- Очень мне нужен ваш берег, - упирался я. - Проживу и без вашего берега.
- Возможно, возможно, но ведь тогда нам придется погибнуть, всем вместе.
- Вот и отлично! Если вы думаете, что жить в плену приятнее, чем погибнуть, мне вас жаль.
- Мы вам дадим самую лучшую каюту.
- Я подумаю.
- Вы будете нашим почетным гостем.
- Хорошо, только оставьте меня в покое.
Когда все умчались исправлять компас, я поднял трубку и попросил соединить меня с капитаном. Он в это время на мостике наблюдал работу инженеров и был очень занят.
- Ну что там у вас? - поинтересовался я.
- Ничего хорошего: дрожат стрелки, как заячий хвост, - уныло отозвался капитан. - Без компаса мы пропали.
Я сразу сообразил, в чем загвоздка. Прикрыв трубку, приказал Чюпкусу:
- А ну-ка, похлопай хвостом по бокам! - Чюпкус радостно завилял хвостом. А теперь как? - спросил я капитана.
- Еще хуже: стрелка мечется во все стороны, как ошалелая.
Я улыбнулся, потрепал Чюпкуса по загривку, велел ему лечь и не шевелиться.
- А теперь как? - спросил.
- О, совсем на лад пошло, - радостно ответил капитан. - Большое спасибо.
- Так вот, милейший. Я человек незлой, долго сердиться не умею, но предупреждаю - немедленно переведите меня в приличную каюту и чтобы никаких в ней железок не было, иначе каюк вашей подводной скорлупке.
- Слушаюсь! - отчеканил капитан, как будто я был адмиралом.
Через полчаса мы с Чюпкусом расположились в шикарной каюте, помылись под теплым душем, выстирали вещички и пригласили капитана в гости. Он из кожи вон лез: угощал нас всевозможными напитками и блюдами. Но что это была за еда, одна беда! Чтобы не обидеть его, я отведал, а Чюпкуса никакими уговорами так и не удалось заставить. Заморскую еду и едой-то назвать нельзя было всевозможные искусственные булочки, пилюли, таблетки и фабричные пасты в тюбиках. Ни вкуса, ни удовольствия. Возьмешь такую булочку в рот и сосешь, как младенец резиновую соску, или глотаешь пилюли, как старик беззубый, не жуя. Чувствуешь себя, будто в аптеке: заглотнешь пилюлю и дрожишь: а вдруг отравишься?
После ужина нас посетил судовой врач, проверял наше с Чюпкусом здоровье. Прежде всего он стукнул изо всех сил молоточком по столу и спросил:
- Как слышите?
- А потише нельзя? Так и стол недолго развалить, - предостерег я.
- А теперь? - он хлопнул в ладоши.
- Да вы что, шутите? Я слышу, как ваше перо скрипит, когда по бумаге им водите.
- Странно, - пробормотал он и показал на стену, где было нарисовано яркое черное пятно. - А эту точку различаете?
- Давно вы стены не мыли, вон в углу паутинка шевелится.
- Чудеса! - Врач подал мне какое-то приспособление и объяснил, что этим у них измеряют силу мышц. Но едва я взялся за прибор, как он развалился в моих руках. Когда же стали проверять мои легкие, шар лопнул, едва я дунул в него. Врач снял очки, протер их, снова надел, внимательно осмотрел меня с головы до ног и заключил: - Вы... вы, наверно, первобытный человек. Мускулы у вас железные, слышите вы без усилителя, видите без очков. Поразительно! И все же мне приказано сделать вам прививки от всех возможных будущих болезней и эпидемий, иначе вас не выпустят на берег.
- Раз нужно, так нужно, - не стал я спорить и взялся за ремень. - Куда колоть будете?
Но врач и не думал колоть. Он набрал из разных баночек пятьдесят дробинок, начиненных лекарствами, засыпал их в дуло пистолета, зажмурил глаз, прицелился, нажал на курок и бабахнул мне сжатым воздухом пониже спины. Я как взвился, как завизжал, зато одним махом получил прививку от пятнадцати тяжелых, десяти средних, четырех легких и двадцати двух неизвестных эпидемий.
То же самое врач проделал и с Чюпкусом.
- Это мое изобретение! - гордо заявил он. - Очень хороший пистолет, но я все же недоволен. Если удастся, увеличу калибр, дробь покрупнее подберу и можно будет каждому человеку делать прививки на всю жизнь, а возможно, и на более длительный период.
- Мне предостаточно, - ответил я, потирая зад, - до конца жизни не смогу спокойно садиться. Уж лучше вы новое свое изобретение на ком-нибудь другом испытывайте.
