— Иными словами, я не неудачница?
— В точку! Так что покончим с переживаниями. В моих глазах ты просто молодец, а остальное не имеет никакого значения. — Мириам расплылась в ухмылке.
Дженни схватила ее в объятия.
— Чем я могла заслужить такую подругу?
— Должно быть, чем-то очень хорошим, — отозвалась неугомонная Мириам.
— Должно быть, — с улыбкой согласилась Дженни.
— А я для такого случая приготовила особую шляпку. — Мириам надела обнову, чтобы продемонстрировать ее Дженни. — Видишь? Сама лиловая, а сбоку аппликация из мишек. И я собственноручно вышила логограмму фирмы «Медведь Бенджамин и Компания». Высший класс, верно?
— Здорово. А что Макс сказал?
— Что это произведение искусства. Наконец-то он чему-то научился, после тридцати лет супружества.
— Из тебя вышел хороший учитель, Мириам, — усмехнувшись, ответила Дженни.
— Вот одна из многих причин, почему я тебя люблю, — отозвалась старшая подруга. — У тебя превосходный вкус. Кто бы мог подумать, когда мы пять лет назад познакомились на выставке-продаже мишек, что все кончится вот этим?
— Ты помнишь женщину, которая к концу выставки вернулась и расплакалась, увидев, что понравившегося ей мишку уже купили?
Мириам кивнула.
— Еще бы. А тот парень, что купил мишку Бертрама по причине поразительного сходства с его родным дядей?
— А еще был тот фанат, коллекционер мишек, который всю выставку проносил Бенджамина в рюкзаке за спиной, причем у того высовывалась лапа, вроде он всех подряд приветствовал.
— Ты наверняка приобрела там немало клиентов.
— Буквально позавчера я получила письмо от того самого коллекционера с уверениями, что мой мишка жив-здоров и в прекрасном настроении.
— Все остальные мишки тоже. Взгляни на них. — Мириам жестом указала на огромную выставочную витрину, на которую они потратили большую часть прошлой недели — не только для торжественного открытия фирмы, но и для будущих покупателей.
Бенджамин и Боинга, как влюбленная парочка, сидели на специально изготовленной скамеечке. Неподалеку восседал верхом на деревянной лошадке один из Мишуток, в ковбойской шляпе и ботинках. Плутишка Бертрам, с ярко-голубым бантом на шее, соорудил перед собой гору из деревянных кубиков, а Дедушка, в очках и с газетой на коленях, удобно устроился в кресле-качалке и поглядывал на всю эту картину.
В другой группе расположились остальные игрушки Дженни, почти все в одежде. Здесь был студент Тедди, в форме своего университета и с портфелем. Теодора, медведица из пушистого белого мохера, одетая с элегантностью викторианской эпохи — вплоть до кружевных панталончиков и шляпки с цветами. Мишка Берни в матросской форме стоял на борту деревянной парусной шлюпки. Мишку Бойо Дженни поместила рядом со снеговиком из пенопласта, которого сделала своими руками, а потом обсыпала их обоих искусственным снегом.
У Дженни была и собственная коллекция мишек других мастеров, собранная за годы увлечения. Игрушки работы Мэри Холстед, Сью Коул, Беверли Порт и других она хранила в специальном выставочном шкафу у себя дома. Забавно, она никак не может привыкнуть, что ее дом теперь у Рейфа. Но здесь… здесь все принадлежит только ей.
Дженни оглядела мастерскую — ей хотелось, чтобы здесь все было в самом лучшем виде. Она проверила держатель с катушками ниток: обычных хлопчатобумажных для шитья, специальных, для вышивания носиков и ртов, а также средней толщины лески для пришивания глаз. Остальные необходимые рабочие принадлежности — от изогнутых игл для пришивания ушек до инструментов в виде буквы «Т» для набивки туловищ — помещались в пластмассовых коробках на рабочих столах. Тут же стояли в полной готовности две новенькие швейные машины.
На одном из столов были разложены образцы новых материй — гладкий мохер с вплетенными в основную нить темными волосками, крученый мохер прелестного приглушенно-лилового оттенка и синтетическая ткань с густым ворсом в дюйм длиной. Материал, который Дженни выбирала для мишек, придавал каждому из них разный облик и соответственно разный характер. Она щупала образцы, представляя себе, какие из них могут получиться мишки.
— Хватит уже прятаться, — поддразнила ее Мириам. — Пришло время открываться. Все зрители, я не говорю о работниках и Максе с видеокамерой, собрались снаружи и ждут. Ты это сделала, Дженни… — Мириам стиснула ее в медвежьих объятиях. — Ты осуществила свою мечту!
