Они ждут, когда можно будет вцепиться в тебя, ударить в спину, свалить...
Это же так ясно. Потом из сознания страх ныряет вглубь, уходит туда, где уже тебе не подвластен. И оттуда руководит. Всем и всеми. Не ты контролируешь себя, а он.
-- И знаете в чем беда? Даже не в этом. В том, что страх, рожденный деньгами, вытесняет другие страхи.
Вы произнесли слово и от него рушится рынок. Вы не произнесли слова -рынок снова отреагировал. Какая разница, йена, рубль? На страх реагирует даже доллар, защищенный страховыми гарантиями, банковскими сейфами, танками и атомными авианосцами...
-- Я хочу выпить. -- Поднялся Билли.
У него пересохло во рту. Из мешка, который принес из вертолета, Билли вынул бутылку шотландского виски. Ликующе захохотал:
-- Вот оно, лекарство от страха.
-- Точно, -- усмехнулся русский, протягивая и свой стакан. -- Это иногда спасает. На время. Алкоголь, наркотики, оргии, все, что вызывает смену кадра, жаль, нет такого средства, что бы закрепить эту новую реальность надолго, желательно навсегда. Чтоб уже не понятно, где ложь, где правда...
-- Это мораль. Это не интересно. Это смотреть не будут. -- Отмахнулся Билли.
Виски действовало.
-- Был ли мальчик, может мальчика-то и не было?
-- Какой мальчик?
-- Все спрашивают -- какой мальчик.
-- А-а, это ваша литература! -- Догадался Билли. -- Я понял, о чем ты. Ты прав, должен быть мальчик. Я его вижу. Совсем ребенок. С глазами, обращенными в зал...
-- Страх на пленку не снимешь. -- Допивал последние капли виски киношник. -- Не снимешь. Все пытались. Кино ничего не может. Все фильмы -- дерьмо. И смотрит их дерьмо. Особенно удобно дерьмо по телевизору. Блюм, нате вам!
Размахнувшись, он послал бутылку в темноту. Не услышав звона стекла, встал:
-- А сейчас я буду стрелять!
От грома винчестера вскинулись проводники. Они вскочили из-под своих покрывал и таращились на белого, который палил из ружья в черную ночь.
-- Ты все же псих! -- Поднялся от костра тоже пьяный Робби. -- Я пойду спать. В вертолет. Там есть наушники.
-- К чертям! Спать в вертолете буду я! А ты иди в палатку. Глядишь, львам не придется проводить эту ночь на голодный желудок...
8.50 утра. Шоссе на Балтимор
-- Они взлетели!..
Получив короткий ответ, мужчина лет пятидесяти, плотного сложения выключил сотовый телефон. Вытер голову платком, неспешно вскрыл заднюю крышку мобильника, вынул из него пластинку пин-карты. Опустив стекло "хонды" со своей стороны, на ходу щелчком послал карточку на обочину. Вложив новую карту и что-то по-арабски сказав водителю, он сделал еще один звонок. Сказал буквально три слова, затем снова поменял карточку.
Их красная "хонда" неслась по шоссе в сторону Балтимора.
8 декабря 1999 года, Ботсвана
Над остывшей за ночь саванной, вспугивая лопастями все живое, стремительно шла "вертушка". По-рейнжерски свесив вниз ноги, в продуваемом насквозь отсеке -- обе двери на стопорах -- над землей неслись двое. С винтовками в руках, горланя каждый что-то свое.
-- Вон они! Билли, иди влево! -- истошно заорал в веточку микрофона Родди. -- Я вижу! Давай, Билли, сукин сын, поворачивай!..
Заложив крен, вертолет пронесся над львиной семьей. Самец, самка и детеныш, ополоумев, неслись прочь от воздушного чудовища.
Вертолет сделал еще круг. Остановившись на бегу, так что пыль взметнулась из-под передних лап, вожак вскинул гривастую морду и обнажил клыки.
-- Красавец! -- горланил Билли. -- Нам крепко повезло, джентльмены! Будем брать с воздуха или с земли?..
Сосед помаячил большим пальцем вниз.
-- Давай вниз, Билли! -- Родди издал боевой клич апачей.
-- Мы сядем там! -- Показывал из пилотского кресла киношник.
Тишина. Полная. Внезапная. Словно единым взмахом остановлен симфонический оркестр. В этой тишине колышется высокая трава. Напряженному взгляду охотника может показаться, что за каждым колыханием может скрываться силуэт самого грозного африканского хищника.
Сливаясь с цветом земли и травы залегла самка. Рядом детеныш. Самца не видно.
Человек, не таясь, в полный рост идет по саванне. Он напряжен. Это Родди. Время от времени он останавливается.
