..
Но миг разбился вдребезги. Его выкинуло из сна так же внезапно, как перед этим кинуло в сон, что-то влажное и теплое стало вываливаться из его рук. Глаза у него открылись, и он едва успел подхватить руль буквально за минуту до того, как его "жигуленок" врезался бы в стенку тоннеля под Маяковской.
Ему истошно гудели сзади, а Федор весь покрылся холодным потом. Случившееся было пострашнее того, что произошло с ним в "Руне". А главное непонятно.
"Неужели это у меня последствия удара по голове?" - подумал Федор и пожалел, что поехал на машине. Теперь он должен был контролировать себя каждую секунду, но от напряжения, которое охватило его, неожиданно заломило в висках. Боль не была очень сильной, но раздражала его. Сразу испортилось настроение, а он ведь должен быть в форме.
Федор притормозил у обочины тротуара. И посидел немного, прикрыв веки. К восьми он уже опаздывал. Рядом припарковалась серебристая "Ауди", и Федор, окликнув вышедшего, видно, в магазин водителя, спросил у него средство от головной боли. Тот охотно принес ему анальгин и при этом заметил, что Федор очень бледен.
Летели минуты, в голове прояснилось, Федор осторожно вырулил в поток машин и приказал себе: еще немного... Надо продержаться...
Вот впереди замаячила высотка у Красных ворот, теперь поворот направо к Тургеневской. Когда он поставил машину во дворе знакомого дома и вышел из нее, у него дрожали колени, а ладони были мокрые, будто он только что вымыл руки. Часы показывали половину девятого.
Федор глубоко вздохнул и направился к подъезду. Чья-то тень метнулась из-за деревьев ему навстречу. Он невольно замер, но тут же узнал Светлану.
- Ну, Светка, ты испугала меня, - улыбнулся он, чувствуя, как окончательно отпускает его боль и былые страхи. Она была рядом, и этого достаточно. Федор хотел слегка приобнять ее, объяснить, почему он опоздал, но девушка неожиданно отскочила в сторону.
Федор с недоумением вгляделся в ее лицо, окинул взглядом странно напрягшуюся фигурку. В тусклом свете единственного фонаря он заметил, что лицо девушки то ли заплаканное, то ли она недавно умывалась, смыв весь макияж. Это лицо ужасало: на нем лежала печать страдания. Углы губ были опущены, невидящие глаза похожи на две черные точки, волосы свалились на лоб, будто примятая трава.
Федора охватило ощущение дурного предчувствия.
- Что это? - хрипло спросил он, показывая на разорванный ворот кофточки. - Что случилось, Светлана?
И тут девушка действительно заплакала, слезы градом катились по ее щекам. При этом она истерически всхлипывала, не делая даже попытки прикрыть лицо. Просто стояла и плакала, опустив безвольные руки.
- Ты меня с ума сведешь... - Федор встревоженно сморщил лицо, привлек ее к себе и начал гладить вздрагивающие плечи.
- Он... - отозвалась девушка каким-то сухим, перегоревшим голосом, - он изнасиловал меня...
Федор вытянулся, закрыл глаза, крепко зажмурился, вздрогнув всем телом, будто от озноба. Ему показалось, что он переступил порог нездешнего царства невыносимой боли. Он опустился в ад.
- Я убью его... - прошептал Федор и ощутил ржавый привкус ненависти во рту. - Я его убью, - повторил он и, оторвавшись от девушки, рванул в подъезд.
Двери в квартиру Збарского оказались незапертыми, видимо, после всего происшедшего он не закрыл их за убегавшей Светланой.
В голове у Федора стучал молоток невидимого клепальщика, а перед глазами прыгали красные искры, когда он миновал увешанную оружием прихожую и ворвался в кабинет хозяина.
Петр Петрович в халате сидел за письменным столом над какой-то толстой тетрадью, а перед ним стояли бутылка водки и рюмка.
Он взглянул на вошедшего совершенно отсутствующим взглядом. Федор был измотан, растерян, ошарашен; положение представлялось ему безнадежным.
- Мразь, - едва выговорил он. - Старый козел...
Больше, никакие слова не хотели связываться, казалось, Федор вообще забыл их, разучился говорить.
- Да что же это? - начал он снова, беспомощно оглядываясь. - Я ведь зека, а был пацан сопливый из барака... Вы же тут среди картин, о духовном СПИДе рассуждали, о Страшном Суде... А сами-то?
