А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Если убрать что-то одно, то оставшееся будет производить более сильное впечатление. И кроме того… это немного чересчур.
Я выглянула в окно. Листья на деревьях посерели и пожухли от жары и пыли, они выглядели высохшими и безжизненными. Но перед глазами у меня по-прежнему стояли черно-серые струпья, бывшие когда-то человеком, в пятнышках и трещинках, как кусок дерева, который я держала в руках.
– Криспин, а ты что скажешь? – поинтересовалась Эва. Он долго всматривался в фотографию. Наконец сказал:
– Не для слабонервных, это уж точно. Могут пойти жалобы. Тео заявил:
– Неужели это тебя остановит?
– Нет, конечно, – согласился Криспин. – Во всяком случае, не сейчас. В данный момент попечители очень довольны нами, после выставки Гертина. Но все-таки…
– Ты ведь не собираешься встать на сторону миссис Праведное Негодование из Ипсвича, а, Криспин? – уколол его Тео.
– Нет, конечно нет. Но… Вспомните, это ведь Тим Пейдж украсил стены своего офиса во Вьетнаме фотографиями, о которых агентство Рейтер выразилось, что они слишком отвратительны, чтобы их публиковать?
– Нет, это был Хорст Фаас, – поправила его Эва, – из Ассошиэйтед Пресс. То же самое говорю и я, Тео. Для всех нас это замечательный, потрясающий, сильный снимок, сделанный с большим мастерством. И отпечатанный почти так же хорошо, как если бы я сама сделала его. – Тео ухмыльнулся. – Но большинство посетителей будут шокированы. Шокированы в самом плохом смысле слова, как после дешевого фильма ужасов. Это кич. Кич для вуайеристов.
– Тогда мы все вуайеристы, – возразил Тео. – Если тебя это так беспокоит, то что тогда ты скажешь о борделе? – Он махнул рукой в сторону своей комнаты, где на стене висел снимок с солдатами и вьетнамскими девушками.
Я сказала:
– Но это совсем другое дело. – Они повернулись и взглянули на меня, но я не собиралась сдаваться. – Глядя на ту фотографию, ощущаешь себя солдатом. Вроде как становишься частью происходящего, переносишься во Вьетнам. А эта… В общем, создается впечатление, что вы хотите сделать самому себе больно. И вам это нравится. Делать себе больно, я имею в виду.
– Браво, Анна! – воскликнула Эва.
– Но она очень красивая, – сказал Криспин. – Может, в этом как раз и заключается ее спасение. И наше тоже.
Они помолчали. А я никак не могла взять в толк, как можно было считать эту отвратительную фотографию красивой, когда даже от одной мысли о ней к горлу у меня подступала тошнота, а по телу пробегала холодная дрожь. И тут Тео повторил каким-то мертвым голосом:
– Мы все вуайеристы. И еще мне нужно выпить. Криспин, присоединишься к нам?
– Хотел бы, но не могу, – с огорчением отозвался Криспин, качая головой, отчего волосы рассыпались и упали ему на лоб. – У меня еще столько дел. Мне очень жаль, но нет.
– Увы. Ну что же, тогда в другой раз, – протянула Эва.
– Идемте выпьем! – сказал Тео. – Криспин, чуть погодя мы вернемся, чтобы убедиться, что здесь больше ничего не нужно менять и перевешивать.
– Ну а вы, Анна – вы разрешите мне называть вас Анной? – вы живете поблизости? – полюбопытствовал Криспин, жестом предлагая мне первой спускаться по лестнице.
– Анна остановилась у Рея Хольмана в Керси-Холл, – вмешалась Эва.
– В самом деле? У нас здесь есть кое-какие остатки архива Фэрхерста.
– Фэрхерста? – переспросила я.
– Это семья, которая когда-то владела Керси. Когда Холл реквизировали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, они оставили несколько документов и писем на хранение трастовому фонду, которому теперь принадлежит поместье. По-моему, там жили эвакуированные, так что одному Богу известно, что там творилось. Как бы то ни было, когда поместье разделили на части и продали после войны, нас попросили взять эти документы на хранение. Какая злая ирония – пережить Питерлоо, беспорядки, вызванные «Хлебными законами», смерть близких, две мировые войны, а потом потерпеть крах из-за подоходного налога… – На какое-то мгновение мне показалось, что он говорит о самом себе, а не о семействе, которому когда-то принадлежал огромный дом и которое впоследствии не смогло его содержать. – В архиве, правда, совсем немного документов, но если вас это интересует, я могу как-нибудь показать их.
