Но, вероятно, есть и обратная связь. Власть над другими помогает подчинить себя. По крайней мере иногда. По крайней мере в моем случае.
А в первую субботу после поста я был на обеде у Арье. Точнее, у его сестры. Арье был в разводе, а шабат — праздник семейный, его не празднуют в одиночестве.
Сестра Арье Ханна Гайсинович жила на окраине Нового Города в двухэтажном особняке европейского типа. Возле дома шумел сад, над крышей торчала антенна спутникового телевидения.
Я подкатил на своем «Мерседесе», оставил шофера в машине и охрану по периметру сада. Я не думал, что мне здесь что-то угрожает, но приходилось быть осторожным.
Ханна, рабби Гайсинович, оказалась подтянутой сорокалетней женщиной, весьма образованной и интеллигентной.
Зажигания свечей и вечерних молитв я не застал — меня пригласили в полдень. Однако спели «Шалом Алейхем» и прочитали «кидуш» («освящение дня»):
— Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал…
Обед состоял из здоровенного куска курицы с овощами. Все горячее. Понятно, творческое отношение к религиозным установлениям: в субботу запрещено зажигать огонь.
— Хорошо, что вы реформисты, — заметил я. — А то пришлось бы есть холодное.
Арье рассмеялся. Ханна улыбнулась.
— Ничего подобного. Есть же субботние плитки.
— Это как?
— Плитка как плитка, только греется очень слабо. Её включают вечером в пятницу и в субботу ставят подогревать оду. Медленно, но в конце концов разогревается.
Пили Силоамское. Настоящее. Здесь оно заменяло Причастие Третьего Завета. Господь не решился говорить иудеям о причастии и придумал другой способ привязать их к себе. Я вспомнил о мошенниках, подделывающих Господнее вино. Надо бы ими серьезно заняться. Они сами не понимают, что вставляют ему палки в колеса. Жаль, что не было глобальной присяги, было бы проще: отловить всех без знака — и все.
Я посмотрел на руки Ханны. Пока нет, но будет. У Арье уже давно. Не без этого.
За окнами потемнело. На Иерусалим надвигалась огромная грозовая туча. Ханна встала и включила свет — очередное проявление религиозного реформизма.
Говорили о политике, о Храме, об Эммануиле.
— Правда ли, что виновники взрыва в Христианском квартале найдены? — спросила Ханна.
— Да, я собираюсь повесить их на «весах», у западной лестницы. Там как раз четыре арки. — Я посмотрел на хозяев и понял, что сказал что-то очень некошерное. — Это оскорбит еврейскую общину, или вас шокирует сам факт публичной казни?
— И это тоже… Понимаешь, Храмовая гора — святое место, — Арье явно хотел выразиться как-нибудь помягче.
— Хорошо, найду другое.
— И публичные казни у нас тоже не приняты.
— Это уж извините. Я просто хочу добиться мира на вашей земле.
— Такие меры не всегда помогают.
— Да ладно вам! Я это уже проходил. При последовательном и систематическом применении очень даже помогают. И ваш Рамбам относится к ним весьма положительно.
— Рамбам писал в двенадцатом веке, — заметил Арье.
— Люди мало изменились.
— Тише! Посмотрите за окно! — Ханна встала со своего места.
За окном была тьма. Густая и непроглядная. И тихо-тихо, словно все вымерло.
В стекло словно что-то ударило. Грузное тело чудовищного невидимки. Свет мигнул и погас. Раздался грохот, который перешел в оглушительный непрерывный гул. За окном засверкало, словно кончился старый фильм и прокручивали пустую кинопленку.
Мы вскочили и замерли метрах в двух от окна — ближе подойти не решились.
Я вспомнил Москву, свое заключение на Лубянке, странную грозу.
— Ураган.
Ханна обеспокоенно посмотрела на меня:
— У меня дети в синагоге.
Грохот был такой, что заглушил раскаты грома. За окнами встало алое пламя, задрожали стекла. И все стихло.
Пошел дождь.
Мы вышли на улицу. Моя машина лежала кверху пузом и догорала. Вокруг были разбросаны обгоревшие куски металла.
— Суббота тебя спасла, — сказал Арье.
А мне надо было спасать моих людей. Шоферу уже не помочь. Среди охраны было несколько раненых. В саду Ханны выкорчевало деревья и с дома сорвало кусок крыши.
Ханна с Арье бросились оказывать пострадавшим первую помощь. Я звонил в «Скорую».
