А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Третье, что я понимаю, когда Эми замечает, что два года не была за границей, — она думает, будто я сказочно богат и летаю на всякие там Гавайи чуть не каждый месяц. Но главное, что я понимаю, пока она соскребает желтую краску у меня с волос, — я влип по самое «не хочу».— Ну, что думаешь? — спрашивает Эми, разворачивая брошюрку и показывая мне фотографию дико дорогого отеля.Что я думаю? По правде? Я думаю, что после уплаты штрафа за перерасход кредита, оплаты жилья и прочих жизненно важных счетов денег за мое «творение в ошизительно желтых тонах» не хватит даже на автобусный билет до Клэктона, не говоря уже о более экзотическом курорте. Я думаю, что незачем ехать за границу, когда и тут красиво и жарко. И еще я думаю, что если бы на свете была справедливость, то Эми страдала бы какой-нибудь жуткой аэрофобией и нам бы пришлось все лето провести в любимом Соединенном Королевстве. Но вряд ли Эми хочет знать правду. По крайней мере, я не хочу, чтобы она ее знала. Уже не в первый раз я отмечаю для себя, что ложь — как мастурбация: начав, не можешь остановиться. Но, несмотря на такие грустные мысли, мне удается не показать своего ужаса и, приняв вид пресытившегося жизнью человека, лениво произнести:— Ну, не знаю… Съездишь на эти Гавайи раз — и все, смотреть там больше нечего.— А-а-а… — Она и не пытается скрыть разочарования. — Я же не думала, что ты там уже бывал.— Да, приходилось.Это правда. Я бывал на Гавайских островах. И тот факт, что мне тогда было шесть месяцев, и я все время валялся в коляске, и поездку эту дали отцу вместо премии, не меняет сути дела. На Гавайях я был. В подтверждение этого делаю руками волнообразные движения и напеваю гавайские мотивы, надеясь, что таким образом отвлеку Эми от ее навязчивой идеи.Не помогает. Едва я завожу первый куплет ла-ла-ла-ла-лааа-лааа, как она прерывает меня вопросом:— И что, тебе совсем не хочется туда вернуться? Опускаю руки, не закончив танцевального па. — Знаешь, — продолжаю я свой блеф, — Гавайи — это лишь солнце, песок, волны — вот, собственно, и все, ничего интересного. Больше там смотреть нечего.— И правда, ничего интересного. — Она кидает на стол другую брошюрку. Смотрю на обложку: тропические джунгли. — Тогда как насчет этого? Один раз побывал в джунглях, и смотреть там больше нечего?Одного взгляда на внушительную стопку брошюр, торчащую из ее сумки, мне достаточно: даже Тур Хейердал не решился бы заявить, что побывал во всех этих местах. Так, надо думать быстрее, иначе мне не отвертеться. Я уже обещал поехать вместе с ней в отпуск, и отказ может быть воспринят как знак того, что наши отношения дали трещину. А уж обсуждать наши отношения мне совсем не хочется. Да и трещины никакой нет. Если не считать моего вранья о том, сколько денег я зарабатываю на картинах. И того, что я продолжаю ей врать, хотя обещал никогда больше этого не делать. Трещина? Ха! Да какая трещина? Так, мелочи жизни — разве стоит обращать на них внимание?Я тихонечко отодвигаю брошюрки на край стола и говорю:— Я думал, что мы поедем не так далеко.— Почему?— Ну-у… — И тут меня осеняет блестящая идея: — Потому что, когда мы купим путевки, останется всего неделя до окончания твоего отпуска.Но ее так легко не проведешь.— Ничего страшного, — говорит она, открывая брошюрку о Багамских островах. Проводит пальцем по колонке цен, нулей в которых больше, чем во всем бюджете Великобритании, и указывает на даты отправления и прибытия: — Видишь, у них куча предложений — путевки на семь дней. Предложений? Ха! Расскажи об этом управляющему моего банка.— Я знаю, — не сдаюсь я, — но подумай, сколько часов длится перелет. Смена часовых поясов. Адаптация. Пока мы привыкнем к новому климату и времени, уже пора лететь обратно. — Вижу, как она открывает рот, готовясь возразить мне, и быстро продолжаю: — Европа. Чем тебе не нравится Европа? В это время года там замечательно. В Европе… ну, я не знаю… в Европе весело! — Весело? — повторяет она, прищурившись.— Да! Столько всего интересного… — Энергично киваю, как бы поддакивая себе. — Весело.Она откидывается на спинку стула, всем своим видом говоря: «В Европе НЕ весело и НЕ интересно. Я была там миллион раз. И вообще, я хочу на Гавайи».