Он передал ему вырезку из английской газеты.Вильям Бэлкум взял вырезку и начал читать. С первыми словами фигура у него напряглась, и на лице появилось выражение недоверия и даже уныния. Он медленно прочитал всю статью, а потом дрожащей рукой положил ее на стол.— Это просто возмутительно! — воскликнул он, — Моншеню был здесь несколько месяцев в качестве представителя Франции, и он никогда не посещал мой дом и не разговаривал с моими дочерями. Кажется, Наполеон его даже не принял. Это фальшивка от начала до конца. Генерал Бонапарт относился к моим дочерям как… как любезный дядюшка. Написать, что у него связь с моей младшей дочерью, которой всего лишь пятнадцать лет, — это просто черная из чернейшей лжи!Господин Бэлкум поднялся. Пока он читал статью, его лицо побагровело, он кипел от ярости.— Я собираюсь вызвать его на дуэль. Мои двое друзей сразу отправятся к нему и договорятся об условиях дуэли.— Вы не сделаете ничего подобного, — заявил Лоув. — Если бы вы следили за поведением дочерей, этого бы не случилось! Но коль так случилось, я вам не позволю поднять шумиху в прессе на весь мир и сражаться на дуэли с маркизом де Моншеню. Я не желаю никакого шума. В мире не должен никто верить, что на этом острове хорошо относятся к Бонапарту, единственное, что нам следует сделать — это промолчать.Бэлкум твердо взглянул ему в глаза.— Опорочена честь моей дочери этим лживым французом. Я и только я решаю, что мне предпринять в данном случае.— Вы не понимаете… — настойчиво возразил ему сэр Хадсон Лоув.— Это вы не понимаете, — сказал отец Бетси. — Моя дочь пострадала от писанины этого поганого писаки, и я сам все буду решать.— Сэр! — нетерпеливо завопил губернатор. — Я представляю здесь Корону и не желаю больше ничего слышать. Я требую, чтобы вы подчинились моему решению.— Это связано с честью нашей семьи, и чужое мнение меня не интересует.— Вы посмели это сказать мне в лицо?— Да, Ваше Превосходительство. Я вызову этого человека на дуэль, если только он публично не признается во лжи!Лоув громко фыркнул.— Он откажется с вами встретиться. Он аристократ, и у него военное образование. Какой шанс победить у лавочника?— Я также получил военное образование, и если вам будет интересно знать, я хорошо владею пистолетом.— Тогда он просто откажется иметь с вами дело.— Если он это сделает, я его публично высеку кнутом. Если мы с ним будем стреляться, я с удовольствием залеплю пулю ему между глаз. — Он поклонился и собрался покинуть комнату.— Прощайте, мистер губернатор.Бэлкум покинул дом в тот момент, когда большие часы в холле пробили одиннадцать часов. Когда стало тихо, Лоув обратился к адъютанту, сидевшему за почти таким же роскошным столом.— Мне следует избавиться от этого человека.Менти Тиммс получил инструкции, и в пять часов он стоял у привязи лошадей у «Плантейшн-Хаус» с любимым конем хозяина. К нему вышел дворецкий и нахмурился.— Кого ждешь?— Мистера Бэлкума.— Бэлкума? Он ушел в одиннадцать утра.В этот момент Вильям Бэлкум стоял у входа в контору и никак не мог понять, куда подевался его слуга с лошадью. Он страшно устал, ему совсем не хотелось возвращаться домой пешком, но иного выхода у него не было. В этот момент он увидел, как правительственная карета свернула на главную улицу, и ее седок выпрыгнул перед замком. Карета могла похвастаться последним изобретением — стальными рессорами и чудесной отделкой внутри и снаружи. Бэлкум понял, что губернатор приехал, чтобы узнать, что случилось. «Станет бушевать еще сильнее», — подумал он.