«Линия перегружена».
— Еще бы!
Позвонил Марку.
«Линия перегружена».
Плюнул. Позвонил еще.
Капитан моей охраны пытался сделать то же.
— Что случилось с машиной? — спросил я.
— Молния. Бензобак взорвался.
Я поморщился.
— Позвони в полицию. Отдел по борьбе с терроризмом. Пусть поищут остатки того бензобака.
До «Скорой» я дозвонился минут через двадцать. Ехали они еще сорок. Один из моих людей не дожил.
— На улицах пробки. Движение перекрыто, расчищают завалы.
Я не стал упрекать. Мне по-прежнему регулярно приходили графики Варфоломея. Задранные вверх кривые катастроф. По его данным, более процента самолетов не долетали до аэродромов, в частности из-за природных катаклизмов. По авиакатастрофе в день на крупный город. Авиакомпании сворачивали деятельность. Я знал, что Эммануил тут ни при чем: властелину Империи было крайне невыгодно ее разделение. Транспортная проблема изолировала страны, раскалывая его гигантское произведение. А значит, это еще одно доказательство того, что он не всесилен. «Скажешь ли тогда пред убивающим тебя: „Я бог“? Ты же человек, а не Бог» .
У нас в Иерусалиме было поспокойнее. Я даже удивился, что за четыре месяца здесь ничего не случилось, кроме слабого землетрясения весной. И вот, дождались.
Остатки взрывного устройства в моей машине так и не нашли. Оставалось поверить в молнию. Впрочем, если молнии бьют почти непрерывно — почему бы одной из них не угодить в мою машину?
Разрушения в городе были не очень велики, хотя и серьезнее, чем в Москве два года назад. Общее количество жертв не превысило двух десятков человек. «Суббота спасла»: в основном население сидело по домам и синагогам. Легко отделались.
Утром, первого элула, меня разбудил звук, живо напомнивший мне Индию. Спросонья я решил, что я в каком-нибудь индуистском храме и пуджари трубит в раковину. Потом мне объяснили, что это шофар, бараний рог, и в него будут трубить весь месяц, каждое утро, кроме субботы. Шофар даже не трубит — он ревет: печаль, мольба, зов. Зов неба или призыв к восстанию. Или военный сбор. «Первый ангел вострубил…» Думаю, что в шофар.
В начале элула (то бишь в середине августа) была произведена казнь участников покушения. Я прислушался к Арье и сменил место. Их повесили у Дамасских ворот.
В тот же день я решился навестить Терезу. Не был у нее более месяца.
Через неделю после того памятного допроса я выписал из Италии скрипку Страдивари и послал ей. В качестве компенсации за моральный ущерб. Впрочем, знал, что это не поможет.
Ее невольное признание пригодилось. Следы Илии отыскались в монастыре Мар-Саба (то есть Святого Саввы), в пустыне к юго-востоку от Иерусалима, хотя его самого там уже не было. Я посылал туда Марка и Матвея. Монахов заставили принести присягу Эммануилу и всех допросили. Илия там был, но покинул обитель более месяца назад. Куда отправился? Клялись, что не знают. По крайней мере те, кого мы отловили. Там пещер полно. Но ничего, найдем, я уверен.
Тереза сидела с ногами на кровати и читала. Когда я вошел, подняла глаза.
— Как вам мой подарок? — поинтересовался я.
— Я к ней не прикасалась недели три. Пока не поняла, что я здесь не затем, чтобы холить свою гордыню. Хорошая скрипка.
— Страдивари.
— Ни к чему было так тратиться. Я только любитель и в состоянии отличить приличный инструмент от плохого, но не хороший от очень хорошего. Они для меня звучат одинаково.
— Мне это ничего не стоило.
— Ах, да! Конечно,
— И зачем вы здесь?
Она посмотрела на меня вопросительно.
— Зачем вы здесь, если не для того, чтобы холить свою гордыню? — пояснил я.
— Я здесь для вас.
— Неужели?
Она не приняла иронии.
— Кто спасает одну душу — спасает мир.
— Все надеетесь?
— Почему бы и нет?
— После всего?
— Бывает и хуже.
— Хуже? Я же, по-вашему, первый из апостолов Антихриста.
— Замечательно, Значит, до святого вам остался только один шаг.
— Ну и?
— Вам нужно стать еще сильнее. Чтобы подняться над собой и возвыситься до отречения.
— Это будет предательство. Он слишком много для меня сделал. И я его не оставлю.
