.. Если это не проверка, Вильгельма объявят отступником. Может быть, это просто пьяный бред, а его убьют. Отто убьет. «Бумагу подписал…»
— Да, подписал, — сказал Отто и сам почувствовал, как его голос дрогнул. — Меня ничто не напрягает.
— Думаешь, проверяю тебя? — сказал вдруг Вильгельм равнодушным тоном и откинулся на спинку кресла. — Не проверяю. Просто я отказался… Жутко мне. Как вы можете подписывать смертный приговор неизвестно кому? Странно это.
Принесли заказ. Вильгельм почти залпом выпил свои сто пятьдесят граммов коньяка.
— Я не понимаю, что задумал Ханс, — забормотал Вильгельм тихо, себе под нос. — Почему мы до сих пор не знаем имени Священного Мужа. То, что Дева — Ильзе, нам сказали. А кто ее Супруг — нет. Почему?..
— Не знаете?.. — Отто чуть не потерял дар речи. Завтра, после похищения Священного Копья из сокровищницы Габсбургов в Хофбургском музее, Священный Муж должен будет сочетаться мистическим браком со Священной Девой. После серии обрядов они, посредством Копья, принесут друг друга в жертву. Таков план. Об этом членам Ордена говорили на протяжении всех трех лет его существования. Но почему имя Священного Мужа до сих пор неизвестно одному из основателей Ордена?! Этого просто не может быть!
— А ты думал… — протянул Вильгельм. — Не знаем. Я не знаю. Ханс уверяет, что все в порядке. Но я думаю, что на роль Священного Супруга просто выберут кого-нибудь из нас. Поэтому Ханс и бумагу эту придумал. Чтобы если, вдруг, кто-то запаникует или усомниться в выборе, его сразу в расход.
Кровь бросилась Отто в голову, а ноги свело от нервной дрожи. Словно его ногами окунули в прорубь, а головой — впихнули в раскаленную домну. Немыслимым усилием воли Отто взял себя в руки и, запинаясь чуть ли не на каждом слове, прошептал:
— Но ведь он был на Тибете, в священном городе Агарту. Это известно. У него мистические знания, полученные от ариев. Святой Муж существует. Это известно…
Вильгельм в ответ только пожал плечами — недоуменно, бессильно, равнодушно.
— Может, тебя в Священные Мужья выберут, — глупо ухмыльнулся он; он словно и не расслышал, что сказал ему Отто. — Переспишь с Ильзе, выпьешь ее девственной крови, и она тебя кончит. Как паучиха… Па-у-чи-ха…
Отто затошнило — физически, внезапно, с надрывом. Он рефлекторно схватился одной рукой за горло, другой закрыл себе рот.
— Возбуждает?.. — Вильгельм рассмеялся, как смеются сильно пьяные люди, и со второй попытки надел очки. — Нет?.. И меня — нет. Так что, надумаешь сдавать меня — сдай. Лучше уж что б меня ты убил, или Мориц, или Рудольф с Людвигом, чем так…
Отто дернулся, словно от сильного спазма, задел ногой столик. Тот накренился, и стоявшие на нем предметы с грохотом полетели на пол. Звон бьющихся бокалов и чашек — словно хлопки выстрелов. Тупой звук упавшего на пол торта. Дребезжание ударяющихся друг о друга мельхиоровых столовых приборов.
Все вокруг оглянулись и с удивлением взирали на случившееся. Подбежали официанты. Один недоуменно развел руками. Другой тут же принялся убирать упавшие на пол предметы. А Вильгельм словно и не заметил ничего. Он был в как трансе — заспавшая восковая фигура с немигающими глазами.
— Знаешь, Отто, — сказал Вильгельм спокойным и размеренным голосом, — а я перестал бояться смерти. Если делаешь слишком много глупостей к ряду, то становится страшно. Страшно, что умрешь. Но когда делаешь больше того, много больше, то вдруг становится все равно — умрешь или нет. В этом ДАО — запас прочности есть у всего, даже у страха. А за ним — все, конец. Новая жизнь.
— Вильгельм… — начал было Отто, но у того зазвонил телефон.
— Да, Ханс, — ответил он в трубку. — Я понял. Еду. Сейчас.
Вильгельм встал на подкашивающихся ногах. Положил на стол купюру в пятьсот евро.
— Ты никогда не думал, что «хорошие новости» — самые плохие? — спросил он, глядя на Отто поверх очков. — Что-то у них там стряслось. Поеду. А ты сиди, отдыхай. Закажи себе торт. Глупо вышло. Прости.
