Я был уже почитай что на том свете. И тут сквозь лихорадочную дымку, застилавшую взор, вдруг с совершенной ясностью увидал свой посох, который я по-прежнему держал на отлете, так что рукоятка с драконьей пастью легонько покачивалась в соблазнительной… в восхитительной… в спасительной для меня близости от детородных органов сэра Юстуса, контуры которых выгодно обрисовывала тонкая ткань панталон.
Я нажал на нижнюю кнопку, и четырехдюймовое лезвие с легким щелчком выдвинулось из пасти дракона, едва не коснувшись весьма и весьма уязвимого фрагмента организма сэра Юстуса.
От слуха последнего не ускользнул тонкий звон пружины, и потому сэр рыцарь инстинктивно опустил глаза… И то, что он увидел, заставило его окаменеть на месте. Что же до Кореолиса, то он, не ведая об опасности, которой нежданно-негаданно подвергся его товарищ, подобрался ко мне сбоку и в свою очередь занес над головой свой короткий меч. Не иначе как решил рассечь меня на две половины.
— На вашем месте я бы с этим повременил, — посоветовал я ему с ледяным спокойствием, удивившим меня самого.
Толстяк мгновенно оценил степень опасности, в которую был ввергнут по моей милости сэр Юстус, и лицо его, и без того багровое от злости, стало медленно приобретать пурпурный оттенок. Остальные понемногу подтянулись ближе к месту сражения. Дамы издали сконфуженные смешки и тотчас же отступили на несколько шагов в сторону.
— Ты не посмеешь… Ты… Только попробуй! — просипел Кореолис. В голосе его, однако, не было и тени уверенности. Меч свой он по-прежнему держал поднятым над головой. Но опускать его на мой тощий живот отчего-то не торопился.
— Вашим мечам пришлось бы преодолеть расстояние футов в шесть, чтобы меня прикончить, — с деловитой невозмутимостью подсчитывал я, глядя на рыцарей снизу вверх. — А мой клинок всего в каком-нибудь полудюйме от своей цели. Мне достаточно совсем легонько ткнуть им куда следует… Выходит, условия нашей задачи таковы: успеет ли простолюдин оскопить благородного сэра прежде, чем рыцари его разрубят на куски? По-моему, у меня неплохие шансы, так что… Решайте эту задачку сами.
Не без гордости вспоминаю я теперь ту речь, которую держал перед благородными дамами и господами, лежа на полу зала Справедливости и тыча своим посохом в мошонку сэра Юстуса. Высказался я впечатляюще. Особенно если учесть, что всякое слово давалось мне с неимоверным трудом. Болезнь брала свое. С каждым мгновением мне делалось все хуже. Казалось, язык распух и не помещается во рту, а собственный голос я слышал словно откуда-то издалека… Но, несмотря на это, мне удалось, так сказать, донести свои идеи до слушателей…
Когда я замолчал, в зале наступила тишина. Никто не двигался и не произносил ни звука. Мне начало казаться, что тут-то мы все и пробудем до конца своих дней и умрем, не меняя поз.
И вдруг под сводами раздался громкий и уверенный голос, какого я прежде не слыхал. Некто, мне доселе неизвестный, добродушно осведомился:
— Что такое у вас здесь творится, а?
Придворные зашевелились, словно их расколдовали, послышались придыхания, звуки шагов, шелест парчи.
— Ваше величество! — внятно произнес кто-то. Все, кроме Юстуса, Кореолиса и меня, преклонили колена перед королем. Мы же трое по-прежнему не шевелились, словно демонстрировали перед Рунсибелом живую картину.
Властитель Истерии быстрым шагом подошел к нам, и я наконец удостоился чести лицезреть его величество — разумеется, снизу вверх, так что мне мало что было видно, кроме августейших башмаков и панталон.
— Так-так, — пробормотал король. — И что бы это значило?
Тут на середину зала выпрыгнул шут, покружился на месте, вильнул бедрами, выхватил откуда-то лиру и запел дребезжащим голосом:
Убогий, но бесстрашный шлюхин сын,
В зал Справедливости вбежав проворней зайца,
Двум рыцарям противится один
И сэру Юстусу готов оттяпать…
Я как раз начал терять сознание и потому последнего слова не расслышал. Просто угадал. И побожусь, что не ошибся.
9

И ВОТ МЕНЯ опять угораздило попасть под дождь.
