А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Решив, что она чересчур подозрительна, Мэрилин налила себе бокал шампанского и пошла в спальню, где ее ждал Джек.
17
Когда я сказал Мэрилин, что Джеки сердита на Джека, я выразился слишком мягко. Я видел Джеки, когда ездил к Шрайверам, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Она сидела перед телевизором с упрямо-недовольным выражением на лице; рядом с ней устроилась сестра Джека Юнис. Удивительно, но даже в платье для беременных Джеки выглядела невозмутимо-элегантной.
— Слава Богу, что хоть кто-то вспомнил о моем существовании, — произнесла она, когда я наклонился поцеловать ее. Юнис чувствовала себя неловко. Сестры Джека не позволяли никому критиковать брата, даже Джеки.
— Джек очень занят, — возразила она, будто я понятия не имел о том, что происходит на съезде.
На лице Джеки отразилось яростное презрение.
— А он этому рад! — отрывисто сказала она.
Воцарилось долгое молчание. Горничная Шрайверов принесла холодный чай.
— А то, что произошло вчера, это же просто здорово, а? — спросила Юнис, задыхаясь от переполнявших ее чувств. Как и все в семье Кеннеди, она очень бурно переживала за Джека и, на мой взгляд, больше, чем другие сестры, походила на мать, — что вряд ли могло внушить Джеки любовь к ней.
Я кивнул.
— Демонстрация в поддержку Джека? Да, это было невероятное зрелище.
Джеки одарила меня насмешливо-двусмысленным взглядом.
— А как забавно было наблюдать, когда Джек спасал ту девушку? Как ее звали?
— Уэллз, — ответил я. — Что-то вроде этого.
— Библиотекарша. Ну и везет же Джеку. Найти единственную на весь штат Нью-Йорк библиотекаршу с такими изумительными ногами и спасти ее?
— Говорят, она старая знакомая Элеоноры Рузвельт, — вставила Юнис.
— О, даже так! — Джеки сдвинула на глаза темные очки, которые были у нее на макушке, и стала смотреть телевизор. Она, как и моя жена Мария, имела привычку резко прекращать разговор с людьми, которые засиделись у нее в гостях или своим поведением испытывают ее терпение. Я допил свою чашку с холодным чаем, извинился и собрался уходить.
— А ты случайно не знаком с мисс Уэллз, Дэйвид? — спросила Джеки.
Я покачал головой.
— Нет. Я видел ее только издали.
— Какая жалость! Она кого-то напоминает мне. Я не могу понять, кого именно, но я вспомню.
Она подставила щеку, чтобы я поцеловал ее на прощание. Что я и сделал.
— Ты не умеешь лгать, Дэйвид, — прошептала она.
— Пожалуй, — сказал я. — Поэтому я редко лгу.
Она улыбнулась мне. Мы с Джеки испытывали взаимную симпатию и понимали друг друга без слов.
— Но у тебя уже получается гораздо лучше, — с грустью заметила она. — Вот что значит водить дружбу с политиками. До свидания. Пожалуйста, передай привет Марии.

Когда я вернулся от Шрайверов, Джек находился в номере Мэрилин. Мэрилин лежала на диване в халате и обрабатывала пилочкой ногти; голова у нее была обмотана полотенцем. Джек, без пиджака, вышагивал по комнате, держа в руках желтые листы бумаги, и читал вслух.
— На, взгляни, — предложил он.
Это была толковая речь, гораздо лучше той, что вручил ему Эдлай.
— Неплохо написано, — сказал я.
— Неплохо — это еще не хорошо. — Он взял у меня листы с речью, прошел в дальний конец комнаты и начал декламировать. Он прочитал первую страницу — с жестами, паузами, в общем, все как полагается. Мэрилин, не отрываясь от своего занятия, посмотрела на него со скрытой напряженностью во взгляде.
— Не забывай брать дыхание в нужный момент, милый, — напомнила она. — Иначе ты начнешь хватать ртом воздух или твой голос вообще сойдет на нет в том самом месте, где останавливаться нельзя ни в коем случае…
Лицо Джека выражало суровую решительность. Такое выражение появлялось у всех Кеннеди, когда они намеревались овладеть какими-либо трудными или новыми навыками. Но больше меня удивило то, что он с готовностью внимал советам женщины.
Он начал читать сначала, на этот раз так, как нужно, — ровно, с глубокой искренностью в голосе, делая длинные выразительные паузы там, где это было необходимо.
— Все равно чего-то не хватает, — сказал он. Весь пол в комнате был усыпан скомканными листами бумаги, — должно быть, он уже не раз переделывал свою речь. Смяв первую страницу, он направился к двери в свой номер, открыл ее и зашвырнул бумажный комок под потолок.
