Жил Тузик у Вали, моей закадычной подружки по студенческим годам.
- Тузейший, славнейший, - говорила Валя медовым голосом, почёсывая Тузика за ушком. И пёс от восторга и умиления прямо-таки растекался по полу. Он распластывался у Валиных ног, закрывал глаза и даже постанывал, растянув в преданной собачьей улыбке чёрные губы.
Вообще, собаки с такой мимикой я никогда не видела. Мордочка Тузика отчётливо выражала радость, скуку, обиду, веселье, раздумье, удивление...
Мы сидим и готовимся к зачёту. На улице весна, виноградная лоза, оплетающая стену маленького одноэтажного Валиного домика, пронизана солнцем. Тузик спокойно дремлет у наших ног.
Вот на край резного листа присела белая бабочка, и Тузик, очевидно, услышал шорох её крыльев. Приоткрыл один глаз, поводил им из стороны в сторону, увидел бабочку и тут же широко открыл оба глаза. На морде так и написано: "Уф, как интересно!" Бабочка поползла по листку, и вслед за ней потянулась узкая собачья мордочка. Не выдержал - вскочил, сунул нос прямо на подоконник. Бабочка взмахнула крыльями, взлетела. Тузейший, опершись передними лапками о подоконник, напряжённо следит за её полётом - вертит головой, разыскивая крошечный белый лепесток в голубом небе. Упустил из виду, нет бабочки. Тузик раздосадован. Он тонко скулит, пытается влезть на подоконник, потом глазами, полными обиды, смотрит на нас, - мы хохочем, - и ложится у наших ног. Тяжёлый вздох...
Мы снова берёмся за конспекты - они лежат на диване вокруг нас, на стульях и даже на полу. Через минуту Валя осторожно толкает меня локтем в бок: Тузик уже не похрапывает, а с чрезвычайно деловым видом разглядывает толстую общую тетрадь с записями. Он наклоняет голову то в одну сторону, то в другую, трогает тетрадь лапой и на всякий случай тихонько рычит. Потом засовывает влажный свой нос в самую середину тетради...
- Тузик, ты хочешь сдать зачёт?
От неожиданности Тузик отлетает в дальний угол комнаты. Секунда - и с радостным визгом он бросается к нам. Тузик безошибочно знает, когда мы шутим, а когда недовольны им всерьёз.
Ох, как трудно делать что-нибудь в комнате, где есть Тузик. Он желает принять участие во всём - будь то засолка помидоров или наши сборы в театр. Он крутится под ногами, хватает всё, что подворачивается "под зубы", - мы с трудом забираем из его крепко сжатой пасти то расчёску, то пудреницу, то совершенно измусоленный парадный платочек. Единственное спасение в таких случаях - сказать громко и повелительно: "Тузик, сейчас будем купаться!" После этого можно вздохнуть свободно - целый час будет Тузик сидеть под кроватью и злобно рычать.
Тузик знает много слов, даром что дворняжка, а не какой-нибудь сверхпородистый пёс.
- Тузик, балет на пуговице!
Это пришёл с работы Валин папа. Тузику хорошо известно, что у него в кармане обязательно лежит кусочек сахару, и он так и вьётся вокруг Евгения Семёновича. При словах "балет на пуговице" происходит следующее: хозяин берёт пса под мышки, тот упирается двумя передними лапками в его плечи, а заднюю аккуратно ставит на большую чёрную пуговицу пальто. Вторая задняя лапа вытянута и висит в воздухе. Балерина да и только! Но если Евгений Семёнович скажет: "Спой, Тузейший", - пёс не будет прыгать к нему на руки, а помчится к пианино и вспрыгнет на круглую чёрную табуреточку. Кто-нибудь из нас подходит к пианино, берёт аккорд - и Тузик заливается тонким радостным воем.
- ...Тузичек, ешь!
Евгений Семёнович на работе, мы с Валей погружены в конспекты, и Валиной маме некого кормить. А кормить - её главное и любимое дело. Она кормит всех - свою семью, Валькиных друзей, соседей, знакомых и даже незнакомых (если, например, у соседки гости и они выйдут на кухню, Валина мама обязательно угостит их каким-нибудь вкусным блюдом, готовить которые она великая мастерица). Но сейчас кормить некого: остался только Тузик.
- Тузичек, ешь!
До нас доносится аппетитнейший запах мясной подливки. Но Тузейший начинает ломаться: отворачивает морду, рычит, фыркает прямо в мисочку с едой. Тогда в ход идёт последний козырь:
- Ешь, Тузик, а то всё Рыжему отдам.
