А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ингушский воин был прав. Известная под именем "Муха", реактивная противотанковая граната РПГ-18, принятая на вооружение Советской Армии ещё в 1972 году, давным-давно была снята с производства. Но запасы этого добра оказались огромны. Что-то разбабахали по полигонам и стрельбищам, сколько-то спалили на чеченской войне, но кое-что, списанное и как бы уничтоженное, расползлось по кавказским базарам и подпольным каналам. А на складах оставалось и того больше.
"Муха" имеет ряд существенных недостатков. Во-первых, если её привести в боевое положение, в первоначальное состояние уже не вернуть. Придется обязательно отстрелять. Против современной динамической брони она тоже бессильна. Ну, и спусковой механизм дает высокий процент осечек. Надо снова взводить и нажимать клавишу спуска.
Повернув трубу, Мамед увидел наклееную на неё длинную пластину, где черным по белому было расписано и нарисовано, что делать. "1. Нажать и повернуть шторку... 2. Нажать стяжку, откинуть заднюю крышку. 3. Развести трубы до упора. 4. Положить на плечо..." Не очень-то он понял, что нажимать и поворачивать, но ведь Мажит наверняка во всем этом уже разобрался.
- А милиция не отберет? - спросил Мамед.
- Зачем? - удивился Мажит. - Наш Шовхат сам капитан милиции. Только в прошлом году уволили. Три брата у него там работают, один даже начальник. Его все знают. Никто нас не тронет.
Так и ехали, петляли по серпантину. Разговоры балагурили. Только Мамед слегка побаивался лежащей у дверцы "Мухи". Кто её знает, вдруг пальнет? Танк сжечь может, а от КАМАЗа что останется? Зато насчет всех прочих опасностей он был спокоен.
Он даже не обеспокоился, когда Мажит занервничал. С их цистерной поравнялась "нива" в грязных разводах. Даже цвет её толком не определить. Вроде, серая какая-то. Она шла на обгон, нахально вылезая на встречную полосу. Сквозь чуть приспущенные мутные стекла на цистерну смотрели бородатые люди. Мажит свесился за окно дверцы, гортанно закричал им по-своему. Те, вроде, ответили. "Нива" резво ушла вперед, а озабоченный Мажит снова взял в руки свою "Муху"
- Нехорошие люди, - сказал он серьезно и провел ладонью по зеленой трубе, словно пыль смахнул.
- Чеченцы, да? - забеспокоился Мамед. - Грабить хотят?
- Чего-то им надо, чисто конкретно, - вздохнул Мажит. - Глаза плохие у них, совсем дурные. Наверное, героин маленько вкололи. - Он снова высунулся из машины, помотал головой озираясь. - Вперед пошли. Или там у них засада большая, или совсем наглые. Сейчас деньги просить начнут.
И точно, передние машины начали сбавлять скорость. Вскоре колонна остановилась. Мажит торопливо спрыгнул на асфальт, с зеленой трубой под мышкой перебежал к противоположной обочине и соскочил на откос. Там за дорогой кювет переходил в склон глубокого оврага. Из высокой кабины КАМАЗа виднелись верхушки деревьев, растущих ниже по склону.
Мамед увидел, как Мажит побежал вдоль склона, пригибаясь, чтобы не увидели с шоссе. А впереди поперек дороги стояла "нива". Перед ней остановился джип Шовхата. Человек с автоматом, вылезший из "нивы", что-то говорил. Мамед встал в рост в раскрытой дверце и стал смотреть.
Передний грузовик не доехал до "нивы" метров двадцать. Мало того, он тихонько стал сдавать назад, пока не уперся в стоящий за ним. А перебранка у джипа продолжалась. С противоположной стороны "нивы" на дорогу вылез ещё один чеченец. Он деловито раздвинул сошки ручного пулемета и установил его на капот. Приложился, повел стволом, выверяя по колонне прицел. Мамед, как смыло, тут же оказался в кабине и пригнулся пониже.
События принимали плохой оборот. Совершенно понятно, что чечены намерены взять дань. Весь вопрос - какую? Вдруг потребуют отдать цистерну? Этот Шовхат, небось, разведет руками и скажет: "Извини, Мамед. Вот, бери назад твои двести долларов, я тебя больше не охраняю." Спирт, небось, просто сольют на землю, исламисты хреновы.
