А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Я приехал! Я – в Москве!»
Но в самолете вновь начался жар. Стюардесса дала ему что-то из аптечки, но сделалось только хуже. В бредовом кошмаре незнакомая певица бесконечно выводила «амен!» низким, зловещим голосом. «Ни фига не „амен“! – кричал он кому-то. – Мы еще поборемся!»
Два часа полета показались десятиминутным провалом. Его растолкали соседи.
С трапа сошел благополучно.
Такси ему никто не предлагал. Что взять с пьяного?
Автобусный провал был еще короче.
В метро даже умудрился правильно сделать пересадку.
Вот на станции «Сухаревская» при выходе в город возникли проблемы. Появилось большое красное пятно. И никуда не исчезало. Пришлось остановиться. И тут он услышал знакомый запах роз. Кто-то тыкал ему в лицо букетом, предлагая купить для любимой девушки. У него еще оставались деньги. Он отдал все, что было.
И наконец ночная Сретенка! Фонари над дорогой танцуют. Троллейбус двигается странно, зависая на проводах.
«Любимая, родная Сретенка, приведи меня к ней! И пусть она меня не выгонит! Пусть простит! Скажи, чтобы простила!»
Вдоль стены ее старого дома он продвигался уже на ощупь. «Как Павка Корчагин с брюшным тифом!» – вспомнился кадр из забытого фильма.
Дверь открыла незнакомая старушка. Быстро замигала глазками и вдруг выдала нечто странное:
– Вы – Идочкин Антон?
Он в ответ пробурчал невнятное. Наверно, попросил, чтобы ушла с дороги.
В комнате стоял дым. Невероятно густой.
Когда дым немного рассеялся, он увидел край стола с пепельницей. А в пепельнице целая гора окурков.
Девушка выплыла из дымовой завесы. Вроде бы Ида. И вроде не Ида. Очень худая девушка. Щеки впали. Под глазами чернющие круги.
– А я тебя сегодня похоронила… – пролепетала Ида-не Ида.
Розы рассыпались по щербатому паркету. Все закружилось вокруг. Успел только проговорить приготовленное для телефона:
– Я приехал! Я – в Москве!..
* * *
– …Москва – все-таки мистический город, не правда ли? – Глаза у Катрин чудесные, немного насмешливые. У Пати такие же. – Вы стали очень рассеянным, Антон. Наверно, обдумываете сюжет нового романа?
– Я прекрасно все слышал. Вы сказали, что Москва – город мистический.
Они уже полчаса как вернулись в гостиную. И даже что-то опять ели. Патрисия, кажется, тоже несколько не в себе.
«Наверно, думает, что у меня крыша поехала от ее Кандинского! Бедняжка! Надо быть с ней поласковей!»
– Мне порой кажется, что Булгаков мало что придумал в своем «Мастере и Маргарите», – продолжала Катрин. – В Москве с вами могут произойти самые невероятные вещи! Вы ведь, по-моему, не москвич?
– Нет. Я с Урала. Там, пожалуй, мистики поменьше. Одна суровая действительность.
– Знаете, Антон, мне бы хотелось, чтобы вы почаще навещали нас. Вам здесь понравится. В этом доме прекрасные условия для работы. Ведь так, Па? – обратилась она к дочери, но та никак не отреагировала.
Зато отреагировал писатель:
– Патрисия тоже пишет?
– А вы не знали?
– Мама, как всегда, преувеличивает! – вмешалась Патя. – Писала когда-то стихи. А кто их не пишет в школьные годы!
– Ты мне покажешь?
– Никогда! Давайте оставим в покое тему моего творчества! – раздраженно попросила она.
После этой вспышки гнева в зале установилось молчание. Катрин, опустив голову, смотрела куда-то под стол. Потом она подняла взгляд на Антона, и ему показалось, что подмигнула, будто они участвовали в заговоре против Пати. Он не ответил на подмигивание, но первым нарушил затянувшуюся паузу:
– Нам, наверно, пора.
– Так скоро? – расстроилась Катрин. Ей, видно, скучно в этом доме.
– У нас еще дела в городе, – пояснила дочь.
– Ты вернешься?
– Не знаю.
– Позвони, чтобы я не волновалась. Еще к вопросу о мистике, – опять обратилась Катрин к Антону. – Я так всегда переживаю, когда она одна ночует в нашей московской квартире. Ведь дом-то стоит прямо на Патриарших!
– Вот здорово! Жить на Патриарших – сказка!
– Вы там еще не были?
– Нет.
– Тогда лучше не завидуйте!
– Мама, ну хватит! – взмолилась дочь.
– Я надеюсь, что в ближайшие дни вы нас навестите. – И она вновь едва уловимо подмигнула Антону.
