Он ничем не мог нам помочь, потому что в военных вопросах был нулем, а использовался в таких случаях как бич, как дубинка Сталина. В оскорбительном тоне он говорил с командующими, а потом и со мной. Не хочу допускать в свою очередь неуважительных выражений в его адрес, потому что при всех его отрицательных качествах Молотов по-своему был честен, а его преданность Советской власти не дает мне права отзываться о нем плохо, когда речь идет о войне. В кризисные моменты он проявлял грубость, но в спокойной обстановке - нет, и я понимал, что в те часы он мог только ругаться. Положение-то сложилось грозное. Вот тогда я и выехал на главное направление, к Чистякову и Катукову. Сил у них было уже мало. Армию Катукова потрепали. Не помню, сколько она к тому времени насчитывала в своем составе танков. Шутка ли сказать: три полосы обороны, где были почти сплошь расположены танки, противник прогрыз. Но за последней полосой наши войска закрепились, и враг не смог продвинуться дальше. Он и сам выдохся. Фронт становился не то чтобы стабильным (потому что никакая сторона не добивалась там перехода к обороне), а обоюдно обессиленным. К нам попали в плен два немецких летчика. Пилотировали они одноместные самолеты, не помню, какой марки, старые тихоходы, вооруженные мелкокалиберными пушками. Это были воздушные истребители танков. Одному из летчиков было лет за 40, другой - молодой, вероятно, богатый человек, потому что все на нем было, судя по качеству и виду, не стандартное, а приобретенное за собственные средства. Первый же был попроще, хотя по воинскому званию старше. Он обгорел, у него были обожжены пальцы и лицо, а другой совершенно не тронут. Я допрашивал обоих. При допросе они оказали разное "сопротивление". О молодом мне доложили наши разведчики, которые раньше его допрашивали, что он ничего не скажет: это фашист, верящий в Гитлера и в победу германской армии. Его даже припугнули, чтобы он поддался, но тот ответил, что готов принять смерть за Гитлера, немецкая армия победит, а вы будете разбиты. Потом мне он повторил то же самое. Я недолго с ним возился, и его увели. Стал беседовать со старшим. Это был иной, морально разбитый человек. Я ему предложил: "А вы не смогли бы написать письмо к вашим летчикам и обратиться к ним с листовкой антигитлеровского содержания?". Он ответил: "Как же я напишу?" - и руку показывает. - "Я не могу владеть рукой, она вся у меня обожжена". Я ему: "Вы будете диктовать". Одним словом, он согласился. Думаю, впрочем, что мы эту листовку не распечатали, потому что решали главный вопрос, а на листовки мало возлагали надежд. Надо было физически разгромить противника. Говорю это к тому, что в то время даже среди летного состава германских войск появились люди, которые не проявляли моральной устойчивости и были надломлены, потеряв веру в победу немецкого оружия. Многого я сейчас уже не помню, но и не стремлюсь дать точную картину перемещения воинских частей и хронологию проведения операций. Все это изложено в мемуарах генералов, у каждого - по своему участку, и в опубликованных оперативных документах. Из них точно известно, когда противник выдохся, когда мы задержали его продвижение и сами перешли в наступление. Мне же хочется рассказать о своем восприятии тех событий, о каких-то запавших мне в память фактах, об интересных людях, о том, что я чувствовал в те дни. Итак, мы стали теснить противника на главном направлении, а оно определяло положение на всем фронте. Не помню, сколько километров мы прошли, когда передвинули штаб, и я переехал вместе с ним. Новый полевой штаб организовали в землянке. Почти тут же разместились штабы 6-й Гвардейской и 1-й танковой армий, штабная землянка расположилась на кургане, и мы могли наблюдать за ходом боя, находясь на фланге войск, которые непосредственно сражались. Смотрели мы сверху вниз вместе с Чистяковым, Катуковым и Попелем, и все очень хорошо было видно, как на ладони: и действия наших танков, и действия танков противника, и поведение пехоты. Самолеты противника кружились над нами. Не знаю, заметили ли они нас, но бомбы бросали. Правда, не попали, и мы отделались лишь некоторым волнением. Помню и первую ночь, когда приехали сюда, на новое место. Очень близко сидит