Через раскрытую дверь я увидел, что в соседнем номере собрались помощники Джека, и там тоже кипит работа: на диване, прижав плечом к уху телефонную трубку, вытянулся Бобби; за маленьким столиком, ссутулившись, что-то быстро писал Тед Соренсен; другие знакомые и незнакомые мне люди работали с картотекой или разговаривали по многочисленным телефонам, которые в срочном порядке были установлены в номере Кеннеди. За многие годы я пришел к выводу, что политика разрушающе действует на гостиничные номера, и номер Джека был ярким тому примером. Он напоминал казарму, в которой разместилась оккупационная армия, — в нем стоял запах сигаретного дыма, пота, несвежего кофе.
— Все это недостаточно жестко, — заявил Джек.
— Но нельзя же бросаться с нападками на Эйзенхауэра, — заметил Соренсен, поднимая голову от своих записей.
Джек задумался. Ему очень хотелось выступить с нападками на Эйзенхауэра, к которому он относился с некоторым презрением, но он не мог не согласиться с Соренсеном, что это было небезопасно, ведь Эйзенхауэр пользовался огромной популярностью в стране.
Мэрилин оторвалась от своего занятия и подняла голову. Лицо ее было серьезно, и поэтому, как это ни странно, она казалась гораздо моложе, почти что школьницей, которая никак не может справиться с домашним заданием.
— Артур, мой муж, говорит, что Никсон выполняет за Эйзенхауэра всю грязную работу, — прошептала она, должно быть, не желая, чтобы Соренсен услышал ее. — Он говорит, что именно поэтому Айк может себе позволить бороться с противниками в корректной форме.
Улыбнувшись, она снова занялась ногтями. Мы с Джеком посмотрели друг на друга. В другое время Джек вряд ли проявил бы интерес к левым взглядам Миллера, но теперь он призадумался.
— Проклятье, да мне и не надо выступать против Эйзенхауэра, — прокричал он Соренсену. — Все и так знают, что в борьбе за пост президента он обходится без личных выпадов против своих соперников только потому, что эту грязную работу взвалил на себя Никсон. Вот об этом я и скажу.
— Это рискованно.
— Вставь это, — резко бросил Джек. Он относился к Теду Соренсену с некоторой долей раздражения. Соренсен помог Джеку написать книгу “Черты мужества”, и многие считали, что он и есть настоящий автор книги, которая завоевала Пулитцеровскую премию. Чтобы положить конец этим слухам, Джек хранил у себя в столе одну страницу первого варианта книги, которую он переписал своей рукой, — в качестве доказательства своего авторства. Какие чувства он испытывал, когда Мэрилин подсказала ему одну из самых удачных мыслей его выступления, этого я не знаю.
Мы еще немного поболтали. Затем Мэрилин, следуя своему привычному ритму жизни, встала с дивана, потянулась, выставив напоказ почти всю грудь, и направилась в ванную принять душ и переодеться.
Мы с Джеком смотрели на Мэрилин, не в силах скрыть друг от друга свое восхищение, затем опустились на диван, с которого она только что встала. Мы сидели рядом, и я не мог не заметить, что у него очень усталый вид: кожа на лице натянулась, под глазами темные круги, взгляд мутноватый, как у алкоголика, — результат двухдневной напряженной работы почти без сна. Джек был вынослив, никто не мог сравниться с ним в умении бороться на пределе возможностей (даже Бобби, когда пришел его черед), но и его силы были не безграничны. Он находился в том возрасте, когда еще можно не обращать внимание на усталость, но долго работать без отдыха он уже не мог.
— Как там Джеки? — спросил он.
В ответ на мой волнообразный жест он вздохнул.
— Что, настроение не очень хорошее?
— Плохое.
— Я не знал, что так все получится. — Трудно было понять, что он имел в виду: отношения с Мэрилин или борьбу за пост вице-президента. Впрочем, это не имело значения.
— Тебе не мешало бы сходить к ней. Она чувствует себя очень одинокой.
— Что ж, наверно, ты прав. — Он произнес это как-то безразлично.
— Джек, я знаю, это не мое дело, но она из-за чего-то очень сердится, и это серьезно . Я заметил еще тогда, когда был у вас в Хикори-Хилл в последний раз. Сейчас то же самое — холодный, яростный гнев, и он вызван не недавними событиями… Ты считаешь, что я лезу не в свое дело? Или что я несу вздор?