Шагах в семи и справа за ним следует другой человек -- это Билл. Еще в десятке метров -- русский. Видно как напряжен его палец на спусковом крючке.
-- Ей, мистер Кинг, ты где?! Мне нужна твоя шкура!
-- Родди, черт! -- Катится капля пота по виску Билли. -- Что ты творишь!..
-- Выходи, нестриженный парень! Сколько ты не был у парикмахера?
Русский хмыкает. Ему тоже не по нраву, что творит Родди, но его восхищает забубенная удаль американца.
Жестким, бесстрастным, даже ленивым взглядом самец следит за этой троицей. Она движется к нему, но у льва хорошая позиция, он чуть в стороне от их маршрута.
Чем ближе охотники, тем ниже лев опускает голову. Он медлит. Он словно взвешивает что-то. Кажется, вот-вот глаза впереди идущего встретятся с его взглядом. Мгновение... Лев отводит взгляд от охотника. Еще мгновение, и его нет. Он исчез. Бесшумно, не колыхнув травинки. Бесплотный дух среди только ему ведомых троп.
Они уже далеко отошли от вертолета. Силуэт машины словно плавится в жарком мареве, висящем над саванной. Именно с той стороны и двигался снова возникший хищник -- хозяин саванны...
Билли догнал Родди у очередного кустарника. У того уже прошел прежний запал. Родди тяжело дышал, лил на голову воду из фляжки.
-- Чертова кошка, -- выругался он. -- Билл, семейка где-нибудь залегла. Мы можем ползать по этой саванне до скончания века.
-- Надо с воздуха.
-- Знаешь, тебе придется нас навести. Помаячишь, я чувствую, самец где-то неподалеку.
Билли обернулся на вертолет. Все лучше, чем таскаться по жаре за этим ненормальным.
Проходя мимо замыкающего -- тот оставался чуть в стороне -- Билли остановился:
-- Присмотри за этим придурком. Я как-никак знаю его с детства, без него будет скучно.
С Джорджа тоже градом катил пот.
Они встретились через десяток шагов. Сначала глазами. Присевший, готовый к прыжку лев смотрел внимательно и спокойно... Невозможно определить, что видит человек в таком взгляде -- сказать приговор, значит не сказать ничего.
На могучем теле льва медленно, как охотник взводит курок, напрягалась последняя мышца.
Во всей красе Билли увидел зверя уже в воздухе. С разваливающейся в прыжке гривой. Смазанная стремительным прыжком косматая тень летела к нему метрах в двух от земли, а его винчестер стал вдруг настолько тяжел, что руки не могли его поднять.
Боже, какой кадр! -- мелькнула в башке Билли идиотская мысль. Стоп-кадр, еще стоп-кадр, еще...
Билли не слышал выстрела. Не видел и кто стрелял. Разрывная пуля попала льву в голову и это Билли видел. Как она вошла в пасть, задев и превратив в осколки страшный, в палец величиной клык. Как эти осколки летели в стороны. Он видел, как у смертельно раненого зверя дрогнули зрачки. Страшный удар крупного калибра еще в полете стал разворачивать хищника.
Потом свет в зале выключили...
Родди начал стрелять с прыжка. Он толкал себя рывками к месту падения Билли и льва, выставив вперед ствол и безотчетно нажимая на спусковой крючок. Он орал что-то свое и слюна нитками летела, тянулась по ветру с губ. Отшвырнув разряженный винчестер, он выхватил армейский штык-нож. В полете вложил в первый удар всю силу. Он кромсал кинга могучими ударами из-за спины, от груди, наотмашь. Только выбившийся из сил, весь залитый кровью он остановился. Вдруг. Как уснул.
Худющий русский поднялся с колен. И на неверных ногах двинулся вперед.
Вдвоем с очнувшимся Родди, шатаясь, как пьяные, они свалили тяжеленный зад зверя с Билла. Тот судорожно втянул воздух.
-- Жив?!
Парень явно родился в рубашке. Грудь, голова целы. Вывернутая ниже бедра нога, откуда сквозь распоротую штанину торчала сломанная кость, была не в счет.
Они перехватили ногу повыше перелома ремнем от винчествера. Родди повернулся к Джорджу:
-- Там, в вертолете, есть все, вплоть до носилок. Давай...
Когда Билли со всеми предосторожностями перекладывали на носилки, он пришел в себя, взял за руки Родди:
-- Я видел такое!..
-- Молчи, Билли, потом...
-- Нет, ты представить этого не можешь. Никто не может представить. Я видел...
Перед погрузкой в вертолет он остановил Джорджа движением руки:
-- Парень, ты спас мне жизнь. Я не понимаю, как это у тебя получилось, но ты это сделал... Знаешь, я видел полет твоей пули. Клянусь, это правда. Я видел, как пуля дробила ему клык. Это может видеть человек?..