противник. Буквально у него под носом наша землянка. Сохранился в памяти и командующий артиллерией 6-й Гвардейской армии. Очень был хороший артиллерист. Он, бедняга, погиб, когда мы освободили Киев, а погиб глупо: ехал на мотоцикле и перевернулся, получил сотрясение мозга, пролежал в госпитале несколько дней и умер. Очень я жалел его, в госпиталь тогда к нему ездил. Хороший был генерал. Не помню его фамилию, но держу в памяти его слова: "Ну, товарищи, как спать будем ложиться? Штаны будем снимать или ляжем в штанах?". Это он - в том смысле, что ночью все возможно, противник может какую-нибудь вылазку предпринять, тогда мы или погибнем, или будем поспешно удирать. Впрочем, не помню, кто из генералов раздевался, а кто ложился одетым. Солдаты нарвали нам полыни (хорошее средство летом от блох), и мы на ней отдыхали. Мы много сил перетянули на главный участок из 38-й и других армий, которые стояли на западе, на правом фланге, где не велось активных действий. И все же были сильно истощены, понесли много потерь. Из войск я возвращался всякий раз в штаб фронта, к Ватутину. Он сидел там как часовой и управлял войсками. Я верил ему, уважал его и знал, что он сделает все, что следует командующему. А теперь вспомнил еще один эпизод. После войны данный случай при рассказе звучал даже забавно. Апанасенко находился на командном пункте 6-й Гвардейской армии. Вдруг звонит Чистяков и говорит, что противник очень близко подошел к расположению командного пункта, и я прошу разрешения перенести командный пункт на запасной, который оборудован ранее. Однако связи с запасным пунктом пока не было, поэтому мы с Ватутиным сказали ему: "Нет, держать оборону и командный пункт не переносить!". Через какое-то время опять звонит Чистяков и вновь настойчиво просит. Мы ему опять отказали. Тогда позвонил Апанасенко и сказал, что он с командармом рядом, присоединяет свой голос и тоже просит разрешения перенести командный пункт: "Я сам вижу, как танки врага лезут буквально на командный пункт. Мы можем попасть в плен". Мы обменялись мнениями: "А вдруг им нечем отбить атаку танков? Может быть, все люди у них на переднем крае. Им-то виднее, чем нам". И решили: пусть командующий армией и Апанасенко едут на новый командный пункт, а там останется начальник штаба, пока не заработает надежно связь с новым командным пунктом. Начальник штаба остался, а эти вдвое уехали. По приезде на новый пункт они должны были сейчас же связаться с нами и доложить, что взяли связь на себя и могут управлять войсками. Но нет звонка ни от Чистякова, ни от Апанасенко. Зато начальник штаба 6-й Гвардейской со старого командного пункта регулярно докладывает нам о том, что он сам видит и что ему доносят. Это длилось много часов. И потом мы стали выяснять, в чем же дело. Оказывается, это наши танки отходили, а их приняли за танки противника. Хорошо, впрочем, что начальник штаба Пеньковский уцелел. Я далек от мысли в чем-либо заподозрить Чистякова и Апанасенко. Не хочу, чтобы меня так поняли. Всякое бывает на фронте. Случается, что люди героического склада характера, отлично показавшие себя не в одном бою, вдруг нервничают, ошибаются. А могла иметь место простая ошибка. Когда мы уже гнали врага на всех участках, выталкивая его, как поршнем, из мест, куда он пробился после 5 июля, произошел нелепый случай. Апанасенко поехал к Ротмистрову, и вскоре нам донесли, что Апанасенко убит. Доложили, что он погиб при следующих обстоятельствах: стояли в поле и разговаривали Апанасенко и Ротмистров, рядом находились сопровождающие. Пролетел немецкий самолет, бросил бомбу. Она разорвалась довольно далеко, но осколок попал в Апанасенко и сразил его наповал. Из всей группы лиц пострадал он один. В кармане у него нашли записку, которая осталась мне непонятной. В ней содержались заверения в его преданности Коммунистической партии. Он излагал свои чувства. Я не понимаю этого: зачем носить в кармане на войне записку, в которой описываются верноподданнические чувства? Ничего подобного я не встречал ни раньше, ни позже. Сам же Апанасенко своим поведением производил на меня впечатление артиста, который все время играет, любуется своими действиями. Возможно, он обдумывал, какое это произведет впечатление на того, кто