И не Лама теперь, а сама Тьма говорила мне: «Ты опоздал!»У ты, какой стал! — воскликнул майор, говоривший со мной этим утром. — Красавец! Глаз не видно, нос набок, губы разбиты! Хорош! Ма-лад-ца! Ну что, хочешь жить?Я отрицательно покачал головой.— Да ладно тебе! — майор недоверчиво глянул в мою сторону. — Смотри, что я тебе принес.Он достал из желтого пакета и вывалил передо мной кипу фотографий. Сквозь едва открывавшиеся глазные щели я увидел фотографии из того чеченского дела. Трупы.— А вот это заявление родственников убитых, подписанное сегодняшним числом. Они обращаются в Генпрокуратуру, — он помахал перед моим лицом факсом.Я плюнул кровью. Она растеклась по белой бумаге.— Да, видать, с тобой сегодня не о чем больше разговаривать, — рассудил майор. — Ничего, завтра продолжим.Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул — настолько, насколько позволяли ноющие с обеих сторон ребра. «Сейчас я немножко приду в себя и повешусь на оконной решетке, на проводе от лампы», — эта мысль по-настоящему обрадовала меня. Я отключился. Дрожь пробегала у меня по телу, когда я слушал этот рассказ. Данила странно улыбался и смотрел в ночь. Ветер за окном гнул деревья, слышались раскаты грома. В доме напротив не горело ни одного окна. И только люминесцентные лампы лестничных клеток рисовали во мраке над парадными столбы слабого света. Когда я очнулся, то сна-чала решил, что сам собою умер. Надо мной сидел Агван. Он тихо шептал какие-то молитвы, перебирал найденные мною когда-то четки и водил вдоль всего моего тела пучком сухой травы.— Агван, — промычал я, — что ты здесь делаешь?! А ну, уходи немедленно!В ответ на эту глупость мальчик улыбнулся, и его слезинка упала на мое лицо. Жестом он приказал мне сохранять молчание и закрыть глаза. Я повиновался, решив, что грежу.Сквозь закрытые глаза я видел огонь, всполохи окружавшего меня огня. Пламя лизало мое тело, не обжигая, не причиняя боли, не оставляя следов.— Все, вставай! — услышал я голос маленького монаха.Глаза мои сами собой открылись, и я почти с легкостью встал с пола.— Агван мне это снится? — спросил я.— Нет, не снится. Быстрей, у нас мало времени, — командовал маленький монах, вынимая из окна решетку.— Как ты сюда попал?!— Вот! — он показал мне выломанную решетку.— Ничего себе!— Данила, пожалуйста! Давай! — он протянул мне веревку, которая спускалась через окно с крыши здания.— Ну ты даешь! — не веря происходящему, я подтянулся на веревке, пролез в окно и стал карабкаться вверх.Агван последовал за мной. Мы прошли по крыше вдоль всего здания и использовали ту же веревку, чтобы спуститься вниз. Но тут нас заметили — кто-то внутри здания закричал и побежал к выходу. Агван был там первым. Когда дверь с грохотом отворилась, он сделал невинное лицо, протянул руку и легким движением положил охранника на землю. Мы отволокли тело в сторону. На мой удивленный взгляд Агван ответил:— Ничего. Через пару часов он придет в себя. И мы побежали.Мое тело болело и ныло, но это почти не сковывало движения. Заговоры маленького монаха сделали свое дело. Впрочем, даже если бы оно и не двигалось, теперь бы я всё равно заставил себя найти загадочного схимника. Единственным моим желанием в эту минуту было желание выполнить свое предназначение. А уж поздно или не поздно, опоздал я или нет — это меня больше не интересовало. Всегда есть выбор. Мне он стал понятен. На дороге, ведущей из городка, Агван остановил машину и попросил водителя нас подвезти. Хозяин машины — крепкий сибирский мужик лет шестидесяти — не отказался:— Залезайте! Не куковать же вам тут всю ночь!Мы устроились на заднем сидении автомобиля— И я чувствовал, как счастье распирает меня изнутри. Случилось невозможное, то, о чем я еще пару часов назад не мог и мечтать! А главное — цель моего путешествия уже близко. Пару сотен километров на этой колымаге, и мы на месте!— Кто это вас так? — поинтересовался водитель.— Правду сказать или выдумать чего? — спросил я. — Выйдет заковыристо.— Говори как есть. Мы, брат, на свободной земле живем— тут каторга, там ссылка, — он говорил весело, показывая рукой то направо, то налево от дороги. — Тут и староверы жили, и декабристы, и коммуняки сюда ссылали, кого не жалко.