Пока Мамед мысленно прощался с машиной и драгоценным грузом, худощавый Мажит подобрался к "ниве" метров на тридцать. Поглядывая сквозь росший на обочине куст, он открыл заднюю крышку трубы гранатомета. Та откинулась, раскачиваясь в петле, жирно поблескивая черной резиновой прокладкой и белым алюминиевым донышком. Мажит потянул внутреннюю трубу. Передняя крышка откинулась автоматически, подпрыгнула и встала торчком подпружиненная прицельная планка - на прозрачной пластинке метки с цифрами расстояний.
Разведя телескопические пусковые трубы до упора, Мажит поднял кверху узкий металлический целик, тем самым одновременно взведя ударный механизм. Приладив удлинившуюся на тридцать пять сантиметров трубу на плечо, он приподнялся из-за обочины. Прислонился щекой, поймав глазом сквозь отверстие в железке целика нужную отметку на прозрачной прицельной планке. Навел в район бензобака грязной "нивы". Все это он делал не торопясь, спокойно, словно собирался фотографировать, а не стрелять кумулятивной гранатой.
Джип рыкнул двигателем и рванул с места задом. Чеченец с автоматом остался стоять. Автомат лежал у него на плече. Он пошел следом за отъехавшим джипом, размахивая свободной рукой и что-то крича. В это время Мажит нажал указательным пальцем клавишу, черневшую в вырезе перед целиком. Громко хлопнуло, пыхнуло длинное пламя за спиной. Со свистящим шелестом длинная граната сквозанула из круглого зева направляющей трубы, на миг ослепив огненным хвостом, обдала волной теплого воздуха. Зажмурившемуся Мажиту показалось, что он услышал, как цокнули, расправляясь, узкие металлические стабилизаторы на хвосте гранаты.
Но это ему и вправду показалось, тем более, что от выстрела заложило уши. А пороховому реактивному двигателю гранаты потребовалась всего четверть секунды, чтобы донести до цели заряд. Что для неё жестяная "нива", если разрывной заряд взрывчатки марки "окфол" пробивает и прожигает пятнадцатисантиметровую броневую плиту!
Автомобиль мгновенно превратился в огненный клубок. Сверкающим облаком мелкой крошки разлетелись во все стороны стекла, вынесенный взрывной волной. Сами распахнулись дверцы. Бандиту, стоявшему позади машины, перебило ноги. Он упал и без звука сгорел в пламени расплескавшегося бензина. Шок - это по-нашему, как утверждает телереклама. Пулемет тоже упал с капота в огненную лужу, и в магазине почти сразу начали рваться патроны.
Чеченец, который с автоматом на плече волокся вслед за джипом, так и не успел выстрелить. Пока наставлял автомат, его срезали несколькими выстрелами Шовкат и его напарник.
На дорогу вышел Мажит. Его трясло от переизбытка адреналина в горячей горской крови. Он зачем-то повесил на плечо пустую трубу граномета и сказал, обращаясь к выскочившему из джипа Шовкату:
- Чисто конкретно!
Несколько минут "нива" горела хорошо, изредка постреливая патронами. Потом пламя опало, и джип своей хромированной решеткой начал её аккуратненько подталкивать к краю дороги. Обгорелая машина опрокинулась с откоса, несколько раз перевернулась, оставив клочья огня и выпавший труп. Совершенно черное тело курилось прозрачным синим дымом. Следом были сброшены ещё два трупа, и колонна смогла продолжить дорогу.
Возбужденный Мажит чуть не сорвался с подножки, когда влезал в кабину "КАМАЗа". Ему мешали автомат в руке и труба "Мухи" за спиной. Наконец он забросил трофейный автомат в кабину и влез сам. Мамед взял автомат за кончик ствола, за самую дульную насадку, и поставил стоймя. Придержал, чтоб не падал. К темно-коричневому пластмассовому магазину прозрачным скотчем был примотан второй - черный, металлический. Автомат имел основательно пошарпанный вид, а скотч поистрепался, под отставшие края набилась пыль.
- Э, а труба здесь зачем? - удивленно спросил Мажит.
Он уже уселся на сиденье и сейчас недоумевающе разглядывал пустую трубу гранатомета. Вахид тронул с места машину, оторвал взгляд от дороги и осуждающе сказал:
- Не знаешь, зачем вещь - не бери!
- Правильно сказал земляк! Чисто конкретно! - оценил его высказывание Мажит.
Он распахнул дверцу и выкинул трубу в кювет. Они как раз подъезжали к дымку догорающей "нивы". Мамед даже привстал, чтобы лучше видеть. Лицо его выражало растерянность, а, может, и страх. Две горящих машины за такой короткий срок не у всякого психика выдержит. Да стрельба еще.