— Ладно, — говорит она вслух, — в какой конкретно части парка развлечений «Евроленд» тебе так хочется повеселиться7 .Припоминаю, где самые дешевые чартерные рейсы, дешевые гостиницы, дешевая еда и выпивка, и слово «Греция» само слетает с языка.— Греция? — Ее зубы так плотно сжаты, что непонятно, как она вообще умудрилась процедить сквозь них это слово.— Ну да, в Греции. Это же колыбель западной цивилизации. Ну, там, Парфенон, родина Гомера и этого, как его там, веселенький такой танец… сиртаки!Несколько секунд она обдумывает мои слова, переводя взгляд с меня на красочные брошюрки. И у меня возникает ощущение, что, окажись она перед выбором — они или я, решение будет не в мою пользу.— Ладно, — наконец произносит она. — Едем в Грецию. Мне заказать путевку, или ты сам все сделаешь?— Предоставь это мне, — говорю я, радостно вспоминая, где продают горящие путевки.К счастью, после этого мы меняем тему разговора. Правда, дальнейший поворот беседы облегчения мне не приносит. Ужас и нервозность — да, облегчение — нет. Кажется, это называется «как уж на сковородке». Примерно так я себя и почувствовал. Потому что Эми открыла тему, которой я старательно избегал с момента нашего объяснения в ванной Хлои. Прошлое.У меня странное отношение к прошлому. С одной стороны, меня оно не гнетет. Я стал тем, кем я стал, благодаря всему тому, что случилось со мной в прошлом. Например, в самом начале нашего с Эми знакомства мы говорили о прошлом, и я с легкостью красовался перед ней. Потому что мы затрагивали только невинное прошлое, вещи, о которых можно безбоязненно рассказывать собственным внукам. А с другой стороны, были в моей жизни ситуации, которые лучше не вспоминать. Секс, например. Девушки, с которыми я переспал за последние несколько лет. Секс — вообще скользкая тема. Когда ты кому-то рассказываешь о своей сексуальной жизни, они делают о тебе определенные выводы.Взять, к примеру, Кристин. В начале прошлого года я только о ней и думал. С ней было здорово, и мы рассказывали друг другу все без утайки, даже о всех своих прошлых любовных похождениях. И это было классно. Честные и открытые отношения. Вот только когда я наконец предложил ей переспать со мной, она отказалась. Почему? Не потому что я ей не нравился — она созналась, что я ей очень даже нравился. Просто ей не хотелось стать еще одной победой Джека Росситера — номером «дцать» в списке юбок на одну ночь.Это меня и настораживает в отношениях с Эми. Не осудит ли она меня? Если я признаюсь ей, что последнее время только и делал, что соблазнял девиц и потом кидал их, не кинет ли она меня сама? Рискованно, но оно того стоит. Мы ведь решили быть честными друг с другом? Если Эми примет меня, то должна принять таким, какой я есть. Пан или пропал.Надеюсь, что не пропал.Поэтому, немного помявшись, мы все же начинаем разговор о наших прошлых связях. Вот только, кажется, мы их не обсуждаем, а оцениваем. В каждом заданном вопросе присутствует подтекст. Например, Эми спрашивает меня:«Ты изменял девушке, если вы с ней встречались уже долгое время?» (А ты мог бы изменить мне?) «Когда ты решил порвать с ней отношения, ты прямо ей об этом сказал или подстроил все так, как будто в разрыве виноваты вы оба?» (Ты настоящий мужчина или подлый трус?) «У тебя не возникало мысли жениться на одной из этих девушек?» (Не пугают ли тебя серьезные отношения?) В свою очередь я спрашиваю Эми:«Если бы кто-нибудь из этих парней предложил тебе выйти замуж, ты бы согласилась?» (Ты бы вышла за меня замуж только потому, что пришло бремя и тебе вдруг захотелось замуж, или потому что по уши в меня влюбилась?) «Ты когда-нибудь мстила бывшим любовникам?» (Если наши отношения не сложатся, то не станешь ли ты меня преследовать и мстить до последнего?) «Не пробовала ли ты секс с девушкой?» (Есть ли у нас шанс заняться сексом втроем?) И так, мало-помалу, мы заставляем друг друга говорить откровенно и каждый из нас обдумывает услышанное.Потом переходим к подробностям. Начинаем с обычного вопроса: сколько всего женщин было у меня и сколько мужчин у нее. Не могу точно сказать, какова реакция Эми на мой ответ (около двадцати пяти). Но, когда она сама, закрыв глаза, начинает считать свои победы, загибая и разгибая пальцы на руках, и говорит: «Двенадцать», я искренне удивлен. Подставляю эти цифры в уравнение развращенности, которое мы с Мэттом вывели на досуге. Для вычисления коэффициента развращенности (v), то есть среднего количества человек, с которыми ты переспал в течение одного холостяцкого года, требуются следующие данные: общее число половых партнеров (W); возраст на данный момент (X); возраст, в котором лишился девственности (Y); число лет в сожительстве (Z). Уравнение имеет вид:


И вот результат: хотя у нее было меньше половых партнеров, чем у меня, уровень развращенности у нас почти одинаковый. Когда у нее не было постоянного парня, в среднем за год получалось трое мужчин. У меня же в среднем было по 3, 125 женщины в год.Даже и не знаю, что думать по этому поводу. Конечно, неплохо, что мы оба примерно одинаково опытны в этих делах и ни одного из нас нельзя считать более развращенным. Но вообще-то я в шоке. Себя-то я считаю немного распутным парнем. Так что, значит, Эми — распутная женщина? Может, следует насторожиться? Когда дело касается женщин, я себе не доверяю. Смогу ли я доверять ей, если дело коснется другого мужчины? Или просто мое мужское достоинство задето тем фактом, что Эми прекрасно может развлечься и без меня?Как бы там ни было, я заинтригован. И хочу услышать от нее подробности. Я спрашиваю. Она отвечает. Поименно, покроватно. Начиная с первого (Уэйн Картрайт, за сараем для велосипедов, средняя школа Элмесмер) и заканчивая последним (Мартин Роббинс, за шесть месяцев до меня, на свадьбе в Уэльсе). Начиная с самого младшего (снова Уэйн Картрайт, 17 лет) и заканчивая самым старшим (Саймон Чадвик, музыкант сорока лет). Начиная с худшего (Алан Вуд, юрист, тридцать с небольшим лет, разведен) и заканчивая лучшим (Томми Джонсон, художник-декоратор из Вест-Энда). Подробно рассказывает о своей самой продолжительной ошибке (Энди, агент по продаже недвижимости, с которым они вместе жили) и самой короткой («Джимми или Джонни, точно не помню. Я напилась и обкурилась. Вообще мало что о нем помню»).И где-то в разгаре нашей беседы, несмотря на то что наши откровения взаимны, у меня возникает странное чувство. Оно приходит вдруг, ниоткуда, но, появившись, уже не оставляет меня. Эми продолжает говорить, я слушаю, но мне вдруг становится тошно. Я начинаю представлять себе все, что она рассказывает. Я невольно представляю себе то, что она выделывала с этими типами. Все то же самое, что и со мной; то, что связывает нас с ней воедино. Понимаю, что это полный бред, но мне от этого не легче. У меня уже давно не было такого чувства. Потому что мне уже давно было на всех начхать. Почти все девчонки, с которыми я спал, ничего для меня не значили — так, развлечение на одну ночь. Я практически ничего о них не знал, а их прошлые интрижки с другими парнями меня совершенно не касались. Да и с чего бы? Я же не собирался продолжать с ними отношения. У меня с ними и будущего-то не было, так зачем волноваться о прошлом?Но сейчас все иначе, совершенно иначе. Последние несколько дней я много думал о том, что сказала мне Эми в ванной Хлои. О тех трех словах. И я думал, что, наверное, должен был ответить ей по-другому. Потому что Эми дорога мне. Очень. Кажется, я влюбился в нее. Поэтому мне так больно слышать все эти откровения. Я хочу, чтобы она была моей. Только моей. Вся без остатка. А значит, я должен знать о ней всю правду, в том числе и эту. Но я не хочу знать, что она могла изменить своему парню. Что она могла напиться и лечь в постель с кем попало, поскольку была не в состоянии уехать домой. Я был бы счастлив не знать всего этого. Потому что я не хочу, чтобы подобное случилось со мной.Я сопротивляюсь этому чувству, пытаюсь заставить себя не быть такой задницей. А ей каково после моих откровений? Так что нечего трагедию ломать. Не стоит ревновать и бояться. Не надо опускаться до такой низости. Не поддавайся этим мыслям. Наоборот, это даже хорошо, что вы открыто во всем друг другу признались. Это нормально. Пойми, всем приходится мириться с подобными фактами, всем, за исключением тех, кому удалось жениться на девственнице.— Но с ними все кончено? — спрашиваю я, закончив со своим номером двадцать пятым и выслушав о ее номере двенадцатом.