Достигнув восьмидесяти пяти лет, я вернулся во Францию, где жил в монастыре неподалеку от Бордо. Все знали, что я мало сплю, и поэтому, когда нужен был ночью священник, обычно посылали за мной.
Однажды наш привратник прислал ко мне послушника ночью сказать, что в соседнем замке умирает его владелец Анзо де Фосс, и там ждут меня. Вместе со служкой я отправился в путь, и вскоре нас ввели в замок, но не в спальню, где я рассчитывал увидеть умирающего, а в столовую залу, где хозяин приветствовал меня, как видно, в добром здравии.
Выяснилось, что какие-то видения и предчувствия смутили его душу. Он был уверен, что скоро умрет, и боялся умереть без отпущения грехов. Отослав окружавших его людей, он открылся мне, что он — тамплиер, посвящен в тайное тайных Ордена, а потому исповедь его должна содержаться в тайне только от людей простых, но не от рыцарей, с которыми он уже давно не имеет связи. Вот почему он просил меня записать все, что я от него услышу, и по возможности переслать магистру Ордена.
Так я и сделал впоследствии. И вот, что он мне рассказал.
«Я был знаком с тайными науками, знал заклинания, чтобы вызвать духов, и однажды мне захотелось во что бы то ни стало увидеть темных Арлегов, о которых я слышал в наших орденских легендах. Я сотворил заклинание, и в тот же миг меня подхватил и помчал какой-то вихрь. Мне казалось, что на минуту я потерял сознание. Когда же глаза мои открылись, я увидел себя в окружении безобразных химер и решил, что это толпы дьяволов, о которых говорит Церковь.
Но эти страшилища быстро разбежались, и я увидел, что ко мне приближаются существа, похожие на ангелов, как их рисуют иконописцы, только в черных одеяниях и с громадными черными крыльями за плечами. На их глазах то появлялись, то исчезали черные повязки, и тогда на меня пристально смотрели их темные грустные глаза.
— Что хочешь ты знать от нас, рыцарь? — спросил меня один из них.
— Но кто вы? — спросил я, растерявшись от вопроса.
— Те, кого вы в своих легендах называете темными Легами.
— Верите ли вы в Бога? Поклоняетесь ли Ему? — спросил я их.
И они ответили мне:
— Мы не верим, а знаем, что Бог есть. Но мы знаем также, что Ему не нужны наши поклонения, как не нужны они и нам…
Темные Леги замолчали и словно бы ждали других моих вопросов, но я не знал о чем их спрашивать, и они исчезли. На их месте появились могучие крылатые гении, облеченные в сверкающие доспехи, и я понял, что передо мною Князья Тьмы. Мрачно смотрели они на меня, пришлеца, и чтобы хоть как-то разрядить гнетущее молчание, я спросил их:
— Скажите, враждебны ли вы нам, рыцарям?
— Мы не интересуемся обитателями Земли, — ответили они.
— Исполняете ли вы веления Бога?
— Бог не интересуется нами, — с горечью ответили Князья Тьмы. — Нам не о чем разговаривать друг с другом.
— Как же так? — вскричал я. — Даже мы, люди, и то обращаемся к Нему с каждодневными просьбами, и Он сам, или через пророков, отвечает нам, людям!
Рассмеялись Князья Тьмы и громами прокатился их смех:
— Ни сам Он, ни через пророков не говорил с вами. С вами говорят только Темные и лишь изредка — Светлые, которых вы «богами» называли…
И я оторопел и вспомнил, что и вправду в Ветхом Завете Бог появляется не сам, а только в виде Ангела. Тогда я снова спросил:
— А правда ли, что вы стараетесь вовлечь людей в грех, чтобы потом мучить их?
И снова рассмеялись Князья Тьмы, и один из них сказал:
— Зачем нужны вы нам? К вам спускаются животные мира нашего, лярвы, существа грязные и злобные, но вы, должно быть, ниже их, потому что потом они возвращаются к нам еще хуже, чем были.
— Но если бесы, смущающие нас на земле, суть только животные вашего мира, почему же вы не обуздываете их? Тогда, выходит, вы сами повинны в том зле, которое ими творится на землях наших!
— Это ты так считаешь, — сказали мрачные Князья Тьмы и исчезли.