Поход в полторы мили вымотал его, и на несколько секунд господин Вильям прислонился к каменному столбу у дороги, ведущей к дому. Он взглянул на летний домик, который с трудом проглядывал сквозь гущу деревьев.«Если бы Наполеон не проехал здесь в то первое утро, — подумал господин Бэлкум, — и не увидел, как здесь тихо и мирно, семейство Бэлкум не страдало бы так сейчас».Когда он подходил к дому, мадам Бэлкум встретила его на крыльце.— Вильям, неужели вы шли пешком! — воскликнула она. — Где Менти?— Не знаю, дорогая. Могу сказать только, где его не было.— О, если бы Сара не была таким сокровищем… Но мы не можем избавиться от него, иначе мы потеряем и Сару!Хозяин семейства вздохнул.— Мне нужно вам кое-что сказать. Вам будет неприятно это слышать, дорогая. Мы можем сейчас занять маленькую гостиную?Жена начала беспокоиться.— Конечно. — И они отправились в дом.Гостиная располагалась на первом этаже. В основном ее использовали для шитья, но там стояли высокие полки с потрепанными книгами. Яркие хлопковые занавески на окнах сильно ее оживляли.Миссис Бэлкум усадила мужа в удобное кресло и встала с ним рядом, взволнованно глядя на него.— Что случилось? Это как-то связано с бизнесом?— Нет, там все в порядке. Сегодня утром мне пришлось честно высказаться перед этим страшным человеком из «Плантейшн-Хаус». Не знаю, что последует за этим. Дорогая, вам придется взглянуть вот на это.Он передал жене вырезку. Мадам Бэлкум прочла несколько строк и воскликнула:— О, нет!Она прижала руку к губам. Она прочитала еще несколько предложений, и бумага выпала из ослабевших рук.— Вильям! О, Вильям! Какой кошмар!— Вам когда-нибудь приходилось встречать этого паршивого сплетника?— Только раз, он мне сразу не понравился.Они помолчали.— Дорогая, мне пришлось вызвать его на дуэль. Доктор О'Мира и Артур Принси передали ему мой вызов и уже повидали его.Миссис Бэлкум не могла сдерживаться.— Дорогой мой муж, вы не должны с ним драться! Он же солдат и может вас убить.— Ну, заранее ничего нельзя сказать. Он повел себя, как настоящий трус. Моим друзьям он сказал, что произошла ошибка, и что его снабдили неправильной информацией. Они мне рассказали, что лицо у него побелело как снег, а руки — дрожали. Он обещал послать опровержение во все газеты, где был напечатан его паршивый рассказ, но прежде я просмотрю то, что он написал, и дам свое одобрение. — Бэлкум потрепал жену по руке, лежавшей у него на плече. — Дуэль не состоится. Я разочарован. У меня так и чешутся руки выстрелить в него или хотя бы выпороть его как следует!Миссис Бэлкум села в рядом стоящее кресло.— У меня от сердца отлегло. Если бы ваши друзья договорились встретиться с ним на рассвете, я бы не пережила эту ночь — я бы умерла от страха.— Но сейчас перед нами стоит проблема не менее серьезная, чем дуэль. Что нам делать с нашими девочками? — спросил он, показав на вырезку.Миссис Бэлкум попыталась успокоиться.— Мне кажется, что Джейн не стоит менять свои планы. Он ее почти не упомянул. Она уже молодая леди, и ее не волнуют дела Лонгвуда. Но с Бетси… Тут дело сложнее. Ей не следует больше видеть генерала Бонапарта.Господину Бэлкуму стало ясно, что жена приняла решение.— Кое-кто подумает, что нам следует продолжать прежнюю жизнь, чтобы доказать, что мы считаем все сказанное ложью, но я так не считаю. Бетси больше не должна общаться ни с кем из Лонгвуда. Я хочу сказать, до тех пор, пока она не подрастет. Мы же ни в коей мере не сможем контролировать поведение Наполеона. Нет, я уверена, что нам придется поступить именно так. Бетси не должна покидать дом.— Дорогая, я считаю, что вы правы.Бэлкум вспоминал их жизнь в Англии — до рождения первого сына. Бетси было в это время четыре года.
