— Очень простые — его воле невозможно препятствовать. Никто не может ему сопротивляться. Вы знаете обстоятельства его задержания?
— Откуда мне знать? — пожала плечами Саша.
— Его брали спящим, сразу надели на него маску и исключили возможность каких-либо контактов с неподготовленными сотрудниками, — взахлеб рассказывал Юрий Анатольевич. — Потом уже работали лучшие из лучших. Чем это закончилось, вы знаете,
— И чего вы от него хотите? — спросила Саша, когда узнала все, что считала нужным.
— Нам с вами только одно нужно, чтобы он пошел на переговоры, — ответил Юрий Анатольевич. — Он нужен в качестве союзника. Детали мне не известны...
— Союз с Люцифером? — Саша еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Она представила себе, что влюбилась не в 63-22, а в Дьявола. И ведь если бы он — 63-22 — предложил бы ей обвенчаться, она бы, не раздумывая, согласилась. У нее был бы «союз» с Дьяволом. Интересно, она бы превратилась от этого в ведьму? И какой по счету она была бы у него супругой...
У Саши начиналась истерика. Внутри все дрожало. Сердце стучало как сумасшедшее. Нервы были на пределе. Безумие в ней, безумие вокруг нее. Чехарда чувств, глупость окружавших ее людей, и ощущение подступающего отчаяния. Все это месиво пульсировало у Саши в душе, словно гигантская помпа.
*******
Е два закончив разговор с Юрием Анатольевичем и пообещав ему всемерные помощь и содействие, Саша бросилась искать телефон. Ни из одного кабинета сделать свой звонок она не могла. Нужно было найти место, откуда служащие зоны звонят своим родным. К счастью, задача решилась просто — этот «переговорный пункт» находился прямо рядом со столовой, куда Сашу сопроводили на обед. Дрожащей рукой Саша набрала номер:
— Алло! Алло! Валентина Петровна, миленькая, здравствуйте! Соедините меня с Николаем Ивановичем. Да, это срочно! Случилось. Да.
Через минуту Николай Иванович взял трубку:
— Саша, что у тебя?!
— Николай Иванович, выручайте! Мне нужна бумага...
Саша просила Николая Ивановича добиться появления бумаги, временно отстраняющей от работы сотрудника одной спецслужбы «X». И обязывающую ее — Сашу — принять на себя заключенного учреждения ПСТ 87/6 № 63-22. Саша попыталась объяснить причины, но Николай Иванович прервал ее:
— Что значит «принять на себя»? — до этого лишь встревоженный голос Николая Ивановича вдруг стал злым.
— Под мою ответственность, — обмерев,
ответила Саша.
— Ты в своем уме, Сашка?! Ты понимаешь, о чем ты просишь?! Я так и думал! Думал, что чем-то таким дело и кончится!
— Это вопрос жизни и смерти...
— Да какого рожна он тебе сдался?! Ты совсем что ли сдурела?! Пусть делают с ним, что хотят! — кричал в трубку Николай Иванович.
— Это вопрос моей жизни и смерти, папа.
«Папа» вырвалось у Саши как-то само собой. Она никогда не называла так Николая Ивановича, а теперь вдруг назвала.
На том конце провода воцарилась гробовая тишина.
— Жди, — ответил Николай Иванович через минуту.
В трубке раздались гудки.
*******
С аша вернулась в свою комнатенку, чтобы перевести дыхание. Сжавшись комочком на кровати, она попыталась сосредоточиться. Нужно что-то решать, нужно что-то делать. Но что?! Может, плюнуть на все, затаиться и пусть оно себе идет как идет. Нет, этого она не выдержит. Действовать!
Господи, как же она его любит! Проклятье, проклятье! И вдруг в ее сознании снова всплывают образы. Саша опять вспомнила своего учителя. Вспомнила, как он рассказывал о любви...
«Любовь — это испытание. Она испытывает дух человека. Да, если вы достаточно разумны, если вы способны опираться на свое сознание, вы можете совладать со страстью. Но что дальше? Обозлиться на весь белый свет, поставить на себе крест и спрятаться? В монастырь? В глушь? В Саратов?
Нет, если вы по-настоящему любите человека, нужно пройти весь этот путь до конца, а не бежать прочь, поджав хвост, при первых взрывах петард. Просто идите вперед, делайте то, что должны делать, то, что подсказывает вам сердце. И ничего не бойтесь. Да, любовь — это испытание. Но испытание, которое делает вас сильными».
Саша тогда удивилась: «А чего боятся, если ты любишь? Когда любишь, наоборот, ничего не страшно».
«Это правда, — ответил ее учитель. — Но если все идет не так, как ты ожидаешь? Разве это не напугает тебя? Или если ты сталкиваешься с чем-то, что никак не можешь понять? Разве это не вызовет у тебя сомнений?