Во всяком случае, так мне сперва показалось. По лбу и щекам струилась холодная вода, и я попытался смахнуть с лица избыток влаги. Но это оказалось не так-то просто. Я не мог шевельнуть рукой. Удивился этому, но как-то отстраненно, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной. Нет, я не был ранен, просто так ослабел, что конечности мне не повиновались.
Попытка заговорить тоже окончилась неудачей. Мне удалось выжать из себя лишь какой-то сдавленный хрип. Вокруг царили мрак и холод, и продолжалось это до тех пор, пока кто-то не убрал с моего лица влажную тряпицу. И я зажмурился от нестерпимо яркого света, лившегося в комнату сквозь окно у моей кровати.
— Где-е?.. — простонал я, но не смог закончить фразу. Начало, что и говорить, было блестящее. Да и это-то единственное слово я вряд ли сумел произнести членораздельно, так саднило в горле.
Надо мной с улыбкой склонилась незнакомая женщина в темно-синем платье простого покроя. Какая-нибудь служанка, решил я, безуспешно силясь улыбнуться ей в ответ. Симпатичная, пронеслось у меня в голове, заботливая, совсем как моя Маделайн. Да и по возрасту она мне в матери годилась. Ей было, пожалуй, за сорок, а точней, к пятидесяти. Ее большие карие глаза смотрели на меня приветливо и дружелюбно, с едва уловимой насмешкой, впрочем, совсем не обидной, скорей дружеской. Свои черные с заметной проседью волосы она собрала на затылке в тугой пучок, стянув его сеткой. Первые ее слова были обращены не ко мне, а к кому-то, находившемуся в комнате вне поля моего зрения:
— Ступай доложи: наш юный бунтарь пришел в себя.
А после она сразу переключила внимание на мою персону, и улыбка на ее добродушном лице стала шире. Продолжая вытирать мне лицо мокрой холодной тряпицей, так усердно, словно оно было покрыто грязью и она вознамерилась всю ее стереть, женщина весело проговорила:
— Привет. Ну и напугал же ты нас, негодник этакий!
— Напугал? — прохрипел я. На сей раз мне удалось высказаться достаточно внятно. — Чем… напугал?
Она снова погрузила тряпку в плошку с водой, тщательно ее отжала и приложила к моему лбу. Тут только я заметил, что лежу голый по пояс под чистыми тонкими простынями, прикосновение к которым приятно холодило кожу.
— Ты был в беспамятстве долгих три дня, — вздохнула женщина. — Каких трудов нам стоило тебя поить! Но к счастью, у нас служат плетельщики-лекари. Они куда искусней любых докторов.
Я внутренне содрогнулся при мысли о том, что кто-то врачевал мою болезнь посредством магии. Для меня куда предпочтительней были методы Тэсита, тот любую хворь излечивал травами и кореньями, в которых и меня научил малость разбираться.
— Три… дня… — повторил я, не без усилия разомкнув пересохшие губы.
Служанка подала мне чашу с водой. Я стал жадно пить. Хоть она и говорила, что меня пытались поить, я испытывал ужасную жажду, словно внутри у меня все огнем спалило. И тотчас же поплатился за свою неосторожность: поперхнулся и закашлялся, расплескав воду. Но женщина на меня не рассердилась, хотя несколько капель попало даже на ее платье. Взяв со стола сухую тряпку, она молча прижала ее к пятну на подоле.
— Три дня? — снова переспросил я.
Она кивнула.
— Тебя сильно лихорадило из-за простуды. Стражники у ворот сказали, что ты вымок под дождем, измерзся, а после долго стоял под палящим солнцем. Этого было бы довольно, чтобы свалить с ног даже самого выносливого и крепкого мужчину.
— Значит, мне есть чем гордиться… — Я это сказал в шутку, и она на нее тотчас же ответила добродушной и ободряющей улыбкой. Мне все больше нравилась эта немолодая особа. Что-то неуловимое в ней мучительно напоминало мне мою незабвенную Маделайн.
— Так я… в лечебнице, да?
Женщина, продолжая улыбаться, покачала головой. Терпения ей было не занимать. А может, я ее забавлял своими вопросами. Но скорей всего по обеим этим причинам она так же дружелюбно ответила:
— Нет, ты все еще во дворце.
— И до сих пор жив? Невероятно! Как же это рыцари меня не прикончили, когда я лишился чувств?
На лицо служанки набежала тень, но лишь на мгновение. В следующий миг она снова улыбнулась и мягко, хотя и назидательно произнесла:
— Рыцари на такое не способны.
— Простите, что осмеливаюсь вам противоречить, мадам, — с горечью возразил я, — но я, с вашего позволения, успел на себе испытать многое из того, на что способны сэры рыцари. Поверьте, они вовсе не такие, какими желают казаться.
