С самого ее начала Татищев оказывается в южных пределах России вместе со своим полком, получившим название Азовского. Начало войны застает его в Азове, а затем полк направляется через низовья Днепра к Дунаю. К маю 1711 года полк включается в число русских соединений, участвующих в Прутском походе. Сюда же позднее подходят войска из Прибалтики под командованием фельдмаршала Шереметева.
Появление русских войск у реки Прут вызвало переход на сторону России молдаван во главе с господарем Дмитрием Кантемиром. Большая группа молдавских дворян была принята на русскую службу. Сам Кантемир, известный уже в то время своим большим интересом к различным отраслям знаний, получил в Москве титул князя и значительные пожалования земель на Украине. С ним в Москву переехал и двухлетний Антиох — будущий поэт и один из постоянных собеседников Татищева.
Прутский поход, как известно, закончился неудачей. Помимо объективных причин, сказались и субъективные. Измены иностранных наемников были нередки и ранее, начиная с Нарвы. Но в данном случае Петр, может быть впервые, почувствовал крайнюю ненадежность всего института иностранных офицеров на русской службе. Иностранцы «объявили себя в первые люди в подлунной, а егда до дела дошло, то искусства — ниже вида». Сразу после подписания мирного договора, приведшего к утрате важных позиций в Причерноморье, Петр уволил в отставку 14 генералов, 14 полковников, 22 подполковника и 156 капитанов. Напротив, Василий Никитич Татищев был в 1712 году повышен в чине и отправлен из Азовского драгунского полка «за моря капитаном для присмотрений тамошняго военного обхождения».
Ненадежность иноземных офицеров остро поставила проблему подготовки высших отечественных кадров. В 1712 году «к войску французскому... для всяких наук и порядков военных» направили «30 чел. от капитанов до прапорщиков добрых и молодых офицеров, несмотря фамилии и богатства и бедности, имеющих доброе сердце и тщание к службе». Василий Никитич в это число, по-видимому, не входил: французского языка в это время он не знал и заграничные поездки как будто не побуждали к его освоению. Его объектом были германские страны, куда он и направился из Польши, где с весны 1712 года был расквартирован полк.
Первая зарубежная поездка Василия Никитича была кратковременной. Он провел там всего два месяца «и изучился там инженерства». Такой короткий срок был недостаточен, конечно, для изучения новой отрасли знаний. Но он мог быть полезным для систематизации ранее полученных знаний и получения ответов на некоторые вопросы, уже вставшие перед ним в ходе практической деятельности. В 1713-1716 годах он снова неоднократно отправляется за рубеж, проведя «за морем» в общей сложности «полтретья», то есть два с половиной года. В Германии он останавливается в разных городах, в частности в Берлине, Дрездене, Бреславле. Вполне в духе времени он учится всему, что находит интересного на своем пути. Заботясь о распространении иноземного опыта среди своих сограждан, Татищев беспрестанно закупает книги. В библиотеке, подаренной им позднее Екатеринбургской горной школе, оказались книги по строительству крепостей и оборонительных сооружений, артиллерии, геометрии, оптике, геологии, географии, геральдике, философии, истории и др. Во время этих поездок он выполнял какие-то поручения генерал-фельдцейхмейстера Якова Вилимовича Брюса.
Я. В. Брюс (1670-1735) — потомок выехавших в 1647 году в Россию знатных шотландцев. Для всех шотландцев (равно как ирландцев и других кельтских народностей), покидавших свою страну перед хищническим наступлением английских феодалов, а затем капиталистов, характерна высокая честность и преданность своей новой родине. Брюс ни в коей мере не был исключением. Да и родился он уже в России. Брюс отличался широкой для своего времени образованностью, особенно в области математики, физики, астрономии, географии.
Под наблюдением Брюса вышел календарь на 1710 год, получивший название «Брюсов календарь». В нем наряду с астрономическими сведениями давались медицинские советы, способы предсказания погоды и астрологические прорицания, вследствие чего Брюса называли в народе колдуном. Брюс являлся шефом первой Артиллерийской и Инженерной школы, а также фактическим руководителем всей артиллерийской службы в русской армии. Как раз в 1713 году и сам Брюс выезжал в Берлин «для найма мастеровых и покупки картин». Без материальной поддержки со стороны Брюса Татищев вряд ли вообще бы смог осуществить столь значительные и дорогие закупки книг.
