Вот этого ты понять не можешь. Тебе мисс Корнелия рассказывала, как получилось, что я вышла замуж за Дика?
— Да.
— Очень хорошо, я хотела, чтобы ты это знала, но сама об этом говорить не могла. Энн, мне кажется, что с двенадцати лет у меня в жизни не было ничего, кроме горя. До двенадцати лет я была счастливым ребенком. Мы жили бедно, но нас это не заботило. У меня был такой замечательный отец — такой умный, и добрый, и все понимающий. Мы с ним были настоящими друзьями. И мама была такой нежной. Она была очень красива. Я похожа на нее, но она была еще красивее меня.
— А мисс Корнелия говорит, что ты красивее.
— Она ошибается. Фигура у меня, может, и получше — мама была слишком худа, и спина у нее согнулась от тяжелой работы, — но у нее было лицо, как у ангела. Иногда мне хотелось встать перед ней на колени. Мы все ее обожали — и папа, и Кеннет, и я.
Энн вспомнила, что мисс Корнелия нарисовала совсем другой портрет матери Лесли. Но, может быть, любовь видит зорче? Тем не менее заставить дочь выйти замуж за Дика Мора — это действительно эгоизм.
— Я так любила своего братика Кеннета, и он погиб так страшно, — продолжала Лесли. — Ты знаешь, как?
— Да.
— Я видела его лицо, когда его переезжало колесо. Он упал на спину. Энн, я до сих пор вижу это лицо. Оно всегда будет стоять у меня перед глазами. Я об одном молю Бога — чтобы он стер у меня из памяти эту картину.
— Лесли, давай не будем об этом говорить. Я знаю, как это случилось. Если ты начнешь рассказывать мне подробности, то только разбередишь рану. Вот увидишь, Бог сотрет это воспоминание.
Лесли помолчала и как будто взяла себя в руки.
— А потом папа стал болеть и впал в депрессию… ты это тоже знаешь?
— Да.
— И после этого у меня осталась одна мама. Но у меня были честолюбивые планы. Я собиралась учительствовать и заработать на оплату курса в университете. Я собиралась достичь самой вершины — но об этом тоже не стоит говорить. Зачем? Ты знаешь, что произошло. Я не могла допустить, чтобы мою дорогую несчастную мамочку, которая всю жизнь трудилась, как рабыня, вышвырнули из ее собственного дома. Конечно, я зарабатывала достаточно, чтобы нам хватило на жизнь. Но мама просто не представляла себе жизни вне родного дома. Она вошла в него молодой женой, — а как она любила папу! — и все ее воспоминания были связаны с этим домом. Я до сих пор не жалею о том, что сделала, Энн: по крайней мере, я скрасила ей последний год жизни. Что же касается Дика, то он не был мне противен, когда я выходила за него замуж. Я просто не испытывала к нему ничего, кроме безразличного дружелюбия, — как ко всем своим одноклассникам. Я знала, что он выпивает, но про ту девушку из рыбацкой деревни я не слышала. Если бы мне рассказали, я не вышла бы за него замуж даже во имя спокойствия мамы. Но потом… потом я его возненавидела. Только мама этого не знала. Она умерла, и я осталась одна. Мне было всего семнадцать лет, и я была одна как перст. Дик ушел в плавание на «Четырех сестрах». Я надеялась, что он будет редко приезжать домой. Его все время манило море. Это была моя единственная надежда. Так нет же, капитан Джим привез его домой. Больше и рассказывать нечего. Теперь ты обо мне знаешь все, Энн, даже самое плохое, — и между нами больше нет стены. Ты все еще хочешь дружить со мной?
— Я твой друг навсегда, Лесли, — ответила Энн, — а ты мой. У меня было много дорогих подруг, но в тебе есть что-то, чего не было ни в одной из них. Мы обе — женщины и друзья навеки.
Они взялись за руки и сквозь слезы улыбнулись друг другу.
Глава двадцать вторая
МИСС КОРНЕЛИЯ НАХОДИТ ЛЕСЛИ КВАРТИРАНТА
Джильберт настаивал, чтобы Сьюзен продолжала работать у них все лето. Энн сначала воспротивилась.
— Нам так хорошо вдвоем, Джильберт. Присутствие третьего человека все портит. Сьюзен — прекрасная женщина, но она посторонняя. А мне будет полезно опять взяться за домашнюю работу.
— Тебе надо слушаться доктора, — ответил Джильберт. — Есть поговорка, что жены сапожников ходят без сапог, а жены докторов рано умирают. Я не хочу, чтобы так случилось в моем доме. Сьюзен будет работать у нас, пока ты не поправишься.
