Как изобразить искренность? Какие слова убедят их – и меня самое? Самый лучший. Лучше всех. Я таких еще не встречала. Нет, не пойдет – я попросту переписываю прозой песню Тины Тернер, что льется из динамика. Очень надеюсь, он тебе понравится. Он совсем непохож на моих прежних приятелей (за исключением Кристиана – иначе бы я за него не выходила!). Роюсь в памяти в поисках списка Иззи: крыша чуточку сдвинута, но сердце золотое. Я улыбаюсь: смотрите-ка, он начинает мне нравиться! Не могу дождаться, когда вы с ним познакомитесь. (И когда я сама с ним познакомлюсь! Но это добавлять не стоит.) Понимаю, что все произошло очень быстро – я ведь уехала всего неделю назад, – но, как говорится, любовь не ждет!
Дальше все идет как по маслу. Дописав до конца страницы, я корябаю внизу свою подпись, хватаю ключ-карточку и выбегаю за дверь. Только оказавшись в холле, соображаю, что не сняла халат. Однако двое мужчин (ну разумеется!) за стойкой и глазом не моргают.
– Отправьте это п-по факсу!
О господи, какой у меня пьяный голос.
– Одну минуточку, мэм.
– Номер факса на обороте, – уточняю я, обеими руками хватаясь за конторку.
– Вот, пожалуйста. Еще какие-нибудь пожелания? Секунду поразмыслив, я отвечаю.
– Ш-шоколад. Срочно.
– Вот сюда, пожалуйста…
Он проводит меня в ближайшую дверь и подает на тарелочке шоколадное мороженое.
– Я, может, и больше захочу, сонным голосом сообщаю я.
– Позвольте посмотреть, что мы можем для вас сделать…
Он кивает своему коллеге – и через минуту тот появляется в дверях с двухэтажной коробкой шоколадных конфет! Я бормочу благодарность и поворачиваюсь, чтобы уйти. Но все коридоры похожи друг на друга, и я напоминаю себе Алису в Стране чудес после десятка пузырьков с надписью «Выпей меня».
– Что-нибудь еще, мэм?
– Э-э… напомните мне, пожалуйста, откуда я пришла?
ГЛАВА 27
Я открываю глаза со стоном. Ничего удивительного: на две бутылки «Боллинджера» – всего-навсего несколько шоколадных конфет и порция мороженого!
Снова слышится стон… так, это уже не я. Оборачиваюсь, готовая увидеть рядом голого портье, – но кровать пуста. А стон повторяется. Громче, настойчивее. Теперь ясно, что он доносится из-за стены. Должно быть, Рид. И, судя по голосу, ему очень худо. Еще бы – выпил он куда больше меня. Я встаю, чтобы почистить зубы. И, подойдя ближе к дверям, понимаю, что стонет Рид вовсе не от дурного самочувствия.
Из соседней спальни раздается эротический саундтрек, достойный скандинавского порно. Я стараюсь не прислушиваться, но в звуках секса есть какая-то магия: стоит уловить чуть-чуть, и уши встают торчком, словно у сверхбдительного сторожевого пса. Хуже того, в организме дымком «Мальборо» клубятся феромоны. Пассивный секс, в сущности, ничем не лучше пассивного курения: то вредит легким, это – мозгам. Что ж, поблагодарю судьбу, что сегодня мне не пришлось ворочаться в одной постели с бешено сексующейся парочкой.
А ведь случалось и такое. При воспоминании о вечеринке у нашего друга Тони меня до сих пор пробирает дрожь.
Пока мы с Иззи тусовались в гостиной, сам Тони доделывал какой-то срочный проект. Он уже лег, когда мы ввалились в спальню, еще не зная, кому из двоих предстоит провести ночь во грехе. Если бы секс во вселенной распределялся по справедливости, победа досталась бы мне – я так давно этим не занималась, что уж и забыла, как это делается. Но Большие Груди взяли свое, а проигравшей осталось только примоститься на краешке кровати и изобразить Спящую Красавицу.
К несчастью, в ту ночь мною не заинтересовался даже Морфей. Я лежала, зажмурившись и скрипя зубами от тоски и досады.
Знаете такой прием – «хорошо и плохо»? Берете лист бумаги, делите пополам… Получается примерно такой расклад:
Кровать двойная. Это хорошо.
Но нас трое. Это плохо.
Любовью занимаются только двое. Это хорошо.
Но я к ним не отношусь. Это плохо.
Хочется спать. Это хорошо.
В такой обстановке черта с два заснешь. Это плохо.
Эти двое не слишком шумят. Это хорошо.
Кровать с общим матрасом, как в телерекламе (видели, наверно? На одной половине кровати выстраива-ют в ряд кегли, на другую бросают шар – а кегли стоят, не шелохнутся). Это плохо.