— Не для вас, а с вами. Он ведет вас во тьму, шаг за шагом, преступление за преступлением.
— Он сделал меня сильнее.
— Дьявол затем и нужен, чтобы мы стали сильнее.
Я сел на жесткий стул с прикрученными к полу ножками. Скрипка Страдивари лежала рядом, на столе.
— Сыграйте что-нибудь.
Она кивнула.
Мне нравилось, как она играет. Я в состоянии отличить приличную игру от дерьмовой, хотя приличную от виртуозной — никогда. По-моему, она играла лучше, чем прилично. Её дурацкое черное покрывало сползло назад, открыв копну светлых вьющихся волос. Зачем она их скрывает! Ангел Мелоццо да Форли! Ангел, играющий на скрипке.
ГЛАВА б
Был первый день месяца тишрея, Рош-га-Шана — еврейский Новый год. Звук шофара звучал непрерывно. В синагогах читали молитвы:
— Великий шофар трубит; слышится тихий шепот; ангелы, содрогаясь от страха, провозглашают; «Судный День наступил и призывает небесное воинство к правому Суду!» Даже они не безгрешны перед Твоим лицом…
Начались десять дней раскаяния.
Эммануил вернулся накануне полновластным владыкой Африки. Наместником он оставил Якова, так что я не видел его с московских событий.
Дварака проплыла над Иерусалимом и опустилась на свое обычное место: на востоке от города.
На второй день Рош-га-Шана была присяга. Во всех синагогах после дневной службы. Текст был несколько изменен с учетом местной идеологии: Эммануила должны были признать Царем Израиля и Мира и Машиахом.
Синедрион он собирать не стал, решив, что ему вполне достаточно помазания Самуила.
— Не хватало мне еще семидесяти лишних болтунов!
Хотя Моше Спектор утверждал, что собрать его можно хоть сейчас, если только все мудрецы Израиля с этим согласятся и изберут семьдесят достойных из своей среды. Кого считать мудрецами Израиля, он не уточнял. Обычно мнения на этот счет расходятся.
— За шестнадцать веков не договорились — и сейчас не договорятся, — сказал Эммануил. — Принесут присягу — значит, признали.
Была еще одна причина отрицательного отношения Господа к Синедриону. Название органа власти, осудившего Христа, звучало слишком неприятно для ушей христиан (не зря его распустил император Феодосий Второй), а христиан на три порядка больше, чем иудеев: Эммануил не мог с ними не считаться.
Храм еще не был достроен, хотя возводился бешеными темпами. По периметру храмовой площади торчали хрустальные ребра будущего свода, сияли на солнце тонкие металлические колонны и первые перекрытия. Пока все это напоминало раскрытую пасть гигантской акулы. Достроить надеялись к Хануке, то бишь где-то к Рождеству.
Наступил Йом-Кипур: праздник и одновременно пост. Двадцать пять часов сухой голодовки. В синагогах всей общиной пели длинные признания в своих грехах.
Эммануил задержался до праздника Сукот (праздника Кущей, то есть палаток). Евреи строили шалаши у своих домов в воспоминание о том, как они жили в пустыне.
Арье пригласил меня отобедать в свой шалаш, который скорее напоминал беседку. С плетеной из прутьев крыши свисали ветви пальм и фрукты, а также бумажные гирлянды, как в Новый год. Сквозь крышу просвечивали небо. Обстановка напомнила мне австрийский хёригер.
Эммануил тоже построил свою «суку» среди олив Гефсиманского сада. «Сука» была здоровая, навес почти на весь сад. И там был устроен очередной пир с Силоамским.
А двадцать третьего тишрея была полная шиза. Евреи танцевали на улицах, смеялись, хлопали в ладоши. Повсюду звучала музыка. Я поинтересовался у Арье, не выиграла ли чемпионат мира какая-нибудь еврейская команда. Он рассмеялся.
— Сегодня же Симхат Тора — Радость Закона! Танец с Торой. Такой праздник устроил царь Соломон, когда закончил читать Тору.
Тогда понятно. Прочитать Тору, конечно, большое дело, Я так осилил только Бытие и Исход и намертво застрял на Левите.
Отплясав с Торой и своим избранным народом, Эммануил отправился к народам менее избранным, зато занимающим куда большую территорию. Дварака поднялась и поплыла по направлению к Южной Америке. Мы ждали его возвращения к Хануке.
— Илию мне найдите! — бросил он нам на прощание.