Едва только начала сгущаться тьма и зашевелились в ней лярвы, как передо мной появились в сиянии красного огня три великана, одетые также в доспехи, которые спросили, зачем я явился. И я понял, что это темные Арлеги.
— Отзовите ваших зверей от Земли, — сказал я, не опуская перед ними глаза, — дайте людям жить свободно!
Расхохотались они в ответ, и смех их громами прокатился по пространству космосов:
— Если вы, люди, с таким ничтожеством, как лярвы, не в состоянии справиться, то вам ли к высоким пределам стремиться?!
— Кто дал вам право судить о нас? — спросил я темных Арлегов. И ответили они, что никому не дают отчета в своих поступках, но ответственность за них лежит на тех, кто им мешает подняться по ступеням Золотой Лестницы. И когда я предположил, что, быть может, они не той дорогой хотят подняться вверх, темные Арлеги только молча посмотрели на меня и не удостоили ответом, дав, однако, понять, что не здесь, а в других бесконечностях они работают, накапливая огромные знания, чтобы потом применить их.
И исчезли великаны.
Я был очень недоволен собой, потому что ни темным Арлегам, ни Князьям Тьмы не задал ни одного из тех вопросов, которые хотел им задать и которые представлялись мне такими важными. Я шел во тьме, и вдруг ко мне подлетело существо, которое я могу назвать Крылатым Гением. Оно было похоже на человека, только совсем призрачного, с телом, сотканным как бы из неясного света, и с крыльями прелестнейшей бабочки. Весело улыбаясь, он спросил меня, кто я такой и откуда иду. Я ответил, но он вряд ли полностью понял меня и сказал, что уже в третий раз прилетел из своей далекой бесконечности к Светозарным, потому что они гораздо более гостеприимны, чем драконы… Тогда я спросил его: идет ли от их бесконечности Золотая Лестница к верхам несказанным и поднимаются ли по ней ее обитатели?
У Крылатого Гения слегка потускнело тело, и с легкой печалью он мне ответил:
— Да, и от нас восходит Золотая Лестница, но подниматься по ней может только тот, кто на протяжении трех тысячелетий не согрешил ни делом, ни словом, ни помышлением, а таких очень мало. Вот и я уже в четвертый раз изживаю свои три тысячелетия.
— А есть ли миры других существ, расположенные по Золотой Лестнице ниже вашей бесконечности? — стал расспрашивать я.
— Да, многие! Но я уже забыл о своем пребывании там.
— Так, значит, тебе все равно, существуют или нет лежащие ниже миры?
— Что ты! Ведь если я здесь такой, а не менее совершенный, то это только потому, что я сумел пройти через нижние миры и подняться…
В это время ко мне подлетело странное существо, состоящее, как мне казалось, из одной головы и гигантских крыльев, в которые переходили плечи. Я понял, что это тот, кого мы называем Керубом, и спросил его, не ощущает ли он неловкости, обладая таким странным обликом. И Керуб мне ответил:
— Я обитаю в бесконечностях, расположенных выше миров людей и даже Арлегов, и там мое тело гораздо более сложное, чем когда я спускаюсь сюда, приноравливаясь к здешним условиям. Ведь и живущий в каждом из людей Лег предстает только маленькой искоркой, погребенной в твоем теле, тогда как, возвратившись в свои обители, он предстанет совсем в ином облике и славе.
— Почему же происходит такая перемена? — спросил я Керуба.
— Разве это не понятно? Каждое тело, которым облекается дух, соответствует определенной среде. По мере передвижения вверх и вниз меняется облик духа, и тот же великий Лег, пролетев огромные расстояния, отделяющие его обители от нашего мира, становится маленькой искоркой, мелькнувшим на мгновение метеором…
Я вспомнил тогда звезду, шедшую с востока, которая остановилась над яслями в Вифлееме, и спросил:
— Значит, и та, вифлеемская, была Легом?
— Ты сказал, — ответил Керуб. И добавил: — Здесь тебе грозит опасность, и хорошо, что ты приобрел друга, — указал он на подлетевшего снова к нам Крылатого гения.
— Ты должен скорее уйти отсюда, — обратился тот ко мне. — Здешние обитатели хотят захватить тебя в плен, чтобы потом забавляться, как с комнатной собачкой, но ты не должен этого допускать!
Вспыхнув от обиды, я схватился за меч и тут увидел идущих ко мне темных Арлегов, чьи глаза на этот раз сверкали угрозой. Я уже хотел взмахнуть мечом, как услышал слова Керуба:
— Не лезвием, а рукоятью!