Ни шаров, ни кеглей здесь нет. Это хорошо.
Но Тони ритмично вонзает мне в спину то ли локоть, то ли еще какую-то угловатую часть тела. Это плохо.
Теперь моя подруга передо мной в большом долгу. Это хорошо.
На следующее утро Тони просыпается и обнаруживает себя посреди этакой икебаны из женских тел. Друзья уверены, что у меня был классный секс. Им и в голову не приходит, что всю ночь я балансировала на краю кровати, держась за тумбочку, чтобы не грохнуться на пол. И теперь даже не могу похвастаться своими акробатическими талантами. А это, безусловно, очень плохо.
Я забираюсь обратно в кровать и просматриваю список услуг. Так, завтрак в номер. Что у них там в меню?
Вафли? Нет, спасибо, патоки мой желудок сейчас не выдержит. Овсянка? Очень патриотично, но лучше воздержусь. Ниеуоз Капспоз. Знать бы, что это… Я снимаю трубку – и в тот же миг слышу, как женский голос называет меня по имени. Вот это обслуживание!
– Доброе утро, мне, пожалуйста, испанский омлет и стакан апельсинового сока.
– Большой или маленький? – уточняет женщина на том конце провода и почему-то смеется.
– О, вы англичанка! Пожалуйста, большой. – Джейми, что с тобой! Это же я, твоя мама! «Когда это мама успела поступить на работу в «Белладжо»?» – удивляюсь я и не сразу соображаю, что она звонит из Англии.
– Мамуля!!! Привет!!! – визжу я. – Какое совпадение! Извини, что не узнала тебя – я только что проснулась!
– Наверно, немало шампанского выпила вчера вечером?
– Ага!
Откуда она знает?
– Что ж, тебе было что праздновать!
– Точно. Здорово, правда?
– Я всегда знала, что рано или поздно он тебя найдет! Только никогда не думала, что это произойдет так быстро!
О чем это она? Неужели о Риде?
– И как же его зовут, твоего сказочного жениха?
Жениха? Жениха!!! О господи, так это не сон! «Выхожу замуж… чудесный человек…» Что же я там еще написала?
– Алло, милая, ты меня слышишь? Я спросила, как его зовут!
В кино герой, попавший в такую передрягу, оглядывается кругом и извлекает имя из первого попавшего на глаза газетного заголовка. Просто и изобретательно… Вопросы типа «Откуда у вас такая фамилия, миссис Да-утфайр?» начинаются позже.
Беда в том, что в пределах видимости нет ни одной газеты.
– Мамочка, подожди минутку, я сейчас… Включаю телевизор. Кермит? Ага, принц-лягушонок.
Так она и поверила. Халк Хоган? Не пойдет. Ну же, ну! Столько каналов, и ни одного полезного!
– Джейми! – доносится из трубки встревоженный мамин голос.
Ура, нашла! По тридцать первому повторяют старый сериал «Джони любит Чачи». На экране крупным планом – один из героев. Вот это пойдет!
– Скотт. Его зовут Скотт. (А вы думали, я назову его Чачи?)
– Скотт, а дальше?
– А?
– Как его фамилия?
– Ну, мама, не все сразу! – отмазываюсь я, от души надеясь, что голос мой звучит легкомысленно.
– Его родители приедут на свадьбу? Откуда он? Чем занимается?
У мамы миллион вопросов, и это вполне понятно. А я сейчас способна разве что разыграть «как если бы» потерю памяти.
– Он, должно быть, страшно богат, раз поселил тебя в таком роскошном отеле!
– Ага.
О Риде лучше не распространяться – не дай бог, мой папочка снова поделится информацией с мамочкой Иззи!
Чувствую я себя – хуже не бывает. Обманываю бедную маму. Впрочем, она, кажется, не возражает – болтает вовсю, не обращая внимания на мое замешательство и подозрительную немногословность.
– …и кто бы мог подумать, что обе мои дочки выйдут замуж одновременно!
– Ты ничего не говорила Надин? – паникую я.
– Никому еще не говорила. Только-только вернулась из магазина и прочла твой факс.
Еще не поздно остановиться. «Скажи правду!» – подсказывает мне рассудок.
– А Айвен-то каркал, помнишь? Придется ему взять назад свои мрачные прогнозы – ведь тебе в конце концов повезло!
Ох-ох-ох!
– Что-то скажет Надин? Боюсь, она сейчас не в лучшем настроении – проблемы со свадебным платьем. Позавчера на примерке оно расползлось по шву. Надин во всем винит портных, а мне кажется, что она прибавила в весе. Знаешь, когда только и делаешь, что пробуешь образцы свадебных пирогов…
– Мама!