В дом Рейфа Дженни вернулась только после восьми. Это был тяжелый день, но они и сделали немало, чтобы начать разгребать быстро растущую гору заказов. На открытии присутствовали местные журналисты; Дженни и ее мишек несколько раз сфотографировали для прессы. Дженни чувствовала глубокое удовлетворение от сознания успешно прошедшего дня и от того, что ее идеи нашли воплощение в нескольких мишках, изготовленных сегодня с помощью ее новых мастериц, из которых одна женщина кроила материал и набивала туловища, вторая шила вручную, а третья ловко управлялась с машинкой.
Все заключительные операции Дженни по-прежнему выполняла собственноручно — электробритвой подстригала каждому мишке шерсть на мордочке, вышивала глаза и рот, а где необходимо, орудовала ножницами. Случалось, она тратила больше двух часов на одного мишку, чтобы добиться нужного выражения.
Вышивая носик одному из мишек, она снова уколола палец. Металлические наперстки мешали ей осязать материал, поэтому она привыкла работать с кожаными, а те ее частенько подводили.
Рассматривая крошечную ранку, она вспомнила, как уколола палец в прошлый раз. На следующий день Рейф повез ее и Синди на пикник на горе Вашингтон. Там он, увидев укол, и поцеловал ей палец. Она впервые ощутила его губы на своей коже. Дженни следовало догадаться, что он перевернет ее жизнь. Так нет же, она, глупая, решила, что держит все под контролем. Теперь-то она понимала, что к чему.
Когда она вошла в дом, Рейф уже поджидал ее с ужином. Он кинул на нее всего один взгляд, усадил за стол в семейной столовой и поставил перед ней тарелку. От блюда исходил божественный аромат.
— Что это?
— Тушеное мясо. Попробуй. Дженни так и вскинулась.
— Кролик? — Она покачала головой. — Не буду.
— Я почему-то так и решил, что ты к этому относишься неодобрительно. Нет, сегодня блюдо дня именно кролик, но у тебя — телятина. Точнее, four-nedos de veau a I'oseille. Телятина под соусом из свежего шпината, — перевел он с французского в ответ на сосредоточенный взгляд Дженни.
— Учти: если там все же есть крольчатина, я тебя во сне удавлю, — пообещала она.
Рейф вернулся на кухню, где царила обычная вечерняя суматоха, но Дженни показалось, она уловила его бурчание — что-то насчет того, что она его так или иначе угробит.
Ужин оказался превосходным, как и сretе caramel на десерт. Она до последней ложки наслаждалась нежнейшим густым кремом, который обволакивал ей небо и язык, наполняя рот изысканным вкусом.
— Синди ждет, чтобы ты ее уложила, — произнес вернувшийся Рейф.
Они вместе поднялись на второй этаж, где нашли Чака, который держал оборону, безуспешно пытаясь заинтересовать Синди «Моби Диком».
— Прочитайте мне «Спящую красавицу», — потребовала Синди у Рейфа и Дженни. — Только на этот раз ты должен ее поцеловать, как в книжке, — добавила проказница.
— Приказ генштаба, — с ухмылкой прокомментировал Чак и ушел, оставив их втроем.
Дженни читала вслух свою роль, а все мысли ее были прикованы к приближавшемуся моменту, когда принц целует принцессу, чтобы пробудить ото сна. Дженни убеждала себя, что Рейф, наверное, пропустит эту часть, как и в прошлый раз, когда его дочь предложила разыграть сказку по ролям.
Но ей следовало бы помнить, что Рейф редко поступает так, как она ждет. Когда знаменательный момент наступил, Рейф склонился над кроватью, где сидела Дженни, парализованная дьявольским блеском в его темно-синих глазах. Его дочь смотрит на нас, в полном отчаянии сказала себе Дженни. Ему же не удастся сделать ничего особенного, так ведь?.. Может, просто поцелует ей пальцы, как на пикнике.
Рейф был нежен и искушающ одновременно. И поцеловал он ее губы, а не пальцы. Для невинного наблюдателя этот поцелуй, возможно, и выглядел поцелуем принца, но с выигрышной позиции Дженни показался откровенно страстным.
— И они жили вместе долго и счастливо, — пробормотал Рейф, едва оторвав губы от ее рта.
Синди восторженно зааплодировала, после чего подскочила на кровати и прыгнула к ним в объятия.
— Больше всего люблю счастливые концы! — воскликнула она.
