Частыми стали случаи, когда в бою сталкивались отцы и сыновья, братья и другие близкие родственники. Сын кричал:
- Сдавайся, отец!
А отец с налитыми кровью глазами бросался на сына с криком:
- Не сомневайся, собака, я тебя первым зарублю!
Так командир полка Николай Алаухов из 3-й кавбригады в одной из атак встретился с отцом. Он упрашивал отца сдаться, но тот бешено, с бранью бросился на сына. Уговоры не помогли, и Алаухов зарубил отца.
В борьбе с нашими частями казаки-старики шли на самые подлые приемы.
При наступлении дивизии на станицу Нагавскую на нашу сторону без боя перешла сотня казаков - жителей этой станицы. Их привел старший урядник Кузнецов, который попал в плен к нам в хуторе Жутове втором, вблизи Аксая, и был отпущен домой с письмами к казакам и солдатам. Когда Кузнецов пришел домой, белые снова мобилизовали его. Находясь в Нагавской, Кузнецов узнал, что на станицу наступает дивизия под моим командованием, и уговорил молодых казаков перейти на нашу сторону. Они привезли с собой два станковых пулемета, а Кузнецов привел мне в подарок коня под кличкой Казбек, на котором я провоевал до конца гражданской воины.
В станице Нагавской осталось около четырехсот казаков-стариков. Дрались они остервенело. И вдруг в разгар ожесточенного боя часть этих бородачей подняла руки вверх. Однако, когда командиры наших полков, Баранников и Мирошниченко, поверившие, что казаки сдаются в плен, подскакали к ним, казаки расстреляли их в упор. Гнев наших бойцов был беспредельным, и они справедливо покарали злодеев.
Погибли два наших замечательных человека, память о которых не изгладится временем. По характерам это были люди, противоположные друг другу: всегда спокойный, молчаливый, расчетливый в бою Баранников и на редкость подвижный, шумный, сказочно смелый в бою Мирошниченко. Бойцы любили Баранникова как умного и опытного командира, как заботливого отца. А кто не восхищался храбростью, молодецкой отвагой Мирошниченко, кто не подражал этому лихому богатырю, который водил своих удальцов в атаку, не считаясь с численностью врага.
Разгромив противника в станице Нагавской, Особая кавалерийская дивизия продолжала наступление. Вслед за дивизией наступали стрелковые соединения нашей 10-й армии. Нужно отдать должное героическому упорству наших пехотинцев и артиллеристов - в непролазную грязь, почти разутые, мокрые, голодные, уставшие, они шли вперед и помогали выбившимся из сил лошадям тянуть пулеметы, пушки, повозки, несли на себе раненых и больных. Однако весенняя распутица все же тормозила продвижение нашей пехоты. Бойцы изматывали свои силы, обозы с боеприпасами отставали, нарушалось питание частей всем необходимым для боя и жизни.
На подступах к станице Романовской наша дивизия встретилась с частями конной группы генерала Мамонтова. В его группу входили ранее потрепанные 10-й армией части генералов Секретева, Голубинцева, Чернецова. По данным разведки и показаниям пленных и перебежчиков, по рассказам жителей мы знали, что группа Мамонтова по численности в три с лишним раза превосходит нашу дивизию. Однако мы знали также, что части, входящие в эту группу, потеряли в боях свое тяжелое вооружение - пулеметы и артиллерию, что они измучены тяжелым отступлением и поэтому вряд ли способны упорно сражаться. Нам было известно также, что некоторые дивизии и полки противника только именовались дивизиями и полками, а фактически же представляли собой слабо сколоченные сводные группы разных подразделений. Ко всему тому Мамонтов был дезинформирован.
Он не имел точных разведывательных данных ни о нашей численности, ни о вооружении.
Следует заметить, что не только Мамонтов и другие генералы, командовавшие соединениями белых, но и сам атаман войска Донского генерал Краснов и Войсковой круг не имели достаточно достоверной информации о своем противнике, в частности, и о нашей дивизии. К нам в руки попадали разведывательные и оперативные сводки белых. Они были полны хвастливого вранья. Лгали атаману Краснову, лгали, и еще более красочно, Войсковому кругу.