— Не надо рваться к работе, миссис доктор, голубушка, — сказала Сьюзен, входя в комнату. — Отдыхайте себе и забудьте про кухню. Сьюзен у штурвала. Какой смысл держать собаку и самому лаять на чужих? Я буду подавать вам завтрак в постель.
— Ни в коем случае! — засмеялась Энн. — Тут я согласна с мисс Корнелией: завтрак в постели — позор для женщины, которая не настолько больна, чтобы быть не в силах с нее встать, и он почти оправдывает бессовестное поведение мужчин.
— А, мало ли что скажет Корнелия, — пренебрежительно фыркнула Сьюзен. — Неужели вы ее принимаете всерьез, миссис доктор, голубушка? И чего она вечно поливает мужчин, в толк взять не могу. Что с того, что она старая дева? Я тоже старая дева, но никогда не браню мужчин. Мне они нравятся. Я вышла бы замуж, если бы мне кто-нибудь сделал предложение. Разве не странно, что мне ни разу не сделали предложения, миссис доктор, голубушка? Я не красавица, но уж и не хуже иных прочих, которые преспокойно вышли замуж. А за мной никто даже не ухаживал. Как вы думаете, почему это?
— Может быть, так было предопределено свыше, — серьезным тоном предположила Энн.
— Я тоже часто так думаю, миссис доктор, голубушка, и эта мысль меня очень утешает. Если так в своей мудрости предопределил Господь, то мне и обижаться не на что. Но иногда в сердце закрадывается сомнение — а что, если тут поработал лукавый? Вот с этим я смириться не могу! Но, может, я еще выйду замуж, — повеселев, сказала Сьюзен. — В конце концов, пока женщина не умерла, она не должна терять надежды выйти замуж. А пока что пойду-ка я напеку пирожков с вишней. Я заметила, что доктору они очень по вкусу, а я люблю готовить для человека, который ценит мои старания.
Вечером к Энн зашла мисс Корнелия. Она вспотела и слегка запыхалась.
— Иногда вполне отчетливо ощущаешь недостатки существования во плоти, — призналась она Энн. — А вам, голубушка, вроде никогда не бывает жарко. Чем это пахнет? Пирожки с вишней? Пригласите меня к чаю. За все лето ни разу не попробовала пирожков с вишней. Все мои ягоды оборвали гилмановские пострелята.
— Но, Корнелия, — возразил капитан Джим, который в углу гостиной читал морской роман, — у тебя же нет доказательств. Нельзя называть ворами бедных сирот лишь потому, что их отец не отличается честностью. Скорей всего, твои вишни склевали малиновки. Их в этом году прямо пропасть.
— Малиновки! — презрительно отозвалась мисс Корнелия. — На двух ногах!
— Так ведь это можно сказать про большинство малиновок, — без тени улыбки произнес капитан Джим.
Мисс Корнелия несколько секунд смотрела на него в упор, потом откинулась в кресле и расхохоталась.
— Ну, тут ты меня поймал, Джим Бойд, никуда не денешься. Нет, Энн, вы только посмотрите, как он доволен. Ухмыляется, точно Чеширский Кот. Ну, если у малиновок длинные голые загорелые ноги в рваных штанах, какие я видела у себя на вишне неделю назад, тогда я готова просить у этих сорванцов извинения. Только я выбежала из дому, их и след простыл. Я все удивлялась, как это они ухитрились так быстро скрыться, но капитан Джим мне все объяснил. Они просто улетели.
Капитан Джим рассмеялся и стал прощаться, с сожалением отказавшись от приглашения остаться к ужину и отведать пирожков с вишней.
— А я иду к Лесли, — заговорила мисс Корнелия, когда он ушел. — Я получила вчера письмо из Торонто от миссис Дэли, которая снимала у меня комнату два года тому назад. Она спрашивает, не сдам ли я комнату на лето ее приятелю Оуэну Форду. Он газетчик и, оказывается, внук того учителя, который построил ваш дом. Старшая дочь Джона Селвина вышла замуж за человека по имени Форд, который жил в Онтарио, и Оуэн — ее сын. Он хочет посмотреть старый дом, в котором жили его дед и бабка. Весной он тяжело болел брюшным тифом и до сих пор полностью не поправился. Доктор посоветовал ему пожить на море. Но гостиницы Оуэну не нравятся — он хочет пожить в тихом доме. Я его взять не могу, потому что в августе уеду. Меня выбрали делегатом на съезд Союза помощи миссионерам в Кингспорте. Не знаю, захочет ли Лесли взять на себя мороку с квартирантом, но иначе ему придется поискать жилье в поселке у гавани.
