А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И тут Джулия позвала нас к столу.За ужином завязался разговор о серьезных книгах, которые каждый, кроме меня, прочитал или собирался прочитать. Джулия только что прочла книгу знаменитого автора, о котором я никогда не слышала, и заявила, что она «экстраординарная». Я подумала: «Ты слишком много читаешь».При прощании я заметила, что Джулия очень понравилась моим родителям. Не только из-за Генри; Джулия казалась доброй, отзывчивой и бесхитростной, каковой и была на самом деле. Именно такую дочь они и заслуживали. * * * Когда мы ехали домой, я думала о Джулии и Генри и прикидывала, что для меня означала бы разница в восемь лет: я имела в виду шестилетнего мальчика-соседа. И изрекла вслух: «Это все равно, что я сошлась бы с Вилли Швамом».Мама притворилась, будто бы не слышит. Отец сказал, что главное, чтобы Вилли и я были счастливы, но в его голосе мне почудилась усмешка.Я колебалась с ответом. Наконец все-таки вымолвила:— Наверное, сначала я просто была бы для него еще одной сестренкой. Но однажды ночью…Мама перебила меня:— Кажется, мне сейчас будет худо.Я никогда не говорила всерьез с моими родителями о любви, а тем более о сексе. Самыми доверительными были разговоры о наркотиках, которыми я не интересовалась. * * * В день окончания школьных занятий я поняла, что у меня нет планов на лето, и мне предстоит сидеть дома — в окрестностях Нью-Джерси и на побережье, — даже в августе не помышляя о поездке в Нантакет и ожидая начала унылого учебного года.Я прощалась с друзьями, которые отправлялись искать приключений среди дикой природы и разбивать лагеря с индейскими названиями. Мы обменивались адресами, и всякий раз, давая свой, я предчувствовала надвигающуюся скуку будущих летних дней. Когда кто-нибудь из друзей спрашивал, что я буду делать дома, я ловила себя на том, что отвечала: «Возможно, устроюсь работать».За обедом я рассказала об этом родителям.Мама вздохнула:— Я думала, ты поступишь на курсы живописи и будешь посещать тренировки по теннису.— Я могу устроиться на неполный рабочий день, — сказала я.— А не поработать ли тебе опять у отца? — спросила она, взглянув на него.Я любила наблюдать за отцом на его рабочем месте — он был главным неврологом поликлиники, — мне нравилось смотреть, как он в своем белом халате пожимает пациентам руки и приглашает их в кабинет. Но я сказала:— Мне нужен новый опыт, мама.— Так может, стоит заняться медицинской практикой в той области, которая тебя интересует?Я напомнила ей, что у меня ни к чему нет интереса.— Ты любишь рисовать, — возразила она.Я сказала, что думаю стать официанткой.Папа промолвил:— Попрактикуйся, убирая со стола. * * * Я пробежала в газете колонку с объявлениями о найме рабочей силы, но каждая работа требовала какого-то опыта. Я обращалась к потенциальным работодателям, используя слова из газеты: «Специальности у меня нет, но кое в чем я разбираюсь», однако из этого ничего не вышло.Занятия на художественных курсах и теннис я отложила на лето, а пока что помогала маме по хозяйству и ходила плавать на залив со своей подругой Линдой.Вечера были тихие. После ужина я отправлялась в спальню — писать письма друзьям и делать зарисовки. Я рисовала людей, стоявших группами, словно позирующих для фотоснимка, который займет место в альбоме.Отец в кабинете наверху читал свои журналы «Неврология» в зеленой обложке и «Поражения нервной системы». Мама в столовой просматривала газеты. Время от времени она кричала ему, не хочет ли он что-нибудь из фруктов, и я относила ему то персик, то сливу, то нектарин. Перед сном я выгуливала Атланта, выкуривая при этом запретную сигарету.Вечерами я частенько встречала Оливера Бидла — мужчину средних лет, который все еще жил со своими родителями: живое предостережение, прогуливающее миниатюрного цверкшнауцера. Он был провинциально деликатен, носил пузырившийся на локтях и коленях костюм деда, в котором тот играл в гольф, и попыхивал сигарой. До меня доходили слухи, что он то ли полоумный, то ли гений, но я не верила ни тому, ни другому. Оливер Билл был тем, кем становится всякий, кому некого любить, кроме родителей.Я обычно говорила: «Хэлло, Оливер!», затем, обращаясь к его шнауцеру: «Добрый вечер, Перчик!»