Обиженный врач покинул каюту.
На берегу нас с Чюпкусом ожидал невиданный прием: не успели мы сойти с корабля, как в нашу честь загрохотали пушки, в небо взвились ракеты, а на земле, под землей и под водой громкоговорители заиграли гимн этого государства. Войска взяли на караул, отсалютовали нам и застыли в торжественной неподвижности. "Самое время дать тягу, - подумал я. - Сейчас никто из них не только гнаться не станет, но и не пошевелится". И когда я уже совсем собрался драпануть, меня подкузьмил Чюпкус. Не вынес он звуков торжественного гимна, завыл. И сразу же со всех сторон к нему кинулись глубоко тронутые нейлонцы, стали его гладить, нахваливать, а самый главный генерал повесил Чюпкусу на шею блестящую медаль, на одной стороне которой был изображен поющий петух - символ Нейлонии, на другой - выбиты золотые буквы: "Не от петушиного крика встает солнце".
Когда музыка смолкла, ко мне подошли несколько офицеров, встали вокруг с обнаженными саблями, а громкоговорители попросили: "Обычаи нашей страны требуют, чтобы вы исполнили гимн своего государства".
Я ломаться не стал, закрыл глаза и грянул:
Вышел батюшка в лесок!
Вышла матушка в лесок!
орал, что было сил, отбивая такт ногой.
Когда я закончил, мне вручили высший охотничий орден Нейлонии. На одной его стороне ящерица в короне и надпись венчиком: "Не бей ужа - солнце заплачет", а на другой - изображен разудалый охотник с улыбкой от уха до уха и с кружкой пенистого пива в руке.
После этой церемонии на автомобиле без колес подъехал президент Нейлонии, под гром пушек поднялся на трибуну, нажал кнопку, и из всех громкоговорителей полилось пение - здесь было принято, чтобы свои речи, заранее написанные лучшими поэтами и положенные на музыку лучшими композиторами, президент пел.
Но я почти не слушал. Глазел на странные сапоги президента: красные толстые подошвы, голенища, разукрашенные всевозможными блестящими пуговицами, железками, замками-молниями.
"Совсем такие же, как те, оставленные возле задранного волками человека, подумал я и кивнул Чюпкусу - посмотри, мол. Он несколько раз потянул носом, торчком поставил уши и тихо зарычал. - Ага, попался-таки, коронованный браконьер! - обрадовался было я, но сразу же засомневался: - Не может быть. Неужели такой благообразный старичок мог таскаться по чужим странам, тиранить зверей, чинить людям вред?! Нет, тут, наверно, что-то другое".
- Приветствую вас с прибытием в свободную и вечно молодую Нейлонию, наконец на высокой ноте закончил свою арию президент. - Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях.
Предоставили и мне ответное слово.
- Дорогие нейлонцы! - обратился я к полупустой площади, а умная машина в тот же миг перевела на нейлонский язык:
- Неподкупные!
- Желаю, чтобы все у вас было, кроме достатка, чтобы много хотели и ничего не умели, пусть в ваших хлевах стоит сноп на снопе, решето на решете, а скота - ни на волос, - выпалил я одним духом, а машина без расстановки молола свое:
- Желаю вам всем быть миллионерами и до конца своих дней просить милостыню, желаю вам деньги огребать ситами, причесываться метлами, желаю вам не болеть, не лысеть, как скот в хлевах, - деловито перевирала она, мигая разноцветными лампочками.
"Что это я плету?" - испугался я, поглядев на вооруженных солдат, но продолжал говорить все громче и яснее:
- Желая повидать вашу удивительную страну, мы с огромными трудностями покрыли невиданное расстояние - шириной в пять куриных шагов, глубиной в шесть воробьиных коготков и длиной в три мышиных окорока, мы переплыли Ледовитый океан и Пестрое море, - лихо врал я, ничего не соображая, а умная машина хитро мигала и врала еще отчаянней:
- Мы, разведчики удивительной страны, победили пятерых шагающих петухов, шесть когтистых воробьев и три мышиных окорока, а потом поплыли в море и, если бы не вы, старик Дед Мороз превратил бы нас в Ледовитый океан...
Я испугался, как бы машина еще чего не наговорила, и поспешил закончить:
- Да здравствует Нейлония и ее повелитель! Спасибо за внимание!
- Обратите внимание, - орала машина, - страна Нейлония здорова, а ее президент бессмертен. Речь окончена. Точка. Восклицательный. Не скопляйтесь на улицах.