Чем мы и занимались весь следующий месяц.
Для начала я решил устроить рейд по монастырям Палестины. Послал туда Марка и Матвея. Первого как военного эксперта, имеющего опыт зачисток, а второго как специалиста по Символу Спасения, для опознания «погибших». Все монахи должны были принести присягу Эммануилу, отказавшихся — арестовывали. Но последних было не очень много. Иноки либо оставались в своей обители (и тогда присяга была почти добровольной), либо покидали ее задолго до нашего появления. Где их искать, было непонятно, в окрестностях большинства монастырей было множество пещер, в одной из которых, между прочим, по легенде когда-то и скрывался Илия. Я призадумался о том, как их оттуда выкурить, но решительных мер пока не предпринимал.
Результатов не было. Наконец мне надоело сидеть в Иерусалиме и я решился оставить город на Марка, а сам принять участие в событиях. Попросил Марка рекомендовать мне надежного человека из службы безопасности. Его протеже Эфраим Вейцман оказался человеком умным, уравновешенным и исполнительным. Люблю таких. Мы отправились в монастырь Святого Георгия неподалеку от Иерихона.
Желтые слоистые скалы, монастырские постройки, прилепившиеся у подножия, и синее небо над головой. И четкое ощущение взгляда в спину. Готов поручиться, что через оптический прицел.
Я не был зол, скорее азартен. После присяги монахов допросили с наркотиками и заставили показать пещеры. Нашли несколько беглецов. Илии не было.
К моему удивлению, в меня так никто и не выстрелил. Фобия. Нервничаю.
Следующим объектом был монастырь Святой Екатерины у подножия горы Синай. Почти тот же пейзаж, только горы округлые и складчатые, словно прорезанные морщинами. Желтые монастырские стены, больше похожие на крепостные. Рядом сад: пальмы, оливы и кипарисы. И тоже синее небо над безжизненными скалами. Бог в небесах, и ничего на земле, что могло бы отвлечь от молитвы. Жарко, несмотря на конец октября.
Зов горячего ветра Синайских пустынь
Будут переводить как «томление духа»…
Ощущение выстрела в спину не покидало.
Мы сделали то же. Приняли присягу, допросили монахов, осмотрели пещеры — те, что нам показали. Илии не нашли. Зато узнали кое-что интересное: в бывших каменоломнях Бет-Гуврина «погибшие» устроили целый город и живут там с семьями. Я приказал Марку достать подробную карту каменоломен и послал туда войска.
Было начало ноября. Я написал подробный отчет Эммануилу. С Бет-Гуврином были сложности. Карту мы достали, но никто не мог поручиться в ее абсолютной точности. Пещер там было около восьмисот. Выходов из пещерной системы не намного меньше. У каждого охрану не поставишь, к тому же не все известны. Некоторые пещеры связаны друг с другом, некоторые — нет.
Попробовали сунуться внутрь. Беглецы были вооружены и пытались обороняться. И весьма успешно, учитывая, что в мои намерения не входило их всех перебить. Атакующие, спускаясь в «нари», отверстия в сводах пещер, были как на ладони, а «погибшие» оставались в тени. Очень невыгодная позиция.
Марк счел неразумным продолжать операцию.
— Лучше бросить по бомбе в каждую дырку.
Я молчал. Я не был готов к массовому убийству.
Ответ Эммануила был кратким и исчерпывающим:
— Пусти газ.
Я понял, но не хотел брать на себя ответственность.
— Какой?
— На твое усмотрение. Но без лишних жертв.
Он сделал ударение на слове «лишних». Это означало «не принадлежащих к еретикам». Но у меня оставалась свобода понять неправильно и пустить туда что-нибудь более или менее безобидное, то, что применяют при разгоне демонстраций.
Я боялся одного: что эти ребята лучше умрут, чем вылезут на поверхность, чтобы сдаться людям «Антихриста». И тогда это будет только первый акт трагедии. Потом Эммануил надавит на меня и заставит пустить им настоящую отраву или поручит это Матвею. Тот точно не откажется. После своей смерти и воскресения он стал относиться к Господу крайне некритично. Так или иначе пещеры Бет-Гуврина станут братской могилой.
Мне легко далось убийство тех, кто покушался на меня, Но это была почти необходимая оборона. Убивать целыми семьями людей, которые виновны только в том, что не хотят жить по законам Эммануила, я еще не научился.
Крестоносцы называли это место Гибеллин. Слишком созвучно со словом «гибель».