Если состояние частей противника свидетельствовало о их слабой боеспособности, то мы, наоборот, имели все основания считать, что теперь в нашем распоряжении находится такое полнокровное, хорошо вооруженное и сильное своим боевым духом кавалерийское соединение, какого у нас еще никогда не было.
И это несмотря на то, что 3-я кавбригада Тимошенко находилась еще в процессе формирования. И без нее у нас было пять кавполков, полностью укомплектованных и обеспеченных всем необходимым для боя, и, кроме того, Особый резервный дивизион, состоявший из бойцов и командиров, отличавшихся особой храбростью и преданностью делу революции.
Все это позволило мне смело бросить дивизию на превосходящие нас по численности силы Мамонтова и не сомневаться в том, что мы выиграем бой. Выйдя в исходное положение для атаки, дивизия всеми силами обрушилась на противника. Белогвардейцы пытались оказать сопротивление, но не выдержали удара и начали отходить. Части дивизии немедленно перешли в преследование. Лишь за Большой Мартыновкой противнику удалось оторваться от наших частей и, переправившись через реку Сал, занять оборону. Однако Мамонтов совершил здесь грубую ошибку. Вместо того чтобы организовать оборону на наиболее вероятных направлениях действий наших войск, он расположил свои слабые части на широком фронте (до 160 километров) на линии населенных пунктов Сусатский, Золотарев, Новоселовка, Арбузов, Кутейкиково, Романов.
Эта ошибка противника позволила нам без особого труда прорвать его оборону и нанести ему глубокий удар. 16 марта Особая кавалерийская дивизия заняла Большую Мартыновку. В этот же день было принято решение произвести налет на станицу Великокняжескую через Платовскую. Целью налета ставилось: захват штаба генерала Мамонтова, освобождение политических заключенных из Великокняжеской тюрьмы и расстройство ближайших тылов белогвардейских войск. Кроме того, в Великокняжеской были четыре самолета белых, которые мне хотелось захватить.
Налет на Великокняжескую был для нас заманчивой, но вместе с тем и очень рискованной операцией, так как от этой станицы нас отделяла река Сал, а наступал самый разгар половодья. Как сказали нам местные жители, река через два - три дня выйдет из берегов, и мост придется снять. А я хорошо знал, каким бывает Сал в половодье. В этом районе разлив реки достигал семи - десяти километров. Следовательно, если нам не удастся завершить задуманную операцию через два - три дня, дивизия окажется отрезанной рекой от остальных частей 10-й Красной армии, которые находились в нескольких переходах от Большой Мартыновки.
И все-таки, несмотря на большой риск, было принято решение о налете на Великокняжескую. В нем принимали участие четыре кавалерийских полка и Особый резервный кавдивизион. Одному кавалерийскому полку и 3-й кавалерийской бригаде было приказано оставаться в Большой Мартыновке в качестве прикрытия дивизионных тылов. Отдав приказ, я послал донесение командующему армией Егорову, в котором подробно доложил о действиях дивизии, начиная с Ляпичевской операции и до занятия Большой Мартыновки. В донесении также указывались время и цель предполагаемого налета на станицу Великокняжескую.
2
В ночь на 17 марта части дивизии выступили на Великокняжескую, выслав вперед разведку и походное охранение. Темная весенняя ночь скрывала движение наших полков. Тревожную тишину нарушали лишь гулкая поступь лошадей да отдаленное эхо выстрелов белогвардейских сторожевых застав.
Когда дивизия находилась между станицей Батлаевской и хутором Потаповским, походное охранение донесло, что навстречу нам движутся две сотни казаков.
Как потом выяснилось, это было сторожевое охранение, высланное белыми в хутор Потаповский.
Я приказал командиру головного полка остановиться, и двумя эскадронами обойти казаков справа и слева. Казаки приняли наши части за свои и спокойно въехали в приготовленную им ловушку. Когда кольцо окружения было замкнуто, казакам было предложено сложить оружие. Они были так перепуганы, что оружие у них само валилось из рук.