А Мажит высунулся и, яростно потрясая автоматом, проорал что-то обидное и оскорбительное по адресу покойников в кювете. Кричал он по-ингушски или по-чеченски, но половину слов легко бы понял любой житель бывшего Советского Союза. Русский мат давно стал общим достоянием.
У Мамеда первоначально возник порыв - а не дать ли ингушу долларов сто премии за удачную боевую операцию? Он и в самом деле преисполнился чувством благодарности к неказистому мужичку, так лихо спроворившему дело. Но удержался и правильно сделал. Скоро это странное чувство прошло, и Мамед просто принялся радоваться, что остался жив, машина при нем, и груз в цистерне. А Мажит и так получил автомат. Чем не вознаграждение?
Через пару километров остановились у блокпоста. Сложенное из бетонных блоков сооружение полностью оправдывало свое название. Из проема между блоками торчал ствол пулемета. Между милицейским лейтенантом и Шовхатом, сидевшим в передовом джипе, состоялся короткий разговор на своем языке. Надо полагать, один спросил, мол, чего там за звуки были, типа стреляли. А второй ответил в том духе, что съезди посмотри, они ещё там лежат. После чего колонна незамедлительно тронулась дальше, а от блокпоста в противоположном направлении полетел "уазик" с милиционерами.
- Во, - сказал Мажит, указывая пальцем вслед "уазику", - сейчас по рожку патронов в небо выстрелят, а завтра по телевизору скажут, что в стычке омоновцы трех бандитов завалили. Вот почему я не боюсь кровавый месть!
КОГДА МУЖИКИ ПЛАЧУТ
На смену эйфории у Мамеда вскоре пришла непонятная подавленность. Горы едва синели далеко позади, они уже ехали по степи, волоча за собой густое облако пыли, а он тревожно оглядывался по сторонам - не выскочит ли из какого-нибудь овражка чеченская банда. Но только суслики стояли столбиками возле норок. А когда появлялась встречная машина, издалека заметная пыльным хвостом, Мамед вжимался в сиденье. Но машина проходила мимо, и молоковоз-спиртовоз нырял в кромешное бурое облако, волнисто светлевшее кверху. В носу свербило, глаза резало, горло мгновенно пересыхало. Двигатель надрывно гудел, словно тоже захлебывался чертовой пылью. Но пыльная завеса светлела, и КАМАЗ снова вырывался на жаркий солнечный свет. Мамед доставал из-за спинки сиденья канистрочку, осторожно раскручивал пробку и быстро, чтоб не расплескать на себя, присасывался к узкой горловине. Вино было теплым, кислым и припахивало нефтью. Это потому, что в канистрочках раньше находилось машинное масло. Пустые емкости собирались возле заправок, предприимчивые кавказские люди их мыли и пускали во вторичный оборот.
Теплая кислятина не пьянила, только давала тухлую отрыжку. А Мамед как раз стремился напиться, а не просто пересохшее горло смачивал. Его мучал страх, да такой, что в животе начинались спазмы. И даже когда со степного разбитого шляха выехали на нормальный асфальт, этот страх ничуть не ослаб. Он даже не смог есть, когда остановились у придорожной шашлычной. Пришлось Вахиду съедать обе порции. И с милицейскими придирами тоже Вахид разбирался. А молоковоз с номерами другого региона ни один мент не пропускал. И почти каждый получал канистру с вином. Большинство было так радо халявной выпивке, что даже денег не просило и тут же отвязывалось.
Только к вечеру, уже в Калмыкии, Мамеду стало полегче. Перестал озираться и даже есть захотел. К утру и вовсе взбодрился, на женщин запоглядывал. Но желания не чувствовалось. Мамед считал себя мужчиной высокого потенциала, всегда готовым к совокуплению. Поэтому слегка забеспокоился. А когда катили уже по Саратовской области, обеспокоился не на шутку. Полно мелькало голоногих ляжкастых девок, когда через селения проезжали, а настроение не поднималось. Следовало что-то срочно предпринять.
В Энгельсе он подхватил неопрятную тетку лет сорока, готовую снять напряжение за бутылку или тридцатник деньгами. Во-первых, некогда было искать другой вариант, а эта сама к машине подошла с предложением; ну, и, во-вторых, понравились волосы тетки - золотистые и крупно завитые. Затащив её к себе в кабину, пока Вахид бродил по небольшому местному рынку, Мамед решительно приказал:
- Минет делай. Только быстро.
Тетка деловито полезла к нему в брюки, уныло посочувствовала:
- У-у, какой квелый... Ничего, сейчас мы его подбодрим... У-ти...
