А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Потому что дома у бабушки двор такой большой, как вся площадь в Вальехосе. И у нас есть хлев с коровами, теляточками и новорожденными лошадками, там жеребеночки Куки и один мой, и теперь бабушка зовет нас приехать и посмотреть, как он вырос. Но папа не хочет ехать, потому что ругается с дедушкой. Папа работал здесь в типографии, и выпускал газету, и писал длинные статьи и даже стихи не под своим именем, а иногда у него покупали часть материалов для других газет в больших городах, потому что говорили, что он пишет лучше всех. Это когда папа был холостой. А Тото никогда не ходит в церковь, «твой папа продал типографию из-за твоей мамы», откуда он знает? я в церкви много молюсь, каждое воскресенье, а Мита разрешает ему не ходить в церковь, он еще маленький, — — чтобы знать взрослые вещи, «твой дедушка не хотел, чтобы твоя мама женилась на твоем папе, потому что он был бедный», а два года назад дедушку парализовало. Дедушка не может говорить из-за паралича и говорит медленно и ходит с палочкой, мама сказала, что раньше он укрощал жеребцов, еще до приступа. Его сильно разозлили батраки, и случился приступ. И мама всегда молится за дедушку, а за себя не молится, ничего для себя не просит, лишь бы дедушка вылечился. За что его разозлили батраки? И я должна молиться за маму, чтобы она не умерла, а то каждое утро мама встает и ей плохо, нездоровится, и она плачет при папе, что умрет и оставит малышку одну, это меня. А Тото лучше бы сходил помолился за младенца Иисуса в яслях, чтобы он не мерз, а то его родители были бедняки, и не имели своего дома, и не могли купить ему чем укрыться. Я прочитала один «отченаш» за младенца, но мне надо больше молиться за маму, вот если бы Тото помолился за младенца, было бы теплее той ночью, когда приходятволхвы; целых двенадцать дней младенец Иисус мерзнет, и ему нечем укрыться. «Хуже всего быть попугайчиком», — сказал Тото, вот непослушный. Попугайчики — это такие мошечки, их называют попугайчиками, потому что они зеленые, как попугаи, только меньше комара, как новорожденный зеленый комарик, а я вчера сидела с зажженным ночником и повторяла таблицу умножения, и тут налетели попугайчики, такие букашечки, они летят на свет и живут всего одну ночь. Хлоп-хлоп — ударялись они в мою тетрадь, а иногда шлеп-шлеп — это они бьются в стену, потому что летают не глядя. Тото сказал: «они живут всего одну ночь», а я не верила, и значит, после им придется умереть, но пока горит свет, они кружатся. И всё вокруг ночника, и когда я гашу свет и молюсь, а Тото сказал: «я тогда начинаю думать про конец света», он что, не молится? Когда я гашу свет, мошечки улетают на потолок и сидят там рядышком, а потом утром все валяются мертвые на полу, и Фелиса их подметает, и в совке полно зеленых мошечек. Я их не прогоняла, пусть немного повеселятся, бедняжки, а то утром они умрут, Тото сказал: «видишь, как попугайчики шлепаются об стенку, это потому, что они не видят, точно слепые», и не знаю, как они различают, кто у них мама, а Тото: «им надо летать вместе и не разлучаться, чтобы знать, кто мама, а кто ребеночек», это пока горит свет, а после они летят на потолок и сидят рядышком, пока не упадут замертво, но, к счастью, все умирают в одно время, а не так, чтобы сегодня мама, а завтра ребеночек, который остался один, вот видишь, быть попугайчиком — не самое плохое? сопляк! Иисусу хуже, он страдает на гвоздях и видит, как страдает Дева Мария у подножия креста, оплакивая его, какой же ты зануда, ведь каждый день бывают новые мошечки, ночью они откладывают яички и все умирают, а на другой день из яичек вылупляются новые мошечки… только тогда мама — это которая отложила яичко, но она уже умерла, «видишь, Тете, детки попугайчиков остаются одни, и некому о них заботиться». Наверное, поэтому они такие глупые и сразу дают себя поймать? не то что комары, которые тут же улетают, и Тото сказал: «вот видишь? хуже всего быть попугайчиком…», они и летать не умеют, бьются в мою тетрадь, правда, они животные, а Тото хуже животного, ему совсем нет дела до бедного младенца Иисуса, замерзающего в хлеву. Тото одно беспокоит: какой страшный будет дьявол в конце света. До чего, наверное, собаки большие стали в бабушкином доме, и щеночки уже выросли. Но вчера