Помимо Брюса, в это время Татищев поддерживает постоянную связь и с фельдмаршалом Шереметевым. Так, в 1714 году весной он ездил к Шереметеву в Лубны. Не исключено, что эти встречи носили непосредственно деловой характер, поскольку именно из-под начала Шереметева Татищев отправлялся за рубеж.
Учеба закончилась к весне 1716 года. 5 апреля был произведен генеральный смотр, после которого по ранее высказанному желанию Брюса Василий Никитич был «написан в артиллерию». Его старый драгунский чин капитана, по-видимому, не был своевременно оформлен. И теперь он подает челобитную об определении в чин «во артиллерии рангом и по достоинству оного трактоментом». От экзамена остался чертеж крепостного сооружения, на котором имеется помета: «16 мая 1716-го начертал Василий Татищев». Татищев производился в инженер-поручики артиллерии «для того, что он, будучи за морем, выучился инженерному, и артиллерийскому делу навычен», как говорилось в приказе Брюса. Его определили в первую роту артиллерийского полка Главной полевой артиллерии с жалованьем 12 рублей в месяц.
В перерывах между длительными заморскими путешествиями Татищев не оставляет и других своих дел. Он приводит в порядок основательно запущенное имение (и заниматься ему пришлось этим дважды: по первому и по второму разделу), отстраивает дом, расчищает лес, «крестьян вновь населил». Летом 1714 года он женится на вдове Авдотье Васильевне, урожденной Андреевской. В 1715 году от этого брака у него родилась дочь Евпраксия, а в 1717 году сын Евграф.
Брак, заключенный, по-видимому (по крайней мере, с его стороны), по увлечению, счастливым не был. Да и трудно было ожидать иного, когда супруги крайне редко виделись. Дворяне начала XVIII века обязаны были нести возложенную на них службу беспрекословно, не отговариваясь какими-либо своими личными делами, в частности хозяйственными и семейными. Для Татищева же вопрос и не мог быть поставлен иначе. Он считал такой порядок вполне целесообразным и справедливым и никогда не пытался обойти существующие предписания (что сплошь и рядом делалось).
Охлаждение наступило уже после нескольких лет супружества. А в 1728 году Татищев обращается в Синод с прошением о расторжении брака. Он обвиняет супругу в расточительности, прелюбодеянии и даже попытке отравить его. Первые два обвинения, очевидно, обоснованны. В его отсутствие Авдотья Васильевна основательно подорвала хозяйство, распродала имущество мужа и одежду деверя Ивана Никитича. Не были секретом и ее амурные похождения, тем более одиозные, что любовником ее оказался игумен соседнего — Раковского монастыря. Третье, конечно, проверить невозможно. Позднее в «Духовной» Татищев более спокойно оценивает происшедшее, тем более что развод (из-за неявки Авдотьи Васильевны) оформлен не был. «Что до персоны супружества касается, — наставляет он сына, — то главные обстоятельства: лепота лица, возраст и веселость в беседе, которое женам большую похвалу приносит и тем много молодые прельщаются; но, как известно, что в краснейшем яблоке наиболее черви, а при лепоте женщин продерзости находятся, и для того оное бывает небезопасно». Предостерегает Татищев сына и от ревности: «Я довольно искусился, что оная любовь и верность раззоряет и не хотевшую супругу огорчением на противные и коварные проступки приводит». Поэтому он рекомендует: «Если бы тебе что и противно показалось, не надобно скоро и запальчиво поступать, но добрым порядком тайно рассуждением от того отвратить и на лучшие поступки наставить, а не разглашать, ниже вид неверности другим показывать». Несмотря на явно неудачный собственный опыт, он предостерегает сына, что «жена тебе не раба, но товарищ, помощница во всем и другом должна быть нелицемерным». Суждение, прямо скажем, отнюдь не характерное для первой половины XVIII столетия.