Дженни тоже их любила, но вся беда в том, что она в них не слишком верила с тех самых пор, как вышла из возраста Синди.
— Отличная новость! — провозгласил Рейф уже совсем поздно вечером, входя в спальню. — Только что позвонил адвокат Алфеи.
— Поздновато для звонков адвокатов, тебе не кажется? — заметила Дженни, кинув взгляд на часы у кровати.
— Только не для того, которому Алфея платит бешеные деньги, — возразил Рейф. — В общем, адвокат сказал, что в данных обстоятельствах, то есть учитывая нашу недавнюю свадьбу и твою прекрасную репутацию, он посоветовал Алфее отказаться от требования опеки над Синди и согласиться на право гарантированных встреч.
— Но оно ведь у нее и так есть, верно? Ты же никогда не пытался препятствовать ее встречам с Синди?
— И не думал, — ответил он. — Но Алфея — настоящий параноик. Ей хочется, чтобы это право было официально зафиксировано, вот я и согласился. Я вовсе и не хотел разлучить ее с Синди навсегда, я лишь был против того, чтобы она забрала у меня дочь.
— И теперь она этого сделать не может, правильно?
— Правильно.
— Новость действительно отличная, — с улыбкой кивнула Дженни. Что-то хорошее вышло-таки из их брака по расчету. Собственно, все складывалось в точности так, как они и планировали: Рейф смог сохранить свою дочь, а Дженни смогла сохранить свою фирму. Если бы Дженни смогла теперь и чувства свои привести в столь же идеальный порядок…
— А что это за комок на постели? — спросил Рейф, присев на кровать, чтобы снять туфли.
— Это старая традиция Новой Англии, — отозвалась Дженни. — Тряпичная граница. Чтобы мы наверняка остались на своих половинах постели, — для вящей убедительности добавила она.
— Думаешь, свернутого одеяла хватит?
— Но это свернутая перина, а не какое-то там тонюсенькое одеяло. В прежние времена было принято использовать доску, которую прокладывали от изголовья к изножью кровати, но я решила, что для нас пока и так сойдет.
Рейф вспомнил, как буквально прошлой ночью призывал себя не торопить события. Но его сознание и тело вступали в противоречие. Что же до сердца… Оно было в полном замешательстве, и это раздражало Рейфа. Как и тряпичная граница.
— Отлично. Если тебе так спокойнее. Но мы не будем спать вечно с этой… границей, — предупредил он. — Наступит время, когда мы разделим постель как муж и жена.
Однако Дженни уже приняла решение: она ни за что не согласится… пока не будет уверена, что он именно с ней разделит постель, а не с памятью о Сюзан.
— На медвежьем фронте все спокойно, — по телефону сообщила своему адвокату Дженни дня два спустя. — Я тебе очень благодарна, что так быстро справляешься с моими делами.
— Это моя работа. Тебе не стоило присылать мне этого восхитительного мишку, но я очень рада такому подарку, — ответила Миранда. — Эсквайр Томас просто великолепен.
— Это мой первый мишка-юрист, — сказала Дженни. — Я решила, что ты по достоинству оценишь его юридические аксессуары.
— Ну конечно. И книжка по праву, и портфель — все великолепно. Как и желтые подтяжки с галстуком-бабочкой, — довольно фыркнула Миранда. — Если честно, я бы хотела заказать еще несколько — для своих друзей.
— Сделаем обязательно, но пока мы еще не успели справиться с предыдущими заказами, так что придется немножко подождать.
— Ну и хорошо. Как думаешь, к Рождеству успеешь?
— Полагаю, это реальный срок.
— Ты, должно быть, сильно загружена сейчас.
— Осень всегда самый трудный период, ведь впереди рождественские праздники, — ответила Дженни. — Хотя, слава Богу, мне вообще не приходится простаивать.
— В связи с чем «Мега-тойз» и мечтает прибрать тебя к рукам.
— Я очень надеюсь, что Питер Ванборн в конце концов осознал, что меня их предложение не интересует и что им меня не запугать. С тех пор как я установила сигнализацию, никаких происшествий не случалось.
— А что с тем подрядчиком, не выполнившим работу? Кажется, его фамилия Гарднер? Хочешь, я предприму шаги против него?
— Я не заплатила Гарднеру оставшуюся сумму и прекратила выплаты по чеку, который передала ему за день до аварии с крышей.
— Если он станет возмущаться, отправь его ко мне, — сказала Миранда.
— Обязательно. Спасибо.