— Неужто? — Она слегка изогнула брови и вернулась к прежнему занятию — стала протирать мне лицо и шею смоченной в воде тряпицей. — Придется поверить тебе на слово. — Вздохнув, она бросила на меня лукаво-насмешливый взгляд. — Ты, как видно, человек бывалый.
— Бывалый! — прыснул я. — Скажете тоже, мадам! На самом-то деле я почти ничего еще в жизни не видел. А на то, что попадалось на глаза, принужден был смотреть в основном снизу вверх.
— Хорошо хоть шею при этом не вывихнул, — подхватила она.
От общения с этой славной симпатичной женщиной у меня здорово улучшилось настроение, даже сил прибавилось. Я, хотя и не без труда, принял на своем ложе полусидячее положение и спросил:
— Как ваше имя, мадам?
— Беатрис. Для друзей и родных — просто Беа. А ты, как я слыхала, Невпопад из Ниоткуда?
— Мое имя стало известно широкому кругу лиц, — усмехнулся я. — Знать бы, к добру это или к худу.
— Как и все на свете, это должно иметь и хорошую сторону, и дурную. — Беатрис снова мне улыбнулась. — Вроде лезвия обоюдоострого меча.
— Потому-то я и предпочитаю держаться поближе к рукоятке.
Она от души рассмеялась этой нехитрой остроте. Смех ее, такой непосредственный и заразительный, совсем не походил на жеманное хихиканье придворных дам, которого я вволю наслушался в зале Справедливости. Что ж, в том, что служанки держатся милее и естественнее знатных особ, для меня лично не было ничего удивительного.
Но тут Беатрис, перестав смеяться, сказала такое, от чего меня буквально бросило в дрожь:
— Король хочет кое-что тебе предложить.
— Но откуда он обо мне знает? — Мне захотелось забраться под простыню и просидеть там до ночи, а потом удрать куда-нибудь подальше отсюда.
— Ему рассказали твою историю.
— И он решил идти войной на Меандра? — встрепенулся я.
— Не говори глупостей. Он распорядился удвоить число патрулей, чтобы с Меандра и его разбойников глаз не спускали. Так им будет неповадно нападать на мирных жителей Истерии. Но атаковать короля-скитальца его величество не будет, не надейся.
— Ну да, конечно, подумаешь, какую-то шлюху прикончили. Туда ей и дорога! — с горечью выпалил я.
— Это одна из точек зрения, — спокойно ответила Беатрис. — Но мне интересно, что бы ты сказал, увидев воочию последствия битвы с Меандром. А это, друг мой, пожары и разрушения, города и деревни, обращенные в руины. Меандр, впав в гнев, повсюду сеет хаос, а страдают от этого мирные жители. Сотни и тысячи ни в чем не повинных людей. Я сочувствую твоему горю, Невпопад. Но разве война с Меандром, в которой многие матери и отцы, а также и их дети будут обречены на гибель, воскресит твою убиенную мать?
Она, в сущности, говорила то же, что и сэр Юстус, но голосом столь дружественным, спокойным, рассудительным, что смысл ее слов верней доходил до моего сознания, чем аргументы сэра магистрата. Возможно, все объяснялось еще и тем, что я не был предубежден против Беатрис: ведь она-то точно не насиловала мою мать!
— Ну, что скажешь?
Мне казалось, что по моему лицу и без слов легко было прочитать, что я согласен со всеми ее доводами, но раз Беатрис настаивала, я подтвердил это еще и вслух:
— Я… считаю, что гибель других людей… была бы и правда слишком дорогой ценой… Но…
— Но тебя все еще не покидает мысль о восстановлении справедливости или о возмездии.
— Почему же «или»? Разве это не одно и то же?
— Данной темы мы коснемся в другой раз. — И она бросила тряпку в фарфоровую чашу с водой, уселась на низкий стул у моей кровати и сцепила пальцы. — Скажи-ка лучше, ты ведь пока не решил, чем станешь зарабатывать на жизнь? Имеешь представление, куда тебе теперь податься?
— Ну… Вообще-то… ничего определенного, — выдавил я из себя.
— Король намерен предложить тебе придворную должность оруженосца.
— Оруженосца? — Я взглянул в ее безмятежное лицо с некоторым беспокойством. — Что может быть нелепей? Простите, мадам, но вы в своем уме?
— Вполне, — усмехнулась она.