И вспомнив о силе креста, я понял его как защиту перед темными Арлегами. Словно молния ударила меня в руку, но я не выронил меч, и враги исчезли. Но Крылатый Гений торопил меня уходить, уверяя, что враги постараются лишить меня силы креста и защиты Керуба.
— Уведи меня назад! — сказал я тому, и — очнулся в лесу возле моего замка.
Вот, что произошло со мной, и о чем я должен был поведать перед своей смертью, чтобы донести до братьев-рыцарей то, что видел и слышал. Они должны знать, что не напрасно стоят они на страже против лярв, что не страшны эти животные Темных, потому что неизмеримо сильнее их люди в своем стремлении вверх, к чему ведет заключенная в их телах божественная искорка Легов».
Вот о чем рассказал мне рыцарь, который на вид был вполне здоров, но чувствовал, что наступает для него смертный час. И когда он покаялся мне в мелких прегрешениях, вольных и невольных грехах, я очистил его молитвой и приуготовил к далекому пути, который суждено пройти каждому из нас. Но он, казалось, был приуготовлен уже лучше, чем это мог сделать я, потому что еще при жизни ему было дано лицом к лицу увидеть тех, о ком мы можем только помыслить, и дух его не содрогнулся.
А затем я вернулся в свой монастырь, и утром мне сообщили, что дух рыцаря покинул этот мир.
Скоро наступит и моя очередь, и поэтому, следуя данному обещанию, я рассказываю то, что услышал на исповеди сеньора Анже де Фосса, да славится душа его в высших обителях Света!
Как был спасен Орден Святого Бернарда.

Память не сохранила года, когда произошло это событие, однако точно известно, что незадолго до праздника Рождества Христова в обитель ордена святого Бернарда Клервоского в Плесси-о-Роз прибыл из Святой Земли монах, по его словам, давным-давно покинувший Францию. Никто из живущих его уже не помнил, но прибывший брат привел столь неоспоримые доказательства своей причастности Ордену, что никаких сомнений они не вызвали. Он привез в подарок обители землю из Гефсиманского сада, орошенную слезами молившегося там Спасителя, а вместе с тем предложение, о чем обещал сказать на совете Ордена, который просил назначить на первый день наступающего года.
В двенадцать монастырей с этим известием были посланы послушники Плесси-о-Роз с приглашением принять участие в переговорах, и к Рождеству прибыли сюда двенадцать настоятелей, три епископа и приглашенная на совет настоятельница монастыря святой Анны. Когда миновали праздники, прошедшие в благочестивых размышлениях, службах и молитвах, и наступил предназначенный день, в трапезной монастыря собрались приглашенные, хозяева и гость, которому было предоставлено первое слово.
Монах внимательно оглядел собравшихся и начал говорить о том, как был огорчен, найдя по возвращении своем некогда могущественный и богатый Орден столь бедным, малочисленным и незаметным в общественной жизни. Причины этого, конечно, лежат, в первую очередь, в бездеятельности братьев, которые замкнулись в монастырских стенах, ограничившись одними молитвами. Он указал, что еще на его памяти бернардинцы гордились древними сказаниями и легендами, которые хранились в их памяти и в архивах, но теперь, увы, в связи с развитием науки, кто может поручиться за ценность этих легенд? Они ничем не отличаются от творчества трубадуров, повествуют о духах, которых никто не видел, и о событиях, о которых нет никаких достоверных свидетельств. Нечего и говорить, что их научная ценность, — а теперь все начинает определяться наукой, — ничтожна. Если же говорить о влиянии Ордена в области общественной морали или о духовном воздействии его на мирян, то и здесь дело обстоит как нельзя более плохо, потому что вполне достаточно оказывается светских установлений…
Долго говорил приехавший и, в конце концов, сказал, что Орден, по его мнению, исполнил свой долг, изжил себя, его следует упразднить, а силы монахов направить на дела практические, например, на заведение мануфактур, на приобретение виноградников и открытие винных погребов, на то, чтобы развивать промышленность и давать деньги в рост.