Рыжий - это соседский кот, огромный, нахальный и жадный. Уши у него порваны в драках с другими котами, хвост тоже порядком ободран, но зелёные глаза горят воинственно и неукротимо. Рыжий и Тузик ненавидят друг друга, но не дерутся: обоих за драки наказывают. Разумеется, отдать Рыжему эту прекрасную еду - его еду - Тузик не может. Имя врага он различает в любом тексте. Вот почему при словах "Рыжему отдам" Тузик начинает, рыча и захлёбываясь, глотать пищу. Мы помираем со смеху, зато Валина мама довольна.
То, что Тузик хорошо запоминает слова, Валя приметила уже давно. Поэтому, когда мы собираемся у неё дома, по нашей просьбе разыгрывается целая сценка.
- Тузик, ко мне!
Чёрный пушистый шар одним прыжком оказывается у Вали на коленях.
- Послушай, что я тебе расскажу!
Тузик - весь внимание: уши насторожены, глаза неотрывно смотрят в Валькины лукавые очи, вся поза выражает нетерпение и крайний интерес.
- Иду я по улице, а навстречу мне п_ё_с.
Верхняя губа Тузика приподнимается, нос сморщен, видны острые зубы. Тихое, но грозное рычание.
- И говорит мне этот пёс: "Тузику надо к_у_п_а_т_ь_с_я!"
Рычание делается всё громче и переходит в злобный лай.
- А я говорю: "Не надо. Наш Тузик ч_и_с_т_е_й_ш_и_й..."
Лай мгновенно стихает. Шерсть у Тузика на загривке ещё стоит дыбом, но при слове "чистейший" он уже пытается лизнуть Вальку в нос.
- А он говорит: "Нет! К_у_п_а_т_ь_с_я! С м_ы_л_о_м! С м_о_ч_а_л_к_о_й!"
Тузик рявкает и слетает с колен. Кончено, теперь будет сидеть под кроватью целый час: оттуда уже слышно непрестанное, на одной ноте, рычание. Слова "купаться", "мыло" и "мочалка" Тузик знает отлично.
И какая же это была мука - на самом деле выкупать Тузика! Добрейшая Валина мама, которая никому в своей жизни слова поперёк не сказала, в этих случаях становилась неумолимой.
- Валечка, собака грязная, - тихо, но твёрдо говорила она. Это означало, что купать Тузика обязательно придётся. Надо будет вытаскивать его из-под кровати, а это - дело опасное: Тузик так ненавидел купанье, что сопротивлялся отчаянно и даже кусался. Начинались уговоры, укоры, в ход шла половая щётка, которой мы выталкивали пса из-под кровати, и большая толстая тряпка, которой мы накрывали его, чтобы взять на руки и унести в кухню, где в маленьком оцинкованном корыте был уже приготовлен тёплый мыльный раствор. В общем, возни с купаньем Тузика всем хватало, и мы не любили эту процедуру почти так же, как и сам пёс. Но однажды он доказал нам, что у собаки "есть нервы", и эти нервы иногда не выдерживают...
В тот жаркий летний день мы решили нагреть побольше воды и устроить вечерком купанье для всех. Увидав, как мы носимся с чайниками, кастрюлями и полотенцами, Тузик решил, что всё это относится к нему, и сразу же залез под кровать. Мы хотели его выкупать первым, но он так злобно завывал и огрызался, что мы решили: сначала вымоемся сами, а его - напоследок. Сперва выкупался Евгений Семёнович и прямо из кухни ушёл в сад, потом Валина мама, потом и мы с Валюшей долго тёрли друг другу спины мочалкой и поливались водой. Про Тузика все забыли. И вот, когда мы с Валькой, наконец, взялись за приготовления к его купанью, в кухне тихо скрипнула дверь. Мы глянули и обмерли: на пороге стоял Тузик. Но какой же несчастный был у него вид! Уши прижаты, хвост заведен под самое брюхо, спина как-то жалостно изогнута. Боком, боком он подошёл к корыту, в котором ещё не было воды, и сам полез туда с выражением полной обречённости. Видно, не хватило у него силёнок сидеть под кроватью и ждать, когда, наконец, придут за ним его мучители...
______________________________________________________________________
ДУРНАЯ ПРИВЫЧКА
Щенка папа купил и принёс домой под мышкой. В послевоенные годы доги были большой редкостью, и мы очень гордились своей четвероногой "диковинкой". Даже имя щенку подобрали удивительное - Бирбо! По первым буквам наших имён - В(ера), Ир(а), Бо(рис).
Возни со щенком было очень много. Он не умел есть из миски, ночами скулил - искал мать, днём грыз обувь и ножки мебели. Пришлось подобрать ему игрушки - ну, совсем как для детишек, когда у них зубки режутся, - мячик, гладко оструганную палку, старый башмак...
В четыре месяца нашему Вирбошке обрезали уши. Доги - красивая порода собак. Всё удалось в них кинологам, то есть собаководам: и сильные длинные ноги, и стройное мускулистое туловище, и крупная красивая голова. А вот уши подвели. К такой голове полагались бы короткие, торчащие уши, а они растут у дога огромные, как лопухи, - и глаза закрывают, и слух притупляют, и всю красоту портят. Вот и обрезают их по специальной "выкройке" - стандарту. Приложит ветеринар такую "выкройку" к уху, чик ножом - и готово! Через неделю снимут повязку, и вы увидите вместо уродливых "лопухов" настоящие "ушки на макушке".
Так было и с нашим псом. Сначала он горько скулил, не хотел есть, нос у него был сухой и горячий - первый признак того, что собака больна. Назавтра он уже поел. А ещё через два дня когтистой лапой он пробовал сорвать повязку.
Через несколько дней после того, как сняли с Вирбо повязку, мы уехали отдыхать, а своего пятнистого друга оставили на попечение бабушки. Бабушка у нас очень добрая и жалостливая, и мы были уверены, что ничего плохого со щенком не случится. А когда через месяц вернулись, то остолбенели: нам навстречу вышел огромный зверь. Просто удивительно, до чего быстро растут доги: ведь Вирбоше не было ещё и полугода, а ростом он стал уже с хорошую овчарку.
- Ай да бабушка, какого красавца выкормила! - обрадовались мы. И вдруг заметили, что губы у бабушки обиженно поджаты, брови нахмурены, и вообще она вся какая-то странная.
- Оставили ирода на мою голову, - пробормотала она в ответ на наши расспросы. - И вари ему, и сказки рассказывай. Тоже дитё нашлось...
- Какие сказки? - удивились мы. - Собаке - сказки?
Но вскоре всё выяснилось.
Наша бабушка любит поговорить. Мы уехали, и говорить ей было не с кем. Вот она и разговаривала с собакой. Нальёт ей супа в миску, сама около плиты возится и приговаривает:
- Ешь, ешь, пёсик. Вкусный суп я сварила, правда? Ты ешь, а я и себе обед сготовлю. Вот картошку почищу, мясо порежу, будет жаркое. А потом за вишни примемся, варенье варить будем. Любят наши варенье, вот мы и сварим. Да ты ешь...
Вирбошка слушал, слушал - и привык есть под неторопливое журчанье бабушкиного голоса. Потом уже так стало: нальёт бабушка ему суп, а пёс встанет над миской и ждёт. Если бабушка молчит - он повизгивает: что ж ты, мол, я есть хочу, начинай! Обозлится бабушка, прикрикнет:
- Ах ты, сатана пятнистая! Чего тебе ещё надобно? Навязался на мою голову!
Только заговорит - Вирбошка начинает есть. Чавкает, облизывается. Замолчит бабушка - он голову поднимет и снова ждёт. Знаете, как избалованные дети: давай сказку, иначе есть не буду!
Бабушка ещё больше сердится, а Вирбошка, знай, уплетает. Ему что: он слов всё равно не разбирает, ему голос важно слышать.
Еле-еле мы его от этой дурной привычки отучили.
______________________________________________________________________
ВОТ ТАК УЧЁБА!
- Вирбо! Вирбошенька! Поди сюда, мой хороший. Иди ко мне... Ах ты, скверная собака! Кому говорю - ко мне! Вирбошенька...
А он - почти с телёнка ростом, даром что ему восемь месяцев знай, носится между деревьями и не думает подходить.
- Вот что, дочка, пора нашему псу в школу, - решил отец. - А то мы с этим неслухом не справимся.
И стал Вирбошка ходить в школу - специальную, собачью.
Пришли мы с ним на площадку за городским стадионом. А там уже много "учеников" собралось: нарядные пушистые колли - шотландские овчарки - выставили из белоснежных "воротников" узенькие морды, навострили уши восточноевропейские овчарки, невозмутимо поглядывают вокруг тупомордые боксёры, так и пляшут на поводках поджарые доберман-пинчеры. А дог всего один - наш Вирбо. Как слон среди лошадок. Озирается, ко мне жмётся - растерялся в таком шумном обществе...
Началось наше учение. Не учение, а мучение. И не потому, что мой пёс оказался глупее или упрямее других, а просто был он сильнее и крупнее всех своих "одноклассников".
Объясняет инструктор команду "сидеть": надо согнуть руку в локте, произнести команду и одновременно нажать сзади на собаку. Вот она и сядет. Раз-другой - и собака запомнит, что надо делать при слове "сидеть".
Начали отработку. Нажал мой сосед справа на своего пушистого колли - уселся рыжий с белыми пятнами Джек. Доберман-пинчер Лора тоже сразу задние ноги подогнула. А мой великанище и не дрогнул. Прямо хоть садись на него.