— А вот я в этом не уверен! Оруженосцами назначают сыновей титулованных и владетельных господ, а я Невпопад из Ниоткуда, как вы сами только что мне напомнили. Мне не от кого ждать наследства. Вся земля, какой я когда-либо буду владеть, уместится в кладбищенской ограде, где меня похоронят. Так что я никогда и никаким образом не смогу сделаться оруженосцем.
— То, как ты себя держал, произвело на нашего короля огромное впечатление, — уверенно произнесла Беа. — Слыханное ли дело: выступить против сэров Юстуса и Кореолиса! Да на такое вряд ли отважился бы даже самый испытанный воин! И ведь вдобавок ты неважно себя чувствовал, мягко говоря.
— Потому и надерзил достойным сэрам, — угрюмо буркнул я. — Плохо соображал, что делаю. Меня вовсю лихорадило.
— Возможно, дело в этом, — кивнула Беатрис. — Но я не исключаю, что в твоем характере есть качества, о которых ты сам пока еще не знаешь.
Голова моя бессильно упала на подушку.
— О праведные боги, вы говорите точь-в-точь как моя покойная мать! — Помолчав, я все ж не утерпел и задал вопрос, который так и просился на язык: — Но если допустить, что такая невероятная вещь, как присвоение мне титула оруженосца, стала бы осуществимой, то кому и зачем это могло понадобиться? И что за польза была бы от этого мне самому?
— Польза очевидна, — ласково взглянув на меня, ответила Беа. — Тебя научили бы обращению с оружием. Ты бы сделался настоящим воином. Впоследствии, — при наличии ума, выдержки, отваги, — ты занял бы еще более высокое положение. Приобрел бы друзей и покровителей. Сам стал бы значительной персоной. Со временем ты смог бы потягаться силой с тем негодяем, который лишил тебя матери. Ты наверняка отыскал бы его, вызвал на поединок и рассчитался бы с ним сполна.
— Но на все это потребуется много времени. Годы! И Меандр со своими разбойниками успеет убраться из Истерии куда глаза глядят.
— Верно, — с легкостью согласилась Беа. — Но не можем же мы удерживать его здесь силой. — Губы ее тронула легкая улыбка. — А ты выследишь своего обидчика, где бы тот ни находился, ты из-под земли его достанешь, если захочешь. И чем дальше от границ Истерии ты с ним расправишься, тем будет безопасней для нашего королевства. Не думай, что я не понимаю, насколько это трудно. Но разве ты из тех, кто страшится трудностей, Невпопад?
Я задумался над ее словами. Говоря по правде, терять мне было нечего. Раз уж так вышло, что я, пусть и совершенно случайно, ненамеренно «отказался» от денег, которые мне были предложены, следовало придерживаться этой же линии и впредь. Даже если мне станут навязывать эти несчастные двенадцать дюков, придется со сдержанным достоинством отвергнуть подачку, как бы мне ни хотелось заграбастать этакие деньжищи. Чтобы не дать этим ублюдкам, благородным рыцарям, повод смотреть на меня свысока, презирать меня за алчность. Польстись я на золото, и в глазах сэров Юстуса и Кореолиса это стало бы достойным оправданием их мерзкого со мной обращения. Не дождутся!
— Нет, — солгал я. — Трудностей я не боюсь.
— Значит, решено. — Она подбоченилась и взглянула на меня весьма одобрительно. Едва ли не с восхищением. — Тебя поселят вместе с другими оруженосцами. Им будет велено относиться к тебе как к ровне. Один из рыцарей станет твоим господином и наставником. Ты будешь учиться всему, чему подобает, овладеешь боевыми навыками, отшлифуешь свои манеры, ты вырастешь в чинах. И рано или поздно тебе откроется твое истинное предназначение.
Я негромко застонал. Опять, опять это слово!
Но внезапно в душе моей всколыхнулось воспоминание: я словно воочию увидал рисунок на гобелене в зале Справедливости. И спросил о нем мою сиделку.
— Ах, вот ты о чем? — Беатрис пожала плечами. — Знаешь, его много лет тому назад выткал один колдун. Плетельщик-прорицатель.
Я снова приподнялся на подушках. Ну ничего себе! Магов-плетельщиков, обладающих даром предвидения будущего, во всем нашем королевстве были считанные единицы. В отличие от чародеев, специализировавшихся в других разновидностях магии.
— А что… что означает рисунок на гобелене? — дрогнувшим голосом спросил я.
— Явление величайшего из героев. Одного из будущих правителей Истерии… Некоторые утверждают, что он объединит под своим владычеством также и другие королевства, и тогда на нашей земле настанет золотой век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76