– Что, радость моя?
– Если я решу… выходить замуж здесь… ты приедешь?
– Только попробуй меня остановить! Правда, на работе мне надо отпроситься за неделю, но ты ведь ничего не планируешь в ближайшие десять дней?
Слова застревают у меня в горле. Как хочется, чтобы мама была рядом! И что такого случится, если она прилетит? Скажу, что «жених» меня бросил и укатил с танцовщицей на Ниагарский водопад. А мама отдохнет так, что потом всю жизнь будет вспоминать. Папа-то скорее удавится от жадности, чем повезет ее в Лас-Вегас!
– Заказывай билеты! – решаюсь я.
– Хорошо, посмотрю расписание самолетов в «Санди Тайме» и… Ой!
– Мама, что такое?
– Совсем забыла! Вчера вышел номер «Экспресс и Эхо» с твоей статьей!
– Правда? – кричу я в восторге. – Ну и как?
– Изумительно. Львиная морда во всю полосу и заголовок «Что за светская жизнь без львов?»
– Это мой заголовок! Я придумала! – хвастаюсь я.
– Мне уже звонила Аманда, спрашивала твой адрес, чтобы выслать тебе несколько экземпляров. Но теперь, думаю, она привезет их с собой – ты ведь, наверно, и ее пригласила…
– Еще нет. Но обязательно приглашу. Кончилось мое недолгое счастье со статьей покончили и снова перешли на свадьбу.
– Доченька! Не могу дождаться, когда тебя увижу! Всю в белом! В Лас-Вегасе еще носят белое?
– Носят.
«А посредине я – вся в белом». О боже мой!
– А что обо всем этом думает Иззи?
– Она за меня очень рада!
– Я тоже! В наше время все тянут и осторожничают, а я думаю: если вы друг друга любите, почему бы и нет? Так, Джейми?
– Что?
– Вы друг друга любите, верно?
Я делаю глубокий вдох, но тут мама ахает:
– Ой, Айвен идет! Солнышко, целую крепко и обнимаю вас обоих. Позвоню завтра.
– Мамочка, я тебя люблю!
– Я тебя тоже, милая. Пока!
Я горестно вешаю трубку. В какую неразбериху я превратила свою жизнь! Точь-в-точь испанский омлет: все вперемешку, много соли и перца – и слезы на глазах.
К завтраку я приступаю часа в два дня. (После звонка мамы я снова легла спать и видела во сне Кристиана, который дрался на дуэли со Скоттом Байо.) Рид в полдень укатил на очередные таинственные переговоры. Я выхожу на балкон, где загорает на солнышке Иззи: тридцать градусов в тени, а мы на солнечной стороне.
– Я бы надела темные очки, но в них мало что видно, – говорит она, указывая на накрытый стол – белоснежная скатерть, свежие цветы, серебряные приборы. И вдруг хватает меня за руку: – Совсем забыла! Ни за что не догадаешься, что сказал мне сегодня утром Рид!
– И что же?
– Что охотно будет платить мне столько же, сколько я получаю в стриптиз-клубе, если я пообещаю больше там не работать!
– Не может быть!
– Представляешь, как повезло? Всего-то навсего – прекратить делать то, чего я и так никогда не делала!
– И ты возьмешь деньги? – возмущенно восклицаю я.
– Надо быть последней дурой, чтобы не взять. Для него это капля в море.
– Но ведь это выглядит так, как будто… как будто он платит тебе за секс.
– Вовсе нет. Я дала ему понять, что так или иначе ушла бы из стриптиза. Думаю, он это воспринимает как деловое соглашение. Он просит меня бросить работу и возмещает убыток.
– Прости, что говорю банальности, но ты ведь не бросаешь работу!
– Об этом знаешь ты и знаю я – а больше никто! – подмигивает она. – Послушай, он привык иметь дело с деньгами. Для него это пустяки.
– Тебе не кажется, что лучше было-бы повести дело начистоту?
– Я об этом уже думала. Но, кажется, ему нравится спасать меня от порока. И не смотри на меня так! Что ты сделаешь, если Энрике Иглесиас пригласит тебя с собой в кругосветный тур?
– Не вижу связи!
– Чтобы поехать с ним, ты бросишь работу, а новую найти не сможешь – какая там работа, если вы перелетаете с места на место? Он богат, ты бедна. Значит, он обязан возместить тебе ущерб.
– Вижу, ты все обдумала, – вздыхаю я.
Дальше спорить бесполезно. Порой мне кажется, что из Иззи получился бы сказочный адвокат.