Она пристально смотрит мне в глаза и говорит: — Да.— Все они в прошлом? Между вами все кончено? Никто никому ничего не должен?— Нет.— Хорошо, — говорю я, стараясь скрыть облегчение. — Я рад.— А у тебя? — допытывается она. — Я все теперь знаю или были еще женщины? Старая любовь?— Нет, — уверяю я, — только ты.— А Зоя? К ней у тебя не осталось никаких чувств?— Нет.— А к Салли?— Нет.Она смотрит на стол.— Она тебе не звонила?— Нет, и, думаю, не позвонит. Кейт сказала, что они с Джонсом уехали в Глазго — пытаются наладить отношения.Эми кивает, — кажется, удовлетворена ответом. Потом поднимает взгляд и спрашивает:— А Хлоя?Наверное, если бы она попросила меня спустить штаны и описать всю улицу, я бы не больше удивился. Я пытаюсь сказать: «Что?» — но получается только «О?».— Ты ей нравишься.— Скажешь тоже! Мы всего лишь хорошие друзья.— Ну и что? Знаешь, друзья иногда и в постели дружат.— Ну да, — говорю я, а у самого голос виноватый. — Только это не про нас, понятно?— И что, никогда не хотелось? Ведь это самое главное. Не то, спал ты с ней или нет, а твои мысли — думал ли ты об этом.— Нет. Этого не было и не будет. Эми наклоняется ко мне и целует.— Вот и хорошо, — говорит она с улыбкой. — Прости, но я должна была спросить об этом.— Почему?— Почему? Потому что, если бы ты был к ней неравнодушен, я бы не смогла с ней дружить. Я бы ее к тебе на пушечный выстрел не подпустила. Ты же понимаешь?— Да, но теперь, надеюсь, все разъяснилось?— Да. — Она вынимает бутылку из ведерка со льдом. Пустая. Потом смотрит на часы. — Пошли, — говорит она. — Пора к Максу, а то опоздаем. ВЕЧЕРИНКА Вечеринка у Макса приносит значительное облегчение. Максимальное облегчение. Этот вечер можно было бы заснять и пускать как рекламный ролик: «надежное средство облегчит ваши страхи и страдания» — для парней, которые, подобно мне, боятся знакомиться с компанией своей девушки.Как только Макс открывает дверь, я перестаю нервничать и напрягаться. Он приветливо улыбается: «Эй, это и есть твой новый парень». И все.Просто протягивает мне банку холодного пива, обнимает Эми, жмет мне руку и проводит нас в комнату.В квартире уже человек шестьдесят. Возраст — от двадцати до тридцати с небольшим. Я оглядываю гостей и прихожу к выводу, что с виду — вполне нормальные люди. Бояться их вроде бы нечего: это не шабаш сатанистов и в углу нет окровавленного алтаря, не сборище извращенцев в латексе. Другими словами, ничто не вызывает подозрений, что Эми не та, за кого себя выдает.На несколько минут мы задерживаемся в дверях, и Эми вкратце рассказывает мне о компании. Потом смешиваемся с толпой, останавливаемся у каждой группы, я улыбаюсь, шучу, пытаюсь запомнить имена, а в перерывах между остановками Эми нашептывает мне на ухо самые свежие сплетни о собравшихся. Надо сказать, это ужасно утомительно. Я замечаю, что борюсь с желанием взять Эми в охапку и утащить подальше отсюда. Хоть на пять минут. Я тут как на смотринах. С некоторыми из гостей она знакома с детства. Для них я, наверное, всего лишь очередной дружок Эми, фигура малоинтересная и непостоянная.— Ну, как они тебе? — спрашивает она, часа через полтора утянув меня в тихий угол.— В основном нормально, — говорю я, глядя поверх ее головы на собравшуюся толпу и мысленно перебирая тех, кого я к нормальным бы не причислил.— Честно?Я улыбаюсь:— Конечно, я бы тебе сказал.А вот это вранье. Даже если бы я решил, что все они сплошь бешеные психи и лунатики, все равно сказал бы, что они мне понравились. Потому что Эми для меня важнее всех этих людей, вместе взятых. А для нее важно, чтобы они мне понравились.— Ну и слава богу.— У тебя прямо как гора с плеч.— Так и есть. Жаль, что Хел не пришла. Поверить не могу, что я вас до сих пор не познакомила.Она осматривает комнату и на мгновение поворачивается ко мне профилем. В моей голове проносится та же мысль, что и минут тридцать назад. Я болтал с ее однокурсницей Сью и заметил, что Эми стоит у окна рядом с каким-то парнем. Я тогда подумал: «Парень, тебе крупно повезло». И вот сейчас мне очень хочется сказать ей об этом. Что она просто удивительная, и я горжусь ею. И что благодаря ей моя жизнь прекрасна, а будущее кажется светлым и радостным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30