парень обладает способностью проваливаться сквозь землю. Зяма Павлычко даже к Звонареву на хату послал гонцов, но тот утверждал, что не видел Стреляного уже давно. Конечно, Федор, наверное, торчал уже на своей новой службе у Аджиева, но туда добраться у Мирона никаких возможностей не было. Оставалось ждать, что Стреляный объявится сам.
А Федор в это время находился в Мытищах.
Они целый день, лежа в постели, крутили старые пластинки на не менее старом, обшарпанном проигрывателе. Целая кипа их в обветшавших, истрепанных конвертах лежала в ящике, стоящем подле балкона. Девушке даже не нужно было читать названия, она знала каждый конверт по замусоленному колеру. Булькал кофейник на кухне, они целовались и слушали незатейливые песенки из того прошлого, в котором их не было.
Где-то почти под вечер он уговорил ее одеться и отправиться наконец в загс, чтобы подать заявление.
Она на этот раз не сопротивлялась, но была как-то бесшабашно оживлена, словно решилась на поступок, которого от себя не ожидала. Всю дорогу до загса она подшучивала над собой и Федором, но он не вникал в ее слова, звучавшие временами ядовито. Она почему-то заговорила о браке и сексе как о расхожей дешевой и потому катастрофической скуке. Сказала, что всегда мечтала о путешествиях, а не о пеленках и ночных горшках. Но Федор, счастливый, делал вид, что она маленькая глупая девочка, которой очень хочется поломаться перед тем, как получить долгожданный подарок.
- Будет все, как ты захочешь... - смеялся он, слушая ее колкости.
Он видел себя глазами постороннего: строен и привлекателен, смел и надежен, а эта маленькая ведьмочка рядом пусть немного покапризничает, она все равно принадлежит ему. Чуть-чуть стервозности в женщине ему даже нравилось. Иначе было бы слишком просто, а потом - он не верил в ангелов во плоти.
Выйдя из загса, казенного вида небольшого кирпичного домика, утопавшего в зарослях боярышника, он купил Светлане у первой же попавшейся бабки букетик нежно-розовых подмосковных роз. Ему хотелось растопить необычную серьезность в ее глазах, но девушка прячет лицо в нежных лепестках, и странное редкое выражение он замечает на этом лице: усталости и отвращения к жизни. Но, скорее всего, он ошибается. Потому что в следующий миг ее пухлые влажные губы слегка касаются его щеки, он чувствует дрожание ее язычка и, сдерживая вспыхнувшее желание, увлекает ее в ближайшее кафе.
Воспоминание об этом вечере сохранится у него в памяти в виде клочков и обрывков: пляшущий серебристый свет, вой саксофонов и неотвязный пряный запах каких-то экзотических кушаний, смешанный со сладким запашком марихуаны. Они сидят со Светланой на белой кожаной кушетке. Джаз хлещет им в лицо. Федор чувствует, что атмосфера в небольшом зале сочетает вместе отчаяние и непривычную для таких заведений вялость. Но ему плевать на этих худосочных юнцов, посасывающих из кулька травку, на их развязных, ярко раскрашенных подруг.
Он хочет отпраздновать свой день, день обещаний и больших надежд. Они идут танцевать, потому что заиграли какую-то ритмичную попсу. Светлана прижимается к нему, словно ища защиты от этого враждебного мира, грозящего раздавить их своей прозой и жестокостью. Но Федор держит ее крепко и уверенно. Пока он с ней, ей ничего не грозит. А он будет с ней всю жизнь.
- На всю жизнь? - спрашивает он, пристально глядя в ее кажущиеся ему совсем детскими глаза.
- Я боюсь загадывать, я суеверна, - ответила она, тряхнув пушистыми волосами.
Снова гаснет свет, и он не видит больше выражения ее лица. А когда серебряное сияние ламп вновь вспыхивает, веки Светланы прикрыты, лишь мечтательная улыбка скользит на ее губах.
Наутро, возвращаясь в электричке в Москву, Федор ругает себя за то, что и теперь не признался Светлане в том, что они богаты. Что ей не о чем беспокоиться, она сможет и попутешествовать, и не отказывать себе ни в чем. Он только плохо представляет, как это он вдруг остепенится и осядет на каком-то одном месте, будет просто жить, наслаждаясь покоем и семейными радостями. Ему самому ведь нужно очень мало, и он не умеет, не знает, как пользоваться деньгами так, чтобы жизнь текла в роскоши и безделье, день за днем... Всегда... Он боится этого "всегда" и не знает, где, в каком месте земли выбрать тот угол, в каком он не рехнется от тоски. Может быть, в Австралии?