— Попользовать меня хотели, дядя. Дети железного Феликса, слыхал про таких?— А чего ж не слыхать, слыхал! Сам тут — из раскулаченных. Мамка в лагере меня родила, под Иркутском, — мужик мотнул головой, показывая куда-то назад.— Вот и сейчас раскулачивают, — сухо резюмировал я. — Переделом собственности это дело у них называется…— Э-эх, сукины дети! Все Сибирь делят! Но слабы они, нет у них силушки нашу землю заграбастать! Мы здесь люди свободные!— Дядя, дядя… Эти возьмут.Я замолчал, а дядька еще долго рассказывал о своей жизни. Как деда его раскулачивали под Оренбургом, как родителей посадили. Как отец его погиб на фронте по решению трибунала НКВД. Как мать заболела в лагере туберкулезом и умерла, а он мыкался по детдомам и интернатам. Потом дядька замолчал и стал напевать какую-то заунывную песню на неизвестном мне языке.— Что это, Агван? — моему взору открылась удивительная картина.Агван не ответил, он крепко спал у меня на плече, уткнувшись в него своей смуглой, бритой головой.— Не знаешь? — ко мне обернулся довольный водитель. — Это, брат, озеро Байкал!В лучах рассветного солнца, в розовой утренней дымке облаков словно бы на ладони лежало передо мной величественное озеро. С двух сторон его обступили высокие сопки, покрытые многовековым лесом. Огромные валуны лежали на песчаном берегу, словно бы диковинные морские звери. Мне хотелось кричать от счастья. Выскочить из машины и с сумасшедшим улюлюканьем бежать к берегу.Вдруг Агван проснулся. Он выглядел встревоженным. Еще никогда я не видел его таким.— Началось, — тихо прошептал маленький монах.— Что с тобой?! Что началось, Агван?! — его испуг мгновенно передался и мне.— Послушай меня, Данила, — мальчик обратился ко мне с серьезностью, на которую —обычный ребенок просто не способен. — Это очень важно. Что бы дальше ни происходило, что бы ни случилось, пожалуйста, обещай мне: ты пойдешь дальше, ты дойдешь до того места, которое укажут тебе знаки, ты найдешь Схимника и сделаешь то, что он тебе скажет.— Агван, конечно! Пожалуйста, только не тревожься так. Я все это сделаю. Мы вместе с тобой это сделаем! Правда, я теперь не отступлюсь. Ни за что! Верь мне, Агван! — сердце мое заколотилось, я хотел успокоить малыша, сделать все, чтобы ой не тревожился и не переживал ни о чем.За это время Агван стал мне родным братом. Вообще-то я не сентиментален, особенно после войны. Но этот мальчик вызывал во мне всю силу возможных положительных чувств — от нежности до восхищения. И даже если бы у меня не было никаких причин идти куда-либо, и только он попросил, я, не задумываясь, сделал бы это. Чего бы это мне ни стоило.— Помни, ты обещал, — сказал Агван и посмотрел на меня с теплотой и какой-то странной, загадочной болью.Сразу вслед за этим откуда-то сверху послышался странный шум. Это стало для меня неожиданностью, ведь мы ехали по совершенно пустой трассе. Кругом ни души! Я посмотрел в заднее стекло автомобиля и увидел, как к нам приближается вертолет. Он шел сначала сзади, но мы завернули за сопку, а потому он сделал вираж и стал заходить со стороны озера.— Это по нашу душу? — спросил я Агвана шепотом.— По нашу, — напряженно ответил он и уставился куда-то вперед.На расстоянии полукилометра перед нами замаячил пункт ДПС. И было видно, что человек в форме уже вышел на дорогу, чтобы преградить нам путь.— Дяденька, миленький, — маленький монах обратился к водителю. — Это нас ловят. Выручи!Водитель повернулся к нам и внимательно посмотрел — сначала на Агвана, потом на меня, потом снова на Агвана. Выглядели мы колоритно — один битый, другой в разорванном монашеском балахоне.— Помогите, правда! — попросил я.— Э-эх! Была не была! — он махнул рукой, приосанился и прибавил газу. — Гляжу, хорошие вы ребята.А хорошим людям — грех в помощи отказать.Несмотря на свои благородные заверения, водитель вдруг стал резко тормозить перед гаишником. Я решил, что все, обманул нас дед и сейчас сдаст — тепленьких. Но я поспешил с выводами. Как оказалось, это был обманный маневр. Гаишник, решив, что мы останавливаемся, отошел на обочину. И тогда водитель выжал из своих стареньких жигулей все, на что они были способны. Машина взвыла и со свистом промчалась мимо поста ДПС.