– Знаешь, – говорит Иззи, щедро поливая свой омлет кетчупом, – Рид настоящий самородок. Вырос в трущобах Филадельфии, в нищете и убожестве, ел хлеб с маргарином, потому что на масло денег не было. И всего добился сам. В нем рано проявилась предпринимательская жилка – свой бизнес он начал уже в четырнадцать лет. Отыскивал на автомобильной свалке машины, какие получше, ремонтировал и продавал. В шестнадцать у него появилась своя контора. С самого детства он мечтал стать этаким элегантным бизнесменом в дорогом костюме. Образования никакого, зато хорошим манерам учился долго и старательно, по книгам. Сейчас он купил родителям дом в престижной части города, а сам только и делает, что мотается по всему земному шару. – Иззи вздыхает. – Не хватает только женщины, которая разделила бы с ним все это богатство… 3наешь, он считает, что жена-англичанка – это высший класс. Конечно, на Наташу Ричардсон я не тяну, но не думаю, что он заметит разницу.
Вы думаете, Иззи интересуют только деньги? Ничуть. Я-то ее давно знаю. Может быть, ее мужчины и не красавцы, но души у них добрые. А к Риду она прилипла, потому что просекла: он будет рабски ее обожать, обожествит при жизни и, может быть, даже закажет ее портрет. Можночяи осуждать женщину за то, что она ищет однолюба? Мужчину, для которого всегда будет Номером Первым? Одна загвоздка: если бы эти чувства были взаимны…
И вообще, не в том я положении, чтобы кого-то критиковать. Я набираю воздуха в грудь и выкладываю Иззи всю подноготную: и про вчерашний пьяный факс, и про то, как сегодня еще глубже увязла в трясине вранья.
– Ну и фантазия у тебя! – хохочет Иззи, морща загорелый нос.
– Да, я упомянула, что его зовут Скотт?
– Что?
– Моего жениха зовут Скотт.
– А ты не упоминала, что у него один глаз синий, другой зеленый и он говорит на семнадцати языках?
– Нет, – угрюмо отвечаю я. – Скотт, и все.
– Что ж, могло быть и хуже. Скотт Байо. Скотт Бакула. Как бишь звали того паренька на серфинге из «Соседей»?
– Скотт Майкле.
– Точно, он.
Сейчас я любуюсь Иззи. Без косметики (кроме туши, с которой она, кажется, никогда не расстается) она хороша, как никогда. Яркий румянец, свежесть, сияние молодости – и никакого пота!
– Впрочем, Скотт – это может быть и фамилия. Тоже неплохо. Скотт, покоритель Антарктики, Вальтер Скотт, Дуглас Скотт…
– А это кто такой? – признаюсь я в своем невежестве.
– Изобретатель двухэтажного автобуса. – А-а.
– Не волнуйся, – улыбается она. – Мне же повезло – значит, и тебе скоро повезет!
В это время на балкон вваливается Рид. Ядовито-желтый пиджак его соперничает с лучами солнца. Глядя на Иззи маслеными глазами, Рид молча кладет ей на колени какой-то конверт. Распечатав подарок, Иззи восклицает:
– Угадай, куда мы идем!
– И куда же?
– В цирк «Солей»!
Мы с Иззи по-девчоночьи визжим и кидаемся друг дружке в объятия. Рид слегка удивлен, но доволен произведенным эффектом.
– Я сам об этом месте только вчера услышал… но, думаю, там неплохо.
– Вчера мы проходили мимо цирка, и я рассказала Риду, как их труппа приезжала в Англию и выступала в Альберт-холле как раз на наш двадцать третий день рождения! – объясняет Иззи. – Помнишь, как нам тогда крышу сорвало?
Еще бы не помнить! Как можно забыть смешную и трогательную пантомиму Джона Клиза? А акробаты на трапеции? У меня, когда смотрела на них, сердце замирало и в желудке екало: в жизни не видела таких гибких людей! А какие у них сильные руки! Когда видишь, как гимнаст крутит «солнце» или делает стойку на руках на перекладине, начинаешь верить, что в мире нет ничего невозможного. И оживают детские мечты – бросить все и сбежать с бродячим цирком… Да, лучше развлечения и не придумаешь!
– Я купил четыре билета, – улыбается Рид, – так что ты можешь пригласить приятеля.
– Приятеля? – повторяю я, как попугай. Что же мне делать?
Иззи чувствует, что я готова дать задний ход, и шипит мне в ухо:
– Даже и не думай! Один билетик – сотня баксов, и без возврата!
– Большое спасибо! Это просто здорово! Я, правда, еще не знаю, с кем пойти… – лепечу я.
– Например, с кем-нибудь из «Золотых Парней»? – предлагает Иззи.
– В субботу вечером? Они на работе.
– Ах да. И Синди с Лейлой, наверно, тоже, – соображает она.
– Тогда пригласи Финна.
