А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ах, представь, в наше отделение пришел на работу некий Пилат. Забавная фамилия, правда? За мной стоит молодой врач, Яцек, из гинекологии и шепчет мне на ушко: мол, у нас такая смертность, что только Библия нам и поможет.
— Марточка…
— Но я тебе обещаю, завтра сразу же…
— Марточка, мне нужно тебе кое-что сказать… — Ивона улыбается, но не радостно, а грустно. Тогда Марта понимает: что-то случилось, о чем ей неизвестно, и как она смешна с этим рассказом о Пилате.
— Он здесь был? — Марта не в состоянии справиться со страхом.
— Нет, — тихо отвечает Ивона.
Марте нужно скрыть тревогу. Она не секунду отворачивается к окну, затем вновь смотрит на Ивону.
— Вот видишь, — говорит она уверенно. Ивона усмехается и делает глубокий вдох.
— Я делала анализы в Париже, поэтому и вернулась…
Тишина. И в это мгновение Марта вдруг отчетливо понимает, что происходит. Она закрывает рукой лицо, затем встает, подходит к окну, потом возвращается и тяжело опускается на кровать. Ей недостает смелости, чтобы посмотреть Ивоне в глаза. Тяжелеют плечи, ноги, все тело.
— Почему? — вырывается у нее с болью.
— Я тебе иногда верила… Что некому изучить анализы… Что все у меня…
— Ну почему, почему? — Марта в отчаянии. Все ее старания оказались бессмысленными.
— Ты надеялась. Ты не знала, что я умираю. — Ивона говорит спокойно, так, что каждое слово отзывается в Марте болью. Ведь она знала. — Я делала вид, что тоже ничего не знаю.
— Я с самого начала все знала, — вырывается у Марты. Вернуть слов нельзя, поздно.
Ивона улыбается, в ее глазах пляшут огоньки, знакомые Марте с детства.
— В некотором смысле это хорошо. Марта смотрит на нее с удивлением:
— Мы можем больше не возвращаться к разговору о Сарановиче.
Нужно что-то сказать, немедленно что-то сказать, стучит в голове Марты, и вот уже готова новая реплика:
— Но это еще не значит, что…
— Конечно, Марта. — Ивона обрывает ее. — Это ничего не значит. Совершенно. А я совсем… У меня осталось очень мало времени. Я знаю это потому, что постоянно хочу спать. Иди, Марта, иди, я хочу спать…
И Марта в очередной раз встает и идет по темно-зеленому линолеуму к дверям. Ивона лежит неподвижно.
День
Ивона с радостью смотрит на Марту. Она красива, действительно красива. Ей очень идет новая прическа. И хорошо, что она перестала носить брюки из «платяного шкафа тети-провинциалки». У нее прекрасные глаза, необычный «мышиный» цвет волос. Три светлые пряди замечательно оттеняют основной тон. Глядя на Марту, Ивона принимает трудное решение и закрывает глаза.
— Я боюсь умирать, — тихо говорит она, не открывая глаз. Ждет.
Молчание, дыхание Марты ускоряется.
— И я этого боюсь, — произносит Марта и, поразившись собственным словам, хочет убежать, но бежать ей некуда. Она смотрит на Ивону, и в ее глазах видит благодарность.
— Ведь уже ничего нельзя сделать, да?
— Всегда есть надежда. — Марта громко сглатывает.
— Не бреши, сестра. — Интонация противоречит смыслу сказанного. — Ничего ведь уже нельзя сделать, правда?
— Все, что можно было сделать, сделано. В больничной палате звонкая тишина.
— Нет для меня спасения?
— Всегда есть надежда, — мертвым голосом повторяет Марта.
— На чудо?
— На чудо.
Ивона вытягивает руку. Марта поспешно принимает ее. Ивона слабо пожимает ладонь Марты.
— Спасибо тебе, — шепчет она распухшими губами, благодарность угадывается и в этом пожатии.
Марта теряет над собой контроль:
— Я так боюсь, сестричка.
— Боюсь, сестричка… — повторяет Ивона и сжимает ее ладонь. — Мне иногда кажется, я не вынесу этого страха. — Ивона сворачивается калачиком, ее голос едва слышен, Марта вынуждена нагнуться над ней. — Чтобы сразу… А потом думаю: хорошо, что еще не конец… Когда светит солнце… Но солнце встает независимо от всего, верно?
— Да.
— И будет всходить после моей смерти. — Взгляд Ивоны обращен к окну. Сквозь ветки раскидистого каштана сочится свет. Пожелтевшие листья дрожат на ветру. — Как будто ничего не произошло. После смерти родителей… После их смерти в моей жизни не было ничего святого. А в твоей тоже?