— Сходите к Лесли, а потом возвращайтесь и помогите нам расправиться с пирожками, — предложила Энн. — И приводите Лесли с Диком, если можно. Значит, вы собираетесь в Кингспорт? У меня там живет подруга — миссис Блейк. Надо отправить с вами ей письмо.
— Я уговорила миссис Холт поехать со мной, — довольным голосом сказала мисс Корнелия. — Пора уж ей немного отдохнуть. Она так себя замучила работой, что чуть с ног не падает. Том Холт отлично вяжет крючком, но семью прокормить ему не по силам. Не может, видите ли, рано встать, чтобы успеть переделать все дела на ферме. А вот когда он соберется на рыбалку, ему ничего не стоит встать на заре. Одно слово — мужчина!
Энн улыбнулась. Она уже давно поняла, что отзывы мисс Корнелии о мужчинах не стоит принимать всерьез. Послушать ее, так в окрестностях живут сплошные негодяи и бездельники, а все их жены — рабыни и страдалицы. Но она знала, что этот самый Том Холт — добрый муж, любящий отец и отличный сосед. Если даже он и вправду немного ленив и предпочитает рыбную ловлю работе на ферме, к которой у него не лежит душа, и если даже он позволяет себе такое эксцентрическое увлечение, как рукоделие, никто кроме мисс Корнелии его за это не упрекает. А жена его — неутомимая хлопотунья, которая обожает крутиться на ногах с утра до позднего вечера; дохода с фермы на жизнь семье вполне хватает, а из рослых сыновей и дочерей Тома Холта, унаследовавших напористость своей матери, судя по всему, получатся хорошие работники и добрые жены. Так что семья Холтов жила в мире и благополучии.
Вернувшись от Лесли, мисс Корнелия удовлетворенно сообщила, что та готова взять квартиранта.
— Она так и подскочила от радости. Ей нужны деньги, чтобы перекрыть осенью крышу, и она все ломала голову, где их взять. А капитану Джиму, наверно, будет интересно познакомиться с внуком Селвинов. Лесли велела вам передать, что ей смерть как хочется пирожков, но у нее куда-то забрели индюшки и надо идти их искать. Так что оставьте ей парочку пирожков, она забежит вечером, после того как отыщет птиц. Как же мне было приятно слышать смех Лесли, когда она передавала вам это послание, Энн. Она очень изменилась за последнее время. Стала шутить и смеяться и, кажется, часто бывает у вас.
— Каждый день — или я у нее. Не знаю, что бы я делала без Лесли, особенно теперь, когда Джильберт так занят. Он почти не бывает дома — только вечером. Вот уж кто замучил себя работой. За ним все время присылают из Глена.
— Могли бы обойтись и собственным доктором, — заметила мисс Корнелия. — Хотя я их особенно не виню — он у них методист. А с тех пор как доктор Блайт поднял на ноги миссис Аллонби, они там решили, что он может оживлять мертвых. Мне кажется, доктор Дэйв немного ему завидует: одно слово — мужчина! Считает, что доктор Блайт чересчур увлекается всякими нововведениями. «Что ж, — сказала я ему, — одно из его нововведений спасло жизнь миссис Аллонби. А если бы ее лечили вы, то она спокойно умерла бы, и на ее могильном камне написали бы, что Господу Богу было угодно забрать ее к себе на небо». Доктору Дэйву полезно послушать правду. Сколько лет он у нас в Глене был царь и бог. Кстати, Энн, попросите доктора Блайта сходить к Морам и посмотреть фурункул на шее Дика. Лесли никак не может его вылечить. Тоже мне выдумал — фурункулы заводить, будто ей без того с ним возни мало!
— Знаете, а Дик ко мне привязался, — заметила Энн. — Ходит за мной, как собака, и так радостно улыбается, когда я с ним заговариваю.
— А вам не бывает от него не по себе?
— Нет. Мне он даже нравится. Такой жалкий, и есть в нем что-то душевное.
— Раньше он не показался бы вам душевным. До чего же был вздорный мужик! Но я рада, что вы его не боитесь — Лесли так легче. Когда приедет квартирант, у нее еще прибавится хлопот. Надеюсь, он окажется приличным человеком. Вам-то он наверняка понравится — он ведь писатель.
— И почему это всем кажется, что у двух писателей обязательно должно быть много общего? — сердито сказала Энн. — Почему-то никто не думает, что два кузнеца будут страстно привязаны друг к другу просто потому, что они оба кузнецы.
Тем не менее она с нетерпением ждала приезда Оуэна Форда. Если он окажется молодым и симпатичным, это будет очень приятное добавление к их маленькому обществу.
Глава двадцать третья
ПРИЕЗД ОУЭНА ФОРДА
Однажды вечером у Энн раздался телефонный звонок.