– Спасибо, – вежливо откликнулась я, пока мы шли к входной двери. В самом деле, это было очень мило с его стороны, и, похоже, он и действительно был готов на эти ненужные хлопоты, тем более что какие-то бумаги меня ничуть не интересовали. Впрочем, он наверняка скоро забудет о них.
– Внизу, возле лестницы, висит портрет одного из владельцев, – заметил Криспин. – Стивена Фэрхерста. Самое начало девятнадцатого века, по-моему. В следующем году мы его уберем, наверное. Пойдем взглянем на него.
Я вернулась, главным образом потому, что, судя по тону, он ожидал этого от меня. Краска была старой и темной, вся в трещинках-паутинках, которые покрывали полотно, словно вуаль. На портрете был изображен мужчина, державший в руках наполовину вскрытый конверт.
От двери меня окликнула Эва:
– Анна? Ты идешь с нами выпить чего-нибудь? Это самое малое, что мы можем для тебя сделать после того, как ты нам помогла.
Так что я виновато улыбнулась портрету и вышла на улицу.
Снаружи стало еще жарче, чем раньше. Духота стояла такая, что казалось, будто бензиновая гарь, как плотное облако, улеглась между домами подобно вонючей грязи в сточном желобе.
Мы поднялись по крутой рыночной площади и вошли в бар. Эва направилась к стойке, а мы с Тео подошли к столику у окна с эркером. Оно было забрано старым зеленоватым стеклом, отчего прохожие выглядели размытыми и дрожащими силуэтами. Мне стало интересно, какими они видят нас.
– Думаю, они видят лишь свое отражение, – раздался голос Тео у меня за спиной. Я услышала треск и шипение спички, когда он закуривал. Он опустился рядом со мной на сиденье у выгнутого окна.
От стойки меня окликнула Эва:
– Анна, что тебе взять?
– Маленькую кружку светлого пива, пожалуйста. Бармен кашлянул.
– А сколько лет юной леди?
Меня никогда не спрашивали об этом раньше. Но я еще никогда не заходила в бар в тенниске, шортах и без макияжа.
Эва и Тео смотрели на меня. Если бы их здесь не было, я бы солгала, не моргнув глазом, но они были рядом.
– Пятнадцать, – ответила я.
– В таком случае я не могу выполнить ваш заказ, мисс, извините, – заявил бармен. – Только безалкогольные напитки.
– Тогда кока-колу, пожалуйста, – попросила я. Я почувствовала, что лицо у меня горит, а футболка прилипла к спине.
Тео понимающе улыбнулся.
– Это ведь нечасто случается, верно? – заметил он.
– Нечасто. Вообще никогда не случалось.
Он по-прежнему не сводил с меня глаз.
– Да, пожалуй. Ты немного напоминаешь мне Эву, какой она была, когда я впервые встретил ее в Сан-Себастьяне. Тот же самый цвет кожи. В тебе, случайно, нет испанской крови?
– Нет, насколько мне известно, – ответила я со смущенным смешком.
Тут Эва принесла напитки – они с Тео взяли по большой кружке светлого пива, а позже велела бармену сделать нам всем бутерброды. Поев, мы вернулись в галерею, и Эва попросила меня отнести посылку на почту – если мне не трудно, ведь я все равно иду по магазинам.
– Конечно, занесу, мне не тяжело, – ответила я. Мне действительно хотелось помочь ей. И еще поблагодарить за то, что они подвезли меня до города. Это было совсем не похоже на то, когда меня отправляла пройтись по магазинам мать, ведь она желала, чтобы ей никто не мешал, когда она уляжется в постель со своим ухажером.
– Ее придется отправить заказной почтой, и еще нужно заполнить таможенную декларацию, – пояснила Эва, протягивая мне деньги. – Это объектив, который надо починить. Скажи на почте, что объявленная стоимость посылки – фунтов пятьдесят, ладно? Почтовое отделение вон там, за церковью.
– Хорошо, – отозвалась я, – сделаю все в лучшем виде. – И только потом изумилась, что она доверяет мне вещь, которая стоит таких больших денег.