И наконец, если ты не видишь ничего кроме своей любви? Разве не станешь ты держаться за нее, как за спасательный круг? В таком состоянии влюбленные забывают, что обеими ногами они все еще стоят на земле и им просто некуда падать.
Паника — вот чувство, которое сопровождает любовь, потому что любовь — это встреча с неизвестным. Неизвестным Другим, неизвестным самим собой. Любить страшно. А испугаться любви — значит предать».
Саша задумалась: «Ничего не видишь, кроме своей любви?..»
«Да, — ее учитель кивнул головой и снова начал говорить о своих любимых экспериментах. — Если запустить животное в лабиринт, оно испугается и бросится искать выход. По лабиринтам бегают мыши, кролики, собаки.
И даже люди, Саша, только у них особенные лабиринты — это лабиринты чувств. Сначала ты в них, словно слепец, — ничего не знаешь. Но постепенно узнаешь себя, и тебя уже трудно удивить. Ты заранее знаешь, где выход. Но иногда...»
«Что иногда?..» — спросила Саша.
«Но иногда, — грустно улыбнулся ее учитель. — Иногда ты можешь потеряться».
«Потеряться? — удивилась Саша. — Потому что это лабиринт?»
«Правильно, именно поэтому, — подтвердил учитель. — Но где любовь, там и Бог, Саша. А Бог всегда над лабиринтом. И если ты запутался, вспомни о том, что лабиринт находится в чем-то большем. Всегда есть что-то большее. "Нужно только суметь это увидеть».
Сашины глаза были закрыты. Она увидела себя в большой, просторной квартире. Все в ней очень красиво, изящно и стильно. Ей навстречу выходит 63-22.
— Ты пришла, Лита? — спрашивает он, появляясь из гостиной.
— Да, пришла, — отвечает Саша и смотрит ему в глаза.
*******
О на смотрит ему в глаза и ей стыдно. Ей стыдно за то, что она здесь. Ей стыдно за то, что она пользуется его добротой и отзывчивостью. Он не любит ее. Так случается. Но он разрешает ей быть с ним. Он позволяет себя любить. Трагедия, сотканная из лоскутков счастья.
— Я прошу только об одном, будь честным со мной, — говорит Саша.
— Я выполню любую твою просьбу.
Это правда — он выполняет любую ее просьбу. Только он ее не любит. Уважает, ценит, дорожит, бережет, заботится о ней, но не любит.
— Ты ведь не любишь меня, правда? — ее язык не слушается, не хочет этого говорить.
— Правда, я не люблю тебя. Прости.
Видно, что ему больно, он не хочет ее ранить. Он открыт и честен, как всегда, как она хотела. Разве было бы лучше, если бы он лгал? Нет. Она бы все равно поняла, но чувствовала бы себя грязной. Ему больно говорить это. Но он говорит, чтобы она не чувствовала себя грязной. Он делает то, что она сама у него попросила.
— И если этого нет, то не будет никогда?.. — Саша с трудом сдерживает подступающие слезы.
— Никогда.
Господи, зачем ей эта правда?! Нет, лучше быть зверушкой, которая ничего не понимает и рада любой ласке. Какая разница, почему тебя ласкают. Это приятно. Наслаждайся, получай удовольствие. Почему она принуждена думать?! Кто взвалил на нее этот крест?!
— Тебе плохо от того, что ты живешь со мной? — Саша чувствует, как слеза бежит у нее по щеке.
— Мне плохо от того, что тебе плохо.
Ему плохо от того, что ей плохо. Это так. Раньше она хотя бы радовалась ему. Теперь она не может и этого. Она любит с горечью. И в этой страшной смеси ей принадлежит любовь, а ему — только горечь.
— Мне не плохо, — соврала Саша. — Я люблю тебя...
— Это неправда, — он сказал это так, словно бы смотрел ей в душу.
— Да, это неправда, — Саша утерла слезы. — Мне плохо. Верно, я жду, что ты все-таки полюбишь меня. Когда-нибудь. Хоть чуть-чуть. Это неправильно. Я знаю. Я как бы обязываю тебя, а это дурно, скверно. Нельзя обременять того, кого любишь.
Саша смотрит в пол, в сторону. Она согласилась бы сейчас смотреть на солнце, выжигая глаза, но только не на него. Она все понимает, ей стыдно, она сгорает со стыда. Но мечта... Эта жестокая, эта нелепая, эта манящая и одновременно умерщвляющая ее мечта.
Отсканировано : :: Вордовская версия -moscow/
— А если ты узнаешь, что я не могу этого сделать? Совсем. Никогда.
Он хочет образумить ее, лишить надежды. Он хочет вернуть ей жизнь. Он пытается спасти ее душу. Так хирург отрезает гноящуюся конечность, чтобы оставить человека в живых, И Саша бы образумилась, сделала этот прыжок из опаляющего огня в вечную мерзлоту. Но она не хочет такой жизни — жизни без него.