В 12 часов ночи части дивизии вступили в Платовскую. Я снова был в родной станице. Почти одновременно с нами в станицу вошло белогвардейское подразделение. Мы взяли его в плен без единого выстрела. Это был недавно сформированный артиллерийский дивизион. Он имел на вооружении лишь одну пушку, а остальные должен был получить в Ельмутских хуторах, куда и следовал. Допросив пленных, мы установили, что в Ельмутских хуторах расположились обозы двух корпусов белых.
Получив эти сведения, я решил сделать в Платовской часовой привал дивизии, а затем двинуться в Ельмутские хутора, чтобы захватить обозы противника. Это было нам почти по пути в Великокняжескую.
Только было отдано распоряжение расположить дивизию на привал, как ко мне подъехал начальник связи дивизии Селезнев и доложил, что он на почте включился в связь белых между станицей Великокняжеской и Новочеркасском, и считает полезным, чтобы я поговорил с белогвардейцами. Я согласился с тем, что поговорить с противником действительно полезно, и тотчас же мы поехали на почту. В ожидании, когда Селезнев позовет меня к аппарату, я, присев к столу, стал рассматривать различные почтовые распоряжения и указания и среди них увидел список членов нового Войскового круга. Из списка я узнал, что председателем Войскового круга избран генерал Сидорин.
Тем временем Селезнев попросил меня к аппарату. Из станицы Великокняжеской офицер штаба группы Мамонтова добивался дежурного по Войсковому кругу. Я сказал, что слушает дежурный офицер Войскового круга поручик Рождественский. Офицер штаба Мамонтова, вероятно в качестве проверки, спросил меня, на месте ли председатель Войскового круга? Я ответил, что генерала Сидорина в Войсковом круге нет. Услышав фамилию председателя Войскового круга, офицер успокоился и попросил принять оперсводку. В сводке сообщалось: в районе станции Ремонтной красные, пытавшиеся перейти в наступление, отброшены стремительной атакой доблестных войск генерала Мамонтова и с большими потерями отошли за реку Сал. В районе Большой Мартыновки авиаразведкой обнаружено крупное скопление кавалерии красных, пытавшейся переправиться через реку Сал. Принятыми мерами переправа красных сорвана, а отдельные их переправившиеся подразделения изрублены или же отброшены на правый берег Сала. На других участках фронта красные активных действий не предпринимали.
Я поблагодарил за сводку и обещал немедленно доставить ее генералу Сидорину.
Вскоре позвонил какой-то полковник из Мечетинской. Я ответил, что у телефона начальник штаба группы Мамонтова Кильчевский. Полковник без всяких предварительных расспросов попросил указать, куда ему двигаться с обозами в Торговую или только до станции Целина, а потом пожаловался, что до сих пор не имеет указаний, куда направлять молодых казаков для пополнения конной группы генерала Мамонтова.
Я ответил полковнику, что эти вопросы уже согласованы с генералом Мамонтовым. Все боеприпасы, находящиеся в эшелонах или на складах от Батайска до станции Торговой, немедленно направить в Батайск, а пополнение распустить по станицам и не собирать до особого распоряжения.
Полковник был обрадован четкими указаниями и, сказав "слушаюсь", закончил разговор.
- Ну вот, - сказал я Селезневу, - пусть полковник действует. Он, видно, исполнительный офицер и, если никто не помешает, окажет нам добрую услугу...
Разговоры с белогвардейцами меня заинтересовали.
- Попробуй-ка соединить меня со штабом Мамонтова, - попросил я Селезнева.
- Один момент, - ответил он.
И через минуту я разговаривал с тем же дежурным офицером из Великокняжеской, который передал мне оперативную сводку. Я приветствовал его от имени поручика Рождественского и сказал, что генерал Сидорин приказал доложить, какие задачи поставлены перед войсками генерала Мамонтова на завтра и где находится сам генерал. Дежурный ответил, что задачи на 18 марта разрабатывает оперативный отдел группы и что о них будет доложено несколько позже, а генерал Мамонтов еще утром 16 марта выехал на станцию Торговая с экспедиционной группой казаков для усмирения взбунтовавшихся мобилизованных солдат. И он пояснил, что в районе станции Торговая около четырех тысяч мобилизованных, получив оружие, перебили своих офицеров, заняли оборону в селе Екатериновка и ведут бой с казачьими частями.