Вильям Бэлкум получил записку. Она была совсем краткой, написана четко и ясно. Он взял с собой младшую дочь (Джейн в это время болела), и они отправились в старинный каменный замок, стоящий на невысоком склоне холма. Прошли через входные высокие ворота, потом слуга повел их по длинному холодному коридору в гостиную. Это было мрачное помещение. На стенах висели темные портреты. Камин был огромным, закопченным, не горел огонь.Бетси прикрыла носик меховым воротником плаща и сказала.— Бр-р-р, папа, как здесь холодно!К ним вышел старик. Он держал руки в больших карманах твидового сюртука. И сейчас, когда прошло много лет, и Вильям вспоминал эту сцену, он даже мысленно никак не называл по имени этого старика. Но в тот момент он внимательно и взволнованно изучал его. Когда-то этот старик был высокого роста, но теперь он сильно горбился. Морщинистое лицо прежде было румяным и полным, сейчас же было ясно, что он болен. Слуга в черной униформе поддерживал его под руку и пытался направить к креслу, но старик оставался своевольным и, приволакивая ноги, подошел ближе к посетителям.— Так, Вил-люм! Сколько лет, сколько зим! Прошло много времени. Но почему? Почему так долго?Он вытащил руку из кармана и провел ею по лбу, как бы пытаясь снять паутину старости и забвения.— Как насчет тебя? О, да, ты уезжаешь. В колонии. На остров Святой Елены, так? Это такая маленькая колония, но там всегда бывает спокойно. Вил-люм, тебе там будет хорошо, ты будешь стоять на собственных ногах, и тебе будет приятно осознавать, что торговля колонии в руках джентльмена.Вильям Бэлкум поклонился, собираясь что-то ответить, но в этот момент старик обратил внимание не Бетси.— Это твоя дочь? Она меня никогда не посещала. Джейн, да? Нет, не Джейн. Тогда это… — он долго молчал, как бы пытаясь вспомнить ускользавшее от него имя маленькой девочки. — О, да, Элизабет. Ты Элизабет.Малышка присела, как ее учила мать. На ней была надета шляпка с такими полями, что они совершенно скрывали ее лицо. Старик протянул дрожащую руку и отогнул поля.— Так, так, так, — сказал он более мягким тоном. — Какая хорошая девочка. Она к тому же очень мила, верно? Вил-люм, как я был бы счастлив, если бы у меня была такая дочка… или внучка… Что, Что? Мои дочери все меня покинули. Они вступили в брак и разъехались в разные стороны, и у меня остались только ужасные сыновья.Его лицо немного просветлело.— Здесь вокруг слишком много мальчишек. И я не знаю, откуда они появились. Я позволю тебе выбрать парочку-троечку и поменять их на одну милую маленькую девочку.От их дыхания в воздухе поднимались клочки пара. Слуга в черном пытался отвести старика туда, где было более уютно и тепло и ярко горел камин. Старик нетерпеливо от него отмахнулся.— Моя маленькая, — сказал он, улыбаясь, Бетси. — Ты мне не сказала, правда ли, что твое имя Элизабет.— Сэр, меня всегда называют Бетси, — раздался тоненький голосок.— Бетси? Чудесно, прекрасно. Это настоящее английское имя. Ты бы хотела пожить здесь со мной? Мне кажется, что тебе тут понравилось бы. Много комнат, много нарядов и игрушек, которые ты только пожелаешь. Тебе прислуживали бы слуги… Что, что?Бетси перед визитом объяснили, что она должна делать, но не предусмотрели, что она должна отвечать. Все решили, что она просто будет молчать. Девочка отрицательно покачала головой.— Что, что? — воскликнул старик. — Я тебе не нравлюсь?— О, вы мне нравитесь. Вы добрый, хотя у вас не горит камин. — У малышки от холода застучали зубы. — Н-н-но мне больше нравится мой папа.— Когда ты придешь ко мне в другой раз, я прикажу разжечь огромный огонь и приготовить сладкий чай. — Он тронул Бэлкума за руку, — твоя девочка говорит только правду и не притворяется, Вил-люм. Мне она очень понравилась. Когда-нибудь я для нее сделаю что-нибудь хорошее. — Ведь ты такой упрямый [xvi] xvi
В английском тексте здесь употреблено слово «stiff-neckece» {другое значение — боль в шее).