-- Потом, Билли...
-- Джордж, я всю ночь думал о том, что ты мне рассказал. Дерьмо это, Джордж. Я могу это написать, но это не сценарий. Это нельзя снять. А теперь я знаю, что я сниму. Это будет нечто. Такого никто не видел... Кроме меня...
-- Еще один фильм, Билли? -- улыбнулся тот, кого звали Джордж.
-- Да, еще один.
5 июля 2001 года, Москва
Вернувшись в столицу, Сергей не застал здесь Михалыча. Последнее время Михеев вообще редко бывал в белокаменной. По неделе, по две, а то и по месяцу пропадал в заграницах. Приезжал и несколько дней отсыпался у матери, которая жила где-то на Сивцевом Вражке. Или на даче, в Звенигороде.
Когда Михеев бывал в особняке, к нему приходили люди, в основном незнакомые Сергею: раньше видел только двоих. Оба, как он понимал, были из прежнего ведомства Юрия Михайловича.
Группу своих советников Михеев больше не собирал, лишь время от времени просил Сергея забрать то у одного, то у другого какие-то материалы и переслать, где бы он не был. Материалы всегда были в плотных конвертах, заклеенные на совесть.
Но однажды разговор у них все же случился. Начал его Сергей, который уже не видел просвета в делах корпорации.
-- Что будем делать, Михалыч? Долги виснут удавкой.
-- Кто-то грозил? -- Поднял глаза Михеев. -- Дай мне фамилии.
-- Михалыч, мы так не договаривались...
-- Как -- так?
-- Что ты будешь делать с фамилиями?
-- Не волнуйся, ничего ни с кем не случится. Встречусь, поговорю. Только и всего. Может, предложу в покрытие долгов дело поперспективней...
-- Нам бы самим не мешало к делам вернуться.
-- А мы с тобой чем занимаемся? -- Откинулся в кресле Михалыч.
-- Если честно, не знаю.
-- Ладно, садись и слушай. Есть план, который может многое поменять. В наших делах тоже. Но главное, скажем так, экономический климат... Вот ты несколько раз ездил в Америку, встречался с Коллинзом. Я тоже кое с кем за это время встречался. Помнишь, та схема управляемых кризисов, о которой мы говорили? Так вот, это не турусы на колесах, не плоды воспаленного воображения. Многое начинает обретать имена и фамилии. И вот тебе задача, Сережа...
Задача была не интересной. Обзавестись Интернетом, освоить его и качать информацию по дюжине поисковых слов. Завести альбом, в который выклеивать все статьи из центральных газет, где упоминаются несколько известных имен.
-- Английским владеешь? Тогда выпиши еще вот эти газеты. -- Перед Сергеем лег еще список.
-- У нас скоро денег и на российские газеты не хватит. -- Попробовал шутить Сергей.
-- Продашь особняк. -- Не принял шуток Михалыч. -- Кстати, ликеро-водочный завод я уже продал. Деньги в трех ячейках Межбанка, номера ты знаешь, ключ у тебя имеется. Надо будет тысяч сто пятьдесят положить на карточку "Виза". Карточку мне. С остальными деньгами бережней...
Через пару дней он снова уехал. А Сергей занялся непривычным для него делом. С утра с ножницами и клеем засаживался за газеты. Потом шарил по Интернету. Пачки распечаток и блокноты с вырезками вечером по дороге домой завозил по адресу, оставленному Михеевым.
Сначала это было скучно. Но вскоре кое-какие закономерности стали приоткрываться и ему. Одни и те же люди в одно и то же время появлялись в одних и тех же местах. Или почти одни и те же, почти в одно и то же время, почти в одних и тех же местах. Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Рим, Женева... Разъехались, снова съехались...
Это нельзя было назвать броуновским движением, хотя и похоже. Это скорее напоминало танец. И ему трудно пока было понять, какую музыку слышат все эти люди?
А иногда все пропадало. Исчезала всякая закономерность. И тогда Сергею казалось, он занимается все-таки пустяками.
20 января 2001 года. Вашингтон
Белый дом готовился к инаугурации сорок третьего президента Соединенных Штатов. Все были счастливы, что наконец-то закончилась тягомотина с подсчетом бюллетеней. Всех утомила тяжба "Гор -- Буш".
Давно известно, американцы не любят неопределенностей. Буш, так Буш, хотя интеллектуальной Америке, людям искусства и студенческих аудиторий такой исход был явно не по нраву. Радовались больше люди служивые, которые в годы президентства Клинтона чуть со стыда не сгорели за этого "сексофониста".