Молча выслушали его собравшиеся, а, дождавшись конца, так же молча поднялись и направились к выходу из залы, даже не поинтересовавшись, что скажут на это присутствовавшие епископы. Выходя, последний монах обернулся и благословил новоприбывшего брата знаком креста, отчего на лице того промелькнуло что-то вроде гримасы. А председательствовавший епископ, не подав вида, что произошло нечто необычное, пригласил продолжить этот разговор на следующий день в тот же час.
Настоятели двенадцати монастырей, вышедшие из залы заседаний, собрались в одной из келий, предоставленных им на это время, чтобы обсудить случившееся. Они заметили, что прибывший из Палестины брат не знает обычаев обители, что он не ответил на тайные знаки, которые делали ему монахи, и сам не попытался показать, кто он и какое посвящение имеет. Заметили они, что ни словом прибывший не упомянул о тех добрых делах, которыми всегда славились обители бернардинцев, и что напрасно противопоставлять науку и духовное знание, которые не противоречат, а всего только дополняют друг друга.
О многом говорили между собой собравшиеся, и сходны были их мнения, потому что они давно знали друг друга, знали, кто что делает, и кто как думает, и знали свои обители, которые оставались островами добра и надежды в ненадежном человеческом мире. В конце концов, сошлись они на том, что не стоило им приезжать, чтобы выслушивать от новоприбывшего обычные сомнения, которые высказывают люди невежественные, а тем более предлагать распустить древний и знаменитый Орден.
Утром на следующий день этих настоятелей посетили епископы и просили остаться на вечернее заседание, чтобы своим отъездом не показать столь явное пренебрежение гостю, тем более, что имело смысл обсудить возможности дальнейшей хозяйственной деятельности, позволяющей обителям не только существовать, но и делать добрые дела в миру.
А в это время, как выяснилось позднее, происходили другие события, связанные с приездом неизвестного брата.
Один из послушников Плесси-о-Роз, посланный в дальнюю обитель, передав приглашение, не поехал назад, а завернул по дороге к отшельнику, жившему высоко в горах и известному своим подвижничеством и прозорливостью. Отшельник жил в маленькой хижине в глубине леса и принял послушника, который рассказал ему следующее.
В ту ночь, когда в Плесси-о-Роз приехал брат из Святой Земли, он, этот послушник, был дежурным и ночевал в комнатке при воротах монастыря, рядом с которой находилась келья для гостей, куда и был помещен приехавший монах. Утомленный дневными работами, послушник быстро заснул, но открыл глаза с последним ударом башенных часов, отбивших полночь. Он снова хотел закрыть глаза, как вдруг увидел, что маленькое потайное окошечко, пробитое в соседнее помещение и с той стороны замаскированное, чтобы можно было незаметно наблюдать за приезжавшими людьми, вдруг вспыхнуло кроваво-красным светом.
Заинтересованный послушник тихо подставил к стене табурет, взобрался на него и взглянул в потайное окошечко. Он страшно удивился, увидев там не только приехавшего монаха, но и какого-то другого человека, сидевшего к нему спиной, хотя послушник мог побожиться, что больше никого в монастырь не пропускал, а этот человек был явно не из монастырской братии. О чем они тихо беседовали, он не слышал. Однако его поразило, что лицо приезжего явно изменилось, стало много грознее и злее, а над его головой по обеим сторонам, как два пламенных рожка, виднелись какие-то образования, хотя он не мог поклясться, что это не было пламя двух свечей, расположенных сзади монаха.
По комнате двигались какие-то серые тени, и послушнику явно почудился запах серы.
В том, что перед ним нечистая сила, готовая заполнить монастырь, послушник убедился, когда попытался перекреститься — и не смог. У него едва достало сил добраться до кровати и задремать, а когда он снова проснулся и, преодолев слабость, опять поднялся на табурет, то в соседней комнате увидел уже не людей, а безобразных чудовищ. Что было потом, он не знает, потому что потерял сознание и очнулся на полу. Утром же его разбудили и послали с письмом в здешний монастырь, откуда он и поспешил заехать к отшельнику.
Выслушав этот сбивчивый рассказ испуганного послушника, отшельник спросил его, не думает ли он, что привидевшиеся ему чудовища были не в реальности, а всего только сновидением? Послушник отвечал, что именно этот вопрос он и хотел задать святому отцу. Тогда тот успокоил его, подтвердив, что все это ему привиделось, и отпустил с миром в Плесси-о-Роз, наказав никому не рассказывать об увиденном и дав ему письмо к настоятелю с пристойным объяснением по поводу его задержки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9