюсть прежде,
чем она стукнется на пол. Но на это раз не успел. Ты можешь возразить
собеседнику двадцатью различными способами и уже раскрываешь для этого
рот, но не можешь выбрать, с какого начать. И ты сидишь с раззявленной
варежкой, тупо уставясь на оппонента.
Вот я и сидел, воззрившись на него, с отвысшей челюстью. Полное
поражение. Дурацкое состояние краснеющего подростка. Попранная честь и все
такое. Предчувствуя недоброе, он попытался отодвинуться от меня вместе с
креслом, но оно не захотело двигаться. И прежде, чем он успел вскочить, я
со всего размаху врезал ему по скуле именно в тот момент, когда он
приподнимался из кресла. У меня тут же заболело отбитое ребро ладони,
напомнив мне старую истину, что нельзя бить человека по твердым частям
тела незащищенной рукой. Достаточно одного удара в какое-нибудь мягкое
место, чтобы все твердые прочевствовали это тоже. Что я и сделал.
- Угх! - выдохнул он. Кажется, у него несколько расфокусировалось
зрение.
- Угх сам себя!
- Сукин ты пидор!
Да, мы явно перешли на школьный жаргон. Пожалуй, именно это меня и
остановило. Хватит, решил я.
- С твоего позволения, правильно будет пе-дер, - сообщил я.
- Я просто хотел выяснить. Я выяснил, так что кончай драться.
С голосом у него было уже все в порядке. Он потрял головой, чтобы
унять звон в ушах. Я отступил на шаг назад, но не сел.
- Я великий лжец, - заявил я. - Но я не краду у друзей, неважно,
мертвые они или живые.
- Я уже понял. - Он с беспокойством ощупывал физиономию, проверяя, не
разбил ли я ему челюсть. - Это был просто неудачный оборот. У меня в
голове до сих пор звенит. Давненько меня так не били. Слушай, это идея,
это надо развить...
Он вылез наконец из завалившегося набок кресла, поставил его на
прежнее место и уселся. С глубоким вздохом облегчения.
Я разминал ушибленную руку. Я тоже давненько никого не бил.
- Обычно я бываю более сдержен, Фрэнк. Твоя скула стоила мне руки. Я
бы не вышел из себя, если бы не то печальное обстоятельство, что я
по-настоящему любил Теда. Я очень скучаю по нему. В один прекрасный день
он, знаешь ли, спас мне жизнь. Впрочем, я забыл, ты об этом действительно
знаешь.
- Все верно, Мак-Ги, но посмотри на это с другой стороны. Я знаю, что
он умер здесь. Я знаю, что ты и Майер были близки с ним. Любой из вас мог
совершить эту кражу. Но я точно знал, что то не Майер.
Это меня заинтересовало.
- А почему не он?
- Мы сыграли с ним множество партий на "Лани". Поэтому я знаю его
логику, течение его мыслей. Ему был бы непереносим сам факт того, что он
пустился на какие-то ухищрения. Это не в его стиле.
- Ага, значит, в моем?
- Давай не будем снова пытаться выяснить отношения. Ни ты, ни Майер.
Значит, это кто-то третий. Черт, как ноет. Мак-Ги, твои кулаки выглядят
меньше, чем болит челюсть!
Я удержался от искушения показать ему, как именно выглядит мой кулак.
Боюсь, что пальцы я смогу согнуть не скоро.
- Я вел себя, как распоследний истеричный подросток, Фрэнк. Я бью
людей только в порядке самообороны. Как правило.
- Я бы с удовольствием остался здесь до утра. Мне до смерти хочется
сыграть с Майером пару партий - если, конечно, он в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29