Теперь он был уверен, что и в первый раз ему не показалось.
– Обязательно навестим, – ответила за него Патя, – чтобы ты опять про меня нагородила черт знает что.
Он нагнулся над инвалидным креслом, чтобы поцеловать ручку будущей теще. Катрин успела шепнуть ему на ухо: «Приезжайте!» И тут он заметил, что одно из трех колец вернулось на ее палец: видно, хозяйка прятала их в кармане. Это был золотой перстень с мужской головой.
– Мама вечно лезет не в свои дела! – возмущалась по дороге Патя.
– А по-моему, она замечательная женщина!
– Разумеется! Но мы с ней вечно ссоримся!
– Это оттого, что она еще очень молода и нравится мужчинам.
– Каким мужчинам? Она постоянно дома сидит! Уж говори начистоту – она тебе понравилась!
– Ревнуешь к маме?
– Я тебя ко всем ревную!
– Веселая семейная жизнь нам предстоит!
– Повторение пройденного?
– Мне иногда кажется, что ты за мной следила лет двадцать, а потом вдруг объявилась в «Иллюзионе»!
– Ничего себе! Мне всего восемнадцать! Но доля правды тут есть. Когда ты стоял в очереди в кассу, я тебя сразу узнала. Ведь на твоих книжках – портреты. И это сходство с Прустом!
Так за разговорами они и не заметили, как приехали к дому феминистки.
– Ой, как мне не хочется к ней подниматься! – вздохнула Патя. – Век бы не видеть этой лесбиянской рожи!
– Но ведь я не могу пойти один?
– Да-да, конечно. Пойдем вместе. Преподнесем сюрприз Марии Степановне!
Уже на лестнице девушка спросила:
– А зачем она тебе вообще понадобилась?
– Хочу через нее выяснить круг знакомых Констанции. По твоим словам, она хорошо знала Лазарчук.
– По-моему, Коко была ее любовницей. Если Степановна еще не в курсе, то нам не избежать истерики!
Это был дом сталинского типа. Лифт не работал. Пришлось тащиться на третий этаж по изнурительно длинным проемам лестницы.
Антон обратил внимание, что почтовые ящики висят на каждой двери, и в душе пожалел почтальона, обслуживающего этот дом.
– Вот и прибыли! – без особого энтузиазма сообщила Патя, указывая на массивную дверь, обитую черным. На фоне этой двери она смотрелась маленькой экзотической птичкой с ярким опереньем.
– Коммуналка? – поинтересовался он, когда она нажала на кнопку звонка.
– Нет, – прошептала девушка. – Степановна живет одна в пяти комнатах! По наследству досталась!
Им никто не открыл.
– Что за черт! – Она позвонила снова.
– Может, мы опоздали и она куда-нибудь вышла? – предположил Полежаев.
– Мы опоздали ровно на пять минут! И такие штуки не в ее характере!
– Один раз я уже стоял у запертой двери!
Они молча посмотрели друг другу в глаза, а потом одновременно уставились на почтовый ящик. Антон протянул к нему руку и откинул нижнюю створку. На пол с грохотом полетела связка ключей.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1 сентября, понедельник
– Я понимаю, Антоша, в этом деле у тебя какой-то свой интерес. Может, ты просто собираешь материал для нового романа. Но пойми, ситуация накалена до предела! Три трупа на одной неделе – это слишком! А ты что-то темнишь! Мы ведь не первый год знаем друг друга. Когда-то даже были родственниками. Открывай свои карты, дружище!
Они сидели втроем в довольно запущенной гостиной пятикомнатной квартиры Марии Степановны Саниной, психолога с дипломом, и ожидали работников МУРа.
Частный детектив и эксперт провозились в этих хоромах до полуночи, а результат минимальный.
– Может, ты меня еще заподозришь в соучастии? Собираю материал для романа и заказываю убийства! Красивая история!
Патя снова бросила его. Она, видите ли, не хочет иметь с милицией никаких дел! А кто хочет?
* * *
… – Антончик, милый, не впутывай меня! Ты искал своего журналиста. Я тебе решила помочь. Ты понимаешь, что там, в «Иллюзионе», я не могла тебя потерять, а значит – не могла и отказать в помощи. Но кто знал, что их будут убивать чуть ли не через день?
Он лишь воспользовался ее сотовым телефоном. Ни в конторе, ни дома Константина не оказалось, но автоответчик выдал номер, по которому его можно найти.
Подумал сочувственно: «Должна ведь и у следователя быть личная жизнь, хотя бы по воскресеньям».
Несмотря на гуманные мысли, ему все-таки пришлось побеспокоить друга.
Вернул Пате телефон, спросил уже обыденно:
– Когда придешь?