и не позволишь мне сделать что-либо для тебя, хотя ты отправляешься на край света. Вил-люм, мне кажется, я тебя уже больше не увижу.В этот момент старик покачнулся, и слуга ухватил его за рукав. Старик им слабо улыбнулся, помахал рукой и покинул покои.Они вошли в здание через боковые ворота, но сейчас их проводили через покои, и они вышли в огромный, закрытый со всех сторон двор. В центре стояла круглая громадная башня. Она, наверно, была Мафусаиловых лет, и камни ее стали серыми от старости. Их окружало еще множество башенок и каменные стены с бойницами и проходами в виде арок. У малышки Бетси глаза округлились от восхищения.— Папа, — шепнула она. — Этот милый старичок всегда тут живет?— Почти всегда, малышка.— Это всё его дом?— Да, но ему все это нужно. Понимаешь, его все время окружают сотни людей.— Папа, если он так беден, что не может зажечь камин, зачем ему такой огромный дом?— Он не беден. У него огромные доходы, но ему также приходится платить жалование этим людям. У него примерно дюжина сыновей, обладающих даром копить долги, которые время от времени гасит их отец. Поэтому он считает себя бедным и пытается по мелочи экономить. Ну, подобно тому, чтобы не разжигать в комнатах камины. Он иногда жестоко относится к людям, которые… могли бы кое-что у него попросить, если бы захотели…— Ты хочешь сказать, что в других комнатах у него горит огонь? Он посылает визитеров, которые бедны и должны ехать в колонии в те комнаты, где холодно и не горит огонь?«Как она могла додуматься до этого? — подумал про себя отец. — Когда-нибудь им придется все рассказать».Они помолчали, пока малышка разглядывала вокруг себя древнюю красоту.— Папочка, ты болен? — спросила Вильяма дочь.— Нет, у меня все в прядке со здоровьем. А почему ты спросила об этом?— Ну, старик сказал, что у тебя в шею вступило.Отец захохотал.— Бетси, это не значит, что у меня на самом деле болит шея. Это просто особое выражение, и оно означает, что когда я что-то решу, меня сложно переубедить. Понимаешь, он меня иногда просил о чем-то, но я никогда не соглашался на это. Тебе холодно?— Да, папочка, я замерзла.— Тогда нам следует побыстрее уйти отсюда, найти теплое местечко, где мы сможем выпить чай и съесть сахарную булочку.Бетси радостно согласилась.— Да, папочка. Но если тебе все равно, мне бы хотелось выпить шоколад. Джейн и я предпочитаем пить шоколад, а не чай.— Хорошо, мы закажем шоколад.Когда они сидели в тепле, и Бетси принялась уничтожать сахарные булочки, она внезапно перестала есть и задала вопрос:— Папа, а маме хочется поплыть на большом корабле на этот остров?— Конечно, дорогая. Ей будет там хорошо. У нас будет большой красивый дом, сад, лошади, а слуги будут делать всю работу. — Отец внимательно взглянул на дочь. — Почему ты спрашиваешь, Бетси?— Потому что когда я как-то проснулась, когда было поздно и темно, я слышала, как плакала мама.