Вильгельм взглянул на остатки торта, сгребаемые официантом на совок. Пожал плечами и вышел из кафе.
Гаптен откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками. Мы сидели в комнате, отдаленно напоминавшей уменьшенную копию ЦУПа. Перед нами небольшие мониторы, пульты, датчики, а дальше, на стене — гигантский мерцающий экран.
— Ну, почему мы сразу не догадались?.. — бормотал Гаптен. — Первая печать… Всадник Тьмы… «Победоносный»… Копье Власти… «Вы не верили пророчествам темных магов»… Черт, так и есть!
Мы с Данилой переглянулись.
— Копье Власти? — переспросил Данила. — Это о нем они говорили? Что это?
— Копье Власти — это колье, которым, по преданию, римский центурион Лонгин пронзил бок Христа, — ответил Гаптен. — Оно хранится в Вене, в сокровищнице Габсбургов в Хофбургском музее.
— Это христианская реликвия? Как Вифлеемские ясли, священный Грааль, плащаница, гвозди, губка?
— И да, и нет, — ответил Гаптен. — Согласно пророчествам черных магов, это не реликвия, это антиреликвия. Это Копье якобы выковал один из иудейских первосвященников, жестокий каббалист Финеес, вступивший в контакт с темными силами. Потом этим Копьем Иисус Навин, с ним он разрушил Иерихон. Царь Саул метнул это Копье в Давида. Ирод Великий отдал свой приказ об убиении Вифлеемских младенцев, держа это Копье в руках.
Список хозяев Копья говорит сам за себя. Копье Власти принадлежало римским цезарям — Диоклетиану и Константину. Королям вестготов, сокрушившим Римскую империю, и знаменитому прадеду Карла Великого. Самому Карлу Великому. С ним в средние века совершались Крестовые походы. В новейшей истории хозяевами Копья были Наполеон, кайзер Германии Вильгельм и Адольф Гитлер.
— Внушительный список, — согласился Данила. — Но, насколько я понимаю, его хозяева плохо кончили…
— Да, плохо, — согласился Гаптен. — Потому что в самый ответственный момент все они загадочным образом теряли Копье. Копье Власти возносит человека на самый верх. С ним в руках можно совершить то, что не под силу ни одному смертному. Но когда Копье покидает хозяина, он опять становится простым смертным, но теперь уже — на вершине мира, стоящим у руля неподвластной ему машины истории.
— И что, эти идиоты собираются украсть из музея эту железяку и объявить войну всему миру?.. — рассмеялся Данила; судя по всему, ему не очень верилось в историю о Копье.
— В ночь перед распятьем, — Гаптен вдруг заговорил тихо и напряженно, — Христос был в Гефсиманском саду. Там Он попросил Отца, чтобы Тот пронес мимо Сына «чашу сию». Господь готов был «усмотреть Себе другого агнца». Христос не должен был умирать на кресте, он должен был явить чудо жизни. И было так. Но римляне испугались, и тогда откуда-то вновь возникло это Копье. Римляне не облегчили страданий Христа, пронзив Его бок Копьем. Они убили Его. Копье убило Его… Понимаете?..
— Нет, это ерунда какая-то… — прошептал Андрей. — Просто даже, я скажу, ахинея!
Гаптен только пожал плечами:
— Да. Но мы слишком долго не верили пророчествам темных магов…
Отто пересел за соседний столик и заказал себе торт. Вильгельм велел ему заказать торт, и Отто заказал. Вильгельм — Старший, Отто — младший. Отто сделал то, что сказал ему Вильгельм. У Отто тряслись руки, ему было неудобно и неловко в этом кафе. Ему хотелось уйти и никогда здесь больше не появляться, но он сидел. Он заказал себе торт.
Следовать правилам — это правильно и удобно. Нарушать правила — просто глупо. Возьмем для примера водителя, нарушающего правила дорожного движения. Во-первых, он подвергает свою жизнь риску. Это глупо. Во-вторых, он может заработать штраф или попасть за решетку. Это, разумеется, тоже глупо.
Наконец, в-третьих, и это самое важное. Такой водитель вынужден постоянно решать для себя вопрос — нарушать или нет? Он подъезжает к светофору. Горит красный свет. Ночь. Темно. Никого. Ехать или не ехать? Он притормаживает, ждет, решает. Он мучается! Он в ситуации постоянного стресса! А водитель, который никогда не нарушает правил, просто останавливается и ждет.
Счастье — это когда ты знаешь, каким правилам следовать, и когда следуешь этим правилам.
Простой рецепт счастья — правила и исполнение правил. Ничего больше.