Ивона смотрит на Марту, и в той поднимается волна давнего возмущения. Нужно поправить постель, одеяло, подушку. Лучше ничего не говорить, потому что спокойствие хрупко…
— Марта! Я тебя спросила: а в твоей тоже? Марта?
Почему Ивона не оставит ее в покое? Но обида жжет все сильнее, лицо Марты становится злым.
— Как ты можешь? Как можешь меня спрашивать, что для меня свято?
— Не понимаю, — реагирует Ивона, ей действительно непонятно. Пришло время высказаться.
Марта, стоя возле кровати, склоняется над Ивоной и стискивает поручень так сильно, что, кажется, металл вот-вот погнется.
— Как ты смеешь говорить «тоже»? Ты забыла, что это я ухаживала за мамой, мыла ее, страдала вместе с ней, это я отзывалась на каждый крик, я все это видела!
— Но я… — пытается протестовать Ивона, но Марта не позволяет. То, что клокотало в ней, выливается мощным потоком, который она не в состоянии остановить.
— Снова воспользуешься деньгами? Конечно, благодаря твоим средствам мы могли покупать дорогие лекарства. Но это все. А по сути — ничего! Я выла от отчаяния! Я видела, как она угасает день за днем. А она даже тогда не обращала на меня внимания и ощущала лишь твое отсутствие. Мне приходилось без конца слушать рассказы о тебе, о том, как было, когда была ты. Ты, ты, ты! — Марте не хочется, чтобы в ее голосе звучала горечь, но скрыть это не удается. — Она тосковала по тебе, а я держала ее за руку…
Ивона удобнее усаживается на кровати, откладывает трубку с кислородом и пытается что-то сказать:
— Марта!
Но Марта резко оборачивается к ней:
— Нет! Не прерывай меня! Ты надеялась, мне не хватит смелости высказать, все, что я думаю? Все оплевать! Надругаться надо всем! Всегда ты! Такая замечательная! — Голос Марты звучит пискляво и несерьезно: — «Бери с нее пример, дорогая. Почему ты не одеваешься так же элегантно, как Ивона? Ивона — одаренный ребенок, видишь, какая она смелая, никогда не боялась рисковать. Я так счастлива, что Ивона устроила свою жизнь. Ивона очень старательная. Она добьется выдающихся успехов». — Марта размахивает руками, словно стоит на сцене и рассказывает многочисленным зрителям о чем-то важном. Затем поворачивается к стулу и приторным, неестественным голосом добавляет: — «Но хорошо, что ты трудолюбива. А у Ивоны есть фантазия, вы видели, что она сделала в своей комнате? Ивона — яркая, но мы и тобой гордимся, детонька». — Марта приближается к Ивоне, теперь ничто не мешает смотреть ей прямо в глаза. — Даже когда тебя не было рядом, тебя было слишком много… А ты не приехала… — Невидяще глядя на Ивону, Марта повторяет: — А ты не приехала…
— Марта, я…
Но Марта отходит от кровати. Она обращается не к Ивоне, а к целому миру:
— Ты не приехала! Даже на похороны. А что с Ивоной, все мысли об Ивоне, для Ивоны. Ивона? — Голос Марты становится насмешливым. — Мамочка, Ивона не приедет, потому что ей не оплатят дорогу. Потому что, если она приедет, то не сможет выехать, вернуться на свою новую родину, au revoir! И к Петру. Она не сможет вернуться. Поэтому здесь только я. Я, которая всегда была менее любимой, сижу с тобой и не боюсь, что буду чего-то лишена. К сожалению. Только та, менее дорогая, сидит рядом с тобой и слушает восторженные слова об Ивоне. — Интонация Марты неожиданно меняется. — Мама, прости, что я не Ивона. Мы могли бы поменяться местами, потому что я приехала бы к тебе с конца света, меня бы не испугало введение военного положения. Наша деловая Ивона тоже не боится, она ведь такая отважная. Ей, вероятно, невыносима мысль о том, что ты умираешь, мама. Она всегда была мужественной. Она просто не может смириться с тем, что ты умираешь. Поэтому здесь только я. Столько людей умерло у меня на руках, мамочка. Ты не расстраивайся. Я как-нибудь справлюсь. Я всегда справлялась. К тому же я привыкла. Я же сама выбрала эту профессию. Хотя мне хотелось порадовать тебя, мамочка. Вот я тебе все и высказала. — Ее голос ломается, мгновение она колеблется, но, преодолев неуверенность и все еще кипя от злости, она возвращается к кровати. У нее сейчас достаточно сил, чтобы, глядя в эти голубые утомленные глаза, наконец сказать правду. — Не играй со мной! Не сейчас! Это один из твоих любимых приемов! Сейчас ты такая несчастная, что тебе ничего подобного нельзя говорить, да?
Но Ивона ее не видит. Тогда Марта еще раз в отчаянии повторяет:
— А когда еще у меня будет возможность тебе это высказать, когда?
