А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- робко спросил Роман.
Мать горько вздохнула:
- Идите, идите, милушки вы мои, попрощайтесь. Господи, горе-то, горе-то какое...
По огороду, за огородом ходили, на бережку посидели. Прощались у ворот. Не заплакала больше. Тоскливо смотрела на Романа, пальчиками притронулась к его щеке, погладила бровь. Ну какая она девочка! Разве девочка может сказать такое:
- Как в песне той грустной... Рома, неужто и мне такая судьба выпадет?
- В какой песне? - осторожно спросил Роман.
Настенька тихо пропела: "Помню, я еще молодушкой была..."
Не по себе сделалось, заговорил торопливо, сбивчиво:
- Настенька, милая, я люблю тебя, я живой вернусь, приеду к тебе... Настенька...
Настенька тепло дышала в шею Роману. Возле палисадника Упор позванивал удилами, голопузые ребятишки поглядывали в окошко.
Настенька подняла подбородок, потянулась, к губам Романа, припала к ним своими молочными, неумелыми.
Так и расстались...
В тот же вечер Пятницкий выехал в распоряжение штаба Третьего Белорусского фронта, оттуда в Каунас, где пополнялся новым составом девятый штрафбат.
Глава седьмая
В уютно обжитом закутке сарая, занятого хозяйством дядьки Тимофея, прихода Пятницкого и Степана Даниловича ожидали комбат Будиловский, вызванные с огневых командиры взводов Рогозин и Коркин, а также обитающие при старшине санинструктор Липатов, артмастер Васин, командир отделения тяги Коломиец. Увидев столь представительное собрание, Степан Торчмя воскликнул:
- Елки-моталки!- А вы говорите, Владимирыч,- зачем водка. Тут канистру подавай - и то мало будет.
Капитан Будиловский встретил Пятницкого необычайно оживленно и многословно. Роман, грешным делом, причину такой метаморфозы увидел во флягах, а сбор батарейной элиты отнес к собственной персоне. Но вскоре убедился, что все это так и не так.
Командир первого огневого взвода, он же старший на батарее, недавний студент консерватории Андрей Рогозин высок и статен, интеллигентен до самой малой косточки. В зубах фасонистая трубка, дымившейся которую Пятницкий никогда не видел. Рогозин с располагающей улыбкой взял у Романа шинель, передал старшине Горохову, без зависти порадовался наградам.
Коркин бравого вида не имел: низкоросл, худощав. Он поклевал ногтем эмаль ордена, прикинул на вес медальную бляху. Имея в виду награды, спросил удивленно:
- Сразу две?
Пятницкий отшутился:
- Больше не было, пришел поздно.
Поздравил Романа не по-фронтовому тучный Тимофей Григорьевич Горохов дядька Тимофей, пакостный ругатель и золотые руки младший сержант Васин, большеголовый и ушастый лекарь Семен Назарович Липатов, ужасно конопатый рядовой Коломиец. У загородки, разделявшей сарай на кухню и апартаменты старшины - продуктово-вещевую каптерку и канцелярию одновременно, где готовился пир на весь мир,- восхищенно пялились на Пятницкого седоусый ездовой Огиенко, повар Бабьев, по летам, скорее всего, не повар, а поваренок, и сухой, подслеповатый на один глаз писарь Курлович. Они уже давно, правда самым благопристойным образом, мозолили глаза капитану Будиловскому. Получив наконец разрешающую улыбку, принялись от души выдергивать Пятницкому руку из плеча.
Столу мог позавидовать владелец поместья Варшлеген: офицерские доппайки в виде печенья и американской колбасы в жестяных баночках с присобаченными к ним открывашками-раскрутками, раздетые догола луковичные репки в суповой тарелке, две стеклянные банки консервированной индюшатины сбереженные старшиной трофеи первых дней наступления в Восточной Пруссии и полуведерко горячей картошки, обсыпанной для духовитости сушеным укропом.
Капитан Будиловский дождался, когда все рассядутся. Он был благодушен, легок сердцем и сказал с торжественностью, которая была понята так, как и следовало понять:
- Товарищи солдаты, сержанты и офицеры, давайте выпьем в эту богом дарованную минуту за нашего боевого товарища, за его награды...
Он еще хотел что-то сказать, люди ждали, но он оборвал себя и высоко поднял вычурную, звеняще тонкую, богатого сервиза фарфоровую чашку.
Предусмотрительный Степан Данилович поторопился внести поправку:
- Давайте попеременке: поначалу за орден, потом за отважную медаль.