Господин Бэлкум полностью отвлекся от стоящих перед ним проблем и со вздохом произнес:— Он хотел это сделать и действительно намеревался кое-что сделать для нее. Но сейчас уже поздно.Миссис Бэлкум удивленно посмотрела на него.— Вильям, о чем вы говорите?Он начал извиняться.— Я думал, дорогая, о том, что случилось несколько лет назад. До того, как у старого короля начались нелады с умственным здоровьем. Простите меня. 4 В это мгновение стук копыт возвестил, что домой возвратились дочери. Залаяли собаки, и что-то говорили слуги. Бетси весело насвистывала, когда они вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Они от души повеселились на вечеринке. В руках у девушек были жестяные рожки, а на головах яркие бумажные шляпы. На Джейн был надет высокий колпак ведьмы, а Бетси надела треуголку, весьма напоминавшую знаменитую шляпу Наполеона.Вильям Бэлкум буквально остолбенел и резко сказал:— Сними сейчас же, Бетси! Ты никогда не должна ее надевать.Девушка была настолько поражена, что Бэлкум сразу пожалел о своем резком тоне, на самом деле вызванном статьей в газете.— Прости меня, Бетси. Но существует причина, по которой вам не следует открыто выражать свои симпатии. Если хочешь, оставь шляпу на память. Но помни: больше никогда ее не надевай.Девушка сняла шляпу и в недоумении смотрела на отца. Потом она подошла к нему поближе и грустно спросила.— Папа, что случилось?— Малышка, — сказал Бэлкум называя ее так впервые за долгое время. — Сейчас кажется все идет не так.— Но в чем дело, папа?Вильям умоляюще взглянул на жену.— Дорогая, вы им все расскажете? Вопрос такой деликатный, что будет лучше, если все объяснит мать. Мне… мне нужно уйти, придется нарушить правило и выпить виски до обеда.— Да, Вильям, тебе это необходимо. Я все объясню Джейн и Бетси. Вильям Бэлкум медленно потягивал виски и снова вспоминал события дня. Может, этот солдафон в «Плантейшн-Хаус» был прав? Возможно, он должен был сделать что-то, чтобы предупредить случившееся? Наверно, он не полностью осознал собственную ответственность в воспитании таких прелестных дочерей?Он был уверен, что они не сделали ничего дурного и прилично себя вели с уважаемым гостем дома. Это все была гнусная ложь, чтобы очернить Наполеона.Бэлкум понимал, что Бетси вела себя с Наполеоном безупречно. Отец до сих пор считал ее такой же маленькой девочкой, какую он брал с собой в замок накануне их отплытия на Святую Елену.Он еще раз все внимательно обдумал и решил, что не стоит себя ни в чем винить.Господин Бэлкум подошел к окну. На западе можно было разглядеть «Плантейшн-Хаус» в зареве огней. Днем он узнал, что губернатор дает торжественный ужин и среди гостей будет Моншеню.Бэлкум мрачно глядел в сторону официальной резиденции и думал о том, как будет принят француз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Вильям Бэлкум получил записку. Она была совсем краткой, написана четко и ясно. Он взял с собой младшую дочь (Джейн в это время болела), и они отправились в старинный каменный замок, стоящий на невысоком склоне холма. Прошли через входные высокие ворота, потом слуга повел их по длинному холодному коридору в гостиную. Это было мрачное помещение. На стенах висели темные портреты. Камин был огромным, закопченным, не горел огонь.Бетси прикрыла носик меховым воротником плаща и сказала.— Бр-р-р, папа, как здесь холодно!К ним вышел старик. Он держал руки в больших карманах твидового сюртука. И сейчас, когда прошло много лет, и Вильям вспоминал эту сцену, он даже мысленно никак не называл по имени этого старика. Но в тот момент он внимательно и взволнованно изучал его. Когда-то этот старик был высокого роста, но теперь он сильно горбился. Морщинистое лицо прежде было румяным и полным, сейчас же было ясно, что он болен. Слуга в черной униформе поддерживал его под руку и пытался направить к креслу, но старик оставался своевольным и, приволакивая ноги, подошел ближе к посетителям.— Так, Вил-люм! Сколько лет, сколько зим! Прошло много времени. Но почему? Почему так долго?Он вытащил руку из кармана и провел ею по лбу, как бы пытаясь снять паутину старости и забвения.— Как насчет тебя? О, да, ты уезжаешь. В колонии. На остров Святой Елены, так? Это такая маленькая колония, но там всегда бывает спокойно. Вил-люм, тебе там будет хорошо, ты будешь стоять на собственных ногах, и тебе будет приятно осознавать, что торговля колонии в руках джентльмена.Вильям Бэлкум поклонился, собираясь что-то ответить, но в этот момент старик обратил внимание не Бетси.— Это твоя дочь? Она меня никогда не посещала. Джейн, да? Нет, не Джейн. Тогда это… — он долго молчал, как бы пытаясь вспомнить ускользавшее от него имя маленькой девочки. — О, да, Элизабет. Ты Элизабет.Малышка присела, как ее учила мать. На ней была надета шляпка с такими полями, что они совершенно скрывали ее лицо. Старик протянул дрожащую руку и отогнул поля.