Дверь камеры была приоткрыта. Рядом стоял охранник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
А в первую субботу после поста я был на обеде у Арье. Точнее, у его сестры. Арье был в разводе, а шабат — праздник семейный, его не празднуют в одиночестве.
Сестра Арье Ханна Гайсинович жила на окраине Нового Города в двухэтажном особняке европейского типа. Возле дома шумел сад, над крышей торчала антенна спутникового телевидения.
Я подкатил на своем «Мерседесе», оставил шофера в машине и охрану по периметру сада. Я не думал, что мне здесь что-то угрожает, но приходилось быть осторожным.
Ханна, рабби Гайсинович, оказалась подтянутой сорокалетней женщиной, весьма образованной и интеллигентной.
Зажигания свечей и вечерних молитв я не застал — меня пригласили в полдень. Однако спели «Шалом Алейхем» и прочитали «кидуш» («освящение дня»):
— Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал…
Обед состоял из здоровенного куска курицы с овощами. Все горячее. Понятно, творческое отношение к религиозным установлениям: в субботу запрещено зажигать огонь.
— Хорошо, что вы реформисты, — заметил я. — А то пришлось бы есть холодное.
Арье рассмеялся. Ханна улыбнулась.
— Ничего подобного. Есть же субботние плитки.
— Это как?
— Плитка как плитка, только греется очень слабо. Её включают вечером в пятницу и в субботу ставят подогревать оду. Медленно, но в конце концов разогревается.
Пили Силоамское. Настоящее. Здесь оно заменяло Причастие Третьего Завета. Господь не решился говорить иудеям о причастии и придумал другой способ привязать их к себе. Я вспомнил о мошенниках, подделывающих Господнее вино. Надо бы ими серьезно заняться. Они сами не понимают, что вставляют ему палки в колеса. Жаль, что не было глобальной присяги, было бы проще: отловить всех без знака — и все.
Я посмотрел на руки Ханны. Пока нет, но будет. У Арье уже давно. Не без этого.
За окнами потемнело. На Иерусалим надвигалась огромная грозовая туча. Ханна встала и включила свет — очередное проявление религиозного реформизма.
Говорили о политике, о Храме, об Эммануиле.
— Правда ли, что виновники взрыва в Христианском квартале найдены? — спросила Ханна.
— Да, я собираюсь повесить их на «весах», у западной лестницы. Там как раз четыре арки. — Я посмотрел на хозяев и понял, что сказал что-то очень некошерное. — Это оскорбит еврейскую общину, или вас шокирует сам факт публичной казни?
— И это тоже… Понимаешь, Храмовая гора — святое место, — Арье явно хотел выразиться как-нибудь помягче.
— Хорошо, найду другое.
— И публичные казни у нас тоже не приняты.
— Это уж извините. Я просто хочу добиться мира на вашей земле.
— Такие меры не всегда помогают.
— Да ладно вам! Я это уже проходил. При последовательном и систематическом применении очень даже помогают. И ваш Рамбам относится к ним весьма положительно.
— Рамбам писал в двенадцатом веке, — заметил Арье.
— Люди мало изменились.
— Тише! Посмотрите за окно! — Ханна встала со своего места.
За окном была тьма. Густая и непроглядная. И тихо-тихо, словно все вымерло.
В стекло словно что-то ударило. Грузное тело чудовищного невидимки. Свет мигнул и погас. Раздался грохот, который перешел в оглушительный непрерывный гул. За окном засверкало, словно кончился старый фильм и прокручивали пустую кинопленку.
Мы вскочили и замерли метрах в двух от окна — ближе подойти не решились.
Я вспомнил Москву, свое заключение на Лубянке, странную грозу.
— Ураган.
Ханна обеспокоенно посмотрела на меня:
— У меня дети в синагоге.
Грохот был такой, что заглушил раскаты грома. За окнами встало алое пламя, задрожали стекла. И все стихло.
Пошел дождь.
Мы вышли на улицу. Моя машина лежала кверху пузом и догорала. Вокруг были разбросаны обгоревшие куски металла.
— Суббота тебя спасла, — сказал Арье.
А мне надо было спасать моих людей. Шоферу уже не помочь. Среди охраны было несколько раненых. В саду Ханны выкорчевало деревья и с дома сорвало кусок крыши.
Ханна с Арье бросились оказывать пострадавшим первую помощь. Я звонил в «Скорую».
«Линия перегружена».
— Еще бы!
Позвонил Марку.