— Ух! — воскликнул водитель. — Двум бедам не бывать, одной не миновать!Я обернулся. Оторопевший гаишник кинулся к служебной машине и начал преследование. Уже через минуту он орал в свой мегафон: «Жигули красного цвета, приказываю вам остановиться. Приказываю вам остановиться!»Наш водитель посмотрел в зеркало заднего вида:— Да, попали мы, братцы!— Нам бы с дороги съехать, чтобы с вертолета не достали! — попросил Агван.— И этот вертолет за вами? — дядька, кажется, не верил своим ушам; он выдвинулся, чтобы посмотреть через переднее стекло вверх, и увиденное произвело на него сильное впечатление.— Свернем? — спросил я, формулируя свой вопрос в форме утверждения.Чуть подальше справа от трассы в направлении горного массива уходила разбитая грунтовая дорога.— А куда деваться?! — рапортовал дядька и повернул.Сразу вслед за этим с вертолета раздались автоматные очереди.— Батюшки-светы! — воскликнул наш спаситель— Еще чуть-чуть, дяденька! И мы прыгаем — закричал Агван сквозь шум непрекращающейся стрельбы. — Спасибо вам!Через пару секунд Агван открыл дверь и, делая мне знак следовать за ним, выпрыгнул из автомобиля. Я кубарем выкатился за ним. Глубокий овраг с покатым склоном и мягким мхом смягчил удар. Перед падением мне удалось сгруппироваться, так что я лишь слегка потянул ногу. Едва остановив своё падение, я начал звать маленького монаха:— Агван! Агван! Где ты?! ,— Я здесь, Данила, — послышалось откуда-то сверху, он уже выбрался из оврага. — Надо спешить!Мы стали взбираться вверх по горе, чтобы скрыться в глухой части леса, подальше от дороги. Но для этого нам предстояло пересечь территорию, лишь слегка поросшую молодыми деревьями. Здесь нас и заметили. Вертолет зашел сбоку и начал прицельный огонь. Мы мчались, словно загнанные звери.Вертолет сделал очередной вираж и снова вернулся. Автоматные очереди, словно лезвие бритвы, срезали верхушки небольших деревьев. И я вдруг понял, что мы не успеем добраться до планируемого укрытия. Эта машина сможет еще как минимум трижды зайти на огневую позицию. От нас мокрого места не останется!Агван был чуть впереди, сверху. Вертолет приближался в очередной раз. И я увидел, что мальчик вдруг остановился, выпрямился во весь рост, повернулся спиной к склону горы и выставил вперед руки. Он оттопырил ладони, как если бы он держался за стену, закрыл глаза и что-то бубнил себе под нос. Автоматная очередь ложилась аккурат по этой линии— Агван! — заорал я. — Что ты делаешь?! Пригнись!За долю секунды я преодолел разделявшие нас десять-пятнадцать метров. И как раз когда вертолет поравнялся с нами, я сбил мальчика с ног, закрыв своим телом. Вертолет как-то странно загудел, послышался треск ломающихся лопастей. Я посмотрел в ту сторону — вверх и налево. Машина, пропоротая верхушками деревьев, рухнула наземь и взорвалась.— Агван! Мы победили! — орал я как сумасшедший и тряс его голову. — Агван, слышишь?! Мы победили! Что ты не отвечаешь?! Агван!!!Мальчик не отвечал. Я вдруг подумал, что, может быть, слишком его придавил. В растерянности я поднялся на локтях и сместился в сторону. В районе груди на малиновом монашеском одеянии расползалось бордовое пятно крови.— Агван!!! — глаза заволокло пеленой, рыдания душили меня. — Агван!!!Вдруг мне показалось, что губы его шевельнулись.—Агван, я здесь! Слышишь меня, я здесь! Все хорошо! Только не умирай, Агван! Слышишь, не умирай!— Данила, — он смотрел на меня и лишь шелестел своими губами.— Да, Агван! Да!— Данила, не кричи так, — он слабо улыбнулся. — Я знал, что умру. Учитель предупредил меня об этом еще в храме, перёд нашим отъездом. Ему было видение. Не печалься. Этого нельзя было изменить— Агван, но как?! Почему?! —это не укладывалось у меня в голове: он всю дорогу знал, что едет на верную смерть, и ни разу не обмолвился ни единым словом.— Помни, что ты мне обещал, Данила. Что бы ни случилось, ты пойдешь дальше, ты дойдешь до того места, которое укажут тебе знаки, ты найдешь схимника и сделаешь то, что он тебе скажет.— Агван, господи! Ну что же это такое! Господи! — я не мог сдержать душивших меня рыданий.— Ты обещал мне…— Я все сделаю, Агван! Я все сделаю, только не умирай! Пожалуйста, только не умирай!Агван улыбнулся.