Поблескивала бронза старинных рам, и плыли куда-то воздушные корабли, почти такие же прекрасные, как в его сне... Федор услышал тихий хрустальный звон. Это от сквозняка позвякивали, качаясь, радужные подвески изящной лампы, стоящей на мраморной подставке возле открытой балконной двери.
Петр Петрович вместо ответа налил себе из бутылки еще стопку и лихо выпил. Потом посмотрел блеклыми, слезящимися глазами на Федора.
- Я-то дверь не стал закрывать, думал, она вернется... пробормотал он, обращаясь к самому себе. - Не вернулась, Петр... выходит, ты не ошибся...
Федора захлестнуло волной ненависти, он понял, что остатки его выдержки рухнули окончательно под этим напором, и он вот-вот превратится в слюнявого истерика, которого уже ничем не остановишь. Он отвел дрожащие руки за спину, пытаясь удержаться на краешке здравого смысла и воли. Но какой-то бес внутри кривлялся и приплясывал: "Что же ты? Скольких завалил, а они тебе такого не делали, девушку твою единственную, любовь твою не насиловали..."
- Не хочу, не хочу... - застонал Федор и обхватил ладонями голову. Она горела и пульсировала, словно уже не принадлежала ему, а превратилась в живой раскаленный шар, отделившийся от тела. Безысходность мысли об убийстве Збарского и собственном конце была уже за пределами горя.
"Неужели я решил, - подумалось ему, - что переродился за последние месяцы? Неужели моя любовь могла хоть как-то искупить целые годы разгула, лени, никчемности?.. А ученый старик? Неужели и он надеется, что дурное дело можно стереть, как мел со школьной доски? Я пропал... Я убью его".
Федор опустил голову и медленно достал нож.
- Что это? - спросил Петр Петрович, щуря свои покрасневшие глазки. - Нож? Вы убьете меня?
Лучше бы он молчал, или кричал истошным голосом, или оправдывался, просил на коленях прощения. Федор, почти теряя сознание, прислонился спиной к книжным полкам. Он промахнется, он не сможет...
- Не надо губить себя, - вдруг совершенно трезвым голосом произнес Збарский. - Я запрещаю... Вас посадят... Господи! Неужели вы ничего до сих пор не поняли? Бедный... Послушайте же, послушайте... - Он протянул вперед руки, будто хотел принять в объятия блудного сына. - У нее же есть Митя... Я... Я мешаю им... Ей... Она хочет все это... - Петр Петрович обвел руками комнату. Вы ей не нужны... Вернее... Ох, мне трудно говорить...
Збарский попытался встать, его мутило, глаза его, совершенно стеклянные, замерли на белом лице Федора.
- Я все разгадал... все понял... Ведь я же писатель, черт возьми... Она не смогла мне долго морочить голову. Я ей сказал... Поняли?
Руки и ноги у Стреляного онемели. Он теперь не то что нож поднять, шагу ступить не мог, а в затылок вонзились острые холодные иглы.
- Повторите, как? - жестяным тоном механически спросил Федор. Митя? Брат?
- Вот, вот, я здесь написал. - Збарский тыкал пальцем в раскрытую перед ним тетрадь. - Это мой дневник... Митя не брат... Она обманула... Она искала такого, как вы...
- Чтобы убить вас? - Федор жалобно улыбнулся. - И вся любовь?
- Вы не должны, нет, вы лучше ее, - закричал Петр Петрович, потому что улыбка Федора напугала его больше, чем оскорбления и ругань. - Мне так больно за вас... Она не стоит вас...
Он вышел на нетвердых ногах из-за стола. Тело его дернулось, и он быстро прижал кулаки ко рту, а потом бросился на балкон. Его жестоко рвало. Старик наклонился вниз, перевесившись через перила. Федор видел, как ветром взметнуло легкую штору, подняло полы его халата, обнажив худые старческие ноги.
"Осторожнее", - хотел крикнуть он и устремился к балкону, но на его глазах легкое тело старика, слишком сильно подавшегося вниз, вдруг исчезло...
Федор услыхал резкий стук об асфальт, а потом наступила тишина.
Все произошло настолько быстро, что Федор не успел опомниться. Он стоял около балкона, будто опоенный каким-то зельем. Потом что-то включилось внутри, наверное, чувство самосохранения. Федор схватил со стола толстую тетрадку Збарского, засунул ее во внутренний карман куртки, затем в прихожей надел первые попавшиеся ему на глаза кожаные перчатки и только тогда открыл замки, аккуратно вытерев их концом шарфа.
Выбежав во двор, первое, что он услышал, это отчаянные крики с той стороны дома. Наверное, прохожие обнаружили труп.