– Ты же его терпеть не можешь!
– Разговаривать мне с ним не придется. Мы будем смотреть на сцену. И потом, смотри, – она разворачивает программку и читает: – «Водный мир: шоу на воде и под водой» – как раз в его вкусе!
– Даже не знаю… – вздыхаю я. Финн в моем сознании слишком тесно связан с Зейном: боюсь, встречаться с ним мне будет больно и неловко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Дальше все идет как по маслу. Дописав до конца страницы, я корябаю внизу свою подпись, хватаю ключ-карточку и выбегаю за дверь. Только оказавшись в холле, соображаю, что не сняла халат. Однако двое мужчин (ну разумеется!) за стойкой и глазом не моргают.
– Отправьте это п-по факсу!
О господи, какой у меня пьяный голос.
– Одну минуточку, мэм.
– Номер факса на обороте, – уточняю я, обеими руками хватаясь за конторку.
– Вот, пожалуйста. Еще какие-нибудь пожелания? Секунду поразмыслив, я отвечаю.
– Ш-шоколад. Срочно.
– Вот сюда, пожалуйста…
Он проводит меня в ближайшую дверь и подает на тарелочке шоколадное мороженое.
– Я, может, и больше захочу, сонным голосом сообщаю я.
– Позвольте посмотреть, что мы можем для вас сделать…
Он кивает своему коллеге – и через минуту тот появляется в дверях с двухэтажной коробкой шоколадных конфет! Я бормочу благодарность и поворачиваюсь, чтобы уйти. Но все коридоры похожи друг на друга, и я напоминаю себе Алису в Стране чудес после десятка пузырьков с надписью «Выпей меня».
– Что-нибудь еще, мэм?
– Э-э… напомните мне, пожалуйста, откуда я пришла?
ГЛАВА 27
Я открываю глаза со стоном. Ничего удивительного: на две бутылки «Боллинджера» – всего-навсего несколько шоколадных конфет и порция мороженого!
Снова слышится стон… так, это уже не я. Оборачиваюсь, готовая увидеть рядом голого портье, – но кровать пуста. А стон повторяется. Громче, настойчивее. Теперь ясно, что он доносится из-за стены. Должно быть, Рид. И, судя по голосу, ему очень худо. Еще бы – выпил он куда больше меня. Я встаю, чтобы почистить зубы. И, подойдя ближе к дверям, понимаю, что стонет Рид вовсе не от дурного самочувствия.
Из соседней спальни раздается эротический саундтрек, достойный скандинавского порно. Я стараюсь не прислушиваться, но в звуках секса есть какая-то магия: стоит уловить чуть-чуть, и уши встают торчком, словно у сверхбдительного сторожевого пса. Хуже того, в организме дымком «Мальборо» клубятся феромоны. Пассивный секс, в сущности, ничем не лучше пассивного курения: то вредит легким, это – мозгам. Что ж, поблагодарю судьбу, что сегодня мне не пришлось ворочаться в одной постели с бешено сексующейся парочкой.
А ведь случалось и такое. При воспоминании о вечеринке у нашего друга Тони меня до сих пор пробирает дрожь.
Пока мы с Иззи тусовались в гостиной, сам Тони доделывал какой-то срочный проект. Он уже лег, когда мы ввалились в спальню, еще не зная, кому из двоих предстоит провести ночь во грехе. Если бы секс во вселенной распределялся по справедливости, победа досталась бы мне – я так давно этим не занималась, что уж и забыла, как это делается. Но Большие Груди взяли свое, а проигравшей осталось только примоститься на краешке кровати и изобразить Спящую Красавицу.
К несчастью, в ту ночь мною не заинтересовался даже Морфей. Я лежала, зажмурившись и скрипя зубами от тоски и досады.
Знаете такой прием – «хорошо и плохо»? Берете лист бумаги, делите пополам… Получается примерно такой расклад:
Кровать двойная. Это хорошо.
Но нас трое. Это плохо.
Любовью занимаются только двое. Это хорошо.
Но я к ним не отношусь. Это плохо.
Хочется спать. Это хорошо.
В такой обстановке черта с два заснешь. Это плохо.
Эти двое не слишком шумят. Это хорошо.
Кровать с общим матрасом, как в телерекламе (видели, наверно? На одной половине кровати выстраива-ют в ряд кегли, на другую бросают шар – а кегли стоят, не шелохнутся). Это плохо.
Ни шаров, ни кеглей здесь нет. Это хорошо.
Но Тони ритмично вонзает мне в спину то ли локоть, то ли еще какую-то угловатую часть тела. Это плохо.
Теперь моя подруга передо мной в большом долгу. Это хорошо.