А теперь… У тебя есть еще —одно путешествие, — он захрипел. — Дай мне руку. Сейчас ты увидишь свое сердце, Данила.Он взял мою руку и забормотал: «Ом Ман Падме Хум…»Меня закрутило, словно в центрифуге. С безумной скоростью я то ли взлетал, то ли падал. Перед глазами мелькали огни, сводило руки и ноги, все тело билось в судороге. Вдруг удар, оглушающий хлопок, и я оказался внутри самого себя.— Это твое сердце, Данила, — меня приветствовал голос Агвана. — Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе. Ты уже видел последствия своего выбора, ты видел сердце человека, который сделал неправильный выбор. Теперь ты смотришь на свое сердце. Запомни это, Данила. Это твой выбор. Он есть всегда.Я стоял перед большим светло-желтым яйцом, внутри которого едва различался зародыш. Неведомой силой меня повлекло вперед. Я приближался, вглядываясь в очертания света, и, наконец, замер. Внутри яйца я увидел нежный, молодой бутон белого лотоса на тонкой изогнутой ножке.— Скоро, скоро он откроется, — голос Агвана раздавался откуда-то совсем сверху, и с каждым словом становился все тише и тише. — Береги его, Данила… Береги… Прощай.,.— Агван! — закричал я что было сил и очнулся.Мальчик лежал на покатом склоне горы. Взгляд его широко открытых глаз уходил в небо. Он смотрел на восходящее Солнце. И, казалось, Солнце в эту секунду забирало к Себе его душу.Я сидел здесь же, на горном склоне, раскачиваясь из стороны в сторону. Глаза Агвана потухли, и я закрыл их… Часть третья Данила сидел передо мной и бесцельно раскачивался из стороны в сторону. Только сейчас я осознал, какое красивое у него лицо — высокий лоб с тонкими стрелами густых бровей, большие, чуть утопленные, почти синею цента глаза в окаймлении изогнутых ресниц, прямой, тонкий нос на фоне волевых скул и чувственные губы над сильным мужским подбородком. Я засмотрелся на него, словно на античную статую. В заплечной сумке Агвана я нашел письмо.Прыгающий детский подчерк вывел для меня четкую инструкцию:«Данила, посмотри карту на дне сумки. Сейчас ты находишься в месте, обозначенном черной точкой. Линия, прочерченная до красной точки — путь, который тебе нужно проделать за оставшиеся у тебя 12 часов. Это почти 50 километров по горам, поэтому, пожалуйста, .ставь меня здесь. Ты будешь двигаться на Восток, тебе поможет компас. Если заблудишься — подкинь четки вверх, знак укажет тебе направление».Внизу была приписка: <<Данила, я благодарен тебе. И хотя ты смеялся надо мной, я любил и уважал тебя. Потому что ты не такой, каким хочешь казаться. У тебя внутри Белый Лотос. Я знаю это. Агван».У меня тряслись руки, я плакал. Но мне не было ни стыдно, ни горько, ни страшно. Мне было больно. Ныло под самым сердцем. Не в силах совладать с собой, я просто взял Агвана на спину и пошел на Восток. Он хотел облегчить мой путь, просил оставить его на месте гибели. Но у нас так не делается…Мне не впервой ходить по горам и пользоваться топографической картой. Я буду на месте и раньше назначенного времени. Это мой марш-бросок.Тайга казалась бесконечной, меня то душили слезы отчаяния, то неистовая злоба. Дважды у горных ручьев я делал привалы и шел дальше.По дороге я вспоминал пережитые мною видения — картины будущего мира, сердце человека, покрытое черными пятнами. Почему силы Тьмы одерживают над нами победу?Я пытался представить себе образ Мары, царя Тьмы. Мысленно вглядывался в лицо раздосадованной Аглаи, искусственную улыбку хозяина Сибири, в гнусную мину майора «федеральной службы». Но, как я ни силился, как ни старался, передо мной были лишь эти лица, обычные человеческие лица.Страдающие и тотально несчастные люди. Мне было их жалко. Они казались какими-то убогими, ущербными. Живут, мучаются, но так. никогда и не скажут себе: <<Я живу неправильно. Жить надо по другому». Но что такое «по другому»? Знают ли они, что это значит — «жить по-другому»? Знаю ли, я об этом?..«И хотя ты смеялся надо мной, я любил и уважал тебя. Потому что ты не такой, каким хочешь казаться. У тебя —внутри Белый Лотос. Я знаю этоЯ вспомнил слова Агвана, и слезы снова выступили у меня на глазах. В этом все дело: мы не такие, какими хотим казаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11