«Линия перегружена».
Плюнул. Позвонил еще.
Капитан моей охраны пытался сделать то же.
— Что случилось с машиной? — спросил я.
— Молния. Бензобак взорвался.
Я поморщился.
— Позвони в полицию. Отдел по борьбе с терроризмом. Пусть поищут остатки того бензобака.
До «Скорой» я дозвонился минут через двадцать. Ехали они еще сорок. Один из моих людей не дожил.
— На улицах пробки. Движение перекрыто, расчищают завалы.
Я не стал упрекать. Мне по-прежнему регулярно приходили графики Варфоломея. Задранные вверх кривые катастроф. По его данным, более процента самолетов не долетали до аэродромов, в частности из-за природных катаклизмов. По авиакатастрофе в день на крупный город. Авиакомпании сворачивали деятельность. Я знал, что Эммануил тут ни при чем: властелину Империи было крайне невыгодно ее разделение. Транспортная проблема изолировала страны, раскалывая его гигантское произведение. А значит, это еще одно доказательство того, что он не всесилен. «Скажешь ли тогда пред убивающим тебя: „Я бог“? Ты же человек, а не Бог» .
У нас в Иерусалиме было поспокойнее. Я даже удивился, что за четыре месяца здесь ничего не случилось, кроме слабого землетрясения весной. И вот, дождались.
Остатки взрывного устройства в моей машине так и не нашли. Оставалось поверить в молнию. Впрочем, если молнии бьют почти непрерывно — почему бы одной из них не угодить в мою машину?
Разрушения в городе были не очень велики, хотя и серьезнее, чем в Москве два года назад. Общее количество жертв не превысило двух десятков человек. «Суббота спасла»: в основном население сидело по домам и синагогам. Легко отделались.
Утром, первого элула, меня разбудил звук, живо напомнивший мне Индию. Спросонья я решил, что я в каком-нибудь индуистском храме и пуджари трубит в раковину. Потом мне объяснили, что это шофар, бараний рог, и в него будут трубить весь месяц, каждое утро, кроме субботы. Шофар даже не трубит — он ревет: печаль, мольба, зов. Зов неба или призыв к восстанию. Или военный сбор. «Первый ангел вострубил…» Думаю, что в шофар.
В начале элула (то бишь в середине августа) была произведена казнь участников покушения. Я прислушался к Арье и сменил место. Их повесили у Дамасских ворот.
В тот же день я решился навестить Терезу. Не был у нее более месяца.
Через неделю после того памятного допроса я выписал из Италии скрипку Страдивари и послал ей. В качестве компенсации за моральный ущерб. Впрочем, знал, что это не поможет.
Ее невольное признание пригодилось. Следы Илии отыскались в монастыре Мар-Саба (то есть Святого Саввы), в пустыне к юго-востоку от Иерусалима, хотя его самого там уже не было. Я посылал туда Марка и Матвея. Монахов заставили принести присягу Эммануилу и всех допросили. Илия там был, но покинул обитель более месяца назад. Куда отправился? Клялись, что не знают. По крайней мере те, кого мы отловили. Там пещер полно. Но ничего, найдем, я уверен.
Тереза сидела с ногами на кровати и читала. Когда я вошел, подняла глаза.
— Как вам мой подарок? — поинтересовался я.
— Я к ней не прикасалась недели три. Пока не поняла, что я здесь не затем, чтобы холить свою гордыню. Хорошая скрипка.
— Страдивари.
— Ни к чему было так тратиться. Я только любитель и в состоянии отличить приличный инструмент от плохого, но не хороший от очень хорошего. Они для меня звучат одинаково.
— Мне это ничего не стоило.
— Ах, да! Конечно,
— И зачем вы здесь?
Она посмотрела на меня вопросительно.
— Зачем вы здесь, если не для того, чтобы холить свою гордыню? — пояснил я.
— Я здесь для вас.
— Неужели?
Она не приняла иронии.
— Кто спасает одну душу — спасает мир.
— Все надеетесь?
— Почему бы и нет?
— После всего?
— Бывает и хуже.
— Хуже? Я же, по-вашему, первый из апостолов Антихриста.
— Замечательно, Значит, до святого вам остался только один шаг.
— Ну и?
— Вам нужно стать еще сильнее. Чтобы подняться над собой и возвыситься до отречения.
— Это будет предательство. Он слишком много для меня сделал. И я его не оставлю.
— Не для вас, а с вами. Он ведет вас во тьму, шаг за шагом, преступление за преступлением.