я вела себя плохо и снова попросила апельсин. Дедушка поднимался вместе с солнцем, а иногда — еще когда темно было и видел, как встает солнце. Мне папа стишок сочинил, там говорится, что я — солнце, теперь он больше не пишет для типографии, только для меня иногда пишет стишки. Папа меня очень любит, когда мама умрет, а за ней я, бедный папа останется один, и он сказал, что когда поедет продавать вина и не увидит меня много дней, то переоденется святым, как на обложке книги «Святой Франциск Ассизский», и тогда Бог подумает, что он хороший. Папа это говорит понарошку, ведь Бог все знает, только он переодевается и разговаривает с другими святыми и спрашивает их, кто самая красивая девочка на свете и хорошо ли она себя вела, а святые видят все, что захотят. Святые могут и бабушкин хлев увидеть, и как вырос жеребенок, а Бог видит, как Тото прячется, чтобы поиграть и раскрасить лица и платья у артисток, и Пакиту видит — только Бог не смотрит на плохое; когда Паки идет к этой Пардо и к ним приходит Катальди, я тогда не буду смотреть, а то Бог столкнет меня с неба и я упаду быстрее парашютистов, проделаю дырку в жерле вулкана и провалюсь в преисподнюю. И останусь там навсегда, ведь если я один раз схожу с Паки сейчас и послушаю, что рассказывает Катальди, а после покаюсь, то еще смогу попасть на небо или в чистилище, потому что успею покаяться перед смертью, но если я после смерти на них посмотрю, тогда мне несдобровать, как падшему ангелу, который стал Люцифером. Тото хочет, чтобы папа всегда был с ним в сиесту, если не выходит с мамой загорать, а утром папа отводит меня в школу и на обратном пути заходит в кафе, а потом опять сидит с мамой, а потом встречает меня из школы, а потом — обед, а потом идет к Тото и злит его немного, «тебе какая артистка больше нравится? хорошая из „Крови и песка“?», а папа отвечает: «подать ее сюда!», и Тото тогда: «Рита Хейворт? эта вредина?», а папа снова: «подать ее сюда!», и Тото начинает беситься и просит, чтобы он сказал, эта ему больше нравится или та, а папа: «подать ее сюда!» и никогда не отвечает на вопрос Тото. Тото нравится Норма Ширер. А потом, ближе к вечеру, я с папой делаю уроки, потом он отводит меня заниматься на пианино и разговаривает с отцом учительницы, они всегда спорят о религии, потому что папа не верит в священников, а отец учительницы тоже не верит в Бога. А ночью папа не спит, он не может, и когда я верила в волхвов, он говорил, что видел их, потому что они приходят ночью, а он не может спать из-за нервов. Но он больше не хочет работать в типографии, ведь она не его, и из-за этого они ругаются с дедушкой, или не из-за этого? У папы нет ни отца, ни матери, Мите он сказал, что Тото слишком держится за ее юбку, и когда мы приехали в Вальехос, мама прилегла в спальне, а я с Тото играла в магазин, Тото сразу потащил меня играть, так ему не терпелось, он же Паки целый день не видит, ведь Паки теперь все время ходит к этой Пардо, а Тото так и липнет к большим, не хочет водиться с маленькими вроде себя. Ну вот, мы играли в магазин, и Тото составлял список одежды для продажи и написал там столько всяких вещей, а мне ничего не давал делать, все записывал сам, и я не хотела играть дальше, так было скучно, и позвала папу, Тото дал мне бумажку и карандаш, а сам взял другой карандаш, и каждый должен был сделать список, но он сразу исписал свою бумажку, а я не знала, что писать, и папа немножко рассердился и сказал, чтобы я поторопилась, — это он увидел список Тото. И там было написано, что в продаже имеются фланелевые платьица для кукол и маленьких девочек и ленточки под названием «рококо» для младенцев, и я пошла в спальню попросить у мамы платок, чтобы высморкаться, а там папа говорил Мите и маме, что Тото играет с одними девочками и вообще его водят только в кино, где спертый воздух, а Мита отвечала, что он прав, потому что и Берто ей уже говорил: мальчики должны водиться с мальчиками. А когда я вернулась из спальни, Тото вдруг показал мне коробочку, а внутри… целая куча вещей, это он у Паки украл от разных кукол, подарю, говорит, если будешь играть со мной каждый день. А на самом интересном пришла Мита, ей надо было купать Тото, она всегда купает его позже, но тут решила раньше, а Тото не хотел, потому что давно меня ждал, еще когда узнал, что