Выпили за орден, выпили за медаль. "Теперь в самый раз бы за справку",- подумал Пятницкий, но решил, что справка - его сугубо личное дело, и по праву поздравленного виновника торжества вздернул вверх свою чашку:
- За нашу победу, за то, чтобы все мы... победили.
Нескладность тоста была прощена. На самом деле, зачем слова, которые хотел сказать лейтенант и не сказал, которые и не помешали бы... Но что толку! Сколько ни желай вернуться живым и здоровым, сколько ни клацай чашку о чашку - с водкой ли, с вином ли самым что ни на есть заморским,- не все останутся живыми, не все вернутся здоровыми. За победу - это да, победу будут добывать и мертвые.
Среди старшинских шмуток разыскалась рогозинская шестигранная гармоника. И вот оно - нет войны, сидит Роман в натопленной комнате, наслаждается песней из репродуктора, принюхивается к аромату из кухни, где стряпает мать, и никак не решит - куда сегодня податься: на танцы в клуб или завалиться с книгой на диван? Мечтательной довоенной картины не рушил гул войны: он походил на гул завода, от которого до дома - рукой подать.
Андрей Рогозин спел фатьяновскую "Я знаю, родная, ты ждешь меня, хорошая моя". С каждым куплетом Василий Севостьянович менялся на глазах мрачнел, обугливался. Когда притих последний вздох концертино, Будиловский стал прежним - обрюзгшим, постаревше-рыхлым. Степан Торчмя завозился, запоглядывал на писаря - не наскребет ли тот чего по сусекам, чтобы развеять крученую морочь. Курлович поднялся было, но Будиловский пересилил маету, решительно придавил ладонью поверхность стола:
- Хватит, друзья. Теперь - о главном.- И он сказал об этом главном: Послезавтра переходим в наступление...
Говорили о порядке подвоза снарядов (Коломиец- весь внимание), о доставке пищи (начальственный перст погрозил в сторону Бабьева), о раненых (выразительный взгляд на Липатова), о запасных катушках связи, о срочной замене, кому надо, валенок (Тимофей Григорьевич щитком выставил ладошку: дескать, уже, уже...), о канистрах с бензином, о починке, в случае беды, пушек ("Одними матюками тут, Васин, не отделаешься"), о гранатах по пяти штук на рыло ("Не к теще на блины едем, с пехотой, огнем и колесами"), о противогазах (с собой таскать или побросать на хозмашину). Все обговорили.
Напоследок Будиловский сказал:
- Предусмотреть замену, если кто выйдет из строя.
Несколько ошеломленный переменой в застолье, Пятницкий в недоумении поднял брови: как это выйдет? из какого строя? что, в колонне пойдем?
- Если что случится со мной, батарею примет Пятницкий,- продолжил Будиловский.
Не сразу дошло, о каком выходе из строя идет речь. О себе решил: надо сказать Кольцову, заменит, если что. Но мысль из-за последней фразы Будиловского получилась неловкой.
Когда Кольцов заменит? Когда из строя выйдет капитан и он, Пятницкий, возглавит батарею или когда его самого не станет и взвод надо будет принимать Кольцову?
Настроение Пятницкого расквасилось. Андрей Рогозин выразительно посмотрел на Васина, хватанул на своей смешной гармошечке плясовое-развеселое. Васин лихо вздернул голову и загорланил первое, что попало на язык:
Сы-лов не выки-нешь из пьесни,
В батареи-и гов-ворят,
Так си-ильней по ньемцу тыресни,
Читоб ус. ньемец гы-ад!
Старшина Горохов устрашающе пообещал Васину:
- Язычок у тебя... Завяжу у сонного в два узла.
- Чинно бы,- поддержал Степан Торчмя.
Васин посерьезнел, застегнул верхние пуговицы гимнастерки.
- Все, дядька Тимофей, отоспались.
Глава восьмая
От сектора наблюдения Пятницкого вправо на сорок километров и влево на то же расстояние окопались в позиционной готовности полки и дивизии пятой, двадцать восьмой, тридцать первой и второй гвардейской армий, а за их спиной, как стрелы в натянутой тетиве, с иголочки одетые и до нормы укомплектованные войска одиннадцатой гвардейской армии, двух танковых корпусов, артиллерийских частей РГК, инженерные и другие вспомогательные войска. Но забота Пятницкого не об этих войсках, не о силе, которая противостоит им, его ума дело - вот этот кусочек земли перед Альт-Грюнвальде с изломистыми морщинами немецких окопов и охряными горбами их огневых точек - полоска, где он за время стояния в обороне успел разведать двадцать девять целей, завести на эти цели документацию, рассчитать координаты, дотошно, час за часом, описать их действия. Право, не хватало только анкетных данных тех фрицев и Гансов, что приставлены к этим двадцати девяти дзотам, наблюдательным пунктам, пулеметным площадкам, огневым позициям противотанковых орудий.