Федору становится смешно, потому что за окнами поезда уже неотвратимо мелькает Москва, Молох, требующий все новых и новых человеческих жертв. Сумеет ли он перехитрить, обмануть его, вывернуться, чтобы стать недостижимым для его огненной пасти?
Вот почему он промолчал, не рассказал девушке о целом состоянии, которым владеет. Он не свободен. Ему пора было завязать и с Аджиевым, и с обитателями "Руна". И он сделает это. Семен обещал ему все устроить с паспортами и визами. Остался последний рывок.
...С вокзала Федор звонит Сашке и обозначает ему свои предполагаемые маршруты. Тот сообщает, что у Звонаря есть для него информация.
Федор обещает посетить "Утес" этим вечером, а затем ловит машину и едет на Смоленскую. На автоответчике голос Калаяна передает ему пожелание хозяина о встрече. Не задерживаясь в городе, Федор тут же отправляется на своей машине на дачу к Артуру Нерсесовичу. Новостей у него для Аджиева нет, но, наверное, тот сам хочет сказать что-то важное, раз вызывает к себе.
О Моте говорить что-либо Аджиеву пока рано. Его фигура остается для Федора в тени. Наверное, Семен как раз сможет сообщить какие-нибудь подробности, ведь он просил его после пьянки в "Руне" узнать побольше об этом человеке.
Вот и поворот, где стреляли в Аджиева. Федор замедляет скорость и въезжает на тенистую лесную дорогу. Еще немного - и он у знакомых ворот.
Первое, что он узнает от Артура Нерсесовича, это известие об интервью Раздольского, данное им английской газете. Видимо, какие-то крайние обстоятельства вынудили пойти адвоката на этот шаг, размышляет Федор и, конечно, догадывается об этих обстоятельствах. Но Аджиева, конечно, не умаслишь подобной лабудой, уж он-то знает, что никто не вынуждал Раздольского пойти против хозяина. Такая заискивающая просьба о прощении вряд ли подействует на него. Ну, а что должна чувствовать Елена в этих обстоятельствах? Получается, что таким образом он косвенно предает ее. Или, наоборот, бросает спасательный круг?
Аджиев курит трубку и следит за лицом Федора, читающего ксерокс.
- Наизусть учишь? - наконец ехидно спрашивает он.
- Думаю, - откликается тот.
- Какая сволочь, хотел бы я знать, помогла ему бежать? надувается Аджиев.
- Наверное, те, кто его охраняли. Крот погиб, а "мочить" зря никому неохота, - веско говорит Федор. - Отстегнул, наверное, за спасение-то...
- Уж, конечно... - смеется Аджиев. - Теперь на мели сидит. Я ведь позаботился один его счетик прикрыть. На всякий случай. И вот - не ошибся, жив курилка! В Англии он на фиг никому не нужен и с бабками, а без бабок - вообще хана. Англия - строгая страна. - И добавляет: - У тебя нет для меня новостей?
Федор рассказывает про попойку, живописуя "голубые" нравы помощников Шиманко.
Аджиев опять смеется, глаза его довольно блестят.
- Вот собрал компанию, - говорит он. - Такая мода пошла сейчас. Против них - ни-ни... Большую власть взяли. Но мне они не указ. "Голубые" они или "розовые", с ними мне одной дорожкой не ходить. Ты сейчас поедешь туда?
- Да, - отвечает Федор. - Поеду отмечусь. Может, какие цэу получу.
Аджиев отпускает его, а сам достает из сейфа деловые бумаги. Завтра прием у вице-премьера, следует еще раз продумать линию поведения.
Он приезжает в "Руно" на своих "Жигулях". Больше скрываться нечего. Он официально работает у Аджиева и получил машину в пользование.
Его встречает Мирон с кислым выражением на физиономии.
- Ищем тебя, ищем, - говорит он. - Ты боссу нужен.
Он сразу же проводит его в кабинет Шиманко на второй этаж, а сам уходит. "0-го, - думает Федор, - отлучили, что ли, от высочайшего внимания?"
Генрих Карлович встречает его приветливо и поздравляет с новой службой. Все это выглядит несколько комично, потому что Федор знает цену его словам. И, конечно, Шиманко буквально распирает от желания узнать какие-нибудь фактики о предполагаемом компаньоне.
Федор выкладывает ему историю про Раздольского и его интервью, рассказывает о реакции Аджиева.
- А фамилий не упоминал? - осторожно спрашивает Шиманко.
- Каких фамилий? - удивляется Федор.