— Он сделал меня сильнее.
— Дьявол затем и нужен, чтобы мы стали сильнее.
Я сел на жесткий стул с прикрученными к полу ножками. Скрипка Страдивари лежала рядом, на столе.
— Сыграйте что-нибудь.
Она кивнула.
Мне нравилось, как она играет. Я в состоянии отличить приличную игру от дерьмовой, хотя приличную от виртуозной — никогда. По-моему, она играла лучше, чем прилично. Её дурацкое черное покрывало сползло назад, открыв копну светлых вьющихся волос. Зачем она их скрывает! Ангел Мелоццо да Форли! Ангел, играющий на скрипке.
ГЛАВА б
Был первый день месяца тишрея, Рош-га-Шана — еврейский Новый год. Звук шофара звучал непрерывно. В синагогах читали молитвы:
— Великий шофар трубит; слышится тихий шепот; ангелы, содрогаясь от страха, провозглашают; «Судный День наступил и призывает небесное воинство к правому Суду!» Даже они не безгрешны перед Твоим лицом…
Начались десять дней раскаяния.
Эммануил вернулся накануне полновластным владыкой Африки. Наместником он оставил Якова, так что я не видел его с московских событий.
Дварака проплыла над Иерусалимом и опустилась на свое обычное место: на востоке от города.
На второй день Рош-га-Шана была присяга. Во всех синагогах после дневной службы. Текст был несколько изменен с учетом местной идеологии: Эммануила должны были признать Царем Израиля и Мира и Машиахом.
Синедрион он собирать не стал, решив, что ему вполне достаточно помазания Самуила.
— Не хватало мне еще семидесяти лишних болтунов!
Хотя Моше Спектор утверждал, что собрать его можно хоть сейчас, если только все мудрецы Израиля с этим согласятся и изберут семьдесят достойных из своей среды. Кого считать мудрецами Израиля, он не уточнял. Обычно мнения на этот счет расходятся.
— За шестнадцать веков не договорились — и сейчас не договорятся, — сказал Эммануил. — Принесут присягу — значит, признали.
Была еще одна причина отрицательного отношения Господа к Синедриону. Название органа власти, осудившего Христа, звучало слишком неприятно для ушей христиан (не зря его распустил император Феодосий Второй), а христиан на три порядка больше, чем иудеев: Эммануил не мог с ними не считаться.
Храм еще не был достроен, хотя возводился бешеными темпами. По периметру храмовой площади торчали хрустальные ребра будущего свода, сияли на солнце тонкие металлические колонны и первые перекрытия. Пока все это напоминало раскрытую пасть гигантской акулы. Достроить надеялись к Хануке, то бишь где-то к Рождеству.
Наступил Йом-Кипур: праздник и одновременно пост. Двадцать пять часов сухой голодовки. В синагогах всей общиной пели длинные признания в своих грехах.
Эммануил задержался до праздника Сукот (праздника Кущей, то есть палаток). Евреи строили шалаши у своих домов в воспоминание о том, как они жили в пустыне.
Арье пригласил меня отобедать в свой шалаш, который скорее напоминал беседку. С плетеной из прутьев крыши свисали ветви пальм и фрукты, а также бумажные гирлянды, как в Новый год. Сквозь крышу просвечивали небо. Обстановка напомнила мне австрийский хёригер.
Эммануил тоже построил свою «суку» среди олив Гефсиманского сада. «Сука» была здоровая, навес почти на весь сад. И там был устроен очередной пир с Силоамским.
А двадцать третьего тишрея была полная шиза. Евреи танцевали на улицах, смеялись, хлопали в ладоши. Повсюду звучала музыка. Я поинтересовался у Арье, не выиграла ли чемпионат мира какая-нибудь еврейская команда. Он рассмеялся.
— Сегодня же Симхат Тора — Радость Закона! Танец с Торой. Такой праздник устроил царь Соломон, когда закончил читать Тору.
Тогда понятно. Прочитать Тору, конечно, большое дело, Я так осилил только Бытие и Исход и намертво застрял на Левите.
Отплясав с Торой и своим избранным народом, Эммануил отправился к народам менее избранным, зато занимающим куда большую территорию. Дварака поднялась и поплыла по направлению к Южной Америке. Мы ждали его возвращения к Хануке.
— Илию мне найдите! — бросил он нам на прощание.
Чем мы и занимались весь следующий месяц.