прочитает, если записка попадет в другие руки? Или же она была следствием тех потрясений 1937 г., о которых мне рассказывал в связи с ним Тимошенко? Приехала его жена. Я познакомился с ней. Мне сказали, что она актриса какого-то театра. Она настойчиво просила, чтобы его прах отправили похоронить в Ставрополь, на родину покойного. Я долго уговаривал ее не делать этого: "Лучше похороним его здесь, в районе Прохоровки. Тут произошла великая битва, ее будут помнить в веках". Может быть, несколько нескромно было мне говорить это, потому что я тоже был как бы солдатом той "роты", которая там дралась. Солдат говорит: самая боевая та рота, в которой он служит. "Что может быть почетнее для боевого генерала, каким являлся Апанасенко, чем быть похороненным здесь? К этому месту будут приходить наши люди и отдавать долг павшим". Жена сначала согласилась, и мы похоронили генерала там, где он пал. Но потом она опять подняла этот вопрос, и тело было перенесено оттуда и перезахоронено в Ставрополе. Вернусь к боевым действиям. На Центральном фронте, против войск Рокоссовского, немцы тоже продвинулись, но меньше, чем у нас. В те времена кое-кто делал неправильный и обидный вывод: вот в вашем направлении противник продвинулся дальше! Но этого мало, чтобы говорить об умении командующего организовать оборону и управлять войсками. Сейчас не могу сказать, какое было соотношение сил на нашем направлении и у Рокоссовского, которого я очень уважал и уважаю сейчас. Я считаю его одним из лучших командующих войсками. И как человек он мне нравился. Особенно нравилась его служебная порядочность. Не хочу возвышать кого-то с тем, чтобы кого-то унизить, или наоборот. Надо всем отдать должное в таком великом деле, каким была битва на Курской дуге. (1) Это произошло 16 февраля 1943 года. (2) Генерал-лейтенант ГОЛИКОВ Ф.И. командовал войсками Воронежского фронта до марта 1943 г., после чего был назначен заместителем наркома обороны СССР по кадрам. (3) Генерал-лейтенант ВАТУТИН Н.Ф. был начальником штаба Киевского Особого военного округа в 1939 г., а перед Великой Отечественной войной возглавил Оперативное управление Генерального штаба. (4) В дальнейшем генерал-майор авиации ЦЫБИН Н.И. (5) Генерал-лейтенант КОЗЛОВ Д.Т. командовал войсками Крымского фронта с января 1942 г., а после оставления Керчи был командующим 24-й армией с августа 1942 г. на Воронежском фронте с октября того же года заместителем командующего войсками. (6) БАЖАН Н.П., являвшийся с 1943 г. заместителем председателя Совета Министров УССР, в те месяцы редактировал газету "За Советскую Украину". (7) ГМЫРЯ Б.Р., бас, с 1936 г. был солистом Харьковского, а с 1939 г. - Киевского театров оперы и балета. (8) Вторично Харьков был сдан гитлеровским войскам 16 марта 1943 года. (9) Белгород был оставлен 18 марта 1943 года. (10) Пушечное вооружение, достаточное для противотанковых атак с воздуха, в то время имели немецкие самолеты "Мессершмитт-109Е", "Фокке-Вульф-190А", "Хеншель-129". (11) Ею командовал тогда генерал-лейтенант ЧИБИСОВ Н.Е. (12) 6-я Гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта ЧИСТЯКОВА И.М. занимала позиции с 16 апреля 1943 г. у Томаровки и Бутово. (13) Генерал-лейтенант Шумилов М.С. Его армия стала Гвардейской в апреле 1943 года. (14) Генерал-майор КРЮЧЕНКИН В.Д. Во время гражданской войны он воевал в составе 1-й Конной армии. (15) Генерал-лейтенант МОСКАЛЕНКО К.С. (16) Когда 47-я армия находилась в резерве, ею командовал генерал-майор РЫЖОВ А.И. В июле 1943 г. ее возглавил генерал-майор КОЗЛОВ П.М. (17) Генерал-лейтенант ТРОФИМЕНКО С.Г. (18) Генерал-майор ПЕНЬКОВСКИЙ В.А. (19) Село Бобрышево. (20) Генерал-лейтенант ИВАНОВ С.П. (21) Полковник ПЕНЬКОВСКИЙ О.В. (22) Станция Александровский. (23) Генерал-майор РЯБЫШЕВ Д.М., командир 8-го механизированного корпуса, и бригадный комиссар ПОПЕЛЬ Н.К. (24) Генерал-лейтенант КАТУКОВ М.Е. командовал 1-й танковой армией с января 1943 года. (25) Генерал-майор КРАЙНЮКОВ К.В. служил тогда в 40-й армии. (26) Генерал-лейтенант артиллерии ВАРЕНЦОВ С.С., генерал-лейтенант авиации КРАСОВСКИЙ С.А., генерал-майор ТАМРУЧИ B.C., генерал-лейтенант танковых войск ШТЕВНЕВ А.Д. (27) Генерал-майор ШАТИЛОВ С.С. (по декабрь 1942 г. - бригадный комиссар). (28) Генерал армии АПАНАСЕНКО И.Р. командовал с января 1941 г. войсками Дальневосточного фронта, который был образован в 1938 г. С 1943 г. заместитель командующего Воронежским фронтом. (29) 17-й танковый корпус (командовал генерал-лейтенант ПОЛУБОЯРОВ П.П.), в январе 1943 г., ставший 4-м Гвардейским танковым корпусом; 66-я армия (командовал генерал-лейтенант ЖАДОВ А.С.), в апреле 1943 г. ставшая 5-й Гвардейской армией; генерал-лейтенант РОТМИСТРОВ П.А. (он командовал этой армией с февраля 1943 г.).