— Так, так, так, — сказал он более мягким тоном. — Какая хорошая девочка. Она к тому же очень мила, верно? Вил-люм, как я был бы счастлив, если бы у меня была такая дочка… или внучка… Что, Что? Мои дочери все меня покинули. Они вступили в брак и разъехались в разные стороны, и у меня остались только ужасные сыновья.Его лицо немного просветлело.— Здесь вокруг слишком много мальчишек. И я не знаю, откуда они появились. Я позволю тебе выбрать парочку-троечку и поменять их на одну милую маленькую девочку.От их дыхания в воздухе поднимались клочки пара. Слуга в черном пытался отвести старика туда, где было более уютно и тепло и ярко горел камин. Старик нетерпеливо от него отмахнулся.— Моя маленькая, — сказал он, улыбаясь, Бетси. — Ты мне не сказала, правда ли, что твое имя Элизабет.— Сэр, меня всегда называют Бетси, — раздался тоненький голосок.— Бетси? Чудесно, прекрасно. Это настоящее английское имя. Ты бы хотела пожить здесь со мной? Мне кажется, что тебе тут понравилось бы. Много комнат, много нарядов и игрушек, которые ты только пожелаешь. Тебе прислуживали бы слуги… Что, что?Бетси перед визитом объяснили, что она должна делать, но не предусмотрели, что она должна отвечать. Все решили, что она просто будет молчать. Девочка отрицательно покачала головой.— Что, что? — воскликнул старик. — Я тебе не нравлюсь?— О, вы мне нравитесь. Вы добрый, хотя у вас не горит камин. — У малышки от холода застучали зубы. — Н-н-но мне больше нравится мой папа.— Когда ты придешь ко мне в другой раз, я прикажу разжечь огромный огонь и приготовить сладкий чай. — Он тронул Бэлкума за руку, — твоя девочка говорит только правду и не притворяется, Вил-люм. Мне она очень понравилась. Когда-нибудь я для нее сделаю что-нибудь хорошее. — Ведь ты такой упрямый [xvi] xvi
В английском тексте здесь употреблено слово «stiff-neckece» {другое значение — боль в шее).
и не позволишь мне сделать что-либо для тебя, хотя ты отправляешься на край света. Вил-люм, мне кажется, я тебя уже больше не увижу.В этот момент старик покачнулся, и слуга ухватил его за рукав. Старик им слабо улыбнулся, помахал рукой и покинул покои.Они вошли в здание через боковые ворота, но сейчас их проводили через покои, и они вышли в огромный, закрытый со всех сторон двор. В центре стояла круглая громадная башня. Она, наверно, была Мафусаиловых лет, и камни ее стали серыми от старости. Их окружало еще множество башенок и каменные стены с бойницами и проходами в виде арок. У малышки Бетси глаза округлились от восхищения.— Папа, — шепнула она. — Этот милый старичок всегда тут живет?— Почти всегда, малышка.— Это всё его дом?— Да, но ему все это нужно. Понимаешь, его все время окружают сотни людей.— Папа, если он так беден, что не может зажечь камин, зачем ему такой огромный дом?— Он не беден. У него огромные доходы, но ему также приходится платить жалование этим людям. У него примерно дюжина сыновей, обладающих даром копить долги, которые время от времени гасит их отец. Поэтому он считает себя бедным и пытается по мелочи экономить. Ну, подобно тому, чтобы не разжигать в комнатах камины. Он иногда жестоко относится к людям, которые… могли бы кое-что у него попросить, если бы захотели…— Ты хочешь сказать, что в других комнатах у него горит огонь? Он посылает визитеров, которые бедны и должны ехать в колонии в те комнаты, где холодно и не горит огонь?«Как она могла додуматься до этого? — подумал про себя отец. — Когда-нибудь им придется все рассказать».Они помолчали, пока малышка разглядывала вокруг себя древнюю красоту.— Папочка, ты болен? — спросила Вильяма дочь.— Нет, у меня все в прядке со здоровьем. А почему ты спросила об этом?— Ну, старик сказал, что у тебя в шею вступило.Отец захохотал.— Бетси, это не значит, что у меня на самом деле болит шея. Это просто особое выражение, и оно означает, что когда я что-то решу, меня сложно переубедить. Понимаешь, он меня иногда просил о чем-то, но я никогда не соглашался на это. Тебе холодно?— Да, папочка, я замерзла.— Тогда нам следует побыстрее уйти отсюда, найти теплое местечко, где мы сможем выпить чай и съесть сахарную булочку.Бетси радостно согласилась.— Да, папочка. Но если тебе все равно, мне бы хотелось выпить шоколад. Джейн и я предпочитаем пить шоколад, а не чай.— Хорошо, мы закажем шоколад.Когда они сидели в тепле, и Бетси принялась уничтожать сахарные булочки, она внезапно перестала есть и задала вопрос:— Папа, а маме хочется поплыть на большом корабле на этот остров?— Конечно, дорогая. Ей будет там хорошо. У нас будет большой красивый дом, сад, лошади, а слуги будут делать всю работу. — Отец внимательно взглянул на дочь. — Почему ты спрашиваешь, Бетси?— Потому что когда я как-то проснулась, когда было поздно и темно, я слышала, как плакала мама.