В конце концов, от правил никуда не уйти. Куда от них денешься?.. Или нарушитель правил дорожного движения думает, что он живет вне правил? Смешно. Он живет по правилам, по правилам «нарушения правил». Только у него они нечеткие. И ему плохо. Он, конечно, хорохорится, но ему плохо.
Нужны правильные правила. И у Отто они есть. Они есть у него благодаря Хансу — основателю, духовному лидеру, сердцу Ордена. Не будь Ханса — ничего бы не было. Только цельность его натуры, его ум, воля, нечеловеческая сила могли поднять с колен национальную идею, вдохнуть в нее новую жизнь, заронить ее в сердца молодежи.
«Национализм, — говорит Ханс, — есть основа существования духа, его сакральная истина. Принадлежность к нации — то, что дано человеку свыше. Это и только это определяет твою судьбу, твое место и твою роль в истории. Сознавая свое отношение к великой нации, заботясь о ней, служа ее целям, ты совершенствуешься. И в этом твое единственное право, твоя единственная и святая обязанность».
Европа запружена переселенцами из стран третьего мира — арабами, африканцами, азиатами. Это мирная оккупация. Это необъявленная война. Продуманный план низвержения нордической расы. По прогнозам ученых-демографов, уже через каких-то тридцать лет «Европа» будет лишь географическим названием.
Да, у величия есть свои исконные слабости — оно красиво и благородно. Именно этими слабостями и пользуются новые варвары. Ариец думает о том, как дать своему ребенку лучшее, и поэтому он не может иметь многочисленное потомство. Существа же, лишенные культуры, плодятся, не думая о будущности своих отпрысков.
«Гуманизм — подлинный враг цивилизации, — говорит Ханс. — Сохраняя жизни хилым и отсталым в умственном отношении расам, мы собственноручно уничтожаем культуру. Если дела пойдут так и дальше, уже через тридцать лет великая Европа превратится в черный материк. Только сильные личности, избранные народы способны служить прогрессу. И если нам предстоит выбирать между жизнью вырожденца и процветанием великой цивилизации, мы, не задумываясь, выбираем последнюю!»
Арийская раса оказалась за критической чертой. Арийцы больше не чувствуют себя святым народом, призванным возвышаться и править. Евреи целенаправленно внедряли в сознание арийцев чувство стыда и вины, делали их зависимыми от материальных благ. Это разрушило нацию изнутри, нация лишилась своего идеала.
Идеалом нации является сама нация — единая, сильная, очистившаяся от вырожденцев, достигшая абсолютного господства. Но враги нации говорят о гражданских правах и личной свободе, искушая неокрепшие умы и разрушая их будущность. Ибо личность, отколотая от нации, лишенная интимной связи с ней, гниет изнутри и разлагается.
«Устремленность к идеалу есть стержень нации, — говорит Ханс. — Отказ от идеала, компромиссные решения, фарисейство разъедают дух нации. Людьми овладевает жажда материальных ценностей и страх за собственную жизнь. И лишь проходя через пламенное горнило своего стремления к идеалу, нация очищается от пустой породы и ложных примесей, своих слабостей и пороков, превращаясь в чистую, закаленную сталь!»
Ханс — святой. Отто знает это. Отто почти не сомневается, что если завтра Ханс погибнет, то по прошествии трех дней он непременно воскреснет, и мир присягнет ему, как величайшему из пророков. Вильгельм допустил непозволительные замечания в адрес Ханса. Но по отношению к Отто Вильгельм — Старший, а слова Старшего не обсуждаются. Таков порядок, таковы правила.
«Порядок — вот истинная ценность цивилизации, ее высший принцип, — голос Ханса прозвучал в голове Отто. — Ядро всякой жизнеспособной культуры — нация, то есть упорядоченная человеческая масса, где абсолютная власть каждого вождя сверху вниз подкреплена слепой ответственностью перед вождем снизу вверх. И здесь прямая выгода каждой человеческой личности, каждого индивидуума — только нация способна дать вам будущее. И только порядок делает нацию нацией!»
Отто бессмысленно ковырял вилкой торт. Он не любил сладкое. Прошло десять, может быть, пятнадцать минут. Можно было вставать и идти. Отто встал и направился к выходу.
«Равенство — чуждо природе! — нервный, чеканящий слоги голос Ханса истово звучал в голове Отто. — Только аморфные, одноклеточные существа могут ратовать за равенство всех перед всеми. Именно отсталые народы пытаются внушить арийцам идею равенства. И они делают это намеренно. Не для того, чтобы возвыситься до нашего уровня, а чтобы низвести нас до своего! Чтобы уничтожить арийскую расу, само существование которой ставит их собственное существование под сомнение!