- Но ведь этот Раздольский говорит о нашем "Руне"! - На лице Генриха Карловича заметно некоторое смущение.
- Аджиев знает про Купца, - говорит Федор. - Знает, что его выставили отсюда. Ему сейчас не до этого. Слышал краем уха, что занят каким-то новым проектом приватизации.
Шиманко внимательно смотрит на Федора, сейчас его опять царапнула мысль о том, что слишком полагаться на его слова нельзя. С другой стороны, он радуется про себя, что вовремя убрал Купца. Нечего было с ним цацкаться. Левочкин здесь не прав.
- А как вы думаете, Федор, - неожиданно спрашивает Шиманко, - ваш этот новый хозяин простит Раздольского? Забудет эту историю?
- Я его еще плохо знаю, - пожимает плечами Стреляный, - но то, что слышал о нем... Нет, думаю, этой истории он не забудет.
Шиманко удовлетворенно откидывается в кресле. Его серые глаза темнеют. Тут парень, похоже, не соврал. Генрих Карлович сцепляет пальцы крупных рук и задумывается. А потом говорит спокойно сидящему Федору:
- Мне кажется, что вы очень рискуете, согласившись помогать нам... За вами не следят? Ну, куда вы едете и так далее?..
- За мной следят, - невозмутимо соглашается Федор. - Ваши люди следят за мной. Только напрасный это труд. Вы Мирону скажите, пусть не суетится.
Шиманко на мгновение немеет, а потом тихо говорит:
- Я не знал... Выясню...
Федор поднимается и, попрощавшись, выходит, пообещав заезжать.
Ярости оставшегося в одиночестве Генриха Карловича нет предела. Кажется, обыкновенный уголовник-рецидивист переигрывает его вместе со всей его командой. Идиот Мирон совершенно не способен наладить никакое дело, набрать профессиональных людей, а этот Зяма Павлычко со своими амбалами годится только "чистить" палаточников и всякую мелкую шушеру.
Шиманко даже не хочет приглашать Витебского, чтобы дать ему нагоняй. Все бесполезно, если у человека нет умения и мозгов. Историю с фальшивыми авизовками Мирон смог провернуть, но он не годится для оперативной работы, а Зяма - птица не того полета, чтобы наладить службу безопасности. Шиманко опять вспоминает Левочкина, его наказ о том, чтобы Генрих Карлович "почистил" свою компанию. Он займется этим. Сейчас для него главное завтрашняя первая встреча с Артуром Нерсесовичем.
Он набирает номер одного из помощников вице-премьера, бывшего тележурналиста, и просит того не забыть свое обещание познакомить его с Аджиевым. Тот даже удивляется напоминанию старого знакомого и успокаивает его, что все будет в порядке.
"Не дергайся, - приказывает себе Шиманко. - Еще не вечер".
В этот вечер в "Утесе" Федор необычно оживлен. Ребята же, собравшиеся на встречу с ним, как-то даже удивлены его состоянием. Мишка, Семен, Саша с Коляном серьезны и даже мрачноваты. Но Федор старается не обращать внимания на их недоуменные лица. Они не понимают: он для себя поставил точку. Теперь важно расписать все свои действия в определенной последовательности - и, прощай Москва.
- Вы придете на мою свадьбу? - неожиданно спрашивает он, вызвав бурю самых противоречивых чувств: от удивления до восторга.
- Ну, нашел время... - бурчит Звонарь, пожимая плечами. - На сковороде сидишь...
- Когда? Когда? - кричат остальные.
- Третьего сентября, - с важностью говорит Федор. - Смотрите же! Я вас приглашаю.
- Да подожди, Федор, - пытается охладить его пыл Звонарь, - вот не думал, блин, что ты такой шебутной...
- А русский человек как? - смеется Стреляный. - Если вскочил, его не удержишь. Братва, у меня такая девушка!
- Когда ж ты успел? - усмехается Семен.
- Старая любовь... - загадочно замечает Федор.
Он просит Звонаря, чтобы принесли шампанского, но все кривятся, и дело кончается хорошей водкой, которая и пьется от души под копченую селедочку с отварным картофелем и зеленью.
- А теперь к делу, к делу, братишки, - возвращает друзей к реальности Стреляный, когда выпито за предстоящее великое событие в жизни Федора Артюхова.
И Мишка передает ему то, что узнал Глухарь о Моте Шклявом, верную информацию о таинственном тихом человеке, держащем в руках секреты почти всей великосветской Москвы.
- Ух, ты... - Федор переглядывается с Семеном.
Уж на что Звонарь в курсе всех московских дел в уголовном мире, но такого и он не предполагал.