Господин Бэлкум полностью отвлекся от стоящих перед ним проблем и со вздохом произнес:— Он хотел это сделать и действительно намеревался кое-что сделать для нее. Но сейчас уже поздно.Миссис Бэлкум удивленно посмотрела на него.— Вильям, о чем вы говорите?Он начал извиняться.— Я думал, дорогая, о том, что случилось несколько лет назад. До того, как у старого короля начались нелады с умственным здоровьем. Простите меня. 4 В это мгновение стук копыт возвестил, что домой возвратились дочери. Залаяли собаки, и что-то говорили слуги. Бетси весело насвистывала, когда они вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Они от души повеселились на вечеринке. В руках у девушек были жестяные рожки, а на головах яркие бумажные шляпы. На Джейн был надет высокий колпак ведьмы, а Бетси надела треуголку, весьма напоминавшую знаменитую шляпу Наполеона.Вильям Бэлкум буквально остолбенел и резко сказал:— Сними сейчас же, Бетси! Ты никогда не должна ее надевать.Девушка была настолько поражена, что Бэлкум сразу пожалел о своем резком тоне, на самом деле вызванном статьей в газете.— Прости меня, Бетси. Но существует причина, по которой вам не следует открыто выражать свои симпатии. Если хочешь, оставь шляпу на память. Но помни: больше никогда ее не надевай.Девушка сняла шляпу и в недоумении смотрела на отца. Потом она подошла к нему поближе и грустно спросила.— Папа, что случилось?— Малышка, — сказал Бэлкум называя ее так впервые за долгое время. — Сейчас кажется все идет не так.— Но в чем дело, папа?Вильям умоляюще взглянул на жену.— Дорогая, вы им все расскажете? Вопрос такой деликатный, что будет лучше, если все объяснит мать. Мне… мне нужно уйти, придется нарушить правило и выпить виски до обеда.— Да, Вильям, тебе это необходимо. Я все объясню Джейн и Бетси. Вильям Бэлкум медленно потягивал виски и снова вспоминал события дня. Может, этот солдафон в «Плантейшн-Хаус» был прав? Возможно, он должен был сделать что-то, чтобы предупредить случившееся? Наверно, он не полностью осознал собственную ответственность в воспитании таких прелестных дочерей?Он был уверен, что они не сделали ничего дурного и прилично себя вели с уважаемым гостем дома. Это все была гнусная ложь, чтобы очернить Наполеона.Бэлкум понимал, что Бетси вела себя с Наполеоном безупречно. Отец до сих пор считал ее такой же маленькой девочкой, какую он брал с собой в замок накануне их отплытия на Святую Елену.Он еще раз все внимательно обдумал и решил, что не стоит себя ни в чем винить.Господин Бэлкум подошел к окну. На западе можно было разглядеть «Плантейшн-Хаус» в зареве огней. Днем он узнал, что губернатор дает торжественный ужин и среди гостей будет Моншеню.Бэлкум мрачно глядел в сторону официальной резиденции и думал о том, как будет принят француз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52