— Я умру, — ответила Саша. — От тоски.
— Но я здесь, я рядом с тобой. У тебя есть то, что тебе нужно. А ты хочешь большего, ты хочешь невозможного. Лита, зачем ты создаешь безвыходную ситуацию?
— Безвыходную ситуацию, — эхом повторяет Саша. — Я все понимаю, сердцу не прикажешь.
Она пробежала по своему лабиринту от начала и до конца. Конец оказался началом. Она запуталась.
— Дело не в моем сердце, — говорит 63-22.
— Не в сердце? — Саша встрепенулась, не понимая, о чем он говорит. — Но в чем же тогда?!
— Дело в твоем сердце, — 63-22 смотрит на нее своими синими, синими-синими глазами.
Правда. Страшная правда. Ее сердце алчет, она хочет его желания. Она хочет, чтобы он хотел. Стремление к невозможному до предела обостряет чувства. Схватка не на жизнь, а на смерть. Но разве неизвестно, что жизнь все равно в конце проигрывает?..
*******
С аша хватает свое пальто и выбегает из его квартиры. Дороги и перекрестки. Говорят, Бог создал дороги, а Дьявол — перекрестки. Парадоксально, она чувствует себя в руках Дьявола, но проблема в обратном — она не может свернуть со своей дороги. Свернуть бы... Найти в себе силы и свернуть.
Ее дом. Ее подъезд. Лифт. На двери инструкция: «Перед посадкой в лифт, убедитесь, что кабина лифта перед вами». Смешно. И вдруг, словно кто-то хватает ее за руку. Шахта лифта. Залезть туда, спрыгнуть, лечь, распластаться внизу и ждать. Ждать, пока кто-нибудь нажмет кнопку «Вызов».
А в квартире — газ, люстры на крепких стальных крюках, электрические приборы, воткнувшиеся в розетки. Балкон — седьмой этаж. Старая, оставшаяся еще от бабушки аптечка. Ножи и ванная с горячей водой. Сашин мир превратился в Ад, где все — каждый предмет, каждая частичка жизни — предлагает выход. Выход в смерть.
Саша боится ступить в свою собственную квартиру. Она останавливается в прихожей и, не снимая пальто, ложится на пол. Умереть прямо здесь. Лежать так и больше не вставать никогда. Писать письмо? Попрощаться? Поблагодарить? Объяснить? Сказать, чтобы никого не винили? Или же нет, не нужно...
Шкаф-купе сплошь зеркальный. Саша вглядывается в свое лицо и не узнает. Ах да, это не Саша, это Лита. Камень. На душе камень. Она с силой бросает в стекло попадающиеся ей под руки вещи. Оно трескается и осколками летит вниз. Саша подбирает один из них и подносит к горлу.
«Сейчас здесь будет кровь», — думает Саша и рассматривает свое отражение в осколке зеркала.
А оттуда на нее смотрит молодая красивая женщина. На Сашу-Литу из зеркала смотрит просто Саша.
— Ты запуталась в лабиринте, — говорит ей Саша.
И Лита с глазами Саши отвечает ей:
— В моем лабиринте все понятно. Вход там же, где и выход. И долгий путь от первого ко второму.
— Но почему ты думаешь о смерти? — спрашивает Саша.
— Потому что за выходом — пустота, — отвечает Лита.
— Неправда, Лита, за выходом — жизнь, — улыбается отражение. — Это ведь только лабиринт твоих чувств. Это не лабиринт жизни. Представь себе, что этот лабиринт — маленькая лодочка, покачивающаяся на волнах жизни. Жизнь — это всегда что-то большее...
— Что-то большее?.. — задумалась Лита. — Ты хочешь сказать, что мне нет нужды умирать?
Саша смеется и из осколка зеркала с нежностью смотрит на Литу:
— Нет, я говорю что-то другое — тебе даже нет нужды избавляться от своего чувства. Пойми, оно — лишь маленькая часть тебя. Красивая, прекрасная часть, но еще далеко не вся жизнь. Твоя жизнь — больше.
Лита плачет, чувствуя освобождение. Она подносит к лицу осколок зеркала и целует себя в губы. Незачем искать выход из жизни. Жизнь продолжается...
*******
По пути на третий допрос к 63-22 Саша встретила Юрия Анатольевича. Он схватил ее за руку и затараторил: «Не заставляйте меня думать,что вы с ним в сговоре! Данные по вашей Лите тоже ошибочные. Та же ерунда, что и с Татьяной. Он словно знает, где в документах ошибки, и водит всех нас за нос. Пока эффекта от вашей работы — ноль! Это может кончиться плохо. Очень плохо! Вы мне, конечно, не поверите, но начальник тюрьмы думает его убить. За друга мстит. Идиот. Если вы и сейчас не получите никаких данных,
я просто не знаю, что мне делать. Мы же тут все у него, как заложники... Пока я здесь, я даже настучать на него боюсь. Он просто прихлопнет меня, как муху, и дело с кониод». Саше стало страшно. «И он не только меня убьет, он и тебя убьет!» — пообещал Юрий Анатольевич Саше, когда они подошли к двери камеры.