Оливер произносил в ответ: «Хэлло!» Но с таким опозданием, словно каждый раз раздумывал, стоит ли ему отвечать. К тому времени, когда он все-таки отвечал, я уже отходила на несколько шагов и кричала: «Спокойной ночи!», словно мы провели вместе весь вечер. * * * В пятницу, как обычно, Джулия и Генри отправились в Лавледис на рассвете и были уже там, когда мы приехали. Джулия готовила обед и выглядела вполне отдохнувшей. Генри, казалось, больше не становился старше.После десерта они пригласили меня в культурный центр на русский фильм с английскими субтитрами.Я сказала, что не люблю читать во время сеанса. Джулия рассмеялась, приняв мои слова за шутку, и я почувствовала себя ужасно остроумной, так что все-таки пошла с ними.Такого мрачного фильма я еще не видела: там все поумирали — кто от сердечного приступа, кто от голода, кто от того и другого сразу. Дома Джулия бросилась на диван в пароксизме славянской хандры и промолвила:— Дайте мне скорее водки!В моем присутствии они не целовались и не держались за руки, хотя однажды за ланчем Генри погладил мою ногу под столом, приняв ее за ногу Джулии. Я наклонилась к нему и прошептала: «Этак ты и вправду возбудишь меня». В конце концов, я уже вышла из детского возраста и была мастаком по части охлаждения пыла. * * * На пляже мы оставили свои сандалии на тропинке и расстелили на песке полотенца. Генри постоял минуту, поглядывая по сторонам, потом с разбега бросился в воду.Океан бурлил, и когда вздымались волны, можно было увидеть медуз и колышущиеся зеленые водоросли. Повсюду лежали целые груды водорослей, высохших под солнцем почти до черноты. Ветер дул с такой силой, что они разлетались и носились по пляжу, как перекати-поле.Я глядела по сторонам, рассматривая посетителей пляжа. Мое внимание привлекла группа женщин приблизительно маминого возраста — они носили бикини и золотые браслеты и уже здорово загорели. На худышек прямо-таки жалко было смотреть. Небольшая компания расположилась со своими стульчиками возле наших полотенец. Мужчина наливал из термоса что-то светлое в протянутые ему пластиковые стаканчики, а одна из женщин клала туда кусочки лимона.На Джулии была пляжная блузка и большая соломенная шляпа; она натерлась мазью от загара, хотя ей это было и ни к чему, поскольку она укрылась в тени зонта и, как обычно, читала.— Видать, ты и вправду любишь свою работу, — заметила я.Она кивнула. Потом спросила, чем бы я хотела заняться, когда подрасту.— Я хочу стать великой певицей, — сказала я.— Может, и станешь, — отозвалась она.— Нет, не стану.— Откуда ты знаешь?— У меня нет слуха.Я оперлась на локти, наблюдая за Генри, который плескался недалеко от берега. Вода была еще прохладная, и никто пока не решался последовать его примеру. Он ждал набегавшую волну, приняв исходное положение для кроля и поглядывая назад — туда, где рождались волны. Затем с усилием сделал несколько гребков, поймал волну и поплыл на ее гребне к берегу. Мне нравилось, как он выглядел в последние секунды своего заплыва: волосы откинуты назад, корпус, как стрела, устремлен вперед, лицо светится радостью. Мне даже послышался его веселый смех. Поднявшись, он посмотрел в нашу сторону, хотя без очков вряд ли мог что-то увидеть.Я поднялась и пошла к нему. Вода была холодная, но мне не хотелось отставать от брата. Я встала рядом — лицом к берегу, — и он заставил меня вытянуть руки вперед. Уже несколько лет он пытался научить меня серфингу.— Теперь жди волну, — сказал он и тут же, оглянувшись, крикнул: — Давай, жми! Вперед!Но я пропустила эту волну, а за ней и следующую. Потом к нам подошла Джулия. Оба они поплыли навстречу волнам, а я вышла на берег.Растянувшись на полотенце, я наблюдала, как они то вместе, то поочередно появлялись на вершинах накатывающихся волн. Он нырнул, вытянув руку из воды наподобие акульего плавника, и устремился за ней. Я увидела, как она отчаянно замолотила руками по воде, погружаясь вглубь…Когда я вновь подняла глаза, Джулия уже шла к берегу. Пока она не накинула пляжный халат, мне удалось рассмотреть ее фигуру. В своем черном купальнике она выглядела еще более худощавой, чем я представляла, и грудь у нее оказалась меньше моей.