На тебя
выставили контракт, Майк.
Трехкнижный контракт, хуже не бывает. Я не могу пошевелиться. Я не могу
сдвинуться с места. Я могу только стоять. У меня в голове возник
психологический барьер, не позволяющий сделать и шага.
Но я уже понимаю, что это не так. Я могу идти. На этот раз я могу идти.
Радость охватывает меня. Я прорвал барьер. Во сне я думаю:
"Это все меняет! Это все меняет!"
Я ступаю на проселок, вдыхая запах опавшей хвои, то переступая через
валяющиеся на земле ветви, то отбрасывая их в сторону. Поднимаю руку, чтобы
смахнуть со лба влажные от пота волосы, вижу царапину на тыльной стороне
ладони. Останавливаюсь, с интересом начинаю ее разглядывать.
Не теряй времени, вновь оживает голос в моей голове. Иди вниз. Тебе
надо писать книгу.
Я не могу писать, отвечаю я. Эта часть моей жизни закончена. Начались
следующие сорок лет.
Нет, возражает голос. И безжалостная интонация, которую я в нем уловил,
путает меня до смерти. Ты не мог ходить, а не писать, а теперь сам видишь,
психологический барьер исчез. Так что быстренько спускайся вниз.
Я боюсь, признаюсь я голосу.
Боишься чего?
Ну.., а если там миссис Дэнверс?
Голос не отвечает. Он знает, что я не боюсь домоправительницы Ребекки
де Уинтер. Она всего лишь книжный персонаж, мешок с костями, ничего больше.
Поэтому я продолжаю спуск. Ничего другого не остается, но с каждым шагом
нарастает охватывающий меня ужас, и где-то на полпути к темной громаде
бревенчатого дома меня уже бьет дрожь. Что-то там не так, там меня поджидает
беда.
Я убегу отсюда, думаю я. Убегу обратно, буду бежать до самого Дерри,
если потребуется, и никогда не вернусь назад.
Да только за спиной я слышу натужное дыхание и тяжелые шаги. Лесная
тварь уже вышла на проселок. И если я повернусь, одного ее вида будет
достаточно, чтобы лишить меня разума. Потому что надвигается на меня что-то
огромное, с красными глазами, злое и голодное.
И спасение я могу обрести только в доме.
Я шагаю дальше. Ветви кустарника, словно руки, хватают меня. В свете
поднимающейся луны (никогда раньше в моих снах луна не всходила, но и сон не
затягивался так надолго) шелестящие под ветерком листья складываются в
ухмыляющиеся физиономии. Я вижу подмигивающие мне глаза, растянутые в
ухмылке рты. А ниже - дом с темными окнами, и я знаю, что электричества нет,
ураган оборвал провода, и я буду нажимать на выключатель, нажимать и
нажимать безо всякого результата, пока чьи-то пальцы не сожмут мне запястье
и не увлекут меня, словно заждавшегося любовника, в темноту.
Позади уже три четверти проселка. Я вижу ступени лестницы, сбегающей от
коттеджа к озеру, я вижу плот на воде - черный квадрат на лунной дорожке.
Билл Дин уже поставил его на привычное место. И я вижу продолговатый
предмет, лежащий на полянке, которой у крыльца заканчивается проселок.
Раньше этого предмета там не было. Что же это?
Еще два или три шага - и я знаю ответ. Это гроб, тот самый, из-за
которого торговался Френк Арлен.., потому что, сказал он, владелец
похоронного бюро решил нажиться на мне. Это гроб Джо, лежит он на боку,
крышка сдвинута, и я вижу, что он пуст.
Мне хочется кричать. Мне хочется развернуться и бежать вверх по
проселку.., я готов даже к встрече с той тварью, что спускается следом. Но
прежде чем мои мысли успевают превратиться в действия, распахивается дверь
черного хода "Сары-Хохотушки", и какая-то жуткая фигура выбегает из дома.
Фигура вроде бы человеческая, а вроде бы и нет. Она во всем белом, руки
вскинуты над головой. Там, где должно быть лицо, ничего нет, но фигура
издает пронзительные крики. Это же Джоанна, доходит до меня. Из гроба она
выбралась, а вот от савана избавиться не смогла. Саван по-прежнему на ней.
И какое же невероятно стремительное это создание! Оно не плывет, как
должно плыть призракам, оно несется по проселку со скоростью курьерского
поезда. Оно дожидалось здесь, пока во всех моих снах я стоял, как вкопанный,
а теперь, когда я наконец смог спуститься вниз, вознамерилось добраться до
меня. Я, конечно, закричу, когда оно заключит меня в свои объятия, я
закричу, когда мне в нос ударит запах разлагающейся плоти, я закричу, когда
увижу буравящие меня черные, сверкающие глаза. Я закричу.., но здесь нет
никого, кто может меня услышать. Только гагары услышат меня. Я вновь пришел
в Мэндерли, только на этот раз, чтобы остаться здесь навсегда.