- Сколько выпито с ним, - удивляется Семен. - Шклявый и Шклявый... Ну, знал, что он недоделанный, но такое...
- Да черт с ним... - машет рукой Федор. - Нам на его половые проблемы и прочее наплевать, мне бы поговорить с ним...
- А знаете, - серьезно произносит Сашка, - здесь все не так просто. Уж поверьте мне, я - профессионал, его гэбэ вело раньше, а сейчас он наверняка у фээсбэ на крючке. Такие люди при всех властях не тонут и в огне не горят, пока от них "организация" не откажется. С ним осторожнее надо. Его на испуг не возьмешь. За ним - сила. Он-то знает это. Ты, Федор, со своей кавалерийской атакой рискуешь головы лишиться. Здесь ювелирная работа нужна. У тебя не получится. Ты по натуре Чапаев.
Федор пытается возражать, но Семен резко осаживает его:
- Ты слушай лучше, что умные люди говорят, а то будет тебе свадьба...
- Не каркай, - взрывается Стреляный, но видно, что он озадачен.
- Предлог для встречи с ним - простой. Я ведь сам к нему собирался... Тебе, Федор, загранпаспорта и визы нужны? Да? Сам к нему за этим пойдешь, скажешь - от меня... А там - действуй по обстоятельствам, - говорит Звонарь. - Я тебе адресок дам. Он на квартире принимает лишь самых доверенных. Но мое имя для него кое-что значит. Я его однажды выручил...
Пора расходиться. Мишке надо успеть на последнюю электричку. Федор подсаживается к нему и что-то долго говорит шепотом. Мишка слушает внимательно, согласно кивает. А потом спрашивает:
- Сам-то не приедешь?
- Пока нет, - отрезает Федор. - Дело сделаем - тогда.
Все они уже стоят буквально на выходе, когда дверь открывается и появляется невозмутимый бармен. Обращаясь к Семену, он говорит:
- Только что Зяма приезжал. С ним - двое. В машине еще один. Тебя спрашивал, Звонарь... Я сказал, сегодня не заезжал...
Семен спрашивает, много ли еще посетителей в зале, задумывается. Колян с Сашей начинают убеждать его, что их в лицо Зяма не знает, поэтому им выходить первыми. На улице они осмотрятся, машина у них стоит в дальнем конце двора, если все нормально, то посигналят. Звонарь колеблется. Приезд Зямы не нравится ему. Он уверен, что они ищут Федора. А Федор совершенно в этом не убежден, да и зачем это он им вдруг понадобился? Они спорят с Семеном, а потом решают, что Мишке в любом случае лучше ночевать в "Утесе". Поедет с утра, а сейчас не стоит рисковать.
- Вы с Игнатом - главная сила, - убеждает его Стреляный, и Мишка соглашается.
Колян с Сашей спускаются вниз. В зале уже убирают столы, но еще играет музыка и несколько человек за столиком у окна продолжают громко и пьяно спорить о чем-то.
Они выходят на улицу, огибают коробку "Утеса" и устремляются во двор. Здесь тихо, пустынно, фонари, как и во многих московских дворах, не горят. Их старенький "жигуленок" стоит у одного из подъездов.
Сашка садится за руль, а Колян отходит в кусты, постепенно обследуя весь двор по периметру: никого. Возвращается. Они подъезжают к дверям "Утеса", дают слабый сигнал. Звонарь появляется с черного хода, почти невидимый в темноте, быстро садится к ним. Федор подходит последним, прощается, свою машину он поставил в соседнем дворе.
"Жигуленок" отъезжает, но у самого выезда на дорогу, буквально через три минуты, Колян без всяких объяснений просит высадить его. Он вновь исчезает во дворе. На пустынной магистрали Сашка, нарушая правила движения, выруливает в том же направлении, куда убежал Колян.
А Федор, не торопясь, закурив сигарету, шел проходным двором. Он не успел ничего услышать или сообразить, как из кустов, обрамлявших дорожку, на него обрушились двое. Если бы они хотели убить его сразу, он был бы уже убит, но, видно, им надо было захватить его живым. Федор сообразил это, когда они повисли на нем, заломив ему руки за спину.
"Эх, ребята", - с отчаянием подумал Федор и расслабился, дал понять нападавшим, что смирился, сопротивляться не будет. Его волокли по дорожке, впереди, совсем рядом, замаячил темный силуэт автомобиля.
Внезапно их накрыл сзади дробный топот чьих-то бегущих ног. Тащившие Федора мужики застыли на миг, но в ту же минуту Стреляный услышал глухой треск и почувствовал, что правая его рука свободна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38