Как раз в этом году совершенно внезапно у меня появилась грудь, и мне с мамой пришлось идти к «Лорду и Тэйлору» покупать бюстгальтеры. Теперь мальчики проявляли ко мне больше внимания, и это меня нервировало. Моя грудь как будто что-то говорила обо мне помимо моей воли. Будучи моей ахиллесовой пятой, она постоянно создавала мне опасность оказаться в унизительном положении.Согласно моей теории, наличие груди способствовало тому, что у мальчиков появлялось желание заняться с вами сексом, что, безусловно, не являлось каким-либо преимуществом, ибо секс нужен им был в любом случае. Другое дело, если у вас было красивое лицо, как у Джулии, — в этом случае мальчики влюблялись, что происходило, кажется, почти непроизвольно.Я изложила эту теорию своей подруге Линде, которая собиралась стать социологом и вечно носилась с какими-то идеями. По моим соображениям, грудь имела такое же отношение к сексу, как полушка — ко сну. Конечно, для сна нужна полушка, но ведь можно спать и без нее.Линда сказала: «Парни будут спать при любых условиях, если они действительно устали». * * * Когда Джулия забралась в свою койку, я сказала ей, что она может идти к Генри, если хочет; незачем ждать, пока я усну.— Думаю, ты уже могла бы считать меня взрослой, несмотря на мой возраст.Она помолчала, очевидно подбирая слова. Мне хотелось дать ей понять, что никаких слов тут не надо, но я не знала, как это сделать, не обидев ее.Она призналась, что ей не приходилось общаться с моими сверстниками.— Я все пытаюсь вспомнить, какой я сама была в четырнадцать лет, — сказала она. — Пожалуй, кроме книг меня интересовал только мой конь Пепел.— А потом?— Потом мальчики, — улыбнулась она.Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и она пошла в комнату Генри.Посреди ночи по пути в ванную я заметила, что дверь в его спальню была распахнута, и увидела их обоих спящими в его кровати. Они уснули в объятиях друг друга, его руки сомкнулись на ее голой спине. * * * Через несколько недель погода начала портиться: небо заволокло тучами, в воздухе чувствовалась сырость. Предсказывали дождь, но мама все смотрела на небо и твердила, что непременно должно распогодиться.Днем Джулия сидела за столом над взятой с работы рукописью. Закончив страницу, она передавала ее Генри — на проверку.— Иди к нам, Джейн, — сказала она.Этого я и опасалась: могло обнаружиться, что я не такая способная, как, быть может, думала Джулия. Тем не менее я уселась рядом с Генри и принялась читать кипу отложенных им листов.Мне понравилось то, что я читала: речь шла о девушке, чьи родители разводились, и описано все очень правдиво.Когда я подняла глаза, родители наблюдали за нами троими и улыбались.Я сказала Джулии, что рукопись мне очень нравится, и это ее всерьез взволновало. Обычно она редактировала детские книги, но теперь ей поручали и подготовку книг для моего возраста, который она определяла как «взрослый молодняк».Как только родители отошли от нас, я призналась, что почти не бывала в библиотеке, а если иногда и заходила, то спрашивала у библиотекарши такие книги, которые, как она считала, мне читать рано.Я сказала Джулии, что в романах, предназначенных для моего возраста, как правило, говорится о том, как надо жить, и совершенно не отражена реальная жизнь. Не лучше обстоит дело и с журналами.— Даже в приложениях сплошная мура, — добавила я. — Представь себе мальчика, который назначает девочке свидание и прячет за спиной букет маргариток. Никто в моем возрасте не ходит на свидания. Даже слова такого в моем лексиконе нет.Джулия проявила в ответ такой искренний интерес, что у меня возникло желание рассказать ей о том доме — заброшенной лачуге возле железной дороги, — куда ребята ходили «оттягиваться». Я сходила туда всего один раз, когда мальчик, который мне нравился, сказал, что будет ждать меня там.Когда я вошла, он сказал: «Привет!» Я закурила сигарету и попыталась вести себя так, словно была там своей. Он подошел, присел рядом со мной на драную кушетку и предложил мне кальян. Я помотала головой и улыбнулась, словно уже была под кайфом. Потом он прижался ко мне так, как мне этого хотелось. Но он прошептал: «Ты водишь меня за нос?» — и эти слова прозвучали диссонансом сладкой нереальности.