И все же день присяги Буша-младшего наступил как-то внезапно. Даже имя нового президента вписывали в приглашения от руки.
-- Лора! Ты готова? -- Поправлял галстук перед зеркалом в передней Буш-младший.
-- Иду, дорогой! -- Лора подняла бровь.
Не в упрек Джорджу она готова всегда. Недаром среди прислуги ходят слухи, что открытки к следующему Новому году она покупает сразу после рождества.
Новый представительский лимузин в составе кортежа мчал супругов по Пенсилвания-авеню. Секретные службы сбились с ног, обеспечивая маршрут от Капитолийского холма к Белому дому. Ожидались беспорядки, связанные с явно волевым исходом выборов. До 30 тысяч протестующих -- это вам не шутка -- под стать горячим денечкам инаугурации президента Никсона, когда бушевали по поводу Вьетнама.
Но все прошло гладко. Лора едва сдерживала слезы счастья, когда ее муж произносил высокие и простые слова, положив ладонь на Конституцию. Неплохо поработали над первой президентской речью и спичрайтеры. Слова о примирении нации звучали особенно проникновенно.
Джордж возьмет Америку в крепкие руки. Слишком много сложностей нафантазировали некоторые вокруг нее. У Джорджа техасский характер, лишние умозаключения ни к чему...
14 мая 2001 года, 15:35, Лэнгли
Полковник Пауль Лацис, службист до мозга костей, принял эту информацию в конце своего дежурства. Он немало повидал, перечитал и переслушал на своем веку -- за тридцать лет службы в специальных ведомствах, но сейчас не верил собственным глазам.
-- Уэлс, Уэлс, -- выуживал он из компьютера объективку на резидента в Риме, чтобы на докладе заместителю директора ЦРУ быть во всеоружии. -- Вот! Сорок четыре года, женат, двое детей. Из Анаполиса. Вест-Поинт. Два года службы во флоте. Перевод. Служба в центральном аппарате, учеба в академии. Агент в Сомали, Афганистане. Спецоперации в Восточной Европе. Командировки в Бирму, Ирак, Венесуэлу. С 1998 -- Рим. Сначала руководитель сектора, затем резидент. Благодарности, награды, взысканий нет.
Как докладывать этот бред наверх? Надо бы посоветоваться. Но с кем?
-- Дэн! -- позвонил он по внутреннему телефону своему старому знакомцу Дэну Гору в отдел "С". -- Заглянул бы ко мне в "скворечню" на пару минут...
Дэн -- башковитый парень. Когда у Пауля возникала нестандартная ситуация, он всегда обращался к Дэну и отказа не не получал. И главное, парень умел держать язык за зубами, не разносил по управлениям, что Лацису иногда, скажем прямо, не хватает мозгов для того, чтобы переварить всю идиотскую информацию, которая идет через оперативного дежурного.
Привет, что у тебя?
Вот и Дэн! Как всегда, подтянутый и приветливый. С неизменным едва уловимым ароматом "Орбита". Боже, что у парня за улыбка, ему бы не в ЦРУ, а в Голливуд, на роль стопроцентного американца.
Через пять минут Пауль уже знал, как докладывать нештатную ситуацию высокому начальству.
-- Извини, старик, меня там, наверное, хватились. -- Хлопнув приятеля по плечу, Дэн снова просиял бесподобной улыбкой. -- Сегодня мой генерал... А, ладно! Если что, меня у тебя не наблюдалось...
Классный парень -- Дэн. Везде успевает. Недаром у него прозвище -мистер Ртуть.
11 сентября 2001 года, 8:45 утра, Нью-Йорк
Опаздывать для Анни всегда было равносильно сожжению на костре, вселенской катастрофой. Каждое опоздание, она знала точно, отнимало несколько дней жизни. Она так и не перестала быть маленькой девочкой, которая в коридоре колледжа, испытывая неописуемый страх, представала в таких случаях перед желчным мистером Крауфордом.
Мистер Крауфорд, личность достопримечательная в Канзанс-сити, где каждый друг друга знает. Он обычно встречал опоздавших на крыльце школы и еще издалека узловатым указательным пальцем указывал на провинившегося. При этом смотритель лишь укоризненно качал головой. Он не произносил ни единого слова порицания, но опоздавшие сгорали от стыда.
Рассказывали, что даже мэр Канзас-сити побаивался этого старикашку. Во всяком случае, первым у кого он заручился поддержкой на последних выборах, был именно мистер Крауфорд.
После колледжа Анни никогда и никуда не опаздывала. Сейчас она поъезжала к южной башке МТЦ за десять минут до начала работы. Три минуты на парковку в подземном гараже, две -- на сто шестьдесят пять шагов до лифта, три с половиной -- на подъем до семьдесят восьмого этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Это же так ясно. Потом из сознания страх ныряет вглубь, уходит туда, где уже тебе не подвластен. И оттуда руководит. Всем и всеми. Не ты контролируешь себя, а он.
