А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Две вечны изрядно поизносили дядьку Тимофея, упыхался, но не отстает. Курлович - вот и возьми его! - выглядел бодрее. Но это только казалось бодрее, как добежали до огневой позиции Васина, скинул с плеч термос и упал замертво, даже глаза закрыл. Коли его штыком - не встанет. Горохов, напротив, сразу начал, хотя и с одышкой, о деле - о новостях, скопившихся за вчерашний вечер и минувшую половину ночи, но Пятницкий остановил его, важнее было послушать младшего сержанта Васина. А новости Васина, как и всякие новости,- такие и этакие: дважды накрывало минометами, отбили контратаку, погиб заряжающий Тищенко, подносчик Мишин - ранен. Снарядов кот наплакал.
Зато порадовала новость старшины Горохова: к рассвету "коробочки" будут, а пока, надеясь на танки, командир дивизии смело отдал для Бомбена последний резерв-роту третьего батальона. Вот, значит, кто атаковал от пруда!
Ко всем новостям - радующим и мрачным - еще одна добавилась, и опять мрачная. К сараю, где недавно совещались Мурашов, Пахомов и Пятницкий, где безуспешно возился с рацией командир отделения связи Липцев и где санинструктор Липатов устроил свой перевязочный, двое, спешно вышагивая, несли на плащ-палатке третьего.
Острые глаза Романа Пятницкого узнали Алеху Шимбуева и Женю Савушкина. Кому в компанию несут - к убитым или раненым? Спешат, едва не бегут Алеха с Женей, значит, еще живого несут. Кого? Пятницкий тоже заторопился.
- Я с вами,- метнулся за ним Горохов.
Возле Андрея Рогозина - это его принесли - уже хлопотал Семен Назарович Липатов. Андрей был без сознания. Женя Савушкин плакал и не таился этого, грязным кулаком размазывал слезы по щекам.
- Руку оторвало,- дергал носом Женя,- в спину угодило, в ногу...
- Есть еще кто? - холодея, спросил Пятницкий.
Устало опускаясь на корточки, Шимбуев ответил:
- Из пехоты троих и сержанта нашего. Горькавенко потом вынесем. Его сразу...
- Как орудие? - все больше тревожился Пятницкий.
- Живое. Товарищ сержант Кольцов командует,- Женя всхлипывал все реже и реже.- Хотели нас... Отбились... Не могли сразу-то товарища лейтенанта принести.
В коровник вбежал Бабьев - посланец от Васина. Правду говорят - беда в одиночку не ходит.
- На бугре у лейтенанта Рогозина свалка, Васин приказал сообщить! выпалил это и столбнячно вытаращился на полураздетое тело Рогозина, про которого сказал как о здоровом.
Значит, не совсем отбились, значит, нечего стоять тут Пятницкому.
- Шимбуев! - выкрикнул Пятницкий.- Со мной!
- А я-то?! - с испугом и растерянностью ребенка, оставляемого бог весть на кого, закричал вслед ему Савушкин.
Пятницкий отозвался из дальней темноты, из-за порога:
- Женя, Семену Назаровичу помоги, потом со старшиной в расчет к Васину!
Пробегая мимо господского дома, Пятницкий понял - особняк взят: из узких сводчатых окон над капителью, вышибив рамы, выкидывали то ли живых, то ли мертвых. Не останавливаясь, послушал: все-таки мертвых - молча падали.
* * *
Контратаки немцев, вообще-то не склонных к ночным схваткам, в Бомбене вопреки всему повторялись одна за другой. Велись они яростно, люди, схлестнувшись в запекающейся злобе, гибли с той и другой стороны, но цели, ради которой они вскипали, немецкие контратаки не достигали. Организуй их противник одновременно с трех-четырех направлений - несдобровать бы батальону Мурашова, не помогла бы и артиллерия, своевременно втянутая на этот кусок земли, охваченный уплотнившимся кольцом вражеских подразделений. Тем более что боезапас артиллеристов был крайне убогим.
Что-то неясное, не разгаданное ни Мурашовым, ни Пятницким, сбивало немецкую организованность, понуждало к лихорадочным, разрозненным наскокам, и Мурашов успевал маневрировать своими небогатыми силами. Захват же высотки, а затем и пробившийся в Бомбей резерв во главе с золотозубым капитаном Заворотневым позволили Мурашову противопоставить суматошной тактике врага спокойную, продуманную оборону. Но спокойствие это было относительным. Нервировали задержка на этом пятачке и сознание, что задача, которую должен был решить батальон к исходу вчерашнего дня; не выполнена: автостраду Кенигсберг - Берлин так и не оседлали.