— Приехал ваш писатель, — услышала она голос мисс Корнелии. — Я его встретила на станции и привезу к вам, а вы уж покажите ему дорогу к дому Лесли. Гак будет короче, чем ехать в объезд, а я очень спешу. У Ризов ребенок упал в ведро с горячей водой и обварился чуть не до смерти, и они умоляют меня быстрей приехать. Что они думают, я ему новую кожу надену, что ли? Миссис Риз — жутко безалаберная женщина, а Другие должны исправлять ее ошибки. Вы не возражаете, милочка? Его сундук привезут завтра.
— Хорошо, — согласилась Энн. — Каков он из себя, мисс Корнелия?
— Каков он снаружи, вы увидите, когда я его привезу. А каков он внутри, знает лишь Господь Бог. Больше я ничего не скажу — не забывайте, что весь Глен слушает наш разговор.
— Видно, мисс Корнелия не нашла недостатков во внешности мистера Форда, а то бы она мне о них сообщила, несмотря на то, что нас подслушивает весь Глен, — усмехнулась Энн. — Так что, очевидно, мистер Форд довольно красивый мужчина, Сьюзен.
— Вот и прекрасно, миссис доктор, я очень люблю смотреть на красивых мужчин, — разоткровенничалась Сьюзен. — Может быть, предложим ему чаю? Я тут испекла пирог с клубникой, который так и тает во рту.
— Нет, не надо. Лесли его ждет и приготовила ему ужин. А клубничный пирог мы лучше отдадим нашему собственному заработавшемуся мужчине. Он приедет домой поздно, так что оставь ему кусок пирога и стакан молока, Сьюзен.
— Обязательно оставлю, миссис доктор. Сьюзен у штурвала. Конечно, лучше скармливать пироги своим собственным мужчинам, а не посторонним, которым только бы набить брюхо. Да и доктор наш красавец хоть куда.
Когда мисс Корнелия ввела в дом Оуэна Форда, Энн убедилась, что он и на самом деле весьма хорош собой: высокий, широкоплечий, с густой темно-русой шевелюрой. У него были правильные черты лица и большие серые глаза.
— А вы обратили внимание на его уши и зубы, миссис доктор? — спросила Сьюзен вечером. — Я давно уже не видела у мужчины таких красивых ушей. К ушам я отношусь очень придирчиво. Когда я была молодая, я боялась, что мне придется выйти замуж за мужчину, у которого уши торчат, как лопухи. Только напрасно я волновалась — никакого мне не досталось, ни с большими ушами, ни с маленькими.
Энн не обратила внимания на уши Оуэна Форда, но зубы его она заметила, потому что он широко, по-дружески улыбался. А когда мистер Форд не улыбался, у него на лице было какое-то отсутствующее и грустное выражение, что напомнило Энн загадочного и неулыбчивого героя ее девичьих грез. Во всяком случае, снаружи, как выразилась мисс Корнелия, Оуэн Форд выглядел весьма неплохо.
— Вы не представляете, как я рад здесь оказаться, миссис Блайт, — сказал он, с живым интересом оглядывая ее дом. — У меня какое-то странное чувство, будто я приехал домой. Вы, наверно, знаете, что здесь родилась и выросла моя мама. И она мне очень много рассказывала про свой старый дом. Я знаю расположение комнат так, словно сам здесь вырос, и, конечно, она также рассказала, как дед строил этот дом и как он терзался, когда пропал пароход с его невестой. Я думал, что старый дом уже исчез с лица земли, не то давно приехал бы его посмотреть.
— Ну, на этом заколдованном берегу дома так просто не исчезают, — улыбнулась Энн. — Здесь все остается по-прежнему — почти все. Дом Джона Селвина даже не очень изменился, а розы, которые ваш дед посадил для своей невесты, сейчас как раз в полном цвету.
— Сама мысль об этих розах сближает меня с дедушкой. Можно, я как-нибудь приду и как следует тут все рассмотрю?
— Конечно, приходите. А вы знаете, что смотрителем маяка у нас старый морской капитан, который мальчиком отлично знал Джона Селвина и его жену? Он рассказал мне их историю в первый же вечер, как мы сюда приехали.
— Правда? Какое открытие! Мне надо его обязательно найти.
— Его и искать не надо. Мы с ним друзья, и он тоже жаждет с вами познакомиться. Но миссис Мор, наверно, ждет вас. Идемте, я покажу кратчайшую дорогу.
Энн шла с Оуэном Фордом через луг, белый от ромашек. Издалека, с лодки, плывшей по бухте, доносилось пение. Приглушенные расстоянием звуки казались тихой неземной музыкой, которую ветер нес над поблескивающим морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Да.