-- И знаете в чем беда? Даже не в этом. В том, что страх, рожденный деньгами, вытесняет другие страхи.
Вы произнесли слово и от него рушится рынок. Вы не произнесли слова -рынок снова отреагировал. Какая разница, йена, рубль? На страх реагирует даже доллар, защищенный страховыми гарантиями, банковскими сейфами, танками и атомными авианосцами...
-- Я хочу выпить. -- Поднялся Билли.
У него пересохло во рту. Из мешка, который принес из вертолета, Билли вынул бутылку шотландского виски. Ликующе захохотал:
-- Вот оно, лекарство от страха.
-- Точно, -- усмехнулся русский, протягивая и свой стакан. -- Это иногда спасает. На время. Алкоголь, наркотики, оргии, все, что вызывает смену кадра, жаль, нет такого средства, что бы закрепить эту новую реальность надолго, желательно навсегда. Чтоб уже не понятно, где ложь, где правда...
-- Это мораль. Это не интересно. Это смотреть не будут. -- Отмахнулся Билли.
Виски действовало.
-- Был ли мальчик, может мальчика-то и не было?
-- Какой мальчик?
-- Все спрашивают -- какой мальчик.
-- А-а, это ваша литература! -- Догадался Билли. -- Я понял, о чем ты. Ты прав, должен быть мальчик. Я его вижу. Совсем ребенок. С глазами, обращенными в зал...
-- Страх на пленку не снимешь. -- Допивал последние капли виски киношник. -- Не снимешь. Все пытались. Кино ничего не может. Все фильмы -- дерьмо. И смотрит их дерьмо. Особенно удобно дерьмо по телевизору. Блюм, нате вам!
Размахнувшись, он послал бутылку в темноту. Не услышав звона стекла, встал:
-- А сейчас я буду стрелять!
От грома винчестера вскинулись проводники. Они вскочили из-под своих покрывал и таращились на белого, который палил из ружья в черную ночь.
-- Ты все же псих! -- Поднялся от костра тоже пьяный Робби. -- Я пойду спать. В вертолет. Там есть наушники.
-- К чертям! Спать в вертолете буду я! А ты иди в палатку. Глядишь, львам не придется проводить эту ночь на голодный желудок...
8.50 утра. Шоссе на Балтимор
-- Они взлетели!..
Получив короткий ответ, мужчина лет пятидесяти, плотного сложения выключил сотовый телефон. Вытер голову платком, неспешно вскрыл заднюю крышку мобильника, вынул из него пластинку пин-карты. Опустив стекло "хонды" со своей стороны, на ходу щелчком послал карточку на обочину. Вложив новую карту и что-то по-арабски сказав водителю, он сделал еще один звонок. Сказал буквально три слова, затем снова поменял карточку.
Их красная "хонда" неслась по шоссе в сторону Балтимора.
8 декабря 1999 года, Ботсвана
Над остывшей за ночь саванной, вспугивая лопастями все живое, стремительно шла "вертушка". По-рейнжерски свесив вниз ноги, в продуваемом насквозь отсеке -- обе двери на стопорах -- над землей неслись двое. С винтовками в руках, горланя каждый что-то свое.
-- Вон они! Билли, иди влево! -- истошно заорал в веточку микрофона Родди. -- Я вижу! Давай, Билли, сукин сын, поворачивай!..
Заложив крен, вертолет пронесся над львиной семьей. Самец, самка и детеныш, ополоумев, неслись прочь от воздушного чудовища.
Вертолет сделал еще круг. Остановившись на бегу, так что пыль взметнулась из-под передних лап, вожак вскинул гривастую морду и обнажил клыки.
-- Красавец! -- горланил Билли. -- Нам крепко повезло, джентльмены! Будем брать с воздуха или с земли?..
Сосед помаячил большим пальцем вниз.
-- Давай вниз, Билли! -- Родди издал боевой клич апачей.
-- Мы сядем там! -- Показывал из пилотского кресла киношник.
Тишина. Полная. Внезапная. Словно единым взмахом остановлен симфонический оркестр. В этой тишине колышется высокая трава. Напряженному взгляду охотника может показаться, что за каждым колыханием может скрываться силуэт самого грозного африканского хищника.
Сливаясь с цветом земли и травы залегла самка. Рядом детеныш. Самца не видно.
Человек, не таясь, в полный рост идет по саванне. Он напряжен. Это Родди. Время от времени он останавливается.