я приеду в Вальехос, и он не хотел купаться, но потом согласился, только если мы будем играть в ванне, пока Мита его купает, но папа не захотел, потому что Тото мальчик. И пока его купали в ванне, я подглядывала через дырочку в замке, но ничего не увидела, потому что ванна стоит сбоку, и под шум воды из крана Мита говорила Тото, что запрещает ему играть в магазин и украденными у Паки вещами и раскрашивать артисток, потому что это не для мальчиков, и что если она еще раз увидит, то он будет наказан и останется без кино. И Тото не заплакал, ничего не сказал, не затопал ногами, как когда папа его злит, но после мне показалось, что Тото больше нет, потому что говорила одна Мита, и я подумала, что Тото от нее убежал, а Мита не заметила и разговаривает сама с собой, но после открылась дверь и они вышли вдвоем, и уж не знаю, как Мита мыла ему лицо, каким мылом, но лицо у Тото сделалось белое-белое, как у артисток, когда он закрашивает их белым карандашом и слышит, что Мита и Берто встают после сиесты, и не успевает накрасить им румянец, и они похожи на мертвых. Я видела мертвую сестру тети Эмилии, она была серо-белая и умерла от туберкулеза и удушья, после двух лет в постели. Не знаю, может, Мита утопила его голову под водой, когда мыла, и поэтому не было слышно, как Тото разговаривает, это он умирал, задыхаясь, и делался серо-белым. Тото вовсю старался вынырнуть и подышать, но Мита топила его, она ведь взрослая и сильнее, топила до самого белого дна ванны, Тото смотрел вверх на мать открытыми глазами, выпученными и синими от удушья, лицо все больше синело, и руки искали, во что бы вцепиться ногтями, но кругом была вода, лучше вцепиться ногтями в простыни, тогда становится легче — но вот он умирает, и больше не старается спастись, и лежит серо-белый. А еще задается, что он в школе круглый отличник. Так ему и надо за упрямство. Бог карает тех, кто не молится. А после он не захотел ничего пить, даже молока, и Мита тогда напекла печенья, потому что мы были у них первый день, но Тото не взял ни одного, хоть и ест все, и подошел ко мне сказать, что мы ни при ком не можем играть, и позвал в курятник, а я не захотела, и он пошел сам со всеми вещами, а в курятнике уже было полно кур, их загоняют спать в пять часов, когда темнеет, и все куры и петух устроились на насесте, а Тото начал их сгонять, чтобы играть и развешивать платья, как в магазине, и вешал на насесте, где спали куры, а служанка услышала все это кудахтанье и подумала, что в курятнике вор, и позвала Миту, а Мита от страха позвала Берто, и они пошли с Берто и увидели, как Тото почти в темноте развешивает всякие вещи, он уже повесил Алиситины ленты для косичек, старую тирольскую шляпку Паки и совсем новые тюлевые платья Пакиной куклы Марилу. И его не стали бить, потому что Берто не разрешил Мите его ударить, только велел наказать за непослушание и не пускать в кино. И хорошенько его отчитал, ведь Паки мне сказала, что Тото никогда-никогда не ругают, потому что он лучший во всей школе, и ничего не ломает, и все ест, и никогда не болеет и не пачкается, и его никогда не ругали и разрешали играть во что угодно, ведь он все равно ничего не ломает, но тут его отчитали, и Берто сказал, чтобы он больше не играл в магазин и не раскрашивал платья и лица… а не то… он нацепит ему юбочку и отправит подальше от матери в мой интернат к монахиням. Тото пришлось быстро все собрать, и в темноте он не увидел тюлевое платьице цвета чайной розы и забыл там, а на другой день я его нашла, чистенькое, без куриных какашек, и спрятала у себя. А кино ему запретили на неделю, за непослушание. Но все равно от наказания ему ничего не было, потому что на следующий день он проснулся с температурой и не пошел в школу и остался в кровати, и в кино он тоже не мог пойти, хоть бы его и не наказали, ведь с температурой нельзя на улицу; а горло у него не покраснело и живот не болел, раз язык не стал белый, и вообще ничего не было, но иногда для роста нужна высокая температура, сказал врач. Но Тото ни капли не вырос, Мита напугана, что он не растет, а этот коротышка от температуры ни капельки не вырос. В кровати он только и просил, чтобы ему рассказали фильм «Интермеццо», и развлекала его немного одна только Паки, но у нее были дела. Надо привязать Тото длинную веревку к