— Ты все говоришь верно, Дэйвид, — мрачно произнес он, вскидывая брови. Ему хорошо было известно, что я прибегаю к подобным выражениям только в том случае, если не вижу другой возможности втолковать ему то, что я хочу сказать.
— Джеки знает о Мэрилин?
Он пожал плечами.
— Да, наверное. Не о том, что она в Чикаго. А вообще. Да, знает.
— В этом все дело?
— Да нет, не в этом. Ты же знаешь, у нас с Джеки… — Он замолчал, подбирая нужное слово, а может, просто сожалел, что позволил втянуть себя в этот разговор, — существует как бы договоренность ?
Я кивнул. Эта “договоренность” между Джеком и Джеки была одной из самых больших тайн Кеннеди, даже я не понимал, что это за договоренность. Уже тогда почти все были озадачены тем, с каким равнодушием и иронией она мирится с постоянными изменами Джека, можно сказать, считает, что это в порядке вещей. Позже, когда Джек уже был президентом и они жили в Белом доме, рассказы об остроумии и выдержке Джеки стали частью легенды о Кеннеди, вернее, о неприглядной стороне жизни Камелота. Двух “готовых на все” молодых белокурых секретарш Джека она презрительно называла “Фидл” и “Фэдл” и “собачонки из Белого дома”. Рассказывали, что, обнаружив как-то под подушкой супружеской постели черные трусики, Джеки вручила их мужу и попросила вернуть этот интимный предмет туалета непосредственному владельцу, потому что трусики не ее размера.
— Значит, дело не в Мэрилин? — спросил я. — Когда за обедом у вас Джеки упомянула ее имя, я подумал…
Джек нетерпеливо махнул рукой.
— Для Джеки неважно, Мэрилин это или другая женщина. Наверное, где-то я переступил запретную черту, вот и все. — Он глубоко вздохнул. — Я надеялся, что здесь, вдали от Хикори-Хилл, у нас с Джеки будет возможность обговорить все и понять друг друга, — сказал он. — Кто ж знал, что мне придется работать на три фронта…
— Значит, это серьезно?
— Довольно серьезно. Надеюсь, рождение ребенка поможет нам уладить хотя бы часть проблем. А, черт, посмотрим. — Он произнес это без особой уверенности, как человек, который принял окончательное решение развестись со своей женой. Но Джек был католиком и политическим деятелем.
— Мне очень жаль, — сказал я. — И все же я считаю, что тебе надо съездить к ней. Жены любят, когда о них беспокоятся.
— Мэрилин сказала мне то же самое.
— Ну, она неглупая женщина.
— Да, — произнес он кисло. — Полагаю, ты не знаешь, как можно уговорить Мэрилин не приходить сегодня в зал заседаний, чтобы услышать мое выступление?
— Не знаю.
— Все же постарайся, чтобы на этот раз она не угодила на первую страницу “Чикаго трибюн”, ладно, Дэйвид?
— Сделаю все, что в моих силах. — Однако я с трудом представлял, как оградить Мэрилин от любопытных взглядов, даже если она и замаскируется под библиотекаршу.
Он поднялся. У него был отрешенный взгляд, как у человека, в жизни которого наступает критический момент. Я не представлял, как бы сам справился с таким напряжением, окажись я в подобной ситуации; а Джек, вероятно, попробует забыть свои проблемы в постели с Мэрилин.
И как бы в подтверждение моих мыслей он направился в спальню, на ходу развязывая галстук. Он казался удивительно спокойным и невозмутимым. Он вошел в спальню, где его ждала Мэрилин, и дверь за ним закрылась.

В зале было шумно. На полу валялись бумажные стаканчики, фантики от кофет, грязные ленты серпантина и конфетти. Мэрилин даже нравилось, что сегодня она не в центре внимания публики. Здесь, в этой нелепой обстановке, она чувствовала себя свободной: ей не нужно было играть роль Мэрилин Монро, беспокоиться о том, что Артур Миллер несчастен, бояться угроз компании “XX век — Фокс”, ежиться от язвительного презрения сэра Мундштука и его увядающей жены, встречаться каждый день с Милтоном и при этом чувствовать себя виноватой, так как они оба понимали, что их сотрудничеству приходит конец…
Рядом сидел Дэйвид. Он был полон решимости не отпускать от себя Мэрилин ни на шаг. Время от времени к нему подходили партийные боссы засвидетельствовать свое почтение. Дэйвид никому не представлял Мэрилин, и ее это устраивало, поскольку она не была уверена, что сможет еще раз сыграть роль Бёрди Уэллз. Громко играла музыка, соревнуясь с голосом оратора, который выступал по какому-то процедурному вопросу.