К ДНЕПРУ!
Я уже рассказывал, как готовилась Курская битва. Воронежский фронт должен был перейти в наступление 20 июля, а противник перешел в наступление еще 5 июля. Это - одно. Мы недополучили значительной части подкреплений из тех, что причитались нам по плану. Это - другое. Наступление Рокоссовского должно было начаться раньше нашего, а наступать он должен был с юга на север, с тем чтобы раздвинуть правый фас дуги. Кажется, он должен был начать наступление числа 15 или, может быть, даже раньше (1). Средства усиления Центрального фронта, которые были приданы ему в виде артиллерийского корпуса Резерва Верховного Главнокомандования, после использования передавались нам. Для этого требовалось какое-то время. Конечно, раз Центральный фронт начинает раньше, то он получает все, что ему по плану положено, раньше нас. Следовательно, к началу немецкого наступления войска Рокоссовского имели больше, а мы меньше, потому что у нас еще оставалось время. Артиллерийский корпус уже находился на огневых позициях Рокоссовского, так что там сложились идеальные условия для отпора противнику огнем. Хочу объективно оценить сложившееся тогда положение, а не оправдаться как член Военного совета Воронежского фронта; хочу для самого себя объяснить происшедшее и правильно понять, как случилось, что противник на направлении Рокоссовского углубился на меньшую глубину, чем у нас. Есть и другая причина. Мне представляется, что против нас была сосредоточена более сильная группировка противника. У него именно тут было направление главного удара. Поэтому и больше сил было выставлено на этом направлении. Но точно я этого не знаю, тем более что не знаю также, чем располагал фронт Рокоссовского. Сейчас военному историку будет уже нетрудно разобраться, потому что стали доступны все документы о численности и вооружении и нашей стороны, и противника. Можно их проанализировать и более объективно подойти к оценке сложившегося тогда положения и умения использовать имевшиеся средства во время битвы. Если же кое-кто и пытался тогда (не через печать, а в разговорах) делать нам моральные уколы, то сейчас это уже отпало. Прошло много лет, да и самое главное - битва-то была нами выиграна! Какое тут подобрать подходящее выражение, которое отражало бы наш успех, разгром врага на Курской дуге, не знаю! Еще после разгрома немцев под Москвой они пустили в ход слух, что главный союзник русских - зима. Русские зимой побеждают, потому что они в союзе с нею. Это ведь, мол, их зима! Проведение зимних операций им легче, чем немцам, потому что эти условия для них родные - обычный климат тех мест, где они живут. Наполеон, дескать, тоже потерпел поражение зимой. Русские разбили ранней зимой Наполеоновскую армию, теперь русские разбили немцев под Москвой тоже зимой. За это Гитлер и сместил их главнокомандующего Браухича (2). Когда затем под Сталинградом мы разбили колоссальную группировку Паулюса, то немцы тоже говорили, что во всем виновата зима. Осенью окружили Паулюса, а зимой добили; значит, и тут зима. Кроме того, как под Москвой, так и под Сталинградом велись затяжные бои. Но совершенно другие условия были на Курской дуге. Лето! Самое лучшее время лета - 5 июля. Все цвело, все наливалось, если говорить высокопарными фразами. Во-вторых, здесь инициативу проявили сами немцы: выбрали направления для ударов и ударили, когда хотели. Поэтому все средства, которые они желали сосредоточить для достижения цели, поставленной перед их войсками на Курской дуге, они собрали. Таким образом, здесь немцы уже не могли сказать, что у русских был какой-то союзник вроде зимы. Конечно, это и раньше было не главным, но пускалось в ход ради оправдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54