*******
— К огда мы очутились за порогом, заброшенным из-за любви дурной, ведущей души по кривым дорогам, дверь, загремев, захлопнулась за мной; и оглянись я на дверные своды, что б я сказал, подавленный виной? — 63-22 сидел за столиком, уронив голову на руки, и цитировал Данте. — «Божественная комедия», «Чистилище», песнь десятая, строфы с первой по шестую.
— Я жива, — тихо сказала Саша. 63-22 ничего не ответил.
— Я разгадала вторую загадку, — продолжила Саша, содрогаясь от каждого своего слова. — Страсть ослепляет. Сознание возвращает зрение. Но чтобы видеть , этого недостаточно. Нужно смотреть сверху, а не из себя. Нужпо быть больше.
Саше казалось, что она сдает экзамен на право жить . Но 63-22 продолжал молчать.
— Мне кажется, я теперь понимаю, как жить, — сказала Саша и съежилась. — Но я боюсь, Я боюсь, что с вами... Что с тобой... Я боюсь твоей смерти.
— Саша, — 63-22 поднял голову и посмотрел на Сашу заплаканными глазами. — Почему ты оставила своего Учителя?
— Учителя? — не поняла Саша.
— Ты оставила своего Учителя, — повторил 63-22. — Почему ты это сделала?..
— Учителя?.. Моего?.. — Саша не могла поверить, что 63-22 знает об ее Учителе. — Мне показалось, что он не понимает меня.
— Он сказал: «Ты еще не пережила того, что открыло бы тебе истину о себе». И ты разочаровалась. Ты подумала: «Да что он обо мне знает?! Что он себе возомнил?! Это я-то и не пережила?! Да он, вообще...» А он был прав...
Саша растерялась. Она смотрела на 63-22 и не верила своим ушам. Откуда он все это знает?
— Легко других учить жить правильно Саша. Трудно самому так жить. Ты спасла жизни двум девушкам, — 63-22 встал, повернулся к Саше спиной и уставился в зарешеченное окно своей камеры. — Ты вернулась в прошлое, одолжила им свою душу, и они нашли правильные решения.
— Вернулась в прошлое? Заняла им душу? Спасла жизнь? — Саша снова не верила своим ушам. — Это что, не ошибка в документах? Они действительно были мертвы?! Не может быть...
63-22 повернулся и посмотрел на Сашу, как на человека, сказавшего какую-то отчаянную глупость. От этого взгляда Саша вся съежилась.
— Саша, — покачал головой 63-22, — время — иллюзия, его нет. Я знаю, ты не можешь думать иначе, кроме как во временной перспективе, но это проблема твоего мышления, и только. Это никак не связно со временем. Прошлое, настоящее, будущее — это сказка для разума. Каждое событие жизни происходит в каждый миг. Всегда. Сейчас я смотрю тебе в глаза, и, поверь мне, это длится вечность.
Твоя любовь «сейчас» и твой страх «тогда» будут с тобой до скончания времен. И только если ты вернешься в свое прошлое и изменишь его, этот страх покинет тебя навсегда. Каждую секунду мы меняем свое будущее. Каждый твой новый поступок делает твое будущее другим. И как ты постоянно меняешь свое будущее, точно так же ты можешь изменить и свое прошлое.
— Я могу изменить свое прошлое?.. — Саша почувствовала, как трагический крик застрял у нее внутри.
— И если ты не хочешь умереть, тебе придется это сделать, — 63-22 отвернулся, но Саша успела заметить, что после этих слов синие глаза 63-22 снова наполнились слезами. — Потому что третья история о тебе.
— Обо мне?! — Саше вдруг показалось, что все это шутка, какой-то дурацкий розыгрыш. — Но я ведь не из списка умерших?!
— Сегодня ты в нем будешь, — 63-22 произнес эти слова так тихо, что Саше показалось, будто бы он и не говорил этого вовсе, но они сами прозвучали у нее в ушах.
— Все это звучит так, словно бы в Аду... А ты — искушающий меня Дьявол? Люцифер?.. — Сашу колотило, словно от электрошока. — Но ведь это не так?..
— Что такое Ад? — 63-22 развел руками. — Данте говорит, что Ад — это обитель душ, не готовых к раскаянию. Но скажи мне, разве влюбленный человек, не желающий противиться своему чувству, должен вечно пребывать в Аду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11