Но вернемся к 1716 году. Вскоре после возвращения Татищев получил от Брюса задание по подготовке «практической планиметрии». Как писал позднее сам Татищев в письме к советнику Канцелярии Академии наук Иоганну-Даниилу Шумахеру (1690-1761), задание это Петр дал самому Брюсу, а тот препоручил дело Татищеву, очевидно, считая его достаточно для этого подготовленным. Как и обычно, Татищев энергично взялся за работу и вскоре подготовил ряд тетрадей общим объемом около 130 листов. Завершить работу в целом Татищев не успел, поскольку был вскоре оторван для других, более неотложных дел. Но он сам считал целесообразным опубликование уже написанных тетрадей. Они не потеряли значения даже и тридцать лет спустя. В письме к президенту Академии наук Кириллу Григорьевичу Разумовскому (1728-1803) от августа 1747 года Татищев разъясняет практическую пользу «действуемой геометрии», «ибо у нас великие вражды, беспокойства, смертные убивства, крайний разорения немосчим от сильных, недоборы в казенных податях от неразмежевания земель происходят, а хотя межевсчики часто для размежевания посылаются, но такие, которые ничего о геометрии не знают, ово от неведения, ово от принуждения сильных, или по страсти межуют, как хотят; а хотя и геодезисты посылаются, но и те поль делити не учены и обидят людей или разоряют по их воле».
Вполне в духе просветительского XVIII века Татищев склонен был смешивать и отождествлять злой умысел и невежество, объяснять самые злоупотребления недостаточной образованностью. Но и его «практическая» геометрия была не просто «точной» наукой, а и определенным пониманием социальных вопросов и путей их разрешения. В том же письме Татищев напоминает, что в 1719 году им было сделано соответствующее представление Петру I, и тот «изволил довольно рассудить, что без уравнения и размежевания земель оные (подушные подати. — Авт. ) уравнительны и постоянны быть не могут, повелел мне о том наказ со всеми обстоятельствы сочинить и для обучения землемеров геометрию делать, которое, хотя в отлучках моих продолжилось и ко окончанию привести времяни недостало, однакож несколько того еще нашел». Татищев высылал эти тетради адресату, поскольку ему уже «ко окончанию привесть времени недостало». Как и во всем, Татищев смотрел на свой труд как на часть общего труда на пользу отечества, ни в коей мере не дорожил даже своим авторством: лишь бы написанное служило делу, приносило реальную пользу. Но опять-таки, как и со многими другими его трудами, он настолько опережал свою эпоху, что даже присвоить их кому-либо было трудно из-за несоизмеримости знаний.
«Практическая геометрия» явилась первой крупной работой Татищева, в которой косвенно он ставил вопрос об упорядочении системы землевладения и податного обложения в масштабах всего государства. Критике в ней подвергалась не только практика размежевания, но и податная реформа, подготавливавшаяся на протяжении целого десятилетия и завершившаяся в 1718 году заменой подворного обложения подушным. Татищев находил более целесообразным не подушное, а поземельное обложение. Но вполне обосновать свои предложения он не успел, так как был обременен другими поручениями. А он имел обыкновение ответственно относиться к любому порученному ему делу.
Сам Петр и в значительной степени его администрация принадлежали к числу людей весьма деятельных. Но пользы специализации и разделения труда в должной мере еще не осознавали. Поэтому одни и те же лица перебрасывались то на одно, то на совершенно иное дело, о котором данное лицо, может быть, и понятия-то до сих пор не имело. Но даже и на этом не слишком упорядоченном фоне круг занятий Татищева поражает своей безграничностью. В феврале 1717 года ему предложено продолжать строительство Оружейного двора в Петербурге, причем на нем же лежит и обеспечение солдат, приписанных к Оружейному двору «для караулу и посылок». А уже в апреле того же года он отправляется по поручению Брюса в Кенигсберг для приведения в порядок расстроенной русской артиллерии в двух расквартированных в Померании и Мекленбурге дивизиях, а также для того, чтобы сшить «на каждого человека по кафтану, по камзолу, по карпусу».