Шагах в семи и справа за ним следует другой человек -- это Билл. Еще в десятке метров -- русский. Видно как напряжен его палец на спусковом крючке.
-- Ей, мистер Кинг, ты где?! Мне нужна твоя шкура!
-- Родди, черт! -- Катится капля пота по виску Билли. -- Что ты творишь!..
-- Выходи, нестриженный парень! Сколько ты не был у парикмахера?
Русский хмыкает. Ему тоже не по нраву, что творит Родди, но его восхищает забубенная удаль американца.
Жестким, бесстрастным, даже ленивым взглядом самец следит за этой троицей. Она движется к нему, но у льва хорошая позиция, он чуть в стороне от их маршрута.
Чем ближе охотники, тем ниже лев опускает голову. Он медлит. Он словно взвешивает что-то. Кажется, вот-вот глаза впереди идущего встретятся с его взглядом. Мгновение... Лев отводит взгляд от охотника. Еще мгновение, и его нет. Он исчез. Бесшумно, не колыхнув травинки. Бесплотный дух среди только ему ведомых троп.
Они уже далеко отошли от вертолета. Силуэт машины словно плавится в жарком мареве, висящем над саванной. Именно с той стороны и двигался снова возникший хищник -- хозяин саванны...
Билли догнал Родди у очередного кустарника. У того уже прошел прежний запал. Родди тяжело дышал, лил на голову воду из фляжки.
-- Чертова кошка, -- выругался он. -- Билл, семейка где-нибудь залегла. Мы можем ползать по этой саванне до скончания века.
-- Надо с воздуха.
-- Знаешь, тебе придется нас навести. Помаячишь, я чувствую, самец где-то неподалеку.
Билли обернулся на вертолет. Все лучше, чем таскаться по жаре за этим ненормальным.
Проходя мимо замыкающего -- тот оставался чуть в стороне -- Билли остановился:
-- Присмотри за этим придурком. Я как-никак знаю его с детства, без него будет скучно.
С Джорджа тоже градом катил пот.
Они встретились через десяток шагов. Сначала глазами. Присевший, готовый к прыжку лев смотрел внимательно и спокойно... Невозможно определить, что видит человек в таком взгляде -- сказать приговор, значит не сказать ничего.
На могучем теле льва медленно, как охотник взводит курок, напрягалась последняя мышца.
Во всей красе Билли увидел зверя уже в воздухе. С разваливающейся в прыжке гривой. Смазанная стремительным прыжком косматая тень летела к нему метрах в двух от земли, а его винчестер стал вдруг настолько тяжел, что руки не могли его поднять.
Боже, какой кадр! -- мелькнула в башке Билли идиотская мысль. Стоп-кадр, еще стоп-кадр, еще...
Билли не слышал выстрела. Не видел и кто стрелял. Разрывная пуля попала льву в голову и это Билли видел. Как она вошла в пасть, задев и превратив в осколки страшный, в палец величиной клык. Как эти осколки летели в стороны. Он видел, как у смертельно раненого зверя дрогнули зрачки. Страшный удар крупного калибра еще в полете стал разворачивать хищника.
Потом свет в зале выключили...
Родди начал стрелять с прыжка. Он толкал себя рывками к месту падения Билли и льва, выставив вперед ствол и безотчетно нажимая на спусковой крючок. Он орал что-то свое и слюна нитками летела, тянулась по ветру с губ. Отшвырнув разряженный винчестер, он выхватил армейский штык-нож. В полете вложил в первый удар всю силу. Он кромсал кинга могучими ударами из-за спины, от груди, наотмашь. Только выбившийся из сил, весь залитый кровью он остановился. Вдруг. Как уснул.
Худющий русский поднялся с колен. И на неверных ногах двинулся вперед.
Вдвоем с очнувшимся Родди, шатаясь, как пьяные, они свалили тяжеленный зад зверя с Билла. Тот судорожно втянул воздух.
-- Жив?!
Парень явно родился в рубашке. Грудь, голова целы. Вывернутая ниже бедра нога, откуда сквозь распоротую штанину торчала сломанная кость, была не в счет.
Они перехватили ногу повыше перелома ремнем от винчествера. Родди повернулся к Джорджу:
-- Там, в вертолете, есть все, вплоть до носилок. Давай...
Когда Билли со всеми предосторожностями перекладывали на носилки, он пришел в себя, взял за руки Родди:
-- Я видел такое!..
-- Молчи, Билли, потом...
-- Нет, ты представить этого не можешь. Никто не может представить. Я видел...
Перед погрузкой в вертолет он остановил Джорджа движением руки:
-- Парень, ты спас мне жизнь. Я не понимаю, как это у тебя получилось, но ты это сделал... Знаешь, я видел полет твоей пули. Клянусь, это правда. Я видел, как пуля дробила ему клык. Это может видеть человек?..