— Очень хорошо, я хотела, чтобы ты это знала, но сама об этом говорить не могла. Энн, мне кажется, что с двенадцати лет у меня в жизни не было ничего, кроме горя. До двенадцати лет я была счастливым ребенком. Мы жили бедно, но нас это не заботило. У меня был такой замечательный отец — такой умный, и добрый, и все понимающий. Мы с ним были настоящими друзьями. И мама была такой нежной. Она была очень красива. Я похожа на нее, но она была еще красивее меня.
— А мисс Корнелия говорит, что ты красивее.
— Она ошибается. Фигура у меня, может, и получше — мама была слишком худа, и спина у нее согнулась от тяжелой работы, — но у нее было лицо, как у ангела. Иногда мне хотелось встать перед ней на колени. Мы все ее обожали — и папа, и Кеннет, и я.
Энн вспомнила, что мисс Корнелия нарисовала совсем другой портрет матери Лесли. Но, может быть, любовь видит зорче? Тем не менее заставить дочь выйти замуж за Дика Мора — это действительно эгоизм.
— Я так любила своего братика Кеннета, и он погиб так страшно, — продолжала Лесли. — Ты знаешь, как?
— Да.
— Я видела его лицо, когда его переезжало колесо. Он упал на спину. Энн, я до сих пор вижу это лицо. Оно всегда будет стоять у меня перед глазами. Я об одном молю Бога — чтобы он стер у меня из памяти эту картину.
— Лесли, давай не будем об этом говорить. Я знаю, как это случилось. Если ты начнешь рассказывать мне подробности, то только разбередишь рану. Вот увидишь, Бог сотрет это воспоминание.
Лесли помолчала и как будто взяла себя в руки.
— А потом папа стал болеть и впал в депрессию… ты это тоже знаешь?
— Да.
— И после этого у меня осталась одна мама. Но у меня были честолюбивые планы. Я собиралась учительствовать и заработать на оплату курса в университете. Я собиралась достичь самой вершины — но об этом тоже не стоит говорить. Зачем? Ты знаешь, что произошло. Я не могла допустить, чтобы мою дорогую несчастную мамочку, которая всю жизнь трудилась, как рабыня, вышвырнули из ее собственного дома. Конечно, я зарабатывала достаточно, чтобы нам хватило на жизнь. Но мама просто не представляла себе жизни вне родного дома. Она вошла в него молодой женой, — а как она любила папу! — и все ее воспоминания были связаны с этим домом. Я до сих пор не жалею о том, что сделала, Энн: по крайней мере, я скрасила ей последний год жизни. Что же касается Дика, то он не был мне противен, когда я выходила за него замуж. Я просто не испытывала к нему ничего, кроме безразличного дружелюбия, — как ко всем своим одноклассникам. Я знала, что он выпивает, но про ту девушку из рыбацкой деревни я не слышала. Если бы мне рассказали, я не вышла бы за него замуж даже во имя спокойствия мамы. Но потом… потом я его возненавидела. Только мама этого не знала. Она умерла, и я осталась одна. Мне было всего семнадцать лет, и я была одна как перст. Дик ушел в плавание на «Четырех сестрах». Я надеялась, что он будет редко приезжать домой. Его все время манило море. Это была моя единственная надежда. Так нет же, капитан Джим привез его домой. Больше и рассказывать нечего. Теперь ты обо мне знаешь все, Энн, даже самое плохое, — и между нами больше нет стены. Ты все еще хочешь дружить со мной?
— Я твой друг навсегда, Лесли, — ответила Энн, — а ты мой. У меня было много дорогих подруг, но в тебе есть что-то, чего не было ни в одной из них. Мы обе — женщины и друзья навеки.
Они взялись за руки и сквозь слезы улыбнулись друг другу.
Глава двадцать вторая
МИСС КОРНЕЛИЯ НАХОДИТ ЛЕСЛИ КВАРТИРАНТА
Джильберт настаивал, чтобы Сьюзен продолжала работать у них все лето. Энн сначала воспротивилась.
— Нам так хорошо вдвоем, Джильберт. Присутствие третьего человека все портит. Сьюзен — прекрасная женщина, но она посторонняя. А мне будет полезно опять взяться за домашнюю работу.
— Тебе надо слушаться доктора, — ответил Джильберт. — Есть поговорка, что жены сапожников ходят без сапог, а жены докторов рано умирают. Я не хочу, чтобы так случилось в моем доме. Сьюзен будет работать у нас, пока ты не поправишься.