– Позвоню утром.
– Дала бы адрес мистического дома на Патриарших. Заглянул бы на чай.
– Лучше позвони. Я за тобой приеду. Чао, дорогой! – чмокнула в щеку.
– Адью! – выдохнул он.
Связку ключей от квартиры Саниной бросил в карман. Внутрь не пошел. Хватит с него этих зрелищ!
Проторчал в подъезде около трех часов, матеря на все лады Еремина и стечение обстоятельств…
* * *
А Еремин тоже не развлекался. Телефон, который оставил он на автоответчике, принадлежал ресторану. Там ему назначил свидание Элвис-Старцев.
Юный авторитет опять был в смокинге, и на пальце сиял перстень.
– У меня экстренное сообщение! – с ходу ошарашил он следователя. – Кто-то побывал на квартире у бабушки!
– Что-нибудь украли? – сыграл чрезвычайное изумление тот.
– Там нечего было красть – сами видели!
«Про ручки от комода он мне, конечно, ничего не скажет. На нет и суда нет!»
– Дверь взломана? – выдвинул предположение Еремин.
– Окно на кухне открыто.
– Может, мы с вами забыли закрыть?
– Мы его не открывали!
– Ну, тогда это мелкий форточный вор. Не стоит так расстраиваться! Сами говорите – ничего не взял.
– Сам факт настораживает!
«Еще бы! Кто-то забрался в святая святых самого Элвиса! Да к тому же поживился ручками от комода! Какова наглость!»
– Как он открыл ее – не понимаю!
– Первый этаж. Окна без решеток. Для профессионала-домушника это не проблема.
«А зачем ты вернулся, милый, к бабушке? Чего тебе там вдруг понадобилось? Прикрутил бы я обратно ручки к твоему комоду! А теперь уж – хрен!»
– Я вообще-то собираюсь эту квартиру продавать.
«Вот оно что! Надо спешно вывозить оттуда антикварную мебель! Дело нешуточное – в люк она не пролезет! Придется поднимать пол! Так, видно, ее и заносили в тайную комнату!»
– Но я вас пригласил не для того, чтобы обсуждать вопросы купли-продажи, – усмехнулся Элвис, утопая в баках. – Факт с бабушкиной квартирой неприятный, но нам предстоит дело поважнее. Я, кажется, знаю, кто выкрал вещицу, а вы мне должны помочь найти этого человека!
– Вы расспросили своих товарищей о вечеринке шестнадцатого августа?
– Я четко выполнял ваши инструкции. И деньги ежедневно текут на ваш счет. Я оплачиваю даже советы, если они мудрые.
– И кто же тот человек?
– Это баба! Пардон, женщина!
Это открытие немного расстроило следователя. Он хотел скрыть от Старцева сведения о преступнице, потому что должен был опередить авторитета. Женщина с интересными «пальчиками» замешана не только в похищении безделушки, и ей предстоит о многом рассказать, когда она окажется в железных лапах частного детектива!
– Откуда вы взяли, что это женщина?
– Выпытал у корешей, кто оставался со мной в спальне ночью шестнадцатого. Надо мной, конечно, вдоволь поржали: «Парень не помнит, какую бабу трахал!» Но я-то знаю точно, что никого не трахал, потому что был невменяем. Я вам говорил. Второй раз в жизни! Так вот, и в первый раз со мной тоже была она! Подсыпала мне что-то в водку, гадина!
– Вы ее видели всего два раза?
– Точно. Самое печальное, что я не знаю, как ее зовут. И никто не знает! Я не мог дознаться, кто привел ее в мой дом.
– Разве так бывает?
– Вы плохо представляете себе наши гулянки! – гордо заявил Элвис.
– Возможно, – согласился Еремин. – Но как хоть выглядит эта женщина, вы помните?
– Помним, – ответил он то ли от своего имени, то ли от имени всей братвы. – Лет примерно моих. Может, чуть постарше. Шапка светлых волос. По-моему, это был парик.
– Не лишено смысла.
– Глаза… Глаза большие. Цвет я не помню. В общем, красивая баба!
– Красивых баб слишком много, – заметил Еремин. – Что-нибудь более существенное запомнили? Во что была одета?
– Кажется, брюки. Кожаные. Такие пастельно-зеленые. В обтяжку. Сейчас модно.
– И не жарко ей было в коже? – засомневался следователь.
– Шестнадцатого было довольно прохладно. Моросил дождь… А сверху тоненький вязаный свитер в белую и зеленую продольные полоски.
– Ну хоть что-то!
– Еще не все. Кое-кто из моих ребят заметил, что она пила исключительно белое вино и курила сигареты «Данхилл». Те, что в красных пачках.