На этот раз разговор между нами был продолжительным и достаточно откровенным со стороны дежурного офицера штаба Мамонтова. Я спросил его, как используются аэропланы. Дежурный ответил, что днем они ведут разведку противника, а ночью находятся в селе Бараники. Затем я спросил его, обеспечена ли надлежащая защита аэропланов в Бараниках. Офицер ответил мне, что в Бараниках находятся войска генерала Деникина. Три кубанских полка из состава этих войск 17 марта должны быть в Великокняжеской.
Поблагодарив дежурного за информацию, я просил его, во-первых, передать командованию группы, чтобы донесения о положении дел не задерживались, и, во-вторых, пообстоятельнее донести о причинах бунта солдат в районе Торговой.
Я уже собирался уходить - надо было поторопиться с выступлением частей дивизии из Платовской, но Селезнев вновь пригласил меня к аппарату. Звонила жена полковника Лукьянцева из Ростова.
- Я получила прискорбное извещение о геройской гибели мужа и буду очень признательна вам за услугу - послать гроб с телом полковника Лукьянцева в Ростов, - сказала она.
Я ответил, что, к сожалению, мы не можем выполнить эту просьбу, так как полковник погребен и могила его находится уже на территории, занятой красными. Поторопившись закончить этот мало интересный для меня разговор, я поехал в штаб дивизии.
Дивизия выступила на Ельмутские хутора. Показания пленных артиллеристов оказались точными. В хуторах действительно располагались обозы третьего разряда и тыловые подразделения двух корпусов группы Мамонтова, которые были захвачены дивизией без особого труда.
Начался рассвет. Небольшой туман быстро рассеялся, и в 7 часов утра 18 марта полки дивизии на галопе ворвались в станицу Великокняжескую. Застигнутые врасплох белогвардейцы бросились из станицы в разные стороны, не оказав никакого сопротивления.
Немедленно же была арестована охрана тюрьмы и выпущены заключенные. Заключенных оказалось около пяти тысяч, среди них были и члены президиума Великокняжеского Совета рабочих, крестьянских и казачьих депутатов - Анохин и другие, которые сидели в тюрьме уже около года.
Штаб группы генерала Мамонтова и полковника Кильчевского захватить, к сожалению, не удалось. Штаб размешался в бронепоезде, который при первых выстрелах артиллерии поднял пары и ушел за реку Маныч.
В Великокняжеской было взято в плен свыше тысячи недавно мобилизованных солдат, находившихся на учебных пунктах. Пленных отправили в Платовскую. Туда же были направлены захваченные в Ельмутских хуторах и в Великокняжеской обозы противника с походными кузницами, артмастерскими, обмундированием английского производства и прочим военным имуществом.
При допросе пленных, взятых в Великокняжеской, мы выяснили, что на станции Зимовники находятся два бронепоезда белых, и я немедленно приказал своим связистам соединить меня с Зимовниками. Связь была налажена по железнодорожному проводу. От имени полковника Кильчевского я вызвал один бронепоезд на станцию Великокняжескую, а своим артиллеристам поручил, как только бронепоезд подойдет к Великокняжеской, разобрать железнодорожное полотно спереди и сзади. Артиллеристы с точностью выполнили мое указание и, отрезав бронепоезду пути отхода, принудили его команду сдаться.
Заполучив бронепоезд, мы решили переночевать в Великокняжеской, а с рассветом начать движение через Куберле по железной дороге, но произошла неприятность, которая заставила изменить этот план. На бронепоезде стояла большая дальнобойная морская пушка "Конэ". Из нее можно было стрелять только параллельно бронепоезду или под острым углом. Наши же артиллеристы, не зная этого, произвели выстрел из пушки, когда ее ствол находился, под углом в девяносто градусов к платформе бронепоезда. В результате при откате ствола произошел сильный боковой толчок и бронепоезд опрокинулся.
После этого мы тотчас же начали готовиться к выступлению на Платовскую. С наступлением темноты дивизия двинулась из Великокняжеской. Но не успели мы выйти из станицы, как в нее ворвались конные казаки. Это были те три казачьих кубанских полка, о которых мне говорил ночью офицер штаба группы Мамонтова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Сдавайся, отец!
А отец с налитыми кровью глазами бросался на сына с криком:
- Не сомневайся, собака, я тебя первым зарублю!
Так командир полка Николай Алаухов из 3-й кавбригады в одной из атак встретился с отцом. Он упрашивал отца сдаться, но тот бешено, с бранью бросился на сына. Уговоры не помогли, и Алаухов зарубил отца.
В борьбе с нашими частями казаки-старики шли на самые подлые приемы.
При наступлении дивизии на станицу Нагавскую на нашу сторону без боя перешла сотня казаков - жителей этой станицы. Их привел старший урядник Кузнецов, который попал в плен к нам в хуторе Жутове втором, вблизи Аксая, и был отпущен домой с письмами к казакам и солдатам. Когда Кузнецов пришел домой, белые снова мобилизовали его. Находясь в Нагавской, Кузнецов узнал, что на станицу наступает дивизия под моим командованием, и уговорил молодых казаков перейти на нашу сторону. Они привезли с собой два станковых пулемета, а Кузнецов привел мне в подарок коня под кличкой Казбек, на котором я провоевал до конца гражданской воины.
В станице Нагавской осталось около четырехсот казаков-стариков. Дрались они остервенело. И вдруг в разгар ожесточенного боя часть этих бородачей подняла руки вверх. Однако, когда командиры наших полков, Баранников и Мирошниченко, поверившие, что казаки сдаются в плен, подскакали к ним, казаки расстреляли их в упор. Гнев наших бойцов был беспредельным, и они справедливо покарали злодеев.
Погибли два наших замечательных человека, память о которых не изгладится временем. По характерам это были люди, противоположные друг другу: всегда спокойный, молчаливый, расчетливый в бою Баранников и на редкость подвижный, шумный, сказочно смелый в бою Мирошниченко. Бойцы любили Баранникова как умного и опытного командира, как заботливого отца. А кто не восхищался храбростью, молодецкой отвагой Мирошниченко, кто не подражал этому лихому богатырю, который водил своих удальцов в атаку, не считаясь с численностью врага.
Разгромив противника в станице Нагавской, Особая кавалерийская дивизия продолжала наступление. Вслед за дивизией наступали стрелковые соединения нашей 10-й армии. Нужно отдать должное героическому упорству наших пехотинцев и артиллеристов - в непролазную грязь, почти разутые, мокрые, голодные, уставшие, они шли вперед и помогали выбившимся из сил лошадям тянуть пулеметы, пушки, повозки, несли на себе раненых и больных. Однако весенняя распутица все же тормозила продвижение нашей пехоты. Бойцы изматывали свои силы, обозы с боеприпасами отставали, нарушалось питание частей всем необходимым для боя и жизни.
На подступах к станице Романовской наша дивизия встретилась с частями конной группы генерала Мамонтова. В его группу входили ранее потрепанные 10-й армией части генералов Секретева, Голубинцева, Чернецова. По данным разведки и показаниям пленных и перебежчиков, по рассказам жителей мы знали, что группа Мамонтова по численности в три с лишним раза превосходит нашу дивизию. Однако мы знали также, что части, входящие в эту группу, потеряли в боях свое тяжелое вооружение - пулеметы и артиллерию, что они измучены тяжелым отступлением и поэтому вряд ли способны упорно сражаться. Нам было известно также, что некоторые дивизии и полки противника только именовались дивизиями и полками, а фактически же представляли собой слабо сколоченные сводные группы разных подразделений. Ко всему тому Мамонтов был дезинформирован.
Он не имел точных разведывательных данных ни о нашей численности, ни о вооружении.
Следует заметить, что не только Мамонтов и другие генералы, командовавшие соединениями белых, но и сам атаман войска Донского генерал Краснов и Войсковой круг не имели достаточно достоверной информации о своем противнике, в частности, и о нашей дивизии. К нам в руки попадали разведывательные и оперативные сводки белых. Они были полны хвастливого вранья. Лгали атаману Краснову, лгали, и еще более красочно, Войсковому кругу.
Если состояние частей противника свидетельствовало о их слабой боеспособности, то мы, наоборот, имели все основания считать, что теперь в нашем распоряжении находится такое полнокровное, хорошо вооруженное и сильное своим боевым духом кавалерийское соединение, какого у нас еще никогда не было.
И это несмотря на то, что 3-я кавбригада Тимошенко находилась еще в процессе формирования. И без нее у нас было пять кавполков, полностью укомплектованных и обеспеченных всем необходимым для боя, и, кроме того, Особый резервный дивизион, состоявший из бойцов и командиров, отличавшихся особой храбростью и преданностью делу революции.
Все это позволило мне смело бросить дивизию на превосходящие нас по численности силы Мамонтова и не сомневаться в том, что мы выиграем бой. Выйдя в исходное положение для атаки, дивизия всеми силами обрушилась на противника. Белогвардейцы пытались оказать сопротивление, но не выдержали удара и начали отходить. Части дивизии немедленно перешли в преследование. Лишь за Большой Мартыновкой противнику удалось оторваться от наших частей и, переправившись через реку Сал, занять оборону. Однако Мамонтов совершил здесь грубую ошибку. Вместо того чтобы организовать оборону на наиболее вероятных направлениях действий наших войск, он расположил свои слабые части на широком фронте (до 160 километров) на линии населенных пунктов Сусатский, Золотарев, Новоселовка, Арбузов, Кутейкиково, Романов.
Эта ошибка противника позволила нам без особого труда прорвать его оборону и нанести ему глубокий удар. 16 марта Особая кавалерийская дивизия заняла Большую Мартыновку. В этот же день было принято решение произвести налет на станицу Великокняжескую через Платовскую. Целью налета ставилось: захват штаба генерала Мамонтова, освобождение политических заключенных из Великокняжеской тюрьмы и расстройство ближайших тылов белогвардейских войск. Кроме того, в Великокняжеской были четыре самолета белых, которые мне хотелось захватить.
Налет на Великокняжескую был для нас заманчивой, но вместе с тем и очень рискованной операцией, так как от этой станицы нас отделяла река Сал, а наступал самый разгар половодья. Как сказали нам местные жители, река через два - три дня выйдет из берегов, и мост придется снять. А я хорошо знал, каким бывает Сал в половодье. В этом районе разлив реки достигал семи - десяти километров. Следовательно, если нам не удастся завершить задуманную операцию через два - три дня, дивизия окажется отрезанной рекой от остальных частей 10-й Красной армии, которые находились в нескольких переходах от Большой Мартыновки.
И все-таки, несмотря на большой риск, было принято решение о налете на Великокняжескую. В нем принимали участие четыре кавалерийских полка и Особый резервный кавдивизион. Одному кавалерийскому полку и 3-й кавалерийской бригаде было приказано оставаться в Большой Мартыновке в качестве прикрытия дивизионных тылов. Отдав приказ, я послал донесение командующему армией Егорову, в котором подробно доложил о действиях дивизии, начиная с Ляпичевской операции и до занятия Большой Мартыновки. В донесении также указывались время и цель предполагаемого налета на станицу Великокняжескую.
2
В ночь на 17 марта части дивизии выступили на Великокняжескую, выслав вперед разведку и походное охранение. Темная весенняя ночь скрывала движение наших полков. Тревожную тишину нарушали лишь гулкая поступь лошадей да отдаленное эхо выстрелов белогвардейских сторожевых застав.
Когда дивизия находилась между станицей Батлаевской и хутором Потаповским, походное охранение донесло, что навстречу нам движутся две сотни казаков.
Как потом выяснилось, это было сторожевое охранение, высланное белыми в хутор Потаповский.
Я приказал командиру головного полка остановиться, и двумя эскадронами обойти казаков справа и слева. Казаки приняли наши части за свои и спокойно въехали в приготовленную им ловушку. Когда кольцо окружения было замкнуто, казакам было предложено сложить оружие. Они были так перепуганы, что оружие у них само валилось из рук.
В 12 часов ночи части дивизии вступили в Платовскую. Я снова был в родной станице. Почти одновременно с нами в станицу вошло белогвардейское подразделение. Мы взяли его в плен без единого выстрела. Это был недавно сформированный артиллерийский дивизион. Он имел на вооружении лишь одну пушку, а остальные должен был получить в Ельмутских хуторах, куда и следовал. Допросив пленных, мы установили, что в Ельмутских хуторах расположились обозы двух корпусов белых.
Получив эти сведения, я решил сделать в Платовской часовой привал дивизии, а затем двинуться в Ельмутские хутора, чтобы захватить обозы противника. Это было нам почти по пути в Великокняжескую.
Только было отдано распоряжение расположить дивизию на привал, как ко мне подъехал начальник связи дивизии Селезнев и доложил, что он на почте включился в связь белых между станицей Великокняжеской и Новочеркасском, и считает полезным, чтобы я поговорил с белогвардейцами. Я согласился с тем, что поговорить с противником действительно полезно, и тотчас же мы поехали на почту. В ожидании, когда Селезнев позовет меня к аппарату, я, присев к столу, стал рассматривать различные почтовые распоряжения и указания и среди них увидел список членов нового Войскового круга. Из списка я узнал, что председателем Войскового круга избран генерал Сидорин.
Тем временем Селезнев попросил меня к аппарату. Из станицы Великокняжеской офицер штаба группы Мамонтова добивался дежурного по Войсковому кругу. Я сказал, что слушает дежурный офицер Войскового круга поручик Рождественский. Офицер штаба Мамонтова, вероятно в качестве проверки, спросил меня, на месте ли председатель Войскового круга? Я ответил, что генерала Сидорина в Войсковом круге нет. Услышав фамилию председателя Войскового круга, офицер успокоился и попросил принять оперсводку. В сводке сообщалось: в районе станции Ремонтной красные, пытавшиеся перейти в наступление, отброшены стремительной атакой доблестных войск генерала Мамонтова и с большими потерями отошли за реку Сал. В районе Большой Мартыновки авиаразведкой обнаружено крупное скопление кавалерии красных, пытавшейся переправиться через реку Сал. Принятыми мерами переправа красных сорвана, а отдельные их переправившиеся подразделения изрублены или же отброшены на правый берег Сала. На других участках фронта красные активных действий не предпринимали.
Я поблагодарил за сводку и обещал немедленно доставить ее генералу Сидорину.
Вскоре позвонил какой-то полковник из Мечетинской. Я ответил, что у телефона начальник штаба группы Мамонтова Кильчевский. Полковник без всяких предварительных расспросов попросил указать, куда ему двигаться с обозами в Торговую или только до станции Целина, а потом пожаловался, что до сих пор не имеет указаний, куда направлять молодых казаков для пополнения конной группы генерала Мамонтова.
Я ответил полковнику, что эти вопросы уже согласованы с генералом Мамонтовым. Все боеприпасы, находящиеся в эшелонах или на складах от Батайска до станции Торговой, немедленно направить в Батайск, а пополнение распустить по станицам и не собирать до особого распоряжения.
Полковник был обрадован четкими указаниями и, сказав "слушаюсь", закончил разговор.
- Ну вот, - сказал я Селезневу, - пусть полковник действует. Он, видно, исполнительный офицер и, если никто не помешает, окажет нам добрую услугу...
Разговоры с белогвардейцами меня заинтересовали.
- Попробуй-ка соединить меня со штабом Мамонтова, - попросил я Селезнева.
- Один момент, - ответил он.
И через минуту я разговаривал с тем же дежурным офицером из Великокняжеской, который передал мне оперативную сводку. Я приветствовал его от имени поручика Рождественского и сказал, что генерал Сидорин приказал доложить, какие задачи поставлены перед войсками генерала Мамонтова на завтра и где находится сам генерал. Дежурный ответил, что задачи на 18 марта разрабатывает оперативный отдел группы и что о них будет доложено несколько позже, а генерал Мамонтов еще утром 16 марта выехал на станцию Торговая с экспедиционной группой казаков для усмирения взбунтовавшихся мобилизованных солдат. И он пояснил, что в районе станции Торговая около четырех тысяч мобилизованных, получив оружие, перебили своих офицеров, заняли оборону в селе Екатериновка и ведут бой с казачьими частями.