Для начала я решил устроить рейд по монастырям Палестины. Послал туда Марка и Матвея. Первого как военного эксперта, имеющего опыт зачисток, а второго как специалиста по Символу Спасения, для опознания «погибших». Все монахи должны были принести присягу Эммануилу, отказавшихся — арестовывали. Но последних было не очень много. Иноки либо оставались в своей обители (и тогда присяга была почти добровольной), либо покидали ее задолго до нашего появления. Где их искать, было непонятно, в окрестностях большинства монастырей было множество пещер, в одной из которых, между прочим, по легенде когда-то и скрывался Илия. Я призадумался о том, как их оттуда выкурить, но решительных мер пока не предпринимал.
Результатов не было. Наконец мне надоело сидеть в Иерусалиме и я решился оставить город на Марка, а сам принять участие в событиях. Попросил Марка рекомендовать мне надежного человека из службы безопасности. Его протеже Эфраим Вейцман оказался человеком умным, уравновешенным и исполнительным. Люблю таких. Мы отправились в монастырь Святого Георгия неподалеку от Иерихона.
Желтые слоистые скалы, монастырские постройки, прилепившиеся у подножия, и синее небо над головой. И четкое ощущение взгляда в спину. Готов поручиться, что через оптический прицел.
Я не был зол, скорее азартен. После присяги монахов допросили с наркотиками и заставили показать пещеры. Нашли несколько беглецов. Илии не было.
К моему удивлению, в меня так никто и не выстрелил. Фобия. Нервничаю.
Следующим объектом был монастырь Святой Екатерины у подножия горы Синай. Почти тот же пейзаж, только горы округлые и складчатые, словно прорезанные морщинами. Желтые монастырские стены, больше похожие на крепостные. Рядом сад: пальмы, оливы и кипарисы. И тоже синее небо над безжизненными скалами. Бог в небесах, и ничего на земле, что могло бы отвлечь от молитвы. Жарко, несмотря на конец октября.
Зов горячего ветра Синайских пустынь
Будут переводить как «томление духа»…
Ощущение выстрела в спину не покидало.
Мы сделали то же. Приняли присягу, допросили монахов, осмотрели пещеры — те, что нам показали. Илии не нашли. Зато узнали кое-что интересное: в бывших каменоломнях Бет-Гуврина «погибшие» устроили целый город и живут там с семьями. Я приказал Марку достать подробную карту каменоломен и послал туда войска.
Было начало ноября. Я написал подробный отчет Эммануилу. С Бет-Гуврином были сложности. Карту мы достали, но никто не мог поручиться в ее абсолютной точности. Пещер там было около восьмисот. Выходов из пещерной системы не намного меньше. У каждого охрану не поставишь, к тому же не все известны. Некоторые пещеры связаны друг с другом, некоторые — нет.
Попробовали сунуться внутрь. Беглецы были вооружены и пытались обороняться. И весьма успешно, учитывая, что в мои намерения не входило их всех перебить. Атакующие, спускаясь в «нари», отверстия в сводах пещер, были как на ладони, а «погибшие» оставались в тени. Очень невыгодная позиция.
Марк счел неразумным продолжать операцию.
— Лучше бросить по бомбе в каждую дырку.
Я молчал. Я не был готов к массовому убийству.
Ответ Эммануила был кратким и исчерпывающим:
— Пусти газ.
Я понял, но не хотел брать на себя ответственность.
— Какой?
— На твое усмотрение. Но без лишних жертв.
Он сделал ударение на слове «лишних». Это означало «не принадлежащих к еретикам». Но у меня оставалась свобода понять неправильно и пустить туда что-нибудь более или менее безобидное, то, что применяют при разгоне демонстраций.
Я боялся одного: что эти ребята лучше умрут, чем вылезут на поверхность, чтобы сдаться людям «Антихриста». И тогда это будет только первый акт трагедии. Потом Эммануил надавит на меня и заставит пустить им настоящую отраву или поручит это Матвею. Тот точно не откажется. После своей смерти и воскресения он стал относиться к Господу крайне некритично. Так или иначе пещеры Бет-Гуврина станут братской могилой.
Мне легко далось убийство тех, кто покушался на меня, Но это была почти необходимая оборона. Убивать целыми семьями людей, которые виновны только в том, что не хотят жить по законам Эммануила, я еще не научился.
Крестоносцы называли это место Гибеллин. Слишком созвучно со словом «гибель».
Дверь камеры была приоткрыта. Рядом стоял охранник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73