«Констанция Лазарчук? – молниеносно сработало в голове у сыщика. – Шестнадцатого она была еще жива. И на квартире Шведенко мы нашли бутылку из-под белого рейнского! Надо проверить, есть ли у нее в гардеробе такая одежда».
– И еще. Все утверждают, что она производила впечатление интеллигентной женщины.
Тут Еремина вызвали к телефону. После разговора с Антоном он выглядел усталым, измученным. И это не ускользнуло от Элвиса.
– Что-то случилось?
– Дела, – неопределенно ответил Еремин. – Я занимаюсь не только вами.
– Что вы намерены предпринять? – поинтересовался клиент.
– Мне надо вам показать фотографию одной женщины. Она занималась аферами типа той, что проделала с вами. И кое-что сходится.
– Отлично.
– Рано радуетесь! На днях ее задушили в собственной квартире. Если это была она, то ее, скорее всего, наняли.
Лицо Старцева помертвело.
– Вы считаете, что действовал не один человек?
– Я пока ничего не считаю. Все прояснится в ходе расследования.
Они условились, что Старцев завтра приедет к нему в контору.
* * *
У Елизарыча дома были гости. В выходной съехались к Престарелому дети и внуки.
Еремина усадили за стол. Слава Богу, семейное застолье подходило к концу. Однако чаепитие с пирогами здорово затянулось.
Старик сиял от счастья, и ему, конечно, не хотелось никуда тащиться в такой день. После милых, родных лиц возиться с трупом. Константин не смел его торопить. Сидел в уголке и помалкивал. Его мучил вопрос: «Почему Полежаев второй раз попадает в квартиру жертвы? Случайность или нет?»
Они вошли в квартиру Саниной поздним вечером. Надрывался телефон.
– На звонки пока отвечать не будем, – рассудил Еремин.
Четыре из пяти комнат были в запущенном состоянии – захламленные, неухоженные. Хозяйка в них явно не жила. Обходилась только спальней. Зато здесь царил уют. Тонные розово-белые обои. Импортный спальный гарнитур с широким зеркалом на стене, с пуфиками и тумбочками – все рассчитано на двоих. Просторное ложе – и розовое, в тон обоям, постельное белье.
Среди всего этого уюта на просторном ложе с розовым бельем лежала хозяйка в сиреневой пижаме. Она глядела в потолок. На этот раз убийца оставил на шее жертвы удавку – сиреневый поясок от пижамы.
Полежаев представлял ее совсем не такой. Лесбиянок он представлял мужеподобными бабами с грубыми, некрасивыми лицами. Перед ним лежала женщина лет сорока, очень миниатюрная, с тонкими чертами. Крохотная головка утопала в льняных волосах. И поза ее, даже перед лицом смерти, была необыкновенно женственной.
Еремина же заинтересовал другой предмет.
– Смотри-ка! И эта туда же! – На туалетном столике он увидел электронную портативную пишущую машинку.
– Чего им всем неймется? Те были журналистами, а эта?
Он подошел к столику с машинкой. Каретка была прикрыта специальной крышкой, из-под которой торчал лист белой бумаги.
– Престарелый, займись-ка сначала машинкой. И достань нам это творение!
После застолья уставший Иван Елизарович еле передвигался, кряхтел, сопел и хмурил брови, как бы говоря: мучаете Престарелого, ребятки!
Бросив беглый взгляд на вытащенный из машинки лист, следователь воскликнул:
– Продолжение следует! На, Антоша, изучай! Это больше по твоей части!
Писатель уединился в гостиной. И принялся «изучать».
* * *
«Июнь. Вечер. Лиловые сумерки. Женщина ждет гостей. Она очень волнуется. Их будет двое. Девушка и юноша. Это всегда так необыкновенно, когда они приходят в гости. Он – здоровенный, атлет. Стоит ей сесть к нему на колени, и она чувствует упругость его мышц. Это возбуждает. Девушка – балерина. Стройная, легкая, прозрачная. Когда она целует балерину меж маленьких грудок, у той вспыхивают, разбухают соски, словно бутоны каких-то странных цветов, которые никогда не раскрываются. Недавно она еще кормила грудью малыша. Их с атлетом малыша, рожденного после таких вот лиловых сумерек. Малыш умер, прожив всего несколько месяцев. И теперь балерина постоянно в печали. Ничто не может отвлечь ее от воспоминаний. Они тоже страдали – женщина и отец ребенка. Но сколько можно? Прошла уже целая неделя!
Женщина ставит бутылку с шампанским в лед. Сегодня должно быть весело! Больше никаких воспоминаний! В розовой спальне приглушенный фиолетовый свет. Она гладит рукой подушки и простыни. Здесь ее распластают, распнут, дадут испытать райское наслаждение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40