Но она лишь молча вручила мне посылку и деньги, я взяла их и зашагала вверх по рыночной площади к почтовому отделению. Городок был не слишком велик, чтобы заблудиться, так что, освободившись, я решила прогуляться. В киоске я купила открытки для Холли и Тани. На отдельной стойке лежали игрушки для малышей, и я вдруг подумала, что неплохо купить что-нибудь Сесилу в подарок, поскольку у него, похоже, вообще не было игрушек или чего-нибудь в этом роде. Я купила ему альбом с рисунками, выполненными невидимой акварельной краской, потому что помнила, что, когда сама была маленькой, он казался мне волшебным. Я завернула альбом в бумагу, чтобы ему пришлось повозиться, прежде чем добраться до альбома. Так всегда делала мать.
Она положила на мой счет сто фунтов в банке строительного кооператива, чтобы мне хватило на первое время, пока она не пришлет мне деньги на дорогу до Испании, но при этом не удосужилась проверить, есть ли здесь отделение, а его, конечно, не было. Мне самой предстояло выяснить, где оно находится. В городке было совсем мало магазинов модной одежды, и я скорее бы умерла, чем отказалась пойти туда, даже по такой жаре. В одном я даже присмотрела себе симпатичный топик, нейлоновый, с индийскими бусами, но, взглянув на себя в зеркало, поняла, что смотрится он на мне плохо, этакой дешевой вещичкой. Это часто бывает с магазинными зеркалами; такое впечатление, будто владельцы и продавцы не хотят, чтобы вы купили у них что-нибудь. Но было слишком жарко, чтобы попытаться подобрать что-нибудь еще, так что я поплелась обратно в галерею.
Эва и Тео стояли на тротуаре и жарко о чем-то спорили, размахивая руками. Криспин торчал в дверях, опершись одной рукой о притолоку. В другой он держал кипу бумаг, наблюдая за ними и время от времени вмешиваясь в перепалку. Они выглядели такими простыми и беспечными – спорящими и смеющимися, а рядом на дороге сонно приткнулась их старая машина. Может быть, все дело в том, что я устала, но я стояла и смотрела на них, и мне казалось, что жара и духота так плотно заполнили разделяющее нас пространство, что мне его никогда не преодолеть.
А потом Эва увидела меня и помахала мне рукой. Я подошла к ним, и вышло так, что идти мне было совсем недалеко.
– Привет, Анна, – сказал Криспин. – Я был в хранилище и нашел те письма, о которых рассказывал вам. Боюсь, что не могу отдать вам оригиналы – им еще предстоит микрофильмирование, – но я сделал для вас фотокопии.
Мелкие черные буковки старомодного почерка бежали по глянцевой белой фотокопировальной бумаге, на которой отпечатались следы сгибов и потертостей Я всмотрелась в текст, но не смогла разобрать ничего, кроме обращения «Моя дорогая мисс…».
– Благодарю вас, – проговорила я.
– Имейте в виду, читать фотокопии зачастую легче, потому что чернила смотрятся ярче, чернее. А получилась изрядная куча документов! Они не дадут вам заскучать, когда Эва и Тео в очередной раз сбегут за границу, – заметил Криспин. – Я просмотрел бумаги. Да, забыл предупредить, все они написаны Стивеном Фэрхерстом. Человеком, портрет которого вы видели.
И тогда я вновь вошла в галерею.
У него были коротко подстриженные каштановые волосы и брови, изгибающиеся в уголках. Одет он был в темный фрак, а на шее повязана одна из тех старомодных штучек, которые мужчины в те времена носили вместо галстука. Он смотрел на меня. На мгновение я задумалась о том, что он видит в моем мире и что я смогла бы разглядеть в его, если бы достаточно пристально всмотрелась в потемневшую от времени краску.
Моя дорогая мисс Дурвард!