Или подрались собаки. Зазевались хозяева - и покатился по площадке рычащий клубок. Бросились мы к драчунам, каждый своего питомца за поводок оттягивает. А мне разве с Вирбошкой справиться? Он меня через всю площадку проволок. Платье я изорвала, ладони содрала до крови.
Посмеялись надо мной дома - эх ты, слабосильная, со щенком не справишься. И стал ходить с Вирбошкой в школу папа.
Месяц прошёл - всё идёт отлично. Наш неслух просто на глазах меняется. Теперь не нужно за ним по двору гоняться. Крикнешь: "Ко мне!" - стрелой летит.
Только однажды пришёл папа с занятий мрачный, как туча.
- Всё, - говорит, - конец этому университету.
Приставали мы к нему с расспросами, приставали - так ничего и не узнали. Уже потом один знакомый - тоже хозяин собаки - всё мне рассказал.
В тот день отрабатывали команду "фас" - "взять". Делается это так: инструктор, одетый в ватный халат, дразнит собаку. А хозяин науськивает её: "Фас, фас!" Постепенно собака понимает, чего от неё требуют, и бросается на обидчика. Ну, конечно, хозяин крепко держит её и только похваливает.
Подошёл инструктор и к Вирбошке. Да не учёл он силу этого ретивого ученика: как рванул Вирбо поводок, так и полетел на землю мой большой и сильный папа! Поднялся с трудом, глядит - а Вирбо уже на инструктора насел, рычит, как зверь, и халат рвёт - только клочья летят! Еле-еле его оттащили.
Недаром говорят - в доге одна лошадиная сила заложена!
______________________________________________________________________
СЛУЧАЙ НА ВЫСТАВКЕ
В этот день я проснулась раньше всех. Впервые я шла на выставку служебных собак со своим собственным питомцем. Да ещё с каким - с настоящим догом!
Вирбоше для этого дня приобрели новый ошейник - тёмно-коричневый, с костяными пластинками и металлическими бляхами. Ошейник пришлось делать на заказ: все магазинные оказались малы нашему псу. Теперь вычищенная обнова лежала на столике в прихожей.
С вечера выкупали и самого "именинника". В помощь я позвала мою подружку Ёлку. Мы напустили в ванну тёплой воды, приготовили мыло, мочалку, щётки. Встревоженный Вирбо мыкался по квартире, ужасно толкался и всем наступал на ноги - и это при весе шестьдесят килограммов! Наконец, мы позвали его в ванную комнату и предложили залезть в воду. И тут наш пёс заартачился. Опустил свою здоровенную лобастую голову - и ни с места.
- Ладно, Ёлка, - сказала я, - бери его за передние ноги, а я за задние. Поднимем и...
- Хитрая, - покачала головой Ёлочка. - Лучше ты бери за передние. А я боюсь. Больно уж зубы у него велики.
Хорошо, что пришёл с работы папа. Хлопнул рукой по ванне, сказал спокойно: "Сюда, Вирбо, сюда!" - и пёс, хоть и с огорчённым видом, а полез всё-таки в воду. Уж мы тёрли его, тёрли, поливали, расчёсывали - он только отфыркивался. Зато наутро встал со своей подстилки такой блестящий, такой шёлковый - хоть на витрину его ставь.
Ровно в одиннадцать часов утра в своём самом нарядном платье, с Вирбошкой на поводке я вошла в ворота городского парка. С зелёной горки доносился многоголосый собачий лай. Что там только делалось! Метались по дорожкам распорядители, указывая, где размещать "экспонаты", возбуждённые псы рвали поводки, хозяева ревниво рассматривали "соперников". Мы разыскали столбик с табличкой "Вирбо. Дог. Возраст - один год". Я крепко-накрепко привязала своего пса, а сама, захватив миску, отправилась искать кран: день был жаркий, и Вирбошка уже свесил из пасти розовый влажный язык.
Я прошла мимо овчарок, полюбовалась щенками доберман-пинчера, резвившимися на лужайке, миновала ринг - гладко утоптанную площадку, обнесённую канатами, где за столом, покрытым цветной скатертью, восседали судьи. Нашла кран, набрала воды и на обратном пути засмотрелась на крупную южнорусскую овчарку. Белая, вся в тугих завитках, падающих даже на чёрные блестящие глаза, она была ростом с добрую овцу. Хозяин с увлечением рассказывал о своём Урагане. Оказывается, этот пёс не простой: как настоящий чабан, он пасёт и охраняет целое овечье стадо.
Фотолюбители уже нацелились сфотографировать овчарку, как вдруг раздался ужасный вопль. "Собака сорвалась, собака сорвалась!" кричали люди на разные голоса. Поднялась паника.
Я бросилась туда, где оставила Вирбо, и обмерла: огромными прыжками через всю территорию выставки мчался мой пёс.
1 2 3 4 5