Светланы нигде не было видно. Нужно было немедленно уходить, но, не увидев девушки, он этого сделать не мог. Тогда он вышел со двора на соседнюю улицу и сразу же наткнулся на нее.
Светлана стояла, прислонившись к железной решетке ограды, и курила. Глаза ее были совершенно спокойны и холодны. И тут он понял, что ему нечего сказать ей.
- Ну, что? - спросила девушка, внимательно оглядывая его. - Он просветил тебя?
- Его нет... - тихо произнес Федор. - Теперь ты богатая наследница. Поздравляю.
Глаза Светланы расширились. Федор смотрел на нее, как на незнакомку. Но ведь и правда, как оказалось, он совсем не знал ее.
- Ты?.. - Она недоговорила.
- Нет, конечно, - горестно усмехнулся Федор. - Он был сильно пьян. Его рвало. Он выпал с балкона. Ты довольна?
Но девушке, казалось, чего-то не хватало. Федор догадался по выражению ее лица, что ее бесит его спокойное, невозмутимое поведение.
- Ты хоть поплачь о нем... Если сможешь... - Федор тоже достал сигарету. - Выкурим прощальную?
- Ты... - начала она... - Ты зверь... И как только ты мог подумать, уголовщина, что я с тобой... ты мне для одного только был нужен...
- Э, нет, барышня бывшая невеста... - Федор фамильярно похлопал ее по плечу. - Ничего не получится... Я не клюнул на это. Никаких выяснений. Хавай наследство и е...сь с братиком Митей. Вы оба страшнее любого блатного в Москве. А чтоб не пыталась меня втянуть в шашни с ментами, знай, я прихватил тетрадочку отчима. Он мне сказал: здесь все про вас...
Федор прижал ладонь правой руки к груди. Он боялся сейчас даже взглянуть на ее лицо, зная, что оно искажено злобой. Но все-таки взглянул, чтобы окончательно освободиться от всяких иллюзий и своих по-детски счастливых надежд.
Как он доехал до дома, Федор не помнил. Но первое, что сделал, это позвонил Семену и без всяких лишних слов объявил:
- Свадьба отменяется. - А потом рухнул на кровать не раздеваясь и пролежал всю ночь без сна, без слез, без чувств.
Утро наступило внезапно. Наверное, он все-таки забылся с рассветом, потому что солнце, светившее ему в лицо сквозь штору, показалось вестником возвращения из мрака.
Он прислушался: говор и бормотанье несчетных голосов, смех, шарканье ног по плитам тротуаров, звуки троллейбусов и машин, отчаянное буханье барабана в оркестре, наигрывавшем какой-то марш у входа в "Макдоналдс" на Арбате. День был в разгаре. Совсем не тот день, которого он ждал, день из какой-то другой жизни, которую ему еще предстояло начать сначала.
Трезвонил телефон, но подходить к нему не имело никакого смысла. Он донес бы до него голоса оттуда, куда ему не было возврата. Он не желал объяснений и не принял бы ни от кого сочувствия.
За эти сутки он, кажется, пережил все чувства, какие способен испытать человек: одиночество и страдание, ярость, потрясение и ужас. Нескончаемая одинокая мука терзала его сердце. Судьба поиграла с ним, как люди иной раз играют с букашкой, а под конец возьмут и раздавят ее ногой.
Но надо было жить. Ни водка, ни петля, ни разгул не могли бы освободить его сердце от страшных воспоминаний. Он должен попытаться переродиться. Вчера он умер, а сейчас на это солнце смотрит уже совсем иной человек;
Так говорил себе Федор, вставая. Он заставил себя умыться и даже позавтракал. Потом сам позвонил Сашке и попросил его вывезти из его квартиры всю эту дребедень, имея в виду новый костюм, дурацкие вазы и прочую туфту, которую он приготовил к свадьбе. Тот, не задавая лишних вопросов, выслушал его молча и осторожно спросил, когда лучше заехать.
Федор хотел ответить "сейчас", но его словно что-то толкнуло, он вспомнил, как обещал Аджиеву быть у того на даче к полудню. Но разве теперь все прежние обещания имели силу? И кто такой для него Аджиев в этой его новой жизни? Речь шла о дочери, да, Федор теперь все окончательно вспомнил. Артур Нерсесович почему-то решил доверить ему свою дочь, пока он поедет на какие-то важные переговоры.
И Федор предложил Сашке подъехать ближе к вечеру, а сам начал одеваться, недоумевая, зачем он это делает.
Насколько Федор знал, дочка вообще-то была безразлична хозяину. Но, может, сейчас, когда он едва не потерял жену, Артур Нерсесович по-иному оценил наличие родного существа в его жизни?