***

Орущее белое создание подбежало ко мне, и я проснулся на полу спальни,
заходясь в жутком крике, колотясь обо что-то головой. И сколько времени
прошло, прежде чем я осознал, что я уже не сплю, что я уже не в
"Саре-Хохотушке"? Сколько времени прошло, прежде чем я осознал, что в
какой-то момент свалился с кровати и во сне на карачках пополз через
спальню, пока не добрался до угла и принялся колотить головой в то место,
где сходятся стены? Колотить вновь и вновь, словно буйный помешанный в
психиатрической клинике.
Я не знал, не мог знать, потому что электричество отключили и часы на
прикроватном столике более не показывали время. Зато я осознавал, что сейчас
не смогу выползти из угла, потому что чувствую себя там в большей
безопасности, чем посреди комнаты. И это ощущение еще долго оставалось со
мной, хотя я уже и проснулся. Кошмар по-прежнему цепко держал меня в своих
когтях (наверное, потому, что я не мог зажечь свет и разрушить его злые
чары). Я боялся, что это белое существо, стоит мне покинуть угол, с воплями
выскочит из моей ванной с твердым намерением завершить начатое. Я знал, что
весь изошел криком, что дрожу от холода, что у меня мокрые пижамные штаны и
ноги тоже мокрые: мочевой пузырь не выдержал стресса.
Я оставался в углу, мокрый, жадно хватая ртом воздух. Вглядывался в
темноту и задавался вопросом: может ли кошмар свести человека с ума? В ту
мартовскую ночь я пришел к выводу (и с тех пор не изменил своего мнения),
что такое очень даже возможно.
Наконец я почувствовал в себе силы вылезти из убежища. Отполз на
несколько шагов, стянул с себя пижамные штаны и в этот момент потерял
ориентацию. А потом последовали пять ужасных сюрреалистичных минут (может,
всего две), в течение которых я ползал взад-вперед по собственной спальне,
то и дело обо что-то ударялся и всякий раз жалобно вскрикивал. И каждый
предмет, на который внезапно натыкалась моя рука, казался мне трупом в белом
саване. Пальцы мои не могли нащупать ни одной знакомой вещи. Зеленые,
успокаивающие цифры на электрических часах погасли, и теперь я не мог
определить, где прикроватный столик, кровать, окно, дверь в ванную. Я словно
ползал в мечети далекой Аддис-Абебы.
В конце концов я врезался плечом в кровать. Встал, сдернул с одной из
подушек наволочку, обтер промежность и верхнюю часть ног. Забрался в
постель, натянул на себя одеяло и лежал, дрожа всем телом, слушая, как ветер
бросает в стекло то ли мокрый снег, то ли крупку.
Заснуть я в ту ночь больше не смог, а приснившийся мне кошмар продолжал
стоять перед глазами, не уходил, как обычно уходят сны после того, как
человек просыпается. Я лежал на боку, дрожь постепенно стихала, и думал о ее
гробе на проселке, который служил нам подъездной дорожкой. Думал о том, что
Джо любила "Сару", и если уж ее призрак получил возможность вселиться в один
из наших домов, то предпочтение Джо отдала бы коттеджу на озере. Но почему
она набросилась на меня, хотела причинить мне боль? Как могло получиться,
что моя Джо вдруг набросилась на меня? Причины я назвать не мог.
Время текло, и в какой-то момент я понял, что воздух стал серым, что из
тумана тьмы начинают возникать контуры шкафов, стульев, другой мебели. Мне
сразу полегчало. Свет придал сил. Я решил, что сейчас разожгу на кухне
дровяную плиту и сварю себе крепкий кофе. С тем чтобы начать-таки изгонять
ночной кошмар.
Перекинув ноги через край кровати, я поднял руку, чтобы отбросить
волосы со лба. Да так и застыл со вскинутой на уровень глаз рукой. Должно
быть, я поцарапался, когда, потеряв ориентацию, ползал в темноте, пытаясь
отыскать дорогу к кровати. На царапине, на тыльной стороне ладони, пониже
костяшек, уже запеклась кровь.