И бессовестно лгут те, кто говорит, будто бы мы грезим о тоталитарном обществе! Нет, мы абсолютно на другом полюсе. Уничижение личности отдельного представителя арийской расы — дело невозможное, немыслимое, несправедливое! Вот почему мы отводим каждому арийцу самое важное, самое значимое место в нашем будущем обществе. Место, которое одухотворит его жизнь! И этим местом для него будет то, где он сможет лучше всего служить своей нации, своей крови!..»
Отто уже был почти на выходе из Спирел-кафе. Поравнялся с буфетом-стойкой. Пара шагов отделяла его от двери. И вдруг нервный, надрывный, страшный и вместе с тем знакомый женский смех остановил его. Отто застыл на месте и рефлекторно повернул голову в сторону второй галереи, в сторону бильярдной. Не может быть…
— Ильзе, — прошептал он.
Глазам Отто открылась странная, казалось бы, невозможная в действительности картина.
Пьяная Ильзе почти лежала на бильярдном столе. Она выгнулась всем телом и, смеясь как сумасшедшая, фамильярно указывала пальцем в сторону какого-то мужчины. На ней было пошлое, необычайно яркое, вызывающее платье — некое подобие корсета с небольшой, имитирующей юбку, тряпкой внизу. Голые плечи, глубокое декольте, ноги в вызывающих сетчатых колготках.
Отто задрожал всем телом и кинулся в сторону бильярдной.
— Что ты так на меня смотришь?! Что?!! — пьяным, противным голосом орала Ильзе. — Хочешь меня трахнуть?!! Кобель! Ха-ха-ха! Хочешь?! Говори! Хочешь, я знаю! Так чего же ты ждешь?! Слабо?! Смотри — какие у меня сиськи, какая жопа! На! Трахни меня! Прямо здесь! Давай! Что, не можешь?! Импотент! Ну так на тебе палку, трахни меня палкой!!!
Ильзе тыкала в молодого, приличного, аккуратно одетого мужчину бильярдным кием. Вокруг собирались люди.
По Уставу, в случае необходимости любой младший должен, не задумываясь, прийти на помощь Старшему. Ильзе — Старшая. Она — Святая Супруга. В ее жилах течет кровь Медичи и Габсбургов. Она посвящена в великие таинства. Она девственно чиста. Ее жизнь принадлежит Высшей Силе, пробуждения которой ждет Орден Священного Копья.
Расталкивая официантов и посетителей кафе, Отто приблизился к Ильзе и попытался взять за руку.
— Младший, — Отто произнес это кодовое слово прямо ей на ухо.
— Что такое?! — заорала Ильзе и вырвалась из его рук.
— Это ваша девушка? — осведомился мужчина, в которого Ильзе только что тыкала кием.
— Да, — сухо ответил Отто, продолжая безрезультатные попытки оградить Ильзе от собравшихся людей.
Отто должен был помочь ей немедленно покинуть кафе.
— Что тебе надо?! — орала на него Ильзе. — Кто ты?! Молокосос! Пошел вон! Оставь меня!
Она пробежала несколько шагов между столиками и остановилась в позе обругивающей клиента уличной проститутки:
— Не трогай меня! Как ты смеешь?!
У Ильзе началась настоящая истерика. В глазах стояли слезы, она бессильно махала руками, что-то кричала. Механически пыталась срывать с себя одежду. Она вела себя так, словно у нее начался приступ удушья. Но ее одежда не имела ворота, расстегивать или оттягивать было нечего. Поэтому рука Ильзе, безрезультатно ощупав горло, падала на грудь и топорщила корсет.
— Младший, — тихо, но четко повторил Отто.
— Ненавижу вас! Не-на-вижу! Сволочи! Скоты! Сутенеры!
— Боюсь, вы в одиночку не справитесь, — Отто почувствовал, как кто-то положил ему на плечо руку. — Надо вызвать… Я думаю, полицию.
Отто обернулся. Это был тот самый мужчина…
Их глаза встретились. Пауза. Недоумение. Удивление.
— Отто, — протянул мужчина. — Ты?..
Высокая, гибкая, в меру мускулистая фигура. Арийская внешность — благородное болезненно-белое лицо, большие голубые глаза, золотистые волосы. Длинные ресницы. Тонкие, изогнутые брови. За счет того, что глаза посажены глубоко, надбровные дуги кажутся массивными. Прямой, с небольшой горбинкой нос, хорошо очерченные скулы, квадратный подбородок с ямочкой. И улыбка чувственных губ. Улыбка, похожая на усмешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11