— Не надо рваться к работе, миссис доктор, голубушка, — сказала Сьюзен, входя в комнату. — Отдыхайте себе и забудьте про кухню. Сьюзен у штурвала. Какой смысл держать собаку и самому лаять на чужих? Я буду подавать вам завтрак в постель.
— Ни в коем случае! — засмеялась Энн. — Тут я согласна с мисс Корнелией: завтрак в постели — позор для женщины, которая не настолько больна, чтобы быть не в силах с нее встать, и он почти оправдывает бессовестное поведение мужчин.
— А, мало ли что скажет Корнелия, — пренебрежительно фыркнула Сьюзен. — Неужели вы ее принимаете всерьез, миссис доктор, голубушка? И чего она вечно поливает мужчин, в толк взять не могу. Что с того, что она старая дева? Я тоже старая дева, но никогда не браню мужчин. Мне они нравятся. Я вышла бы замуж, если бы мне кто-нибудь сделал предложение. Разве не странно, что мне ни разу не сделали предложения, миссис доктор, голубушка? Я не красавица, но уж и не хуже иных прочих, которые преспокойно вышли замуж. А за мной никто даже не ухаживал. Как вы думаете, почему это?
— Может быть, так было предопределено свыше, — серьезным тоном предположила Энн.
— Я тоже часто так думаю, миссис доктор, голубушка, и эта мысль меня очень утешает. Если так в своей мудрости предопределил Господь, то мне и обижаться не на что. Но иногда в сердце закрадывается сомнение — а что, если тут поработал лукавый? Вот с этим я смириться не могу! Но, может, я еще выйду замуж, — повеселев, сказала Сьюзен. — В конце концов, пока женщина не умерла, она не должна терять надежды выйти замуж. А пока что пойду-ка я напеку пирожков с вишней. Я заметила, что доктору они очень по вкусу, а я люблю готовить для человека, который ценит мои старания.
Вечером к Энн зашла мисс Корнелия. Она вспотела и слегка запыхалась.
— Иногда вполне отчетливо ощущаешь недостатки существования во плоти, — призналась она Энн. — А вам, голубушка, вроде никогда не бывает жарко. Чем это пахнет? Пирожки с вишней? Пригласите меня к чаю. За все лето ни разу не попробовала пирожков с вишней. Все мои ягоды оборвали гилмановские пострелята.
— Но, Корнелия, — возразил капитан Джим, который в углу гостиной читал морской роман, — у тебя же нет доказательств. Нельзя называть ворами бедных сирот лишь потому, что их отец не отличается честностью. Скорей всего, твои вишни склевали малиновки. Их в этом году прямо пропасть.
— Малиновки! — презрительно отозвалась мисс Корнелия. — На двух ногах!
— Так ведь это можно сказать про большинство малиновок, — без тени улыбки произнес капитан Джим.
Мисс Корнелия несколько секунд смотрела на него в упор, потом откинулась в кресле и расхохоталась.
— Ну, тут ты меня поймал, Джим Бойд, никуда не денешься. Нет, Энн, вы только посмотрите, как он доволен. Ухмыляется, точно Чеширский Кот. Ну, если у малиновок длинные голые загорелые ноги в рваных штанах, какие я видела у себя на вишне неделю назад, тогда я готова просить у этих сорванцов извинения. Только я выбежала из дому, их и след простыл. Я все удивлялась, как это они ухитрились так быстро скрыться, но капитан Джим мне все объяснил. Они просто улетели.
Капитан Джим рассмеялся и стал прощаться, с сожалением отказавшись от приглашения остаться к ужину и отведать пирожков с вишней.
— А я иду к Лесли, — заговорила мисс Корнелия, когда он ушел. — Я получила вчера письмо из Торонто от миссис Дэли, которая снимала у меня комнату два года тому назад. Она спрашивает, не сдам ли я комнату на лето ее приятелю Оуэну Форду. Он газетчик и, оказывается, внук того учителя, который построил ваш дом. Старшая дочь Джона Селвина вышла замуж за человека по имени Форд, который жил в Онтарио, и Оуэн — ее сын. Он хочет посмотреть старый дом, в котором жили его дед и бабка. Весной он тяжело болел брюшным тифом и до сих пор полностью не поправился. Доктор посоветовал ему пожить на море. Но гостиницы Оуэну не нравятся — он хочет пожить в тихом доме. Я его взять не могу, потому что в августе уеду. Меня выбрали делегатом на съезд Союза помощи миссионерам в Кингспорте. Не знаю, захочет ли Лесли взять на себя мороку с квартирантом, но иначе ему придется поискать жилье в поселке у гавани.