На следующее утро Тони просыпается и обнаруживает себя посреди этакой икебаны из женских тел. Друзья уверены, что у меня был классный секс. Им и в голову не приходит, что всю ночь я балансировала на краю кровати, держась за тумбочку, чтобы не грохнуться на пол. И теперь даже не могу похвастаться своими акробатическими талантами. А это, безусловно, очень плохо.
Я забираюсь обратно в кровать и просматриваю список услуг. Так, завтрак в номер. Что у них там в меню?
Вафли? Нет, спасибо, патоки мой желудок сейчас не выдержит. Овсянка? Очень патриотично, но лучше воздержусь. Ниеуоз Капспоз. Знать бы, что это… Я снимаю трубку – и в тот же миг слышу, как женский голос называет меня по имени. Вот это обслуживание!
– Доброе утро, мне, пожалуйста, испанский омлет и стакан апельсинового сока.
– Большой или маленький? – уточняет женщина на том конце провода и почему-то смеется.
– О, вы англичанка! Пожалуйста, большой. – Джейми, что с тобой! Это же я, твоя мама! «Когда это мама успела поступить на работу в «Белладжо»?» – удивляюсь я и не сразу соображаю, что она звонит из Англии.
– Мамуля!!! Привет!!! – визжу я. – Какое совпадение! Извини, что не узнала тебя – я только что проснулась!
– Наверно, немало шампанского выпила вчера вечером?
– Ага!
Откуда она знает?
– Что ж, тебе было что праздновать!
– Точно. Здорово, правда?
– Я всегда знала, что рано или поздно он тебя найдет! Только никогда не думала, что это произойдет так быстро!
О чем это она? Неужели о Риде?
– И как же его зовут, твоего сказочного жениха?
Жениха? Жениха!!! О господи, так это не сон! «Выхожу замуж… чудесный человек…» Что же я там еще написала?
– Алло, милая, ты меня слышишь? Я спросила, как его зовут!
В кино герой, попавший в такую передрягу, оглядывается кругом и извлекает имя из первого попавшего на глаза газетного заголовка. Просто и изобретательно… Вопросы типа «Откуда у вас такая фамилия, миссис Да-утфайр?» начинаются позже.
Беда в том, что в пределах видимости нет ни одной газеты.
– Мамочка, подожди минутку, я сейчас… Включаю телевизор. Кермит? Ага, принц-лягушонок.
Так она и поверила. Халк Хоган? Не пойдет. Ну же, ну! Столько каналов, и ни одного полезного!
– Джейми! – доносится из трубки встревоженный мамин голос.
Ура, нашла! По тридцать первому повторяют старый сериал «Джони любит Чачи». На экране крупным планом – один из героев. Вот это пойдет!
– Скотт. Его зовут Скотт. (А вы думали, я назову его Чачи?)
– Скотт, а дальше?
– А?
– Как его фамилия?
– Ну, мама, не все сразу! – отмазываюсь я, от души надеясь, что голос мой звучит легкомысленно.
– Его родители приедут на свадьбу? Откуда он? Чем занимается?
У мамы миллион вопросов, и это вполне понятно. А я сейчас способна разве что разыграть «как если бы» потерю памяти.
– Он, должно быть, страшно богат, раз поселил тебя в таком роскошном отеле!
– Ага.
О Риде лучше не распространяться – не дай бог, мой папочка снова поделится информацией с мамочкой Иззи!
Чувствую я себя – хуже не бывает. Обманываю бедную маму. Впрочем, она, кажется, не возражает – болтает вовсю, не обращая внимания на мое замешательство и подозрительную немногословность.
– …и кто бы мог подумать, что обе мои дочки выйдут замуж одновременно!
– Ты ничего не говорила Надин? – паникую я.
– Никому еще не говорила. Только-только вернулась из магазина и прочла твой факс.
Еще не поздно остановиться. «Скажи правду!» – подсказывает мне рассудок.
– А Айвен-то каркал, помнишь? Придется ему взять назад свои мрачные прогнозы – ведь тебе в конце концов повезло!
Ох-ох-ох!
– Что-то скажет Надин? Боюсь, она сейчас не в лучшем настроении – проблемы со свадебным платьем. Позавчера на примерке оно расползлось по шву. Надин во всем винит портных, а мне кажется, что она прибавила в весе. Знаешь, когда только и делаешь, что пробуешь образцы свадебных пирогов…
– Мама!
– Что, радость моя?
– Если я решу… выходить замуж здесь… ты приедешь?
– Только попробуй меня остановить! Правда, на работе мне надо отпроситься за неделю, но ты ведь ничего не планируешь в ближайшие десять дней?