-- Потом, Билли...
-- Джордж, я всю ночь думал о том, что ты мне рассказал. Дерьмо это, Джордж. Я могу это написать, но это не сценарий. Это нельзя снять. А теперь я знаю, что я сниму. Это будет нечто. Такого никто не видел... Кроме меня...
-- Еще один фильм, Билли? -- улыбнулся тот, кого звали Джордж.
-- Да, еще один.
5 июля 2001 года, Москва
Вернувшись в столицу, Сергей не застал здесь Михалыча. Последнее время Михеев вообще редко бывал в белокаменной. По неделе, по две, а то и по месяцу пропадал в заграницах. Приезжал и несколько дней отсыпался у матери, которая жила где-то на Сивцевом Вражке. Или на даче, в Звенигороде.
Когда Михеев бывал в особняке, к нему приходили люди, в основном незнакомые Сергею: раньше видел только двоих. Оба, как он понимал, были из прежнего ведомства Юрия Михайловича.
Группу своих советников Михеев больше не собирал, лишь время от времени просил Сергея забрать то у одного, то у другого какие-то материалы и переслать, где бы он не был. Материалы всегда были в плотных конвертах, заклеенные на совесть.
Но однажды разговор у них все же случился. Начал его Сергей, который уже не видел просвета в делах корпорации.
-- Что будем делать, Михалыч? Долги виснут удавкой.
-- Кто-то грозил? -- Поднял глаза Михеев. -- Дай мне фамилии.
-- Михалыч, мы так не договаривались...
-- Как -- так?
-- Что ты будешь делать с фамилиями?
-- Не волнуйся, ничего ни с кем не случится. Встречусь, поговорю. Только и всего. Может, предложу в покрытие долгов дело поперспективней...
-- Нам бы самим не мешало к делам вернуться.
-- А мы с тобой чем занимаемся? -- Откинулся в кресле Михалыч.
-- Если честно, не знаю.
-- Ладно, садись и слушай. Есть план, который может многое поменять. В наших делах тоже. Но главное, скажем так, экономический климат... Вот ты несколько раз ездил в Америку, встречался с Коллинзом. Я тоже кое с кем за это время встречался. Помнишь, та схема управляемых кризисов, о которой мы говорили? Так вот, это не турусы на колесах, не плоды воспаленного воображения. Многое начинает обретать имена и фамилии. И вот тебе задача, Сережа...
Задача была не интересной. Обзавестись Интернетом, освоить его и качать информацию по дюжине поисковых слов. Завести альбом, в который выклеивать все статьи из центральных газет, где упоминаются несколько известных имен.
-- Английским владеешь? Тогда выпиши еще вот эти газеты. -- Перед Сергеем лег еще список.
-- У нас скоро денег и на российские газеты не хватит. -- Попробовал шутить Сергей.
-- Продашь особняк. -- Не принял шуток Михалыч. -- Кстати, ликеро-водочный завод я уже продал. Деньги в трех ячейках Межбанка, номера ты знаешь, ключ у тебя имеется. Надо будет тысяч сто пятьдесят положить на карточку "Виза". Карточку мне. С остальными деньгами бережней...
Через пару дней он снова уехал. А Сергей занялся непривычным для него делом. С утра с ножницами и клеем засаживался за газеты. Потом шарил по Интернету. Пачки распечаток и блокноты с вырезками вечером по дороге домой завозил по адресу, оставленному Михеевым.
Сначала это было скучно. Но вскоре кое-какие закономерности стали приоткрываться и ему. Одни и те же люди в одно и то же время появлялись в одних и тех же местах. Или почти одни и те же, почти в одно и то же время, почти в одних и тех же местах. Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Рим, Женева... Разъехались, снова съехались...
Это нельзя было назвать броуновским движением, хотя и похоже. Это скорее напоминало танец. И ему трудно пока было понять, какую музыку слышат все эти люди?
А иногда все пропадало. Исчезала всякая закономерность. И тогда Сергею казалось, он занимается все-таки пустяками.
20 января 2001 года. Вашингтон
Белый дом готовился к инаугурации сорок третьего президента Соединенных Штатов. Все были счастливы, что наконец-то закончилась тягомотина с подсчетом бюллетеней. Всех утомила тяжба "Гор -- Буш".
Давно известно, американцы не любят неопределенностей. Буш, так Буш, хотя интеллектуальной Америке, людям искусства и студенческих аудиторий такой исход был явно не по нраву. Радовались больше люди служивые, которые в годы президентства Клинтона чуть со стыда не сгорели за этого "сексофониста".
И все же день присяги Буша-младшего наступил как-то внезапно. Даже имя нового президента вписывали в приглашения от руки.