Ивона не отвечает. Марта, наклонившись над ней, трясет ее за плечи:
— Ответь мне!
В ту же секунду она замечает, что Ивона не может дышать — кислородная трубочка лежит рядом. Трясущимися руками Марта вставляет ее в нос Ивоне, увеличивает подачу кислорода, берет ее руку и проверяет замирающий пульс.
В умелых руках Марты спасительный шприц. Уверенным жестом она вводит в вену Ивоны иглу с животворной жидкостью.
— Спокойно, Ивонка. — В ее голосе звучит ответственность и нежность. — Спокойно… секунду… уже лучше, малышка… Сейчас станет лучше, потерпи, горе мое… Дыши, дыши, вот так…
Марта убирает шприц, всматривается в лицо Ивоны. Та открывает глаза, жадно вдыхает.
— Нет… — Ивона делает рукой движение, словно отгоняет мух.
— Боже, что я сделала… — Марта потрясена. — Я не в состоянии вынести это напряжение…
— Нет… не останавливайся. Продолжай… Пожалуйста.
— Прости меня, не знаю, что на меня нашло, все неправда. Это подло с моей стороны…
Ивона с каждой секундой набирается сил и уже тверже произносит:
— Нет… Я никогда не думала… Тебе, наверное, было так страшно. Ужасно.
— Нет. Я от злости это сказала, я вовсе так не думаю.
— Думаешь, слава Богу, думаешь. Марта, прости меня, что тебе пришлось мне это сказать…
Марта вдруг чувствует, что в ней поднимается волна ненависти. Каждой частичкой своего тела она ощущает, как незнакомый холод наполняет ее. Она отходит от окна и бросает в сторону кровати и испуганной Ивоны леденящие душу слова:
— К сожалению, я тебя ненавижу. Даже сейчас ты хочешь быть лучше? Не ощущаешь зуда над лопатками? Может, у тебя начали расти крылья? Господи, как же я тебя ненавижу!
— Заткнись и дай мне сказать!
— Ты заплатила за дежурство, чтобы все было как дома, и неплохо заплатила! Но сейчас я не собираюсь тебе подыгрывать! Ничего не выйдет! Ничего! — Она вспоминает, как Ивона во время того памятного, хорошо оплаченного дежурства сказала: «Моя сестра писается в штанишки», — и передразнивает ее: «Прости меня, сестренка, за то, что я была отвратительной мерзавкой, высмеивавшей тебя на каждом шагу!» Скажи это, пока еще можешь говорить!
Ивона кашляет, но Марта спокойно смотрит, как сестра сама нажатием на рычаг пытается увеличить поступление кислорода. Она наблюдает за тщетными усилиями Ивоны, но не подходит, а замирает в напряженном ожидании, словно от этого зависит ее жизнь.
— Прости, прости, прости, — отрывисто произносит Ивона, а Марта продолжает стоять. Но на смену злости приходит грусть.
— В чем я перед тобой провинилась, что ты так чудовищно надо мной издевалась? — Марта смотрит на каштан за окном, одинокий осенний каштан, который вскоре сбросит на зиму листья и будет выглядеть зловеще с раскидистыми голыми, кривыми ветвями.
— Я тебе завидовала. — Марту настигают твердые, неожиданные слова Ивоны. — Вот и все.
Марта чувствует себя так, словно получила сильный удар в живот. Она не может справиться с изумлением…
— Ты???
— Это я тебя ненавидела. — Ивона говорит так, будто оглашает общеизвестный факт. — Ненавидела этот твой порядок… Ненавидела то, что с тебя, мерзавки, должна была брать пример. Я на голову вставала, чтобы завоевать уважение. Мои тетрадки никогда не были образцовыми. И я ни одного чертова стихотворения не помнила наизусть. Пыталась выучить «Отца зачумленных», чтобы наконец… «Три раза луна возвращалась…»
— Обновлялась, — машинально поправляет Марта. — «Обновлялась с тех пор, как здесь, средь песков, я разбил свой шатер…»
Ивона с горечью усмехается:
— Вот видишь? — умолкает она на секунду, затем продолжает: — «Приехал сюда я с детьми и женою, грудного младенца кормила жена…»
— «Три сына, три дочери были со мною…» — Марта делает шаг в сторону кровати.
— «А ныне земле вся семья предана», — произносит Ивона с печальной улыбкой.
В пустой больничной палате их голоса звучат напевно, в унисон. Марта приближается к кровати.
— И я не умела играть на пианино. Потому что мне медведь на ухо наступил. «Марта, дорогая, сыграй нам что-нибудь. — Затем наш папа шепотом, словно сообщая что-то конфиденциальное, добавлял: — Нашей Ивоне медведь на ухо наступил». А ночью я просыпалась от кошмара, в котором медведь топтал мои расплющенные уши… Мне хотелось умереть…
Ивона замолкает, но Марта не сердится на нее. Вскоре Ивона отворачивается.
