А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Наконец дельфин сказал:
— Смотри!
Долопихтис увидел огромный огненный шар, который где-то далеко-далеко почти коснулся моря. И ещё он увидел, как по небу несутся растрёпанные, всклокоченные облака и солнце изредка прячется в них, опускаясь всё ниже и ниже. Вот оно коснулось воды, и сотканная из световых бликов дорожка, бегущая по воде, протянулась к нему и, наконец, коснулась солнца.
— Это дорога к счастью, — сказал дельфин.
Казалось, солнце тонет, и его прощальные лучи огненными красными полосами пронеслись по морю, скользнули по облакам и, пробив их точно раскалённым кинжалом, ударили в небо. И вспыхнули, загорелись края облаков, и оранжевым заревом полыхнуло полнеба. И потемневшая сразу вода казалась тяжёлой и неприютной, как холодный металл.
— Как красиво и как страшно, — прошептал удильщик.
— Каждый раз, когда я вижу, как уходит солнце, — задумчиво произнёс дельфин, — мне кажется, что оно уходит навсегда. Но оно вернётся. Оно всегда возвращается.
Быстро темнело вокруг. Солнце унесло с собой свет. Только на горизонте, ещё несколько минут назад пылающем и жарком, светилась золотая кайма. Наконец и она погасла, и всё погрузилось во мрак.
— Взгляни на себя, и ты увидишь, сколько радости уносит солнце с собой.
— Но мы его не видим никогда. У нас внизу всегда ночь.
— Тогда расскажи им о солнце. Ведь тем, кто всегда в темноте, дано очень мало.
— Я расскажу, я обязательно расскажу… Прощайте! Спасибо вам за всё!
— Прощай, мой маленький друг. Я буду тебя часто вспоминать. Теперь я хорошо вижу твою улыбку. И я запомню её. Счастливого пути!
И когда дельфин уплыл и Долопихтис остался один, его охватило странное оцепенение: ему грезилось, а может быть и снилось, что солнце превратилось в большую рыбу, которая, нырнув у горизонта, уплывает глубоко-глубоко, чтобы на один миг разорвать мрак вечной ночи и принести живущим во тьме немного тепла.

Глава девятая,
в которой Долопихтису дважды грозит смертельная опасность
Наконец наступила ночь, и мрак, плотный и непроницаемый, принёс сон и успокоение обитателям верхнего этажа. Мир устал. Он отдыхал и видел сны, и, должно быть, сны эти были прекрасны.
Долопихтис спал тревожно — казалось, дверь, отделявшая ночью события сна от переполнявших его дневных впечатлений, затворена неплотно, — и всё увиденное и услышанное ломилось в оставленную щель, запутывая реальное и фантастическое в невообразимый клубок. Долопихтис видел солнце, ставшее рыбой, и спорил о праве перевоплощений с тряпичником, который на самом деле был растением и волной одновременно. И когда удильщик его всё-таки съел, оказалось, что тряпичник никак не помещается у него в животе и, всё время хихикая, произносит загадочную фразу: «Ты съешь сначала моё доброе имя».
Долопихтис не удивился, заметив, что его живот растягивается, как у Хизи, но был серьёзно озабочен: кто это так настойчиво толкает его и сипит незнакомым голосом?
— Положительно невероятно, что он не обращает на меня внимания.
И вдруг Долопихтис сначала смутно, а затем всё яснее ощутил, что сон его как-то незаметно уже давно перешёл в явь и что кто-то действительно толкает его снизу в живот.
— Просто невероятно, что он не в состоянии проснуться. Поэтому он и не обращает на меня внимания.
Долопихтис открыл глаза и сейчас же закрыл их снова. «Плохо, — подумал он. — Очень плохо. И очень странно, что я ещё живу». И он снова осторожно приоткрыл глаза. Прямо перед ним покачивалось огромное плоское существо с головой змеи и клювом кальмара. И что казалось особенно страшным — у неизвестного существа были странные глаза: в них была затаённая боль, безразличие и натруженность одновременно. Такие глаза могли быть у существа, не испытавшего в жизни ни одной, даже самой крошечной радости.
— Доброе утро, — пролепетал удильщик и тут же убедился, что даже самые невинные слова могут быть восприняты как бестактность.
— В этом мире ничего нет и не может быть доброго, — с видимым усилием ответило существо.
«Крайне скудный запас оптимизма. Странно, что я не встречал раньше этого существа. Кстати, почему бы мне не спросить, зачем я понадобился этой мрачной голове с неподвижными глазами. Может быть, дела обстоят не так уж плохо?» — подумал Долопихтис и поспешно спросил:
— Я никак не могу догадаться, чем я обязан вниманию проницательного существа, которое в настоящий момент плавает перед самым моим носом?

— Ещё неизвестно, кто и перед чьим носом плавает, — мрачно ответило существо. — А что касается внимания, то не могла ведь я съесть рыбу, не убедившись, что она не дохлая.
— А как же Закон?! — испуганно воскликнул Долопихтис.
— Плевать я хотела на Закон, — проскрипело существо, с раздражением посматривая на удильщика. — Законы для того и существуют, чтобы кто-то их нарушал.
— Значит… — с отчаянием начал Долопихтис, боясь произнести страшные слова.
— Вот именно. Это значит именно то самое…
Они стояли нос к носу. Если бы Долопихтис сделал попытку свернуть куда-нибудь в сторону, он неизбежно должен был подставить бок, спину или живот страшному клюву. И тогда Долопихтис сделал отчаянный бросок прямо вперёд и ударил черепаху, а это была черепаха, в верхнюю часть клюва. Расчёт оказался верен. Скользнув по клюву, который черепаха быстро раскрыла, удильщик проскочил вдоль её спины и занял позицию у хвоста. Сколько ни пыталась черепаха добраться до удильщика, ей это не удавалось. Долопихтис неотступно следовал за её хвостом, а панцирь черепахи мешал ей согнуться и схватить удильщика. Почувствовав себя в относительной безопасности, Долопихтис поспешил высказать всё, что он думает о моральных и физических достоинствах черепахи.
Убедившись, что ей не удастся добраться до удильщика, черепаха быстро поплыла наверх, а Долопихтис поспешил вниз, где предрассветная тьма казалась гуще и где ещё властвовал сон. По дороге ему попались яркие полосатые рыбёшки, которые, не обращая на него внимания, вертелись в опасной близости от его носа. Он сделал попытку погнаться за ними, а они, проворно отскочив на небольшое расстояние, опять принялись играть, гоняясь друг за другом. Неожиданно около них оказалась третья рыбёшка, которая прошмыгнула так близко, что от движения воды заколыхался фонарик на голове Долопихтиса. «Ну, это уж слишком», — решил Долопихтис и бросился за ней следом. В то же мгновение острая боль пронзила всё его тело. Инстинктивно он рванулся назад, и это оказалось как нельзя кстати. Полуослеплённый, полупарализованный и плохо соображающий удильщик медленно отплыл в сторону.
«Глупый, неосторожный и болтливый удильщик! — подумал Долопихтис. — Можно ли быть б?льшим простофилей, чем ты? Так попасться на удