Он снял у нас в доме комнату, и мы с ним так подружились, будто между нами не было десяти лет разницы. Мы вместе читали, гуляли и без конца разговаривали. Он хорошо знал поэзию, и по вечерам, когда мы бродили по берегу, читал мне стихи наизусть. Отцу это не больно-то нравилось, но он терпел, надеясь, что, может, стихи вышибут у меня из головы мечту о море. Ну, этого у меня ничто вышибить из головы не могло — мама была из рода потомственных моряков, и тяга к морю у нас в крови. Но я любил слушать, как Джон декламирует стихи. С тех пор прошло почти шестьдесят лет, а я все еще помню кучу стихов, которую от него выучил. Подумать только — почти шестьдесят лет!
Капитан Джим помолчал, глядя в огонь, потом вздохнул и вернулся к своему рассказу:
— Помню, как-то вечером я встретил его на дюнах. У него было такое счастливое лицо — как у вас, доктор, когда вы приехали сюда с миссис Блайт. Я сразу о нем подумал, когда вас увидел. Он сказал, что дома у него осталась невеста и что она к нему скоро приедет. Я не больно-то обрадовался — молодой эгоист был, что тут скажешь, боялся, что, когда она приедет, учитель перестанет со мной дружить. Но у меня, по крайней мере, хватило ума это ему не показать. Он рассказал мне про свою невесту. Ее звали Перси Ли, и она только потому сразу с ним не приехала, что у нее на руках был больной дядя. Он ее вырастил, когда умерли ее родители, и Перси ни за что не соглашалась его оставить. Но дядя недавно умер, и теперь, сказал Джон, она скоро приедет в Глен, и они поженятся. Но в то время еще не было пароходов, и приехать к нам было не так-то просто, особенно женщине.
— И когда вы ее ждете? — спросил я.
— Она отплывает на «Короле Вильгельме» двадцатого июня, — ответил Джон, — так что здесь она должна быть где-то в середине июля. Я хочу нанять плотника Джонсона, чтобы он построил для нее дом. Письмо от нее пришло сегодня утром, и я, еще не открывая его, знал, что оно принесло мне хорошие новости. Я ее на днях видел.
Я не понял: как это — видел? Тогда он объяснил как, но я все равно толком не понял. Он сказал, что у него есть дар, или проклятие, смотря как на это посмотреть. Так он и сказал, миссис Блайт, дар или проклятие. Такой же дар был у его прабабки, и ее за это сожгли на костре как ведьму. На него иногда словно находило… он, если не ошибаюсь, сказал, что «впадает в транс». Так бывает, доктор?
— Да, некоторые люди подвержены трансам, — ответил Джильберт. — Это скорей относится к области психиатрии. Ну, и что же случалось с этим Джоном Селвином во время транса?
— Вроде как сон снился, — скептически заметил доктор Дэйв.
— Нет, он говорил, что во время транса видит, что происходит за много миль от него, — медленно проговорил капитан Джим. — Что происходит и что произойдет в будущем. Иногда эти видения его утешали, а иногда пугали. Так вот, он сказал, что за четыре дня перед нашей встречей с ним приключился такой транс, когда он сидел перед камином. Джон увидел знакомую комнату в Англии. Посреди нее стояла Перси Ли и с радостным видом протягивала к нему руки. Поэтому учитель и ожидал от нее хороших вестей.
— Всего лишь сон, — скептически заметил доктор Дэйв.
— Очень может быть, — согласился капитан Джим. — Я ему то же самое сказал. Мне было не по себе при мысли, что учитель наделен какой-то сверхъестественной силой. Но он ответил: «Нет, это не сон. Но неважно. Если ты об этом будешь думать, ты перестанешь со мной дружить». Я ему сказал, что ни за что на свете не перестану с ним дружить. Но он только покачал головой и сказал: «Мне виднее, Джим. Я уже потерял из-за этого немало друзей. И я их не виню. Иногда я сам себе неприятен. В такой силе есть что-то не то от Бога, не то от дьявола. А мы, простые смертные, не хотим знаться ни с Богом, ни с Сатаной».
Скоро в Глене и во всей округе узнали, что к учителю едет невеста, и все были рады за него. И с интересом следили, как он строит для нее дом. Он выбрал это место, потому что отсюда видно бухту и слышно шум моря. Он разбил для своей невесты сад, но тополя посадил не он, а миссис Рассел. А два ряда розовых кустов — девочки из его школы.
Почти все соседи принесли ему что-нибудь из обстановки. Когда сюда переехали Расселы, люди весьма состоятельные, они привезли вот эту дорогую мебель; а поначалу дом был обставлен очень скромно. Но зато он был богат любовью. Соседки подарили учителю стеганые одеяла, скатерти и полотенца, один сосед сделал шкафчик, другой стол, и так далее. Даже слепая тетя Маргарет сплела для невесты корзиночку из пахучей травы, что растет на дюнах. Жена учителя многие годы держала в ней носовые платки.
Ну, наконец, все было готово — даже дрова положены в камин, оставалось только спичку поднести. Это — другой камин, хотя тот был на этом же самом месте. Мисс Элизабет сложила новый камин, когда делала капитальный ремонт пятнадцать лет тому назад. Тот был большой старомодный очаг, в котором можно было даже быка зажарить. Сколько раз я сидел перед ним и болтал с хозяевами — вот как сейчас…
Капитан опять задумался: перед его глазами проходили видения прошлого.
— Дом закончили первого июля, и учитель стал считать дни до приезда невесты. Ее ожидали в середине июля, но к этому сроку «Король Вильгельм» не пришел. Мы не очень беспокоились — тогда суда часто задерживались на несколько дней и даже недель. Прошла неделя, потом две, потом три. Тут мы начали волноваться, и чем дальше, тем больше. Под конец я просто не мог смотреть в глаза Джону Селвину. Знаете, миссис Блайт, мне казалось, что такое выражение, наверно, было в глазах у его прабабки, когда ее возвели на костер. Он мало говорил, кое-как проводил уроки, а потом уходил на берег и часто оставался там до утра. У нас стали поговаривать, что учитель, похоже, теряет рассудок. Судно опаздывало уже на восемь недель. Наступил сентябрь, а невеста учителя все еще не приехала, и нам казалось, что уже и не приедет.
Тут начался сильный шторм, который не утихал три дня, а на четвертый день к вечеру я вышел на берег. Учитель стоял, прислонившись спиной к скале и сложив руки на груди, и смотрел в море.
Я заговорил с ним, но он не ответил. Его глаза словно видели что-то, невидимое мне, а лицо было похоже на маску мертвеца.
— Джон! — позвал я его, как испуганный ребенок. — Проснись, Джон!
И тут он будто очнулся, повернул голову и посмотрел на меня. Я до сих пор помню, какое у него было лицо, и не забуду, пока не придет мой черед отправляться в последнее плавание. «Все хорошо, — сказал он, — я видел, как „Король Вильгельм“ заворачивает за мыс Ист-Пойнт. К утру они будут здесь. Завтра вечером я буду сидеть с молодой женой у собственного очага». Как вы думаете, он и в самом деле его видел? — спросил капитан Джим.
— Кто знает, — тихо отозвался Джильберт. — Большая любовь, как и большое горе, может сотворить чудо.
— Конечно, видел, я в этом убеждена, — сказала Энн.
— Чепуха! — сказал доктор Дэйв, но без прежней уверенности.
— Дело-то в том, — продолжал капитан Джим, — что «Король Вильгельм» и правда пришел следующим утром. Учитель прождал его на берегу всю ночь. Все население Глена от мала до велика высыпало на берег, когда «Король Вильгельм» показался в проливе. Как же мы кричали «ура!».
Глаза капитана Джима сияли. Он заново переживал событие, которое произошло шестьдесят лет назад, и перед его глазами вновь возник потрепанный непогодой парусник, появившийся в утреннем свете солнца.
— И Перси Ли была на борту? — спросила Энн.
— Да, там было две женщины — она и жена капитана. Им очень не повезло — один шторм за другим, потом у них кончился провиант. Но все-таки они наконец прибыли. Когда Перси Ли ступила на пристань и Джон Сел-вин заключил ее в объятия, все перестали кричать «ура!» и заплакали. Я сам плакал, хотя тогда ни за что бы в этом не признался. Мальчишки ведь ужасно стыдятся слез.
— А Перси Ли была красивая? — спросила Энн.
— Не знаю, можно ли было назвать ее красивой… не знаю, — медленно проговорил капитан Джим. — Как-то об этом никто не задумывался. Она была такая милая и славная, что ее нельзя было не любить. Нет, вообще-то она была миловидная: большие карие глаза, блестящие каштановые волосы и белая, как и у всех англичанок, кожа. Они с Джоном были обвенчаны в тот же вечер в нашем доме. Народу собралось — тьма. Потом мы все проводили молодых до этого дома. Миссис Селвин разожгла огонь в очаге, а мы ушли, оставив их у камина — точно так, как Джону привиделось тогда на берегу. Странно все это, очень странно. Но мне в жизни пришлось повидать много странного.
— Какая прелесть! — воскликнула Энн: ей пришлась по сердцу эта романтическая история. — И долго они здесь жили?
— Пятнадцать лет. Вскоре после их свадьбы я сбежал из дому и нанялся на парусник — такой уж я был в душе бродяга. Но каждый раз, когда я возвращался из плавания, я шел сначала в этот дом и рассказывал миссис Селвин о своих приключениях. Они были счастливы. У них вообще был талант на счастье. Есть такие люди. Они просто не умели долго сердиться. Раза два они поссорились — оба были с характером. Но миссис Селвин однажды со смехом призналась мне: «Я очень переживаю, когда мы с Джоном ссоримся, но все равно в глубине души я счастлива — потому что у меня есть возможность ссориться — а потом мириться — с таким прекрасным мужем». Потом они переехали в Шарлоттаун, а их дом купил Нед Рассел и привез сюда свою молодую жену. Они вечно шутили и смеялись — так мне, по крайней мере, помнится. Мисс Элизабет Рассел была сестрой Алека. Года через два она приехала сюда и поселилась с ними. У нее тоже был веселый нрав. Мне кажется, что стены этого дома пропитаны смехом и весельем. А вы, миссис Блайт, третья молодая жена, которую я вижу в этом доме, и самая красивая.
Энн действительно замечательно выглядела в тот вечер: на щеках ее цвели розы, а глаза сияли светом любви. Даже суровый доктор Дэйв поглядывал на нее с удовольствием, а по дороге домой сказал жене: «Какую рыжекудрую красотку отхватил мой племянник, а?»
— Я у вас замечательно провел время, — заявил капитан Джим, — но пора идти на маяк.
— Приходите к нам почаще, — сказала Энн на прощанье.
— А вы не боитесь, что я стану злоупотреблять вашим приглашением? — спросил капитан Джим с какой-то грустной улыбкой.
— Нет, не боюсь — я всегда буду рада вас видеть — честно-пречестно, как мы говорили в школе.
— Тогда буду приходить. Смотрите, как бы я вам не надоел. И вы тоже иногда меня навещайте, окажите мне такую честь. А то мне там совсем не с кем поговорить, кроме Старпома. Слушать он умеет, и мозгов у него будет побольше, чем у любого Макалистера, но вот разговора от него не дождешься — знай себе мурлычет. Вы молоды, а я стар, но мне кажется, что наши души одного возраста. Мы оба принадлежим к породе людей, которые знали Иосифа, как говорит мисс Корнелия Брайант.
— Знали Иосифа? — недоуменно повторила Энн.
— Да. Корнелия делит всех людей на тех, которые знали Иосифа и которые не знали. Если у человека сходные с вашими взгляды и он хорошо понимает ваши шутки — тогда он из породы людей, которые знали Иосифа.
— Ах, вот как! — воскликнула Энн. — А я таких людей называю «родственными душами».
— Совершенно правильно, — согласился капитан Джим. — Когда вы сегодня вошли в дом, я сказал себе: «Она из породы людей, которые знали Иосифа». И очень этому обрадовался. Я считаю, что такие люди — соль земли.
Энн с Джильбертом вышли провожать своих гостей. Взошла луна, и бухта Четырех Ветров казалась зачарованной гаванью, куда нет доступа непогоде. Тополя вдоль дорожки, высокие и суровые, как жрецы какого-то мистического ордена, слегка серебрились в лунном свете.
— Мне всегда нравились пирамидальные тополя, — заметил капитан Джим. — Это королевские деревья. Они сейчас не в моде. Говорят, что у них сохнут макушки. Это правда, они действительно сохнут, если каждую весну, рискуя сломать шею, вы не забираетесь по лестнице наверх и не обрезаете ветви. Я сам это делал для мисс Элизабет, и ее тополя никогда не выглядели растрепами. Она была к ним очень привязана. Ей нравились достоинство и надменность этих деревьев. Если вам нужны приятели, миссис Блайт, — вы полюбите клены, но если вам нужно изысканное общество — тогда обратитесь к пирамидальным тополям.
Гости уехали, а Энн с Джильбертом пошли прогуляться по своему саду и посмотреть на ручей. Его прозрачные струи поблескивали в тени берез. Вдоль берега росли маки, которые казались чашами, полными лунного света. Воздух был напоен ароматом цветов, посаженных еще женой учителя. Она, как казалось Энн, посылала им привет и благословение из далекого прошлого. Молодая женщина остановилась и сорвала цветущую ветку.
— Люблю нюхать цветы в темноте, — сказала она. — В темноте словно проникаешь в их самую душу. О Джильберт, этот дом — просто чудо. И я рада, что до нас здесь нашли свое счастье другие молодожены.
Глава восьмая
ВИЗИТ МИСС КОРНЕЛИИ БРАЙАНТ
Сентябрь в бухте Четырех Ветров выдался солнечный и тихий: дни стояли теплые, ночи — лунные, на рассвете землю устилала золотистая пелена тумана, а вечерами горизонт заволакивала лиловая дымка. Ни разу за весь месяц не штормило, даже не дул сильный ветер. Энн и Джильберт обживали свое гнездышко, гуляли по морскому берегу, ездили в Глен Сент-Мэри и в рыбацкую деревню, катались в лодке по бухте или в коляске по засыпанным сосновыми иголками дорожкам в лесу. В общем у них был восхитительный медовый месяц.
— Если бы мы даже сегодня умерли, все равно мы жили не зря — потому что у нас были эти четыре недели, — сказала Энн. — Вряд ли они когда-нибудь повторятся — но они у нас были. И погода, и люди, и наш дом — все как будто сговорились, чтобы подарить нам чудный медовый месяц. Даже ни разу не пошел дождь.
— И мы ни разу не поссорились, — поддразнил ее Джильберт.
— Ну, с этим можно и не спешить, — ответила Энн. — Я очень рада, что мы решили провести медовый месяц здесь. Светлые воспоминания о нем навсегда останутся в нашем доме, а не будут рассеяны по разным городам.
Сам воздух в их новом доме был напоен запахом моря и дальних странствий. В Эвонли море тоже было рядом, но не вошло в жизнь Энн. Здесь же его видно из каждого окна, и рокот прибоя постоянно звучит в ушах. Каждый день суда причаливали к пристани Глен Сент-Мэри или отплывали в неведомые порты, лежащие, может быть, в другом полушарии. Каждое утро в море уходили рыбацкие парусники и вечером возвращались с уловом. На дорогах вокруг бухты Энн и Джильберту без конца попадались веселые и уверенные в себе матросы. Зов моря действовал на всех: кто-то уплывал в поисках приключений, а оставшиеся на берегу постоянно ощущали магическое притяжение таинственных далей. Жизнь в бухте Четырех Ветров была не столь спокойной и устоявшейся, как в Эвонли. Здесь все время что-то происходило.
— Теперь я понимаю, почему море так манит людей, — сказала Энн. — У каждого из нас порой появляется желание «уплыть в закатные края», а здесь эта страсть у всех в крови. Я ничуть не удивляюсь тому, что капитан Джим мальчишкой отправился в морское плавание. Когда вижу уплывающий корабль или летящую чайку, мне всегда хочется быть на борту этого корабля или, как чайка, отрастить крылья и парить на ветру.
— Нет уж, моя девочка, ты останешься здесь со мной, — лениво возразил Джильберт. — Так я тебе и позволил улетать.
Они сидели на приступке своей двери. День склонялся к вечеру. Мир вокруг дышал покоем.
— Само собой, доктор, которому приходится ездить по вызовам в любой час дня или ночи, наверно, не очень стремится к приключениям, — улыбнулась Энн. — Если бы ты вчера ночью как следует выспался, мы бы сейчас мечтали вместе.
— Вчера ночью я сделал доброе дело, Энн, — тихо заметил Джильберт. — Я спас человеческую жизнь. Впервые я могу это сказать с полным правом. Раньше я, может быть, облегчал людям страдания, но если бы я не провел вчерашнюю ночь, сражаясь со смертью у постели миссис Аллонби, эта женщина к утру умерла бы. Я применил новый метод, который никто никогда здесь не пробовал. По-моему, так вообще до сих пор лечили только в больницах. Я узнал о нем в прошлом году, когда стажировался в кингстонской больнице. Наверно, я не осмелился бы прибегнуть к этому методу, если бы не знал, что другой надежды нет. Я рискнул — и победил. И теперь добрая жена и мать будет жить еще много лет. Когда я сегодня на заре ехал домой, я возблагодарил Создателя за то, что выбрал профессию врача. Подумай только, Энн: я бросил вызов старухе Смерти и победил. Помнишь, много лет назад мы с тобой говорили о том, чему хотим посвятить жизнь, и я сказал, что мечтаю спасать людей. И вот сегодня утром моя мечта воплотилась в реальность.
— Разве только одна эта мечта исполнилась? — спросила Энн, которая отлично знала, что ответит Джильберт, но хотела услышать это еще раз.
— Ты же знаешь, что не одна, любимая, — ответил Джильберт, нежно глядя ей в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22