— Сходите к Лесли, а потом возвращайтесь и помогите нам расправиться с пирожками, — предложила Энн. — И приводите Лесли с Диком, если можно. Значит, вы собираетесь в Кингспорт? У меня там живет подруга — миссис Блейк. Надо отправить с вами ей письмо.
— Я уговорила миссис Холт поехать со мной, — довольным голосом сказала мисс Корнелия. — Пора уж ей немного отдохнуть. Она так себя замучила работой, что чуть с ног не падает. Том Холт отлично вяжет крючком, но семью прокормить ему не по силам. Не может, видите ли, рано встать, чтобы успеть переделать все дела на ферме. А вот когда он соберется на рыбалку, ему ничего не стоит встать на заре. Одно слово — мужчина!
Энн улыбнулась. Она уже давно поняла, что отзывы мисс Корнелии о мужчинах не стоит принимать всерьез. Послушать ее, так в окрестностях живут сплошные негодяи и бездельники, а все их жены — рабыни и страдалицы. Но она знала, что этот самый Том Холт — добрый муж, любящий отец и отличный сосед. Если даже он и вправду немного ленив и предпочитает рыбную ловлю работе на ферме, к которой у него не лежит душа, и если даже он позволяет себе такое эксцентрическое увлечение, как рукоделие, никто кроме мисс Корнелии его за это не упрекает. А жена его — неутомимая хлопотунья, которая обожает крутиться на ногах с утра до позднего вечера; дохода с фермы на жизнь семье вполне хватает, а из рослых сыновей и дочерей Тома Холта, унаследовавших напористость своей матери, судя по всему, получатся хорошие работники и добрые жены. Так что семья Холтов жила в мире и благополучии.
Вернувшись от Лесли, мисс Корнелия удовлетворенно сообщила, что та готова взять квартиранта.
— Она так и подскочила от радости. Ей нужны деньги, чтобы перекрыть осенью крышу, и она все ломала голову, где их взять. А капитану Джиму, наверно, будет интересно познакомиться с внуком Селвинов. Лесли велела вам передать, что ей смерть как хочется пирожков, но у нее куда-то забрели индюшки и надо идти их искать. Так что оставьте ей парочку пирожков, она забежит вечером, после того как отыщет птиц. Как же мне было приятно слышать смех Лесли, когда она передавала вам это послание, Энн. Она очень изменилась за последнее время. Стала шутить и смеяться и, кажется, часто бывает у вас.
— Каждый день — или я у нее. Не знаю, что бы я делала без Лесли, особенно теперь, когда Джильберт так занят. Он почти не бывает дома — только вечером. Вот уж кто замучил себя работой. За ним все время присылают из Глена.
— Могли бы обойтись и собственным доктором, — заметила мисс Корнелия. — Хотя я их особенно не виню — он у них методист. А с тех пор как доктор Блайт поднял на ноги миссис Аллонби, они там решили, что он может оживлять мертвых. Мне кажется, доктор Дэйв немного ему завидует: одно слово — мужчина! Считает, что доктор Блайт чересчур увлекается всякими нововведениями. «Что ж, — сказала я ему, — одно из его нововведений спасло жизнь миссис Аллонби. А если бы ее лечили вы, то она спокойно умерла бы, и на ее могильном камне написали бы, что Господу Богу было угодно забрать ее к себе на небо». Доктору Дэйву полезно послушать правду. Сколько лет он у нас в Глене был царь и бог. Кстати, Энн, попросите доктора Блайта сходить к Морам и посмотреть фурункул на шее Дика. Лесли никак не может его вылечить. Тоже мне выдумал — фурункулы заводить, будто ей без того с ним возни мало!
— Знаете, а Дик ко мне привязался, — заметила Энн. — Ходит за мной, как собака, и так радостно улыбается, когда я с ним заговариваю.
— А вам не бывает от него не по себе?
— Нет. Мне он даже нравится. Такой жалкий, и есть в нем что-то душевное.
— Раньше он не показался бы вам душевным. До чего же был вздорный мужик! Но я рада, что вы его не боитесь — Лесли так легче. Когда приедет квартирант, у нее еще прибавится хлопот. Надеюсь, он окажется приличным человеком. Вам-то он наверняка понравится — он ведь писатель.
— И почему это всем кажется, что у двух писателей обязательно должно быть много общего? — сердито сказала Энн. — Почему-то никто не думает, что два кузнеца будут страстно привязаны друг к другу просто потому, что они оба кузнецы.
Тем не менее она с нетерпением ждала приезда Оуэна Форда. Если он окажется молодым и симпатичным, это будет очень приятное добавление к их маленькому обществу.
Глава двадцать третья
ПРИЕЗД ОУЭНА ФОРДА
Однажды вечером у Энн раздался телефонный звонок.