— Здесь очень не хватает хорошего режиссера, — заметила она.
— Джек будет выступать через несколько минут, — сказал Дэйвид, посмотрев на часы.
Она наклонилась к нему, так как из-за шума ей приходилось кричать ему прямо в ухо.
— Джеки тоже здесь? — спросила она.
Дэйвид покачал головой.
— Она пришла бы только в том случае, если бы Джека официально выдвигали на пост президента. Она не растрачивает себя по мелочам.
— Если бы Джек был моим мужем, я бы никогда не выпускала его из поля зрения. Ей и вправду безразлично, что он спит с другими женщинами?
— Думаю, что нет. Но она контролирует ситуацию. Это ее самое удивительное качество — она все держит под контролем.
— Ты хочешь сказать, она хладнокровна и не подвержена страстям.
— Нет. Вовсе нет. Напротив, я бы сказал, Джеки — очень страстная натура. Мне кажется, Джек не женился бы на женщине, которая не подвержена страстям. Но, главное, надо видеть, как она смотрит на Джека… Поверь мне, в ее глазах горит огонь настоящей страсти.
— Ты виделся с ней в Чикаго? — спросила она и с удовольствием отметила, как Дэйвид замолчал в нерешительности, словно женатый мужчина, которому жена задала вопрос о его любовнице. Дэйвид умел быть верным другом, надо отдать ему должное.
— Да, — неохотно ответил он. — Мы пили с ней чай.
Ну, конечно! Пили чай! А что еще можно делать с Джеки Кеннеди?
— Ну, и как она?
— Замечательно. Выглядит хорошо. В ее положении.
— Держу пари, она носит самые элегантные платья для беременных, — сказала Мэрилин, не скрывая зависти.
Дэйвид кивнул.
— Да. Ты же знаешь, Джеки очень щепетильна в отношении своих нарядов. Может, конечно, тебе это неизвестно… Но я должен признать, что для женщины, которая вот-вот родит, она выглядит очень элегантно.
Элегантно! О ней никогда не говорили, что она выглядит элегантно!
— Она говорила что-нибудь обо мне? — спросила она.
Дэйвид насторожился.
— О тебе? Нет. — Он колебался. — То есть конкретно о тебе не говорила.
— А как? Что ты имеешь в виду?
— Она сказала, что Бёрди Уэллз кого-то ей напоминает.
— О Боже! — Она почувствовала, как в ее душу закрадывается знакомый страх, что ее “узнают”. Но она напомнила себе, что это трудности Джека, а не ее.
— Просто у нее было такое чувство, — успокоил ее Дэйвид. — Разумеется, она не могла не заметить, как вчера вечером Джек помог тебе выбраться из толпы. — Он, словно завороженный, не отрываясь смотрел на трибуну, хотя там ничего интересного не происходило. — По-моему, она очень внимательно рассматривала фотографии в газетах. Я видел у нее сегодняшний номер “Трибюн”, и на газете лежала лупа.
— А ты говорил, что она не обращает внимания на измены Джека?
— Очевидно, ты для нее особый случай.
У нее пересохло в горле.
— Я? Почему ты так думаешь?
— Она уже как-то упоминала о тебе, когда я был у них в Хикори-Хилл. Это было давно. Она тогда очень сердилась на Джека.
— За что?
— Не знаю. Она спросила, не могу ли я познакомить Джека с тобой, когда он приедет в следующий раз в Калифорнию. Но надо было видеть и слышать, как она это спросила. Даже Джек смутился, а он редко смущается. Это прозвучало так, будто ей что-то известно… — он помолчал, — что-то такое, что противоречит установленной между ними договоренности.
Она почувствовала, как по ее телу пробежала холодная дрожь.
— Хикори-Хилл, — пробормотала она. — Это их дом в Виргинии, да?
Он кивнул.
— Странно, но раньше Джек всегда хотел избавиться от него и переехать в Джорджтаун, а Джеки настаивала, чтобы они жили в нем… А теперь Джеки все время пытается убедить его, что этот дом надо продать. — Он пожал плечами. — Что-то там произошло. Я не знаю что, но что-то не то… Жаль. Такое красивое место.
— Да, — отрешенно согласилась она, вспоминая тот день, когда они встретились с Джеком в Вашингтоне и как они потом лежали вместе в постели у него дома. Она вспомнила, как предвечернее солнце освещало лесистые холмы, когда она встала с кровати, на которой мирно спал Джек, выскользнула в соседнюю комнату и стала рыться в шкафах с одеждой Джеки…
— Я помню, как там красиво… — произнесла она и вдруг почувствовала, что Дэйвид изумленно смотрит на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78