Глава 5

Однажды - мне тогда было шестнадцать - самолет перешел сверхзвуковой
барьер прямо у меня над головой. Я как раз бродил по лесу, обдумывал
какой-то рассказ из тех, что собирался написать, а может, мечтал о том,
чтобы в одну из пятниц Дорин Форнье дала слабину и позволила мне стянуть с
нее трусики, когда мы будем обниматься в автомобиле, припаркованном в конце
Кашмен-роуд.
В любом случае, я ушел в собственный мир, и грохот звукового перехода
застал меня врасплох. Я повалился на заваленную листьями землю, закрыв
голову руками, с бешено бьющимся сердцем, в полной уверенности, что жизнь
моя закончилась (а ведь я еще не познал женщину). И если брать прожитые
сорок лет, то ужас, в который поверг меня последний из кошмаров
"Мэндерлийского сериала", можно сравнить лишь с ощущениями, испытанными мною
в тот момент.
Я лежал на земле, ожидая, что громадный молот сейчас расплющит меня в
лепешку, но прошло тридцать секунд, молот все не падал, и я сообразил, что
какой-то пилот, поднявшийся с военного аэродрома в Брансуике, не смог
дождаться, пока под крылом заплещется Атлантический океан, и пробил звуковой
барьер над сушей. Но, святый Боже, кто же мог ожидать, что преодоление
скорости звука сопровождается таким грохотом?
Я медленно поднялся, постоял, ожидая, пока успокоится сердце, и только
тут заметил, что гром с ясного неба испугал не только меня. Впервые на моей
памяти в леске, что начинался за нашим домом в Праутс-Нек царила полная
тишина. Я стоял, опавшие листья облепили мои джинсы и футболку, и слушал.
Полная, абсолютная тишина. А ведь даже в холодный январский день лес не
умолкает ни на секунду.
Наконец запел вьюрок. На две или три секунды вернулась тишина, потом
почин вьюрка поддержала сойка. Еще две или три секунды, и свое отношение к
случившемуся высказала ворона. Забарабанил дятел. Слева от меня зашелестел в
опавшей листве бурундук. И через минуту после того, как я поднялся с земли,
лес уже жил прежней жизнью, занимаясь привычными делами. Я занялся своими,
но навсегда запомнил и внезапный грохот, и последовавшую за ним мертвую
тишину.
Тот июньский день я часто сравнивал с пробуждением от кошмара. Что-то
случилось, по крайней мере могло случиться.., но сначала приходит тишина.
Она нужна нам для того, чтобы убедиться, что мы в полном порядке, а
опасность, если она и существовала, более не грозит.
В последующую неделю жизнь в Дерри замерла. Мокрый снег и ветер много
чего натворили, а резкое понижение температуры осложнило расчистку дорог и
ликвидацию последствий бурана. И люди, конечно, сделались мрачными и
угрюмыми. Такие природные катаклизмы случаются у нас каждый год, иногда даже
в апреле, но их никогда не ждут. И когда городу достается, мы воспринимаем
это как личное оскорбление.
Но к концу недели погода начала налаживаться. Я воспользовался этим
подарком судьбы и отправился выпить чашечку кофе и съесть пирожное в
маленький ресторанчик, расположенный по соседству с аптечным магазином "Райт
эйд", в котором Джоанна сделала свою последнюю покупку. Ел пирожное, запивал
его кофе, разгадывал газетный кроссворд, когда рядом со мной раздался
мужской голос:
- Позволите сесть за ваш столик, мистер Нунэн? Сегодня здесь очень уж
много народу.
Я поднял голову и увидел старика. Я его определенно знал, только не мог
припомнить, где и когда пересекались наши пути.
- Ралф Роберте, - представился он. - Доброволец "Красного креста". Мы
там работаем с моей женой, Лойс.
- Да, конечно, - кивнул я. Каждые шесть недель я сдавал кровь в местном
отделении "Красного креста". Ралф Роберте, среди прочих
старичков-добровольцев, разносил донорам сок и булочки и предупреждал, чтобы
мы не вставали и не делали резких движений, если кружится голова. -
Пожалуйста, присядьте.
Он взглянул на мою газету с кроссвордом, лежащую в полоске солнечного
света, и уселся за столик, - Вы не находите, что разгадывание кроссворда в
"Дерри ньюс" - одно из тех занятий, без которых можно обойтись?