У Генри и Джулии была масса возможностей отдохнуть и развеяться. У Джулии хватало друзей в Амагансетте и на Огненном острове. А на уикенды они ездили на остров Марта-Виньярд.Я привела к себе Линду. Мы спали на нижних койках. Когда я описала ей, как Джулия крадется в комнату Генри, она спросила, считаю ли я, что они там занимаются сексом.Я услышала голос отца, доносящийся из спальни родителей, и удивленно подумала: неужели и они меня слышали? И прошептала: «Можно ли заниматься сексом бесшумно?»— Как знать, — сказала Линда.Я вспомнила звуки, доносившиеся из спальни Генри, и изобразила прерывистое дыхание Джулии и ее возгласы: «Это великолепно, Генри! Просто волшебно! Тебя не назовешь восьмидесятилетним стариком!»Мы посмеялись, но сразу после этого, пытаясь заснуть, я почувствовала себя ужасно. * * * На пляже Линда, вспомнив, что она — социолог, изрекла:— На вершине социальной иерархии находится блондин на символическом троне в виде белого стула.— По-моему, в самом слове «спасатель» скрывается стремление к спариванию, — сказала я. — Спасатель стоит на страже продолжения рода.— Обрати внимание, у него нос намазан чем-то белым, — заметила она, — точно так же делают вожди племен в Нижней Сахаре.Спасатель встал и засвистел в свисток.— А вот и призыв к спариванию, — сказала я. * * * Мои родители любили Линду. Вечером, когда мы сообщили, что хотим посмотреть на луну над океаном, они в унисон сказали: «Прекрасно!», хотя было уже довольно поздно. Как только мы оказались за дверями, я представила себе, что говорю: «Мы хотим ограбить винную лавку», а родители отвечают: «Прекрасно!»На пляже мы увидели большую толпу, сидевшую вокруг костра. Моя бесстрашная подруга направилась прямо туда и уселась в круг. Я без особой охоты последовала ее примеру. Там стоял пивной бочонок. Кто-то спросил, нет ли у нас желания выпить пива, на что Линда ответила: «Хотелось бы иметь желание».До меня не дошло, что она имела в виду, пока ей не передали сигарету с марихуаной, которую она сразу же вручила мне со словами:— Помни три «н» из заповеди в клинике детоксикации: нет, нет и нет!Я передала сигарету дальше, словно выказывая подвиг самообладания.— Ты все еще помнишь то, что было? — спросила она.— Я всегда буду это помнить.— Помни, — отозвалась она. — Но никогда не говори «всегда».— Я очень ценю твою поддержку, — заверила ее я.Она кивнула:— Это придает мне стойкость.— Каждый день — дар Божий, — сказала я. * * * Родители намеревались — вопреки ее желанию — взять Линду с собой в Диснейленд, и она ночевала у меня последний раз. Утром мы собирались осмотреть дом, который строили за лагуной, на открытом участке, откуда прекрасно был виден залив. Я проснулась под грохот молотков и звуки рок-музыки. Линда еще спала.Я вышла на крыльцо и увидела там отца в трусах и майке, словно вид рабочих помешал ему одеться.Каркас дома был уже готов. Новые оранжевые деревянные стропила заслонили ландшафт, который вскоре вообще будет не видно. Я обняла отца сзади, как это делал он, когда я была чем-то расстроена.— У нас будет прекрасный вид из окон, — весело сказала я. — Это будет великолепно.Он поцеловал меня в затылок.На крыльцо вышла мама и, поглядев на него, промолвила:— Жюли и Генри уже будут здесь, когда ты вернешься с тенниса.— Джулия, — поправил он.Трудности, которые испытывала мама, произнося некоторые имена, давно стали предметом постоянных подтруниваний с его стороны. Это была старая песня, и он повторил давно известный рефрен: «А как зовут нашего водопроводчика, Лу?»— Пит Мак-Дэниел? — проговорила она с вопросительной улыбкой.— Дэн Мак-Гейвин, — сказал он, покачав головой.Я с облегчением услышала, как отец смеется, хотя и подумала, что сейчас это вообще-то в порядке вещей. * * * Когда на берегу появились Джулия и Генри, я представила им Линду. Выражение лица моего брата напомнило мне, какая она хорошенькая, и я на секунду пожалела, что привела ее.Она каталась на волнах не хуже Генри, и они долго плавали вместе.Я вошла в воду и сразу же вернулась на берег. Джулия сидела под зонтом и вязала свитер. Он был красивый: кремового цвета, с высоким воротом. Всякий раз, когда она вязала этот свитер, я гадала, стану ли я когда-нибудь такой близкой ее подругой, что попрошу ее связать мне такой же.
1 2 3 4