Прошу вас не искать в выраженном мной удивлении недостатка воодушевления и даже восторга по поводу планов вашей сестры. Возможность граждан без всякой опасности выезжать за границу – в том числе и в свадебное путешествие – была одной из тех свобод, за которые некогда сражалась наша армия. С нетерпением ожидаю нашей встречи в Брюсселе. Я восхищен тем, что мистер Барклай не имеет против оной каких бы то ни было возражений, а миссис Барклай не видит в ней ничего предосудительного. Надеюсь, что мое знание региона поможет сделать ваше пребывание здесь легким и приятным. Возможность сопровождать вас по местам сражений, которые мы с вами так подробно обсуждали, доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Могу только надеяться, что то, что вы увидите собственными глазами, будет не слишком отличаться от написанного мною. Очень жаль, что мастер Том не сможет составить вам компанию, но вы, вне всякого сомнения, правы – в этом вопросе я не обладаю достаточным опытом, – полагая, что его пребывание в доме дедушки и бабушки послужит им утешением в отсутствие обеих дочерей. А уединение, безусловно, сыграет положительную роль в том, чтобы мистер и миссис Барклай еще сильнее укрепили то безусловное единство сердца и ума, которое должно лежать в основе любых матримониальных отношений. Отвечая на ваш вопрос, спешу сообщить, что климат Нидерландов, Бельгии и Люксембурга весьма схож с нашим собственным. Если не считать того, что иногда в летнее время здесь по нескольку дней кряду стоит удушающая жара. Но если, как вы говорите, вы намереваетесь прибыть сюда в июне месяце, то вполне можете рассчитывать на все прелести нашего английского лета и по сравнению с Ланкаширом ожидать, что дождей будет намного меньше. Брюссельские аптекари и торговцы мануфактурными товарами имеют в своем распоряжении достаточный запас всего, что только может понадобиться путешественнику, и условия проживания в большинстве гостиниц просто превосходны, так что я настоятельно советую вам ехать налегке, взяв с собой только предметы первой необходимости. Если вы будете так любезны, что сообщите мне о дате вашего ожидаемого прибытия, я возьму на себя смелость заказать для вас комнаты в гостинице «Лярк-ан-сьель». Если у миссис Барклай возникнут какие-либо иные пожелания, надеюсь, что вы без колебаний передадите их мне, дабы их мог выполнить ваш покорный слуга
Стивен Фэрхерст.
Я выпил достаточно, чтобы спиртное придало мне храбрости, и ловлю предостерегающий взгляд, брошенный на меня Ханмером с другого конца комнаты, поскольку я уже усадил себе на колени Джейн. Я хочу наконец познать, что это такое, а сделать это можно только одним способом. Джейн не слишком хорошо вымылась, лицо у нее разрисовано румянами, но от нее пахнет землей и теплом. Она лишь жеманно взвизгивает, когда я касаюсь ее округлой груди. А потом она говорит, что сначала я должен заплатить миссис Мэггз.
Она распростерлась на кровати, которая пахнет другими мужчинами, но лишь смеется и протягивает ко мне руки.
– Первый раз, сэр, не так ли? – спрашивает она, раздвигая ноги, пока я пытаюсь судорожно выпутаться из бриджей и сапог. – Не волнуйся, Джейн позаботится о тебе, солдатик.
У меня есть некоторое представление о том, что и как я должен делать, и она кажется мне всем, о чем я только мечтал жаркими бессонными ночами. Но, несмотря на свои предшествующие слова и улыбки, она просто лежит на кровати в ожидании, пока все закончится, и, как я ни стараюсь, у меня ничего не получается. Чтобы скрыть свой позор, я виню во всем вино и пытаюсь поцелуями возбудить ее интерес и желание. Краска размазывается под моими губами, она отворачивает голову, и меня захлестывает отвращение. Я бью ее по лицу и называю шлюхой.
– Эй, солдатик, а кто я, по-твоему? – говорит она без всякого удивления, потирая опухшую щеку. – Какая-нибудь сраная леди?
Я натягиваю одежду и ухожу. Мне кажется, что за каждой дверью я слышу мужчин и проституток, каждый из них делает то, что должен и что хочет. Они тяжело дышат, целуются, изображают страсть, удовлетворение или любовь. Кого-то вырвало на ступеньках, а дальше, покачиваясь, стоит мужчина, которого ограбила одна девушка, пока он противоестественным образом удовлетворял другую. Голова у меня начинает кружиться от выпитого, тошноты и запаха совокупления, и передо мной в темноте пускаются в хоровод лица, искаженные страхом, отвращением и ненавистью к самим себе.
II
Было воскресенье, театры не работали, поэтому, отправив письмо мисс Дурвард, я решил прогуляться пешком до апартаментов Катрийн. Кузина Элоиза, по ее словам, навещала заболевшую подругу.
– Будет ли невежливо по отношению к твоей кузине, если я польщу тебе и скажу, что чрезвычайно обрадован подобными известиями? – поинтересовался я, обнимая и целуя ее.
– Я знаю, – ответила она, возвращая мне поцелуй, в котором чувствовалось обещание продолжения. Она выскользнула из моих объятий, чтобы налить нам вина. – Я прощаю тебя, поскольку, когда вы встречаетесь, ты ведешь себя с ней исключительно куртуазно. Ты должен понимать, что моя профессия бросает недвусмысленный вызов ее респектабельности, потому что, несмотря на то что я выгляжу и веду себя как леди, я все-таки не принадлежу к bourgeois . Я ведь полукровка, если помнишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54