Я рассмеялся и кивнул.
- В принципе, да. Но я разгадываю кроссворд, а другие люди забираются
на Эверест по одной и той же причине, мистер Роберте, - потому что он есть.
Только, разгадывая кроссворд, никто не рискует сломать шею.
- Зовите меня Ралф. Пожалуйста.
- Хорошо. А я - Майк.
- Отлично. - Он улыбнулся, обнажив зубы, желтоватые, но, несомненно,
даровании ему природой. - Мне нравится переходить имена. Словно галстук
снимаешь. Хорошенький кий мы пережили буран, не так ли?
- Да, но теперь, слава Богу, потеплело Температура действительно резко
поднялась (для марта это характерно) с ночных минус три до дневных плюс
десяти. Солнечные лучи приятно грели кожу. Именно погода и выгнала меня из
дома.
- Весна все-таки придет - покивал Ралф. - В иной год она забывает
дорогу домой, но в конце концов находит нужную тропу. - Он глотнул кофе и
поставил чашку на стол. - Что-то давно не видел вас в "Красном кресте".
- Восстанавливаю запасы крови. - Тут я, конечно, грешил против истины.
Кровь мне полагалось сдать две недели тому назад. Об этом напоминала
открытка, которая лежала на холодильнике. - На следующей неделе приду
обязательно.
- Я упомянул об этом лишь потому, что у вас группа А, а у нас она в
дефиците.
- Придержите для меня койку.
- Можете на это рассчитывать. У вас все нормально? Извините, что
спрашиваю, но вы неважно выглядите. Если причина в бессоннице, я могу
посочувствовать.
По нему видно, что он страдает бессонницей, отметил я. Большие мешки
под глазами. Но, с другой стороны, ему глубоко за семьдесят, а в этом
возрасте мешки под глазами могут появиться из-за сотни болезней. Поживи с
его и будешь выглядеть как незнамо кто. Я уже открыл рот, чтобы дать мой
стандартный ответ на вопрос, касающийся моего самочувствия ("У меня все в
порядке"), а потом подумал: а к чему мне постоянно играть роль мужчины с
рекламного щита "Мальборо", у которого действительно нет проблем? Да и кого
я пытаюсь обмануть? Что произойдет, если я скажу тому старику, который
приносит мне булочку после того, как медицинская сестра вытащит иглу для
забора крови из моей вены, что похвастаться мне нечем? Землетрясение? Пожар
и потоп? Едва ли.
- Знаете, Ралф, состояние у меня не очень.
- Грипп? В этом году чуть ли не все им переболели.
- Нет. Грипп меня миновал. И сплю я хорошо. - Я говорил правду, спал я
хорошо, если забыть повторяющиеся ночные визиты в "Сару-Хохотушку". - Думаю,
просто плохое настроение.
- Тогда вам надо поехать в отпуск. - Он вновь поднес чашку ко рту. А
когда посмотрел на меня, тут же поставил ее на стол. - Что такое? Вам
нехорошо?
"Нет, - очень хотелось сказать мне - Просто вы - первая птичка,
запевшая а тишине, Ралф, ничего больше".
- Нет, нет, все в порядке, - ответит я, а потом повторил ключевое
слово, наверное, - хотел услышать его из собственных уст. - Отпуск?
-Да. - Он улыбался. - Люди всегда ездят в отпуск.

***

Люди всегда ездят в отпуск. Он говорил, правду: даже те люди, которые
не могут позволить себе ехать в отпуск. Когда они устают. Когда им надоедает
захлебываться в собственном дерьме. Когда окружающий мир требует от них
слишком многого Я, разумеется, мог позволить себе отпуск. И мог оторваться
от работы (какой работы?), однако только старичок-доброволец сумел открыть
мне глаза на то, что я мог бы увидеть и сам: в отпуск я последний раз ездил
с Джо. Мы летали на Бермуды зимой того года, когда она умерла. Работать я
давно не работал, наверное, поэтому начисто забыл о том, что кроме работы в
жизни есть место и отпуску И только летом, прочитав в <Дерри ньюс"
некролог Ралфа Робертса (его сбила машина), я осознал, в каком я долгу перед
стариком. Его совет принес мне гораздо больше пользы, чем стакан
апельсинового сока, который я получал, сдавая кровь. Можете мне поверить.

***

Покинув ресторан, я не пошел домой, а долго кружил по этому чертову
городу, зажав под мышкой газету с наполовину разгаданным кроссвордом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10