— Приехал ваш писатель, — услышала она голос мисс Корнелии. — Я его встретила на станции и привезу к вам, а вы уж покажите ему дорогу к дому Лесли. Гак будет короче, чем ехать в объезд, а я очень спешу. У Ризов ребенок упал в ведро с горячей водой и обварился чуть не до смерти, и они умоляют меня быстрей приехать. Что они думают, я ему новую кожу надену, что ли? Миссис Риз — жутко безалаберная женщина, а Другие должны исправлять ее ошибки. Вы не возражаете, милочка? Его сундук привезут завтра.
— Хорошо, — согласилась Энн. — Каков он из себя, мисс Корнелия?
— Каков он снаружи, вы увидите, когда я его привезу. А каков он внутри, знает лишь Господь Бог. Больше я ничего не скажу — не забывайте, что весь Глен слушает наш разговор.
— Видно, мисс Корнелия не нашла недостатков во внешности мистера Форда, а то бы она мне о них сообщила, несмотря на то, что нас подслушивает весь Глен, — усмехнулась Энн. — Так что, очевидно, мистер Форд довольно красивый мужчина, Сьюзен.
— Вот и прекрасно, миссис доктор, я очень люблю смотреть на красивых мужчин, — разоткровенничалась Сьюзен. — Может быть, предложим ему чаю? Я тут испекла пирог с клубникой, который так и тает во рту.
— Нет, не надо. Лесли его ждет и приготовила ему ужин. А клубничный пирог мы лучше отдадим нашему собственному заработавшемуся мужчине. Он приедет домой поздно, так что оставь ему кусок пирога и стакан молока, Сьюзен.
— Обязательно оставлю, миссис доктор. Сьюзен у штурвала. Конечно, лучше скармливать пироги своим собственным мужчинам, а не посторонним, которым только бы набить брюхо. Да и доктор наш красавец хоть куда.
Когда мисс Корнелия ввела в дом Оуэна Форда, Энн убедилась, что он и на самом деле весьма хорош собой: высокий, широкоплечий, с густой темно-русой шевелюрой. У него были правильные черты лица и большие серые глаза.
— А вы обратили внимание на его уши и зубы, миссис доктор? — спросила Сьюзен вечером. — Я давно уже не видела у мужчины таких красивых ушей. К ушам я отношусь очень придирчиво. Когда я была молодая, я боялась, что мне придется выйти замуж за мужчину, у которого уши торчат, как лопухи. Только напрасно я волновалась — никакого мне не досталось, ни с большими ушами, ни с маленькими.
Энн не обратила внимания на уши Оуэна Форда, но зубы его она заметила, потому что он широко, по-дружески улыбался. А когда мистер Форд не улыбался, у него на лице было какое-то отсутствующее и грустное выражение, что напомнило Энн загадочного и неулыбчивого героя ее девичьих грез. Во всяком случае, снаружи, как выразилась мисс Корнелия, Оуэн Форд выглядел весьма неплохо.
— Вы не представляете, как я рад здесь оказаться, миссис Блайт, — сказал он, с живым интересом оглядывая ее дом. — У меня какое-то странное чувство, будто я приехал домой. Вы, наверно, знаете, что здесь родилась и выросла моя мама. И она мне очень много рассказывала про свой старый дом. Я знаю расположение комнат так, словно сам здесь вырос, и, конечно, она также рассказала, как дед строил этот дом и как он терзался, когда пропал пароход с его невестой. Я думал, что старый дом уже исчез с лица земли, не то давно приехал бы его посмотреть.
— Ну, на этом заколдованном берегу дома так просто не исчезают, — улыбнулась Энн. — Здесь все остается по-прежнему — почти все. Дом Джона Селвина даже не очень изменился, а розы, которые ваш дед посадил для своей невесты, сейчас как раз в полном цвету.
— Сама мысль об этих розах сближает меня с дедушкой. Можно, я как-нибудь приду и как следует тут все рассмотрю?
— Конечно, приходите. А вы знаете, что смотрителем маяка у нас старый морской капитан, который мальчиком отлично знал Джона Селвина и его жену? Он рассказал мне их историю в первый же вечер, как мы сюда приехали.
— Правда? Какое открытие! Мне надо его обязательно найти.
— Его и искать не надо. Мы с ним друзья, и он тоже жаждет с вами познакомиться. Но миссис Мор, наверно, ждет вас. Идемте, я покажу кратчайшую дорогу.
Энн шла с Оуэном Фордом через луг, белый от ромашек. Издалека, с лодки, плывшей по бухте, доносилось пение. Приглушенные расстоянием звуки казались тихой неземной музыкой, которую ветер нес над поблескивающим морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22