Слова застревают у меня в горле. Как хочется, чтобы мама была рядом! И что такого случится, если она прилетит? Скажу, что «жених» меня бросил и укатил с танцовщицей на Ниагарский водопад. А мама отдохнет так, что потом всю жизнь будет вспоминать. Папа-то скорее удавится от жадности, чем повезет ее в Лас-Вегас!
– Заказывай билеты! – решаюсь я.
– Хорошо, посмотрю расписание самолетов в «Санди Тайме» и… Ой!
– Мама, что такое?
– Совсем забыла! Вчера вышел номер «Экспресс и Эхо» с твоей статьей!
– Правда? – кричу я в восторге. – Ну и как?
– Изумительно. Львиная морда во всю полосу и заголовок «Что за светская жизнь без львов?»
– Это мой заголовок! Я придумала! – хвастаюсь я.
– Мне уже звонила Аманда, спрашивала твой адрес, чтобы выслать тебе несколько экземпляров. Но теперь, думаю, она привезет их с собой – ты ведь, наверно, и ее пригласила…
– Еще нет. Но обязательно приглашу. Кончилось мое недолгое счастье со статьей покончили и снова перешли на свадьбу.
– Доченька! Не могу дождаться, когда тебя увижу! Всю в белом! В Лас-Вегасе еще носят белое?
– Носят.
«А посредине я – вся в белом». О боже мой!
– А что обо всем этом думает Иззи?
– Она за меня очень рада!
– Я тоже! В наше время все тянут и осторожничают, а я думаю: если вы друг друга любите, почему бы и нет? Так, Джейми?
– Что?
– Вы друг друга любите, верно?
Я делаю глубокий вдох, но тут мама ахает:
– Ой, Айвен идет! Солнышко, целую крепко и обнимаю вас обоих. Позвоню завтра.
– Мамочка, я тебя люблю!
– Я тебя тоже, милая. Пока!
Я горестно вешаю трубку. В какую неразбериху я превратила свою жизнь! Точь-в-точь испанский омлет: все вперемешку, много соли и перца – и слезы на глазах.
К завтраку я приступаю часа в два дня. (После звонка мамы я снова легла спать и видела во сне Кристиана, который дрался на дуэли со Скоттом Байо.) Рид в полдень укатил на очередные таинственные переговоры. Я выхожу на балкон, где загорает на солнышке Иззи: тридцать градусов в тени, а мы на солнечной стороне.
– Я бы надела темные очки, но в них мало что видно, – говорит она, указывая на накрытый стол – белоснежная скатерть, свежие цветы, серебряные приборы. И вдруг хватает меня за руку: – Совсем забыла! Ни за что не догадаешься, что сказал мне сегодня утром Рид!
– И что же?
– Что охотно будет платить мне столько же, сколько я получаю в стриптиз-клубе, если я пообещаю больше там не работать!
– Не может быть!
– Представляешь, как повезло? Всего-то навсего – прекратить делать то, чего я и так никогда не делала!
– И ты возьмешь деньги? – возмущенно восклицаю я.
– Надо быть последней дурой, чтобы не взять. Для него это капля в море.
– Но ведь это выглядит так, как будто… как будто он платит тебе за секс.
– Вовсе нет. Я дала ему понять, что так или иначе ушла бы из стриптиза. Думаю, он это воспринимает как деловое соглашение. Он просит меня бросить работу и возмещает убыток.
– Прости, что говорю банальности, но ты ведь не бросаешь работу!
– Об этом знаешь ты и знаю я – а больше никто! – подмигивает она. – Послушай, он привык иметь дело с деньгами. Для него это пустяки.
– Тебе не кажется, что лучше было-бы повести дело начистоту?
– Я об этом уже думала. Но, кажется, ему нравится спасать меня от порока. И не смотри на меня так! Что ты сделаешь, если Энрике Иглесиас пригласит тебя с собой в кругосветный тур?
– Не вижу связи!
– Чтобы поехать с ним, ты бросишь работу, а новую найти не сможешь – какая там работа, если вы перелетаете с места на место? Он богат, ты бедна. Значит, он обязан возместить тебе ущерб.
– Вижу, ты все обдумала, – вздыхаю я.
Дальше спорить бесполезно. Порой мне кажется, что из Иззи получился бы сказочный адвокат.
– Знаешь, – говорит Иззи, щедро поливая свой омлет кетчупом, – Рид настоящий самородок. Вырос в трущобах Филадельфии, в нищете и убожестве, ел хлеб с маргарином, потому что на масло денег не было. И всего добился сам. В нем рано проявилась предпринимательская жилка – свой бизнес он начал уже в четырнадцать лет. Отыскивал на автомобильной свалке машины, какие получше, ремонтировал и продавал. В шестнадцать у него появилась своя контора. С самого детства он мечтал стать этаким элегантным бизнесменом в дорогом костюме. Образования никакого, зато хорошим манерам учился долго и старательно, по книгам. Сейчас он купил родителям дом в престижной части города, а сам только и делает, что мотается по всему земному шару. – Иззи вздыхает. – Не хватает только женщины, которая разделила бы с ним все это богатство… 3наешь, он считает, что жена-англичанка – это высший класс. Конечно, на Наташу Ричардсон я не тяну, но не думаю, что он заметит разницу.