голове, а другую к ногам и тянуть в разные стороны, чтобы вырос. Чтобы с одной стороны тянули работники со склада, которые играли в вырывание дерева с корнем, а с другой еще кто-нибудь, тоже очень сильный, и пусть тянут, даже если он закричит и заплачет. А если не было Паки, он хотел только, чтобы рассказывали фильм «Интермеццо», а то он его не видел из-за температуры, все равно бы торчал дома, потому что был наказан, а он так хотел увидеть новую артистку, которая снималась в картине, у него вырезано много ее фотографий, и мама рассказала фильм, ему очень понравилось, и папа рассказал, а после он просил маму снова рассказать то место про поцелуй на концерте, которое у него вырезано, с артисткой в длинном платье без рукавов. Тото не хочет больше со мной играть, когда есть Паки, играет, а так нет. Папе тоже не нравится ночная тьма, он все ходит кругами и не ложится спать. Тото засыпает довольно быстро, это если нет грозы. Паки не боится конца света. Я — чуточку, и не днем. Тото боится. Его сосед по парте — ни капельки не боится. Мама тоже, поскорее бы, говорит, он наступил. Мита не верит в конец света. Папа верит, но говорит, что мы с мамой попадем на небо, а он, может быть, спасется от преисподней, побудет немного в чистилище и потом переберется к нам. Мама молится за дедушку, чтобы он выздоровел, а то ему плохо, потому что она с папой поженилась. И если мама умрет, я не перестану за нее молиться, а кто же тогда помолится за дедушку? Нет, я буду молиться за дедушку, потому что мама попадет на небо, ведь у нее нет грехов, но если она забудет в чем-нибудь покаяться и не попадет на небо, как я про это узнаю? ведь тогда она будет зря дожидаться в чистилище. Пусть лучше дедушка умрет, и тогда мама сможет молиться за себя, а не за дедушку, я стану молиться за себя и схожу разочек поглядеть на Катальди и все про это узнаю, а после исповедаюсь, и мне ничего не будет, если я потом посмотрю на них с неба, и еще я немного помолюсь за младенца Иисуса, а если Тото снова станет иногда причащаться, он тоже немного помолится, чтобы младенчик не замерзал в яслях и чтобы распятый Иисус не страдал… потому что от шипов бывает больнее всего, а уж от гвоздей в руках и ногах, наверное, хочется плакать и кричать сильно-сильно, как когда я прищемила себе палец дверью. Мама… тебе плохо, мама… бедная мамочка, жалуется весь день, что ходила слишком много и теперь у нее все болит, а я молилась, но сестра Анта сказала, что не важно, сколько ты молишься, если ты не молишься от всего сердца, не чувствуешь в сердце боль Иисуса распятого, а я, может, не чувствовала боль, и от всех моих молитв не было никакого толку… и поэтому маме опять плохо, мама, мамочка… ой, мамочка, давай поедем к бабушке, там ужинают засветло, мам, а здесь, в Вальехосе, мы ужинаем ночью, и после ужина темно и надо идти спать, и, если я не буду молиться с болью в сердце, моя мама умрет, потому что я плохая, плохая, и сердце у меня не такое, как на образке, там сердце с пламенем, а внутри сидит на троне Пресвятая Дева вся зеленая с младенчиком, среди желтого и красного пламени, а само сердце темно-красное. Сейчас на дворе темно, вечером, если не помолюсь и Бог меня увидит… а папа вот-вот погасит свет, чтобы спать, и тогда уже не помолишься, ой, плохо мне, плохо, плохо, не могу дышать, задыхаюсь, ангелы уже летят за мной, за мной одной? а мама сейчас молится за дедушку, и хоть бы мама -умерла поскорее, тогда она попадет ко мне на небо и сверху мы будем молиться за дедушку, чтобы он выздоровел, тогда я опять стану играть с собаками и щеночками, они уже большие, все равно их много, одного можно отдать Куки, и у меня их будет сколько захочу, и ужинать мы будем засветло, а если я помолюсь, только я уже умру, а то дедушка не вылечится… а у меня удушье, ой, как у Кукиной тети, которая умерла от туберкулеза, я видела, как она задыхалась, фу, до чего гадко… вот так, когда нельзя дышать, и я не смогу поглядеть на выросших щеночков, только, папочка, я тебя об одном прошу: не гаси свет, нет, не сейчас, обожди минутку… постой!… минуточку!… обещаю подарить жеребенка Куки, а набор вееров — Паки, если ты не погасишь свет… а то, если погасишь, умрут все мошечки, которые бьются головой в стену, папа, разве ты не понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29