— Так как там дальше? «Три раза луна обновлялась…»
— «Возвращалась»… — сбивается Марта и замечает свет в глазах Ивоны.
Они обе улыбаются.
— Причешешь меня? Посмотри, как я выгляжу… — Ивона говорит уже смелее.
Марта берет расческу и проводит ею по тонким волосам Ивоны. Они стали более темными, почти как у самой Марты, только утратили блеск. Она закрепляет пряди на затылке Ивоны.
— Так они не будут попадать сюда… — Она вновь вставляет в нос Ивоны кислородную трубочку. — А то дежурство? Такая глупость… Чтобы было, как дома, за деньги? Зачем?
— Ты не хотела со мной разговаривать. Это был единственный способ что-нибудь тебе сказать.
— Но не услышать. — Марта не может больше сдерживаться.
— Ты согласилась… А могла ведь и отказаться. Но ты согласилась.
Точно, так и было. Надо признать.
— Ну да. — Дежурство — неплохой предлог, чтобы побыть вместе.
Ивона показывает на сок. Марта наливает в две чашки, одну подает Ивоне. Ей нельзя пить сок, но никто не может ей запретить делать это.
— Томаш мне сказал… — Ивона смотрит на нее с грустью. — Почему не ты? Почему не ты?
В животе Марты появляется напряжение.
— Что он тебе сказал?
— Почему у вас нет детей.
Марта подносит чашку к губам. Размышляет, что ответить.
— Потому что я…
— Почему не ты сказала мне об этом? Так она ей и скажет!
— Меня трясло. От тебя с твоей беременностью. Ты решилась на аборт. Я бы жизнь отдала, чтобы забеременеть… от него. — Она передразнивает Ивону: «Дорогая Марта, я лежала в больнице, не могу приехать, мне сделали операцию…»
— Да, у меня была операция, дорогая Марта. — Голос Ивоны наполнен печалью. — Я не могла приехать… Сначала лежала четыре месяца с поднятыми ногами, дорогая Марта, с зашитой шейкой, но не удалось, дорогая Марта…
Марта смотрит на нее и понимает. С горечью все понимает. Она должна как-то объяснить:
— Ты написала: «Мне сделали операцию…»
— А что я должна была тебе написать? Тебе, которая решила, что в этом мире дети рождаться не должны, потому что он слишком жесток? — Теперь Ивона передразнивает Марту: «Дорогая Ивона, мы решили отказаться от мысли иметь детей. Мы не можем позволить появиться на свет новому человеку и тем самым обречь его на страдания. Нужно быть ответственными…» Как я тебя не любила, Марта! Я не могла приехать… Я лежала в тот момент с задранными вверх ногами… Не могла…
— Как я тебя проклинала! — Голос Марты полон скорби. — Операция! Я бы все отдала… — И через мгновение, словно бросаясь с головой в омут, она спрашивает: — Ты его чувствовала?
Ивона не понимает:
— Что?
Марта ласково, с детской наивностью повторяет:
— Ты его чувствовала? Скажи…
— Да… — закрывая глаза и отдаваясь во власть воспоминаний, улыбается Ивона.
— Как это было?
— Такое… бульканье.
— Бульканье?
— Да. Бульканье. Шевеление. Переворачивание… Но в основном бульканье…
Марта повторяет как зачарованная:
— Бульканье…
— Щекотно было…
— Щекотно?
— Да, щекотно… Так необычно… Щекотка и урчание…
— Урчание…
Голос Ивоны становится тверже:
— Не получилось. — Она добавляет: — Потом Петр ушел.
— Ты же его сама бросила! — напоминает Марта.
— Коль скоро он ушел, я должна была его бросить!
Марта снова зла, теперь на Петра:
— Сукин сын!
— Марта!
Ивона ее останавливает? Еще раз повторяет:
— Сукин сын, я сказала.
— Какие ты выражения употребляешь! — Смех в глазах Ивоны теперь редкость.
— Прости, — говорит Марта и, делая гримасу, добавляет: — Обычный хрен.
— Марта?!
— Что? Ты думала, я таких слов не знаю? Я от Петра узнала, что ты и Томаш тогда… Петр пришел ко мне, думал, я что-нибудь предприму, ведь он… — Марта с иронией заканчивает фразу: — так тебя любит! Сволочь!
— Он тебе рассказал? — На лице Ивоны отражается досада. — Точно, сукин сын! Жаль, я об этом не знала…
— Жаль, что… — Марта замолкает.
— Жаль? — Ивона выжидающе смотрит на нее.
— Что ты не вернулась, — быстро отвечает Марта, словно боясь, что голос ее выдаст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16