Но тут же резко отстранилась. На кончике члена выступила мутно-желтая капля. Тетка от похмельного унынья тут же перешла к сварливому визгу:
- Да ты трипперный! Сует ещё под нос, кобель рваный! Тампон засунь, чтоб не протекло!
Она с треском распахнула дверцу и вывалилась из кабины. И минут пять стояла рядом на асфальте, поливая ругательствами. Мамед сверху тоже крыл её самыми гнусными словами и грозился убить. Потом пришел Вахид с цветным полиэтиленовым мешком, набитым всякой едой. Он разбираться не стал, а дал тетке пинка:
- Пошла вон, кошелка!
И они покинули город Энгельс, взяв направление на город Маркс. Такая вот география на территориях бывшей республики немцев Поволжья. Мамед, совсем сникший, с тоской вспоминал, как не захотел заплатить за двойную дозу лекарства придорожному лекарю. Потом вспомнил, что подозрительный докторишка с самого начала приготовил всего одну ампулу, и понял - обман. Жулик в белом халате содрал с него сто баксов, а вколол какую-нибудь глюкозу или простую воду. Хорошо, если кипяченую.
Потом Мамед вспомнил, что прошлые сутки с кончика, вроде, не капало. Значит, жулик в белом халате вколол что-то полезное. Вот только оно не подействовало, как следует. Или лекарство оказалось плохое, или болезнь слишком сильной. И вот теперь Мамед навсегда остался импотентом.
Он сразу взмок от таких жутких мыслей. Какой же ты мужчина, если у тебя не стоит. А если узнают, начнут насмехаться? Ведь это такой позор. Впору было прямо на ходу броситься с подножки под колеса. Но Мамед взял себя в руки. Он приедет домой, найдет настоящего доктора, тот его вылечит, и все встанет на свое место.
Но страх уже угнездился у него в душе. И избавиться от этого въедливого затаенного страха было гораздо трудней, чем от приблудной гонореи. И даже трудней, чем от сифилиса. Этот страх был как СПИД, который можно носить годами, но притерпеться и забыть - невозможно.
КОГДА БУДКА ЛАЕТ, СОБАКИ ПРЯЧУТСЯ
На проходной молочного комбината N2 разморенный тяжелой жарой пожилой охранник сонно пялился в золотой столб пыли, медленно вращающийся в падающем из окна солнечном свете. Предприятие не работало, но народ так и норовил прошмыгнуть на территорию. Ясное дело зачем - металл скрасть. Есть чем поживиться: кабели медные, емкости алюминиевые, трубопроводы из нержавейки. После очередного хищения начальство устраивало охране разнос и требовало усилить бдительность. Охранники угрюмо обещали поставить заслон на пути расхитителей, но продолжали по-прежнему относиться наплевательски к своим обязанностям. Им ведь тоже зарплату задолжали за полгода.
Одни вохровцы просто на службу болт забили и даже пропуска не спрашивали. Другие вступили в сговор с расхитителями и держали ворота на замке, распахивая их настежь только перед своими подельниками. И лишь один старый служака продолжал тянуть службу по уставу: строго проверял пропуска и сверялся со списком допуска. Охранника звали Будка. Это народ так его прозвал за широкую будку. Она же ряшка, пачка, репа и так далее. Подлинные имя и фамилия стража ворот никого не интересовали. Будка - и все тут. "Кто сегодня сторожит?" "Будка..." "Вот, блин, зараза, лучше пойду в раздевалке отосплюсь, а то ведь учует запах и сдаст, барбосина."
Пожилым охранником, сонно пялившимся на подсвеченный полуденным солнцем пыльный столб, как раз и был прославленный Будка. Он сидел в своем сторожевом скворечнике, сложив руки на прилавок и держа расслабленную ногу на тормозной педали турникета. И удивительно был похож на паука, смирно сложившего лапки в укромном уголке. Роль паутины играл трубчатый никелированный турникет.
Но вот открылась дверь, и сонное оцепенение с охранника как рукой сняло. Будка встрепенулся навстречу вошедшим, окинул цепким взглядом.
- Куда идем? - спросил он надменно и без всякого интереса.
- К директору, - так же надменно ответил Олег и сунул в нос охраннику пропуск.
Тот взял пропуск в руки, сверил фотографию с оригиналом, словно впервые видел, убедился, что все печати на местах и вслух прочитал:
- Морозов Олег Александрович, сменный мастер. А директора нет. Окинул взглядом, словно сфотографировал, мужчину кавказского вида, стоявшего позади Олега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44