"Ну и тарабарщина! Вот так изобретение! Счастье, что меня никто не слушал. С такой машиной и до плахи недалеко: ты ей дело говоришь, а она околесицу несет. Правильно люди здешние решили: не заводи спор с телевизором".
После торжества президент пригласил меня на обед. В огромном зале, уставленном всевозможными чучелами, нас ожидали министры этой страны, генералы, корреспонденты и особо доверенное лицо президента - уполномоченный по охотничьим делам полковник Гасбер Посоль фон Фасоль. Пировали мы стоя, а как только кто-нибудь из гостей, отяжелев от еды, плюхался на стул, вмонтированные в сиденье аппараты начинали трясти его. Когда съеденное утрясалось, снова появлялся волчий аппетит.
Такого удивительного гостеприимства я еще нигде и никогда не встречал. Чтобы доставить хозяевам удовольствие, я приналег на угощение. Умял все: воробьиную печенку, копытце теленка, маринованную лягушку да искусственного хлеба краюшку, а после тряски добавил поросячьи рожки, улиткины ножки, морскую куропатку, горчицу всмятку и семь дырок от бублика. Запил угощение ледоколой ледяным соком, настоенным на лекарствах, а на загладочку мятную пилюльку проглотил.
Наелся до отвала, стал ремень распускать, и в этот момент взгляд мой упал на сапоги Гасбера. Поглядел и замер от изумленья. Они тоже были на толстых красных подошвах, с желтыми голенищами, изукрашенными блестящими пуговицами, молниями и железками. "Еще один!" - подумал я и решил идти напролом. Вежливо хлопнул полковника по плечу и осведомился:
- Алло, полковник, а не встречались ли мы с вами на узкой просеке?
- Алло, Мики, встречались, только не на просеке, а на волчьей тропе, поправил он меня и весело оскалился.
- Так это ты, Гасби, в спешке потерял сапоги? - уточнил я на всякий случай.
- На охоте, Мики, всякое случается: и в бочке заколоченной посидеть, и без собачьей упряжки остаться, и котами своих приятелей травить, - не остался и он в долгу.
"И с браконьерами посчитаться", - хотел я возразить, но в этот миг ко мне подошел президент и предложил всем проглотить в мою честь по пилюле сухого вина.
- Я хотел бы в вашем обществе поохотиться, - сказал он.
- Охотно поохочусь, только верните мне ружье, - ответил я и решил пока отложить счеты с Гасби.
- Договорились. Как только я немного освобожусь от государственных дел, тотчас же отправимся. - Президент попрощался и поручил меня господину Посоль фон Фасолю. - Вы можете располагать полковником Гасби, как мною самим.
Не успел президент выйти, меня обступили любители сувениров и знакомств с выдающимися людьми. Жена полковника Гасби выдрала из моей шляпы петушиное перо, приняв его за павлинье, дочка президента отхватила поля у шляпы, а потом налетела целая орава девочек, машинами воспитанных, манерам по телевизору обученных. Накинулись на меня, пообрывали все пуговицы, оторвали полы пиджака, рукава, стали выворачивать карманы, как у ворюги какого-нибудь. Через пять минут так меня общипали, словно через льномялку пропустили.
Но им и этого показалось мало. После первой атаки Гасбер отдал меня на растерзание корреспондентам. Те схватили меня, поволокли на середину зала, посадили на пороховую бочку, поставили по бокам двух часовых с горящими факелами в руках и принялись допытываться:
- Как вам понравилась наша страна? - спросил редактор юмористического журнала "Крокодиловы слезы".
- Страна как страна, а зачем же на порох сажать? - забеспокоился я. - Да еще открытый огонь подносить?
- Такой у нас обычай: когда сидишь на бочке с порохом, откровеннее и сговорчивее становишься, на вопросы отвечаешь коротко и ясно. Но вы не бойтесь, мы взрываем только вралей.
Поскольку вралем я никогда не числился, у меня отлегло от сердца. Я приосанился, вынул огниво и закурил трубку.
- Какого вы мнения о мудрости нашего президента? - спросил корреспондент еженедельника "Голос рыбы".
- О, думаю мудро...
- Мы хотели бы услышать ваше мнение о том, как быстрее и успешнее поднять охотничье хозяйство Нейлонии? - спросил представитель журнала "Колесо счастья".
- Если вы хотите что-нибудь поднять, прежде всего нужно заготовить побольше крепких и прочных веревок. Поэтому сажайте коноплю, вейте веревки, а охотничье хозяйство поднимется само собой.