На этот раз разговор между нами был продолжительным и достаточно откровенным со стороны дежурного офицера штаба Мамонтова. Я спросил его, как используются аэропланы. Дежурный ответил, что днем они ведут разведку противника, а ночью находятся в селе Бараники. Затем я спросил его, обеспечена ли надлежащая защита аэропланов в Бараниках. Офицер ответил мне, что в Бараниках находятся войска генерала Деникина. Три кубанских полка из состава этих войск 17 марта должны быть в Великокняжеской.
Поблагодарив дежурного за информацию, я просил его, во-первых, передать командованию группы, чтобы донесения о положении дел не задерживались, и, во-вторых, пообстоятельнее донести о причинах бунта солдат в районе Торговой.
Я уже собирался уходить - надо было поторопиться с выступлением частей дивизии из Платовской, но Селезнев вновь пригласил меня к аппарату. Звонила жена полковника Лукьянцева из Ростова.
- Я получила прискорбное извещение о геройской гибели мужа и буду очень признательна вам за услугу - послать гроб с телом полковника Лукьянцева в Ростов, - сказала она.
Я ответил, что, к сожалению, мы не можем выполнить эту просьбу, так как полковник погребен и могила его находится уже на территории, занятой красными. Поторопившись закончить этот мало интересный для меня разговор, я поехал в штаб дивизии.
Дивизия выступила на Ельмутские хутора. Показания пленных артиллеристов оказались точными. В хуторах действительно располагались обозы третьего разряда и тыловые подразделения двух корпусов группы Мамонтова, которые были захвачены дивизией без особого труда.
Начался рассвет. Небольшой туман быстро рассеялся, и в 7 часов утра 18 марта полки дивизии на галопе ворвались в станицу Великокняжескую. Застигнутые врасплох белогвардейцы бросились из станицы в разные стороны, не оказав никакого сопротивления.
Немедленно же была арестована охрана тюрьмы и выпущены заключенные. Заключенных оказалось около пяти тысяч, среди них были и члены президиума Великокняжеского Совета рабочих, крестьянских и казачьих депутатов - Анохин и другие, которые сидели в тюрьме уже около года.
Штаб группы генерала Мамонтова и полковника Кильчевского захватить, к сожалению, не удалось. Штаб размешался в бронепоезде, который при первых выстрелах артиллерии поднял пары и ушел за реку Маныч.
В Великокняжеской было взято в плен свыше тысячи недавно мобилизованных солдат, находившихся на учебных пунктах. Пленных отправили в Платовскую. Туда же были направлены захваченные в Ельмутских хуторах и в Великокняжеской обозы противника с походными кузницами, артмастерскими, обмундированием английского производства и прочим военным имуществом.
При допросе пленных, взятых в Великокняжеской, мы выяснили, что на станции Зимовники находятся два бронепоезда белых, и я немедленно приказал своим связистам соединить меня с Зимовниками. Связь была налажена по железнодорожному проводу. От имени полковника Кильчевского я вызвал один бронепоезд на станцию Великокняжескую, а своим артиллеристам поручил, как только бронепоезд подойдет к Великокняжеской, разобрать железнодорожное полотно спереди и сзади. Артиллеристы с точностью выполнили мое указание и, отрезав бронепоезду пути отхода, принудили его команду сдаться.
Заполучив бронепоезд, мы решили переночевать в Великокняжеской, а с рассветом начать движение через Куберле по железной дороге, но произошла неприятность, которая заставила изменить этот план. На бронепоезде стояла большая дальнобойная морская пушка "Конэ". Из нее можно было стрелять только параллельно бронепоезду или под острым углом. Наши же артиллеристы, не зная этого, произвели выстрел из пушки, когда ее ствол находился, под углом в девяносто градусов к платформе бронепоезда. В результате при откате ствола произошел сильный боковой толчок и бронепоезд опрокинулся.
После этого мы тотчас же начали готовиться к выступлению на Платовскую. С наступлением темноты дивизия двинулась из Великокняжеской. Но не успели мы выйти из станицы, как в нее ворвались конные казаки. Это были те три казачьих кубанских полка, о которых мне говорил ночью офицер штаба группы Мамонтова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51