Пятницкий уже видел в этих объектах некую собственность, личное движимое и недвижимое имущество, и было странно, что наступит час, и он с величайшим воинским рвением станет ломать, рушить это движимое и недвижимое, кромсать с размахом всех знаний ведения артиллерийского огня, иначе славяне Игната Пахомова не успеют сделать того, что надо сделать на этой войне, а если повезет, то и после нее, иначе несдобровать ему самому и его славным пушкарям.
В этом видел Пятницкий одну из важнейших задач всего комплекса управления кусочком войны, возложенную на командира взвода управления артиллерийской батареи. За ней последуют другие задачи: выбор нового НП, обеспечение связи, разведка новых целей и беспощадное подавление этих целей.
Одним словом, работа с утра тринадцатого января виделась предельно четко, и это видение, понимание предстоящего дела наливало силой, непоколебимой верой в свою способность действовать в высшей степени толково и грамотно.
Нет, не от одного желания выругаться, очистить сердце назвал не так давно генерал войну стервой. Ясно видимое, по полочкам разложенное, выверенное этап за этапом стало рассыпаться еще накануне, а утром тринадцатого января вообще полетело к едреной матери. Разведанные цели пришлось сдать незнакомому старшему лейтенанту из корпусной артиллерии. Полюбовавшись на все движимое и недвижимое Пятницкого, старший лейтенант расписался в карточках целей, дескать, принял, все в порядке и пожал Роману руку. Офицер был старше не только по званию: по тусклому лицу молодого лейтенанта он прочитал все, что творилось в его задетой душе. Прочитал, понял и положил руки на плечи Пятницкого.
- Первые твои? - спросил.
Роман тоже понял его и ответил.
- Первые.
Умный был мужик этот старший лейтенант - не усмехнулся, даже не позволил себе пошутить. Вынул из кармана зажигалку - не зажигалку, мечту трофейную - пистолетик вороненый.
- Возьми.
- Не курю,- смутился Роман.
- На память о встрече и... первых твоих.
- Возьму,- протянул руку Роман, и стало легче на сердце. Забыл спасибо сказать. Сказал, когда прощались.
Ну а утром тринадцатого не помогло бы никакое душевное-раздушевное слово...
Снежная завируха началась еще ночью. Попервости она обрадовала. Седьмая батарея, оставив обжитые огневые, где стояли долго и затаенно, успела передвинуть свои орудия вплотную к позициям пехоты. Будиловский взял на себя первый огневой взвод, со вторым приказал следовать Пятницкому. Сказал:
- Всю училищную науку, лейтенант, прибереги до лучших времен, а пока действуй по обстановке.
Действуй... Как действовать? Завируха продолжалась. К началу артподготовки стало похоже, что тебя с головой окунули в сугроб.
Артмастер Васин, присоединившийся к Пятницкому согласно боевому расчету, не находил слов.
- А-а, в господа... Сто редек ему в рот...- дальше следовало такое богохульство, что не отмолить его Васину до гробовой доски.
Естественно, артподготовка шла вслепую, авиации не дождались. Когда пехота по скользким приставным лесенкам выкарабкалась на бруствер и гаркнула "ура" (разве смолчишь, когда душа реву просит, а в этой обстановке лучше бы молчком), ее встретила такая пальба, что, казалось, свело руки и ноги. Но шли. И вот уже не видно никого, муть сметанная. Открывать огонь? А если в спину славянам? Тогда, братва, поднавались на колеса - и вперед, вперед!
Пятницкий ухватил за веревочную петлю ящик со снарядами, рядом вцепился Шимбуев - низкорослый солдат с маленьким подвижным лицом потянули, поволокли следом за пушкой. Сержант Горькавенко кричит: "Навались!", матерится, зло и раздраженно хрипят другие. В снежной ветродури сгинула пушка Вальки Семиглазова.
Приостановилось движение у Горькавенко. Там полный ужаса крик. Сгрудились, зовут Липатова. Липатов в первом взводе, поди докричись. Что делать? Не бросать же раненого, ему помощь нужна. Выходит, двое из расчета - долой? Где взять сил остальным для пушки?
Вдруг из пурги вынырнула дивчина, похоже, пехотная, занялась перевязкой.
- Сисенбаева в живот прямо! - прокричал надсаженной глоткой подбежавший младший сержант Васин. Это он было остался с раненым.
Пятницкий невольно передвинул набитую книжками полевую сумку на живот. Это ужасно - когда в живот...
Наткнулись на лежавших, заметенных снегом солдат. Роман подумал убитые. Нет, стреляют. Куда стреляют? А так, перед собой, в непроглядь.
- Чего завалились?! - закричал употевший, растерянный Пятницкий.Вперед! Где командир?
Из снега вытряхнулся пожилой усатый сержант.
- Чего орешь, лейтенант? Я командую, убит взводный.
- Так чего вы развалились? Вперед надо!
- Куда, может, покажешь?
И правда - куда? Роман крутнул головой. Не поймешь, откуда, с какой стороны двинулись, где восток, где запад? Нет, вон темь полосой - деревья вдоль дороги, а дорога туда, в Альт-Грюнвальде.
- Орудие к бою! - закричал, рванул крышку ящика, сунул в чьи-то руки снаряд,- Горькавенко, командуй! Огонь, огонь по захватчикам! Прицел...
О, гадство! Какой прицел? Что делать? И чуть не прыгнул от радости, от светленькой мысли. Поле, изученное им с НП, идет чуть на подъем. А что, если... При малом прицеле угол падения... Должен быть рикошет! Должен!
- Горькавенко! Прицел четыре! Четыре! Понял? Отражатель проверь, на нуле чтобы! Колпачки не снимайте!
Ничего, лейтенант Пятницкий, еще малость соображаешь, не все пургой выдуло!
Грохнуло орудие, завыл снаряд, отскочивший от мерзлости, разорвался, рассыпался, как бризантный, в воздухе. Загудело в груди от восторга. Получился рикошет, не обманулся Пятницкий!
- Беглым, Горькавенко, беглым! - закричал обрадованно. Стал Коркину кричать, чтобы стреляли на прицеле "четыре" фугасными.
Лупануло в беспросветности другое орудие - слева, где младший лейтенант Коркин. Услышал Коркин, сообразил Коркин, молодец Витька Коркин, тоже на рикошет повел!
Поутихли огненные трассы со стороны немцев. Хорошо, видно, обсыпали их сверху стальные обломки! Пятницкий выхватил пистолет, вскинул на всю руку
- Сержант, поднимай пехоту! За мной! За Родину! За Сталина!
Солдаты поднялись без особого рвения, засеменили в пуржистую гущу, заспешили за горластым лейтенантом, Шимбуев рядышком побежал.
Заговорило вдесятеро больше стволов. В упор. Начали шлепаться и мины, осколками повизгивать. Солдаты попадали. Кто насовсем, кто так. У Пятницкого шапку козырьком к уху повернуло. Оступился в канавную глубь, плюхнулся кулем, шапка свалилась.
Выходит, не только фрицев, но и просто снег обсеивал на рикошетах? Вскочил разъяренный.
- Вперед! За мной!
Усатый сержант грубо толкнул его под прикрытие толстого осокоря.
- Какого хрена колготишься, лейтенант! Людей побьем. Остынь, говорю!
От бессилия, унижения, обиды навернулись слезы. Сержант поднял шапку, подал. Из дырки вата торчит. Сказал примирительно:
- Погодим малость, должно развиднеться. Видишь, что творится? Встряхнись же, не то пуля вот такого-то быстро сыщет.
Пятницкий прислонился к осокорю, задрал голову, от пуль не прячется. Шимбуев дернул за шинель, стащил в канаву.
Скоро муть разжижела. Плохо, но видно стало темную горбину впереди сады немецкого поселка. Завиднелось орудие Семиглазова, кляксами стали проявляться два других. Пехоты побольше подсобралось: кто зарвался вперед спятился, кто отстал - подтянулся. Подошел "студебеккер" со снарядами, видно, Будиловский сумел организовать.
Разгружались торопливо, с некудышно упрятанным раздражением на громадину "студера", припершегося на самый передок, на шофера Кольку Коломийца, который, выискивая немцев, крутил башкой - будто первый день на фронте. Горькавенко не выдержал, прикрикнул на Кольку:
- Помогай, холера тебя возьми! Сожгут твою колымагу!
В строптивости Колька мог и не обратить внимания на окрик, но поблизости грохнули четыре мины, у "студера" паутиной разнесло лобовое стекло и вырвало щепки из дощатых ребер кузова. Спесь с Коломийца враз сбило.
Пятницкий хотел было побежать к комбату, переговорить, как и что делать дальше, но тот не позволил, выслушал вопросы по телефону, дал советы и сообщил, что в первом огневом взводе ранило двоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23