К 1716 году Россия достигла наивысших успехов в Северной войне и возглавила большую антишведскую коалицию. Помимо первоначальных ее союзников — Дании и Саксонии, — в коалицию входили Польша, Пруссия, Ганновер. Поддержку союзникам оказывали флоты Англии и Голландии. На суше русские войска владели Ингрией, Эстляндией, Лифляндией, шведы были изгнаны из Финляндии, Курляндии, Померании, Данцига. Немецкие герцоги искали дружбы русского царя. В свою очередь, и царское правительство стремилось привязать к России прибрежные немецкие герцогства. Этой цели и служили упомянутые выше браки дочерей царицы-вдовы Прасковьи Федоровны с герцогами курляндским и мекленбургским. Согласно брачному договору с герцогом мекленбургским Карлом-Леопольдом, заключенному в январе 1716 года, Петр обещал герцогу помощь в приобретении ряда земель, а в случае неудачи выплатить 200 тысяч рублей приданого. 8 апреля 1716 года в Данциге был подписан союзный договор, по которому взамен за обещанную помощь Россия получала право пользоваться портами Мекленбурга, а сухопутным войскам разрешался проход через его территорию и устройство там складов. В итоге русские войска к концу 1716 года оказались расквартированными на всем побережье Балтики, вплоть до Дании.
Однако достигнутый успех не был прочным. Союзники соглашались на присутствие русских войск, конечно, только ради удовлетворения собственных выгод, в частности, разного рода территориальных притязаний за счет Швеции. Но в активных действиях против Швеции они принимать участия не хотели. В результате планировавшаяся в 1716 году большая десантная операция не состоялась. А для многих союзников усиливающаяся Россия казалась теперь уже куда более опасной, чем ослабевшая Швеция. Это и не удивительно, если учесть, что в числе союзников России была Англия. Английское правительство, а также подстрекаемые английской дипломатией правительства Дании и Ганновера теперь изо всех сил добиваются отвода русских войск от Балтийского побережья. Агентура этих стран повсюду стремится разжечь ненависть к России и к русским войскам у местного населения и в соседних княжествах. С этой целью распространяются разного рода провокационные слухи, затрудняется снабжение русских дивизий. В этом направлении беззастенчиво трудился и Карл-Леопольд — зять царя.
В итоге в 1717 году прежние союзники, Дания и Ганновер, отказываются от проведения совместных военных действий против Швеции, а Англия даже готова повернуть фронт на сто восемьдесят градусов. Северный союз распался. Поэтому русская дипломатия обращает теперь внимание в сторону Франции, единственного союзника Швеции на Европейском континенте. Этому сближению помогало то обстоятельство, что союзная России Пруссия еще в 1716 году заключила тайный договор с Францией о закреплении за ней ряда полученных от русских войск территорий Балтийского побережья. К тому же в это время Франция была едва ли не единственной страной континента, заинтересованной в том, чтобы русские войска оставались в германских княжествах: таким образом французы рассчитывали воздействовать на своего исконного врага — Австрию.
Осложнение международной обстановки к зиме 1717 года побуждало русское правительство, с одной стороны, не форсировать активные действия против Швеции, а с другой — быть готовым к выводу своих войск из районов южного побережья Балтики. Подготовиться к этой возможной операции и предусматривалось командированием в расположение русских войск Татищева.
На переобмундирование расквартированных в Померании и Мекленбурге артиллеристов Татищев «в добавку для посылки» получил пятьсот золотых червонцев. Ремонт артиллерийской техники, по-видимому, предполагалось осуществить за счет местных войсковых ресурсов. Поэтому многое зависело от содействия военного руководства. Брюс и снабжает Татищева специальным «письменным наказом» к генералу Никите (Аниките) Ивановичу Репнину — командующему одной из двух дивизий.
Отпущенная Татищеву сумма, конечно, совершенно не соответствовала тому объему работ, который ему предстояло выполнить. По принудительному курсу русский золотой червонец этого времени приравнивался к двум рублям — талерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48