- Сегодня в нашей стране произошло огромное несчастье: увидев вас, сбежала из дома любимая кошка дочери президента и спряталась в пустыне. Читателям нашего издания "Мешок смеха" было бы интересно узнать, что по этому поводу думает чужестранец?
- Кошку нужно поймать.
- Но как? Она же царапается!
- Есть три способа ловли кошек. Прежде всего в пустыне нужно уничтожить всех мышей, тогда кошка сама вернется домой. Во-вторых, можно там вбить кол, к нему прикрепить крючок, а на него насадить кусок сала, уж кто-кто, а кошка на такую наживку обязательно клюнет. Но вернее всего третий способ, тем более, что он совсем простой и несложный. Достаточно просеять песок пустыни через мелкое сито, и уж тогда-то кошка непременно окажется в сите.
Короткий и четкий ответ мой очень понравился журналистам Нейлонии, и они кинулись врассыпную, захватывая места у телефонов. Я смотрел, как они спешат передать важную новость в свои газеты и журналы, отталкивают друг друга, спорят, кричат, ссорятся.
"Поди ж ты. Дома и дед и отец меня за дурака считали, слова молвить не давали. Перед бабушкой я немел. Поучая соседей, сам поглупел. А здесь что ни ляпну этим попугаям, машинным выученикам - мудрецом меня считают, спешат раззвонить всем, какие умные советы я дал. Потеха, честное слово. А может, и в нашу деревню пару таких умных машин завезти? Вот уж когда я всем бы рты позатыкал..."
Размечтался я, но мои мысли прервал его превосходительство полковник Гасбер Посоль фон Фасоль:
- Когда стреляешь по зайцам из пушки, может пострадать не только заячья жизнь, но и ценный мех. Из чего вы шили шубу? Как удалось не попортить шкуру?
- Должен признать, очень интересный вопрос. В нашей стране дорожат не только своей шкурой, но и звериную берегут. Мы носим искусственный мех.
- А нельзя ли поподробнее?
- Это совсем просто: прежде всего нужно поймать зайца, содрать шкуру, а затем уж стрелять в него. Но если в вашей уважаемой стране законы запрещают зверям появляться в поле или лесу в голом виде, можно одеть их в искусственную шкуру. А можно и еще проще - одеть их в какое-нибудь поношенное тряпье.
Услышав мой ответ, полковник сразу же доложил о нем президенту, который приказал созвать всех ученых страны на экстренное совещание. Прием прервался. В стране объявили положение всеобщего размышления. Было запрещено греметь колесами, летать самолетам, детям не разрешили кататься на санках.
- Тишина! Требуем тишины! - без перерыва на всех языках мира орали громкоговорители. - Требуем мертвой тишины!
После этого были объявлены еще два приказа: запрещалось ходить пешеходам, разговаривать, хлебать борщ и даже поворачиваться в постели с боку на бок.
Ученые мудрецы размышляли.
Президент думал!
В безмолвной тишине мы с Чюпкусом отдыхали в лучшей нейлонской гостинице, без счета глотали мятные пилюли и запивали ледоколой. И совсем было заскучали, как вдруг к нам в окошко забрался корреспондент враждебной правительству газеты и задал каверзный вопрос:
- А правда ли, что в вашей стране люди долги берут руками, а отдают ногами?
- Правда, - ответил я. - А как вы боретесь против своих тиранов?
- Во всеобщем молчании мы молчим громче всех, - ответил он и довольный удалился восвояси тем же путем.
Тсс! Только про это - никому ни слова.
- А что, колья усыхают, когда высыхают?
- Конечно.
- Так я и думал: нарубил сотню, а осталось всего десять.
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ПРУД
Хотя моя кровать стояла под тройным стеклянным колпаком, заснуть я не мог. От шума большого города дрожали окна гостиницы, тряслись стены, колебался пол. Все вокруг гудело, скрежетало и трещало, будто я находился не в доме, а в нутре какой-то гигантской грохочущей машины.
Зло меня взяло, я поднялся, оделся и от нечего делать вышел в город. Несмотря на позднее время, на улицах было светло как днем. Едва ступил за порог, какая-то сила рванула меня за ноги, и я опрокинулся навзничь. С удивлением огляделся и не поверил своим глазам: дома на большой скорости неслись вдоль улицы. Я протер глаза и только тогда понял, что в Перлоне, столице великой Нейлонии, движутся тротуары. Бегут нескончаемой лентой, а людям остается только стоять и ждать, пока тротуар подвезет их к нужному месту.
"Неплохо придумано", - стоя на тротуаре, я разъезжал по длинным улицам с широкими витринами магазинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14