Вы думаете, Иззи интересуют только деньги? Ничуть. Я-то ее давно знаю. Может быть, ее мужчины и не красавцы, но души у них добрые. А к Риду она прилипла, потому что просекла: он будет рабски ее обожать, обожествит при жизни и, может быть, даже закажет ее портрет. Можночяи осуждать женщину за то, что она ищет однолюба? Мужчину, для которого всегда будет Номером Первым? Одна загвоздка: если бы эти чувства были взаимны…
И вообще, не в том я положении, чтобы кого-то критиковать. Я набираю воздуха в грудь и выкладываю Иззи всю подноготную: и про вчерашний пьяный факс, и про то, как сегодня еще глубже увязла в трясине вранья.
– Ну и фантазия у тебя! – хохочет Иззи, морща загорелый нос.
– Да, я упомянула, что его зовут Скотт?
– Что?
– Моего жениха зовут Скотт.
– А ты не упоминала, что у него один глаз синий, другой зеленый и он говорит на семнадцати языках?
– Нет, – угрюмо отвечаю я. – Скотт, и все.
– Что ж, могло быть и хуже. Скотт Байо. Скотт Бакула. Как бишь звали того паренька на серфинге из «Соседей»?
– Скотт Майкле.
– Точно, он.
Сейчас я любуюсь Иззи. Без косметики (кроме туши, с которой она, кажется, никогда не расстается) она хороша, как никогда. Яркий румянец, свежесть, сияние молодости – и никакого пота!
– Впрочем, Скотт – это может быть и фамилия. Тоже неплохо. Скотт, покоритель Антарктики, Вальтер Скотт, Дуглас Скотт…
– А это кто такой? – признаюсь я в своем невежестве.
– Изобретатель двухэтажного автобуса. – А-а.
– Не волнуйся, – улыбается она. – Мне же повезло – значит, и тебе скоро повезет!
В это время на балкон вваливается Рид. Ядовито-желтый пиджак его соперничает с лучами солнца. Глядя на Иззи маслеными глазами, Рид молча кладет ей на колени какой-то конверт. Распечатав подарок, Иззи восклицает:
– Угадай, куда мы идем!
– И куда же?
– В цирк «Солей»!
Мы с Иззи по-девчоночьи визжим и кидаемся друг дружке в объятия. Рид слегка удивлен, но доволен произведенным эффектом.
– Я сам об этом месте только вчера услышал… но, думаю, там неплохо.
– Вчера мы проходили мимо цирка, и я рассказала Риду, как их труппа приезжала в Англию и выступала в Альберт-холле как раз на наш двадцать третий день рождения! – объясняет Иззи. – Помнишь, как нам тогда крышу сорвало?
Еще бы не помнить! Как можно забыть смешную и трогательную пантомиму Джона Клиза? А акробаты на трапеции? У меня, когда смотрела на них, сердце замирало и в желудке екало: в жизни не видела таких гибких людей! А какие у них сильные руки! Когда видишь, как гимнаст крутит «солнце» или делает стойку на руках на перекладине, начинаешь верить, что в мире нет ничего невозможного. И оживают детские мечты – бросить все и сбежать с бродячим цирком… Да, лучше развлечения и не придумаешь!
– Я купил четыре билета, – улыбается Рид, – так что ты можешь пригласить приятеля.
– Приятеля? – повторяю я, как попугай. Что же мне делать?
Иззи чувствует, что я готова дать задний ход, и шипит мне в ухо:
– Даже и не думай! Один билетик – сотня баксов, и без возврата!
– Большое спасибо! Это просто здорово! Я, правда, еще не знаю, с кем пойти… – лепечу я.
– Например, с кем-нибудь из «Золотых Парней»? – предлагает Иззи.
– В субботу вечером? Они на работе.
– Ах да. И Синди с Лейлой, наверно, тоже, – соображает она.
– Тогда пригласи Финна.
– Ты же его терпеть не можешь!
– Разговаривать мне с ним не придется. Мы будем смотреть на сцену. И потом, смотри, – она разворачивает программку и читает: – «Водный мир: шоу на воде и под водой» – как раз в его вкусе!
– Даже не знаю… – вздыхаю я. Финн в моем сознании слишком тесно связан с Зейном: боюсь, встречаться с ним мне будет больно и неловко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40