-- Лора! Ты готова? -- Поправлял галстук перед зеркалом в передней Буш-младший.
-- Иду, дорогой! -- Лора подняла бровь.
Не в упрек Джорджу она готова всегда. Недаром среди прислуги ходят слухи, что открытки к следующему Новому году она покупает сразу после рождества.
Новый представительский лимузин в составе кортежа мчал супругов по Пенсилвания-авеню. Секретные службы сбились с ног, обеспечивая маршрут от Капитолийского холма к Белому дому. Ожидались беспорядки, связанные с явно волевым исходом выборов. До 30 тысяч протестующих -- это вам не шутка -- под стать горячим денечкам инаугурации президента Никсона, когда бушевали по поводу Вьетнама.
Но все прошло гладко. Лора едва сдерживала слезы счастья, когда ее муж произносил высокие и простые слова, положив ладонь на Конституцию. Неплохо поработали над первой президентской речью и спичрайтеры. Слова о примирении нации звучали особенно проникновенно.
Джордж возьмет Америку в крепкие руки. Слишком много сложностей нафантазировали некоторые вокруг нее. У Джорджа техасский характер, лишние умозаключения ни к чему...
14 мая 2001 года, 15:35, Лэнгли
Полковник Пауль Лацис, службист до мозга костей, принял эту информацию в конце своего дежурства. Он немало повидал, перечитал и переслушал на своем веку -- за тридцать лет службы в специальных ведомствах, но сейчас не верил собственным глазам.
-- Уэлс, Уэлс, -- выуживал он из компьютера объективку на резидента в Риме, чтобы на докладе заместителю директора ЦРУ быть во всеоружии. -- Вот! Сорок четыре года, женат, двое детей. Из Анаполиса. Вест-Поинт. Два года службы во флоте. Перевод. Служба в центральном аппарате, учеба в академии. Агент в Сомали, Афганистане. Спецоперации в Восточной Европе. Командировки в Бирму, Ирак, Венесуэлу. С 1998 -- Рим. Сначала руководитель сектора, затем резидент. Благодарности, награды, взысканий нет.
Как докладывать этот бред наверх? Надо бы посоветоваться. Но с кем?
-- Дэн! -- позвонил он по внутреннему телефону своему старому знакомцу Дэну Гору в отдел "С". -- Заглянул бы ко мне в "скворечню" на пару минут...
Дэн -- башковитый парень. Когда у Пауля возникала нестандартная ситуация, он всегда обращался к Дэну и отказа не не получал. И главное, парень умел держать язык за зубами, не разносил по управлениям, что Лацису иногда, скажем прямо, не хватает мозгов для того, чтобы переварить всю идиотскую информацию, которая идет через оперативного дежурного.
Привет, что у тебя?
Вот и Дэн! Как всегда, подтянутый и приветливый. С неизменным едва уловимым ароматом "Орбита". Боже, что у парня за улыбка, ему бы не в ЦРУ, а в Голливуд, на роль стопроцентного американца.
Через пять минут Пауль уже знал, как докладывать нештатную ситуацию высокому начальству.
-- Извини, старик, меня там, наверное, хватились. -- Хлопнув приятеля по плечу, Дэн снова просиял бесподобной улыбкой. -- Сегодня мой генерал... А, ладно! Если что, меня у тебя не наблюдалось...
Классный парень -- Дэн. Везде успевает. Недаром у него прозвище -мистер Ртуть.
11 сентября 2001 года, 8:45 утра, Нью-Йорк
Опаздывать для Анни всегда было равносильно сожжению на костре, вселенской катастрофой. Каждое опоздание, она знала точно, отнимало несколько дней жизни. Она так и не перестала быть маленькой девочкой, которая в коридоре колледжа, испытывая неописуемый страх, представала в таких случаях перед желчным мистером Крауфордом.
Мистер Крауфорд, личность достопримечательная в Канзанс-сити, где каждый друг друга знает. Он обычно встречал опоздавших на крыльце школы и еще издалека узловатым указательным пальцем указывал на провинившегося. При этом смотритель лишь укоризненно качал головой. Он не произносил ни единого слова порицания, но опоздавшие сгорали от стыда.
Рассказывали, что даже мэр Канзас-сити побаивался этого старикашку. Во всяком случае, первым у кого он заручился поддержкой на последних выборах, был именно мистер Крауфорд.
После колледжа Анни никогда и никуда не опаздывала. Сейчас она поъезжала к южной башке МТЦ за десять минут до начала работы. Три минуты на парковку в подземном гараже, две -- на сто шестьдесят пять шагов до лифта, три с половиной -- на подъем до семьдесят восьмого этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17