Сознание его непрошено вновь сорвалось в воспоминания: он вспомнил, как еще недавно мечтал о собственных детях. И прикусил до боли губу, проклиная себя за эту слабость. Он не должен и не будет вспоминать.
Машина стояла прямо у подъезда. Федор бросил ее вечером, даже не закрыв дверцы и не поставив на сигнализацию. К 12-ти он явно опаздывал, да еще неизвестно, не приключатся ли с ним по дороге вчерашние штучки, вроде сна за рулем. Но голова сегодня была ясная, как никогда.
Он ехал спокойно, не торопясь, убежденный в том, что выполняет свой последний долг перед Аджиевым. Его больше ничего не связывало с ним. Но и мыслей о будущем не было. Сравнение с чистой страницей сейчас подошло бы как нельзя более кстати. Это его шанс - начать с нуля.
Машина приближалась к повороту, и Федор увидел, как оттуда вынырнули два "шевроле" и на огромной скорости понеслись навстречу ему. Он невольно притормозил, зорко глянув на промчавшиеся мимо машины. Эти "кони" явно были не из "конюшни" Артура Нерсесовича.
В дачном поселке царила тишина. Рабочий день, конец лета... Федор вырулил в тупичок, откуда начинались владения Аджиева. Замелькал знакомый забор. Вот и ворота. Он затормозил так резко, что чуть не клюнул лицом в лобовое стекло: будка охраны зияла пустыми глазницами окон, а внутри ее разгорался пожар.
Федор, еще ничего не соображая, выскочил из машины и побежал к воротам. Весело распевали птицы, но уже тревожно, предвестьем несчастья, пахло горьковатым душным дымком.
Он увидел лежащего на крыльце одного из сторожей, безоружного, расстрелянного в упор, и рядом с ним двух убитых овчарок. Второго охранника, видно, разорвало в дежурке, когда они швырнули гранаты в окно.
Федор бросился бегом по дорожке вперед к дому, но по пути снова наткнулся на труп. Этот был чужой. Федор остановился, оглядываясь по сторонам. Ему не было страшно. Он надеялся услышать хотя бы какой-то стон или крик, но потом решил, что в живых они, конечно, никого не оставили.
У самого дома во фруктовом саду виднелись воронки от разрывов гранат, и Федор заметил на кустах клочья кровавого тряпья. Здесь был настоящий бой. И пленных не брали.
"Неужели это наяву?" - подумал Федор. Неужели этот чудовищный кошмар не исчезнет, если он закроет глаза, а потом вновь откроет их? Мозг его словно застыл, желая прервать нелепую пляску воображения. И в ту же минуту реальность снова завладела им и смела все. На пологих мраморных ступеньках лестницы, ведущей в дом, он увидел безжизненно лежащую девушку в розовом платье. Рука ее, окрашенная алым, была прижата к груди, будто она заслонилась ею от укусов смертельно жалящих пчел.
Бессильная ярость, дремавшая где-то в глубине души, теперь снова поднялась. Нет, проклятое прошлое все-таки настигло его. Лицо Федора покраснело и напряглось. Этот удар он отбить не мог, он опоздал, а если бы приехал вовремя, то лежал бы сейчас в луже крови, как и другие, под этим высоким и ясным небом, среди благоухания цветов... И все? Он огляделся вокруг мутными, больными глазами и зачем-то поправил юбочку убитой горничной, задравшуюся слишком высоко.
- И все? - спросил он теперь вслух. И тут же увидал в проеме широко распахнутых дверей худенькое существо в брючках и черненькой маечке.
- Всех убили... - тоненьким детским голосом сказала возникшая как бы ниоткуда девушка, такая бледная, что глаза ее казались черными как смоль. Я спряталась на втором этаже, когда услышала выстрелы, а вот Соня...
Девушка говорила, но при этом старалась не смотреть на лежащую на ступеньках горничную.
- Вы... дочь... - Федор даже не знал ее имени.
- Лиля... - тихо сказала девушка и показала рукою на бассейн: Там тоже...
Федор приблизился к бассейну: жемчужно-розовая вода в нем приобрела бурый оттенок, а на самом дне легонько покачивались на мозаичном полу два мужских тела и трупик застреленного сенбернара. Длинная его шерсть колыхалась, словно водяное растение.
Девушка, как сомнамбула, спустилась вниз и доверчиво подошла к Федору.
- Они бегали по дому. Я так боялась, что меня найдут... - сказала она.
- Бегали? - переспросил Федор. - Все разгромили, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38