Повесив трубку, Дженни просмотрела несколько эскизов для будущих мишек-юристов. Потом у нее разыгралось воображение, и она начала представлять себе мишек — банкиров, врачей… Ее карандаш летал над бумагой с невероятной скоростью, а гора набросков все росла. Дженни, захваченная вдохновением, забыла о времени.
Внезапно она что-то услышала. Может, ветки деревьев бьются о стены амбара? Ветер, кажется, усиливается. Она взглянула на часы и только тогда поняла, что уже перевалило за десять. Давно пора на покой.
Звук повторился. На этот раз Дженни поднялась из-за стола и выглянула в окно. Наступило полнолуние, и яркий свет луны позволил ей увидеть тень от человеческой фигуры. Рейф?
Нет, это не он, поняла она в испуге. Этот человек был гораздо ниже ростом, да и двигался украдкой. Дженни отпрыгнула назад, к столу, и мгновенно нажала кнопку тревоги. Полиция будет немедленно поднята на ноги.
А что, если неизвестный уйдет прежде, чем появится полиция? Наверное, стоит еще раз выглянуть в окно и попытаться рассмотреть его получше. Она осторожно обходила свой стол, двигаясь в сторону окна, как вдруг услышала громкий оклик. Ее звал по имени Рейф. Секунду спустя возник и он, собственной персоной.
— Ты его видел? — выпалила она.
— Кого?
— Так, отлично. Вот что ты наделал. Разорался и спугнул его!
Рейф схватил ее за руку, как будто боялся, что и она исчезнет, как тот злоумышленник.
— Что ты здесь делаешь, одна, в такое время? — прорычал он. — Дверь была открыта! Как я могу заботиться о тебе, если ты выкидываешь такие фокусы?
Дженни собралась было ответить, но Рейф опередил ее, закрыв ей рот поцелуем.
Не было никакой нежной прелюдии. Все смела страсть. Рейф голодным поцелуем впился ей в рот и, не обращая ни малейшего внимания на ее сопротивление, почти силой заставил ее разжать упрямо сомкнутые губы. Теперь он мог пустить в ход язык…
Рейф почувствовал дрожь в ее теле. Она была вся огонь, и больше никакого льда — как и обещал ее возбужденно-хрипловатый голос. Она как будто даже приветствовала его вторжение: отзывалась на напор языка, льнула к нему, вместо того чтобы отталкивать.
У нее был завязан шарф вокруг шеи. Этот шарф мешал ему. Повозившись секунду с узлом, он развязал его и отбросил в сторону.
Ощущение тончайшего шелка, скользнувшего по коже, вызвало еще одну волну дрожи у Дженни. Рейф заменил шелк теплом своих губ, и она застонала от удовольствия. Легкие, как летний бриз, поцелуи прошлись по ее шее. Язык прикоснулся к атласной коже, лаская ее идеальную гладкость.
Дженни казалось, что каждая клеточка ее тела вдруг ожила, загорелась желанием, стала чувствительной к малейшему прикосновению. Тепло его рук обжигало Дженни, когда он просунул их под ее блузку, выбившуюся из юбки. Шероховатые ладони гладили ее обнаженное тело, оставляя след наслаждения везде, где он прикасался.
А Рейф все продолжал целовать ее; один поцелуй переходил в другой, словно он надеялся выпить ее до дна, переполниться ею до краев. Чувственные ощущения затопили ее. Слишком многое можно было узнавать на ощупь — шелковистую, горячую влажность его языка, упругую мощь его тела, так тесно прижатого к ней, рытый бархат небритых щек, приятно покалывавший ей пальцы. Она обвила его шею и зарылась пальцами ему в волосы, с восторгом перебирая тугие завитки.
Плывя в тумане ощущений, Дженни едва замечала, что Рейф опустил ее на кушетку напротив рабочего стола. Способность мыслить ей отказала, ее вела одна страсть. А потому ее больше восхищало и тревожило его сильное тело, нежели сомнения в мудрости их поступка.
Он пристроил одно колено между ее ног, усилив и без того опасную интимность их объятия. Она ощущала каждый дюйм его мускулистого тела на ее, по-женски мягком, податливом.
Задыхаясь от возбуждения, она принялась лихорадочно расстегивать пуговицы на его рубашке. Одним молниеносным движением он сдернул с нее пуловер. Она едва успела сделать вдох, как он уже снова целовал ее, целовал так, как она и хотела — сначала натиск губ, потом языка. Пока длился поцелуй, он справился с последними двумя пуговичками на ее блузке и распахнул на груди белый хлопок, впервые открывая ее для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18