После очередной контратаки на позиции батальона обвально рухнул шквал огня. Били минометы средних и тяжелых калибров, омерзительно ныли шестиствольные. Переждав этот судорожный обстрел, Пятницкий пошел к майору Мурашову. Миновав кормокухню, развороченную и пропахшую смрадом горелого силоса, он попытался хоть что-то увидеть там, далеко слева по ходу наступления, где не только не их дивизия, но и армия другая. Мешали вековые деревья дорожной посадки и кладбищенская роща. Но по зарницам артиллерийского огня все же можно было судить, что левые соседи еще больше загнули фланг и двигались уже не на северо-запад, а строго на север. Пятницкий недоуменно подумал: "Какого же черта немцы вцепились в этот Бомбей? Самое время уносить ноги!"
Поделился мыслями с Мурашовым, а тот напомнил про автостраду Кенигсберг - Берлин.
- Действует автострада, лейтенант,- сказал Мурашов.- Сдается, все, что связано с ней, немцам дороже тех сотен солдат, которых мы положили и еще положим здесь.
Пятницкий отщелкнул кнопки планшета, вынул карту - не свою, рабочую, а выдранную из какого-то .учебника еще в запасном полку. На ней он отмечал сообщения Совинформбюро. Мурашов усмехнулся:
- Хочешь увидеть, где мы застряли, с высоты Верховного?
- Черта лысого тут увидишь. Кенигсберг, Инстенбург... Пиллау еще... Всю Пруссию мизинцем закрыть можно.
- Под мизинцем этим не только мы - сотни тысяч воюют.- Мурашов подсунулся ближе к освещенному фонарем пятну.- Где тут Берлин?
- Вот,- ткнул пальцем Пятницкий.
Мурашов втянул верхнюю губу, покусал подзапущенные усики, сказал:
- Не думаешь, что немец не к Кенигсбергу по этой дороге подбрасывает, а наоборот - от Кенигсберга к Берлину? В Пруссии, чует, так и так крышка.
- Тогда нам головы поотрывать мало! - искренне взорвался Пятницкий.Чешемся тут...
- Нам оторвать - немцам легче,- возразил Мурашов.- Немцам башки отрывать надо.
- Как бы они нам...- прислушиваясь, насторожился Пятницкий.- Кажись, опять на той высотке?..
Где-то далеко на востоке зрело, накалялось солнце, но сюда его беспредельное напряжение в этот час доходило ослабленно и было в силах обозначить рассвет лишь посеревшим небом. Четче обрисовались макушки деревьев, контурно выпятились развалины строений, в низинной теми, там, где пруд, неровно, едва приметно зашевелился отлипший от воды полог тумана, а со стороны кладбища потянуло погребной могильно-тревожной прохладой. Почему-то раздражающим в этой обстановке послышался гортанный лягушиный клекот. Для этих тварей и война нипочем. Вставая, Пятницкий передернулся.
- Пойду туда,- показал на бугор, где стояло орудие убитого Горькавенко и которым командовал теперь парторг Кольцов.
Пятницкий ушел, а чуть позже немцы начали наседать и с той стороны, где держал оборону орудийный расчет Васина. На этот раз немецкую пехоту поддерживали два танка. А ведь даже признаков не было, что у немцев танки. Не было танков, воровски подобрались откуда-то.
Первыми встретили их сорокапятки. Передний танк наскочил на бронебойные и остался без гусениц. Со вторым было сложнее. Он пробирался парком и вышел к позиции Васина. Пехоту мурашовские мужики отогнали пулеметным огнем, а танк на малом ходу с ревом продолжал лавировать между деревьев и время от времени бил по особняку, где с полуночи хозяйничали разведчики старшины Соловьева и засела часть автоматчиков резервной роты. Толстенные липы, дубы, каштаны надежно прикрывали танк. Казалось, что орудие Васина бессильно что-либо сделать. Васин нервничал, поглядывал на нищенский боезапас и ждал, ждал...
Нервничала и пехота. Что там артиллерист копается? Вот шалава...
Похлеще нашлись бы у пехоты слова, узнай она, что на огневой Васина давно уже нет ни одной осколочно-фугасной гранаты, что те громы и молнии, которыми он подбадривал на рассвете продрогшую в окопчиках пехоту, всего лишь стрельба подкалиберными. Бахнет пушка, завоет улетевший снаряд - и на душе уютнее: не в одиночестве пехота-матушка, бог войны рядом. А то, что снаряд послан черт знает куда, ударился черт знает обо что и, потеряв баллистический наконечник, стал похожим не на снаряд, а, скорее всего, на катушку от ниток, закувыркался, зачуфыркал и упал нестрашным и неразорвавшимся, потому как взрываться нечему, одной порошинки в железе нет,- это уже другое дело, этого никто не видит.
Но и подкалиберными Васин редко услаждал слух пехоты. Берег и подкалиберные. Артиллерист, он не мог не думать о танках. Будут они или не будут - у немца не спросишь, а не знаешь - ко всему будь готов. Теперь не сильно, но радовался, что сохранил кое-что. А сохранилось и при той скопидомской стрельбе всего пять снарядов, всего один ящик. Потому и выжидал Васин.
Тем хорош подкалиберный, что вылетает из ствола с дьявольской скоростью, только вот от своего малого веса, от своей тюрячковой конфигурации выдыхается скоро. Потому самое милое дело - подпустить немца метров на сто, тогда и лобовая броня нипочем. Тысячная доля секунды понадобится такой катушке, чтобы влипнуть в броню, сотрясти ее кованую непробиваемость и проткнуть раскалившимся до девятисот градусов сердечником...
Взмок резиновый наглазник окулярной трубки, взмок и Васин - от шапки до портянок, подкручивает маховик туда-сюда, следит стволом за движением танка, сквернословием ближе подманивает.
Танк заскреб траками по корневищам, стал продвигаться в сторону орудия, чтобы получше высмотреть цель и врезать наверняка, а Васину впрямь кажется - подманил. Танк приблизился, ударил из пулемета. Пули обозленно щелкают в щит. Не убили бы, сволочи, раньше времени... Приблизился, похрустел останками горелого "студебеккера", пошевеливает дульным набалдашником, нащупывает, где тут младший сержант Васин. Васин оторвал руку от маховика, перенес назад, не глядя нащупал рычаг спуска. Опередил немца...
Орудие дернулось, прянул вниз клин затвора, со звяком выкинул прокопченную ожогом гильзу. Видимость впереди застлало дымом. Васин обернулся диким бескровным лицом, рот распялил крикнуть на заряжающего, но Женя Савушкин - заряжающий вместо убитого Тищенко - уже сует в патронник новый патрон. Сует неумело, чуть баллистический наконечник не сковырнул. Все же приноровился парень, наддал гильзу под зад, и она послушалась, защелкнула за собой клин затвора. Васин опять ухватился за маховички, приник к наглазнику панорамы, стал выцеливать нужное.
Из танка низом струйками цедился жирный дым. Но танк живой, спячивается задом. Еще одним гвоздануть для верности?
Рявкнула пушка, добавилось звону в ушах. В проредях мазутной копоти пробилось пламя и скользнуло с моторной части на лобовую. Немного погодя внутри танка рвануло, чудовищным скоплением газов сняло башню и отшвырнуло ее в сторону.
Восторгаясь Васиным, из окопов загорланила пехота. Но не до восторгов Васину. Посмотрел на оставшиеся три патрона с подкалиберными - и под ложечкой заныло. Направился к снарядным ровикам, где хозяйничали старшина Горохов и командир отделения тяги Коломиец. До прихода Васина они успели со злобой расшвырять пустые ящики, искали - не завалялся ли где ненароком осколочно-фугасный снаряд. Теперь они сидели перед ящиком, облепленным землей, и так радовались, словно не пять снарядов, а целый погреб боеприпасов нашли.
- Взрывом засыпало,- расплылся в улыбке конопатый Колька Коломиец.
Из железной коробки, что на щите для ветоши, Васин достал чистую тряпицу, вытер лицо, заморенно лег рядом с драгоценным боезапасом, облегчая душу, выматерился.
- Что, мало тебе? - обозлился Коломиец.- Скоро танки подойдут, тогда подвезем.
- Хорошо, если наши танки, а если...- Васин не завершил фразы, перевернулся, прижался щекой к траве.
С западной окраины, где стояло орудие сержанта Кольцова, вернулся Пятницкий с Шимбуевым. У Романа не хватило сил перешагнуть бруствер орудийного окопа, сел на него, оглаживая землю, съехал. Сказал Шимбуеву:
- Раздобудь воды, Алеха.
Женя Савушкин подал спрятанный в кустах котелок. Пятницкий подул, отогнал от края натрусившиеся хвоинки, поглотал вдоволь. Намочив платок, отдал котелок ординарцу и.стал с брезгливой тщательностью удалять загустевшую меж пальцев кровяную клейковину. Сырой, испачканный чужой кровью платок отбросил подальше.
- Вон, на лбу еще,- подсказал Шимбуев.
Роман подставил ладони ковшиком, поплескал в лицо. Савушкин тихо спросил Шимбуева:
- Опять там?
- Опять. Схлестнулись.
Первыми танки увидели пехотинцы, крикнули на огневую. От Розиттена по полю, где прошлым годом росли бураки, наращивая гул, заполняя им пространство, торопились "коробочки" - наши "тридцатьчетверки". Немного их было, от силы - десяток, но что сокрушаться - немного, и за то низкий поклон!
Появление танков доконало немцев. Начали выскакивать из окопов, тыкаться туда-сюда и падать под огнем танковых пулеметов. Не вылазили из окопов те, у которых нервы покрепче. Побросали оружие и воздели руки до предела. Когда танк приближался, они глубже втискивались в окоп, потом выныривали и снова показывали свое "сдаюсь". "Тридцатьчетверки" шли мимо, не трогали.
Роман устало поднялся, хмуро посмотрел на испятнанную шинель и направился к коровнику - где Липатов с ранеными, где умерший Рогозин, где другие убитые.
...Трудно умирал Андрей.
Слезы путались в отчетливо обозначившейся щетине одрябших щек, скапливались в неровностях шрама. Голова завалилась на сторону и осталась жалко-недвижной, с некрасивой гримасой страдания. Вот он, и - нет его. Не стало Андрея...
Пятницкий дошел до стриженного бобриком кустарника и только тогда опомнился, окликнул старшину Горохова и шофера Коломийца. Глядя в глаза Горохову и смущая этим, сказал:
- Тимофей Григорьевич, пойди к Липатову, побеспокойтесь, чтобы ребят побыстрее в санбат. Или в полковую санчасть, она, наверное, ближе. Рогозина и других - похоронить как положено... Зайду потом.- Повернулся к Коломийцу: - Ты, Николай, за машинами... Снаряды сюда побыстрей, с гильзами не возись, потом вывезем.
Подумал, что еще сказать. Сказать больше было нечего. Уткнул глаза в землю, пошел к пехоте. Надо было разыскать Мурашова.
И на этой окраине немцы сдавались. Затравленно суетились, словно боясь на что-то наткнуться, выставляли руки ладошками перед собой, бежали цепочкой от кладбища к пруду, сбивались в безоружные жалкие фаланги, шарахались от своих и русских трупов, непричастно отводили глаза. Отставшие одиночки с угодливыми физиономиями то и дело спрашивали: "Во плен?" За плечами, будто навечно прибитые к спине,- ранцы с покрышками из телячьей шкуры, к застежкам приторочены котелки, через руку запасная шинель или одеяло. Куда уж без них, в Сибирь-то!
Внезапный подход советских танков враз отодвинул этот участок фронта. Господский двор Бомбей, а с ним и вражеские подразделения оказались в тылу наших войск. Это был полнейший разгром еще недавно хорошо организованной, дисциплинированной силы, теперь потрепанной, панически отказавшейся от дальнейшей борьбы.
Сломленное сопротивление противника, незнание, чем заняться в эти минуты, на первых порах внесли сумятицу в ряды бойцов. Они оказались вроде бы не у дел. Ошалелые от миновавшей опасности, от первой зыбкой радости, они бродили по селенью без особой надобности, презрительно и зло разглядывали сдавшихся на милость победителя. Свирепого вида солдат в разбитых ботинках с обмотками облюбовал немецкого парня в добротных сапогах, сграбастал его и молчком запихнул в снарядный пролом в стене сарая. Пленный солдат выкарабкался оттуда - в чем только душа держится, видно, не чаял живым остаться. Жадно хлебнул воздуха - живой! Без обувки только. В дикарском танце, вскидывая босые ноги на кирпичных обломках, выскочил на дорогу, прижимая к груди драные красноармейские ботинки, помчался догонять бесконвойное человеческое стадо.
Бродят славяне, в подполье барского дома заглядывают, шарят - нет ли чего пригодного для брюха. Два взвинченных пожилых сержанта, не скупясь на зуботычины, наводят порядок. Солдат с обгоревшей полой шинели, придерживая занывшую от тычка скулу, поднимает с земли оброненную шапку, несмело бубнит что-то в адрес сердитых сержантов. Тут же, на мелкой брусчатке аллеи, возле шапки, расколотая склянка с вареньем.
Ни у кого не повернется язык осудить сержантов за их излишнюю строгость. Лучше вот так, чем потом хоронить сладкоежку - когда немец тяжелыми обрушится. Дальнобойная немецкая медлит пока, еще не разобралась, что творится в Бомбене, а разберется, тогда... Что из того, что в поселке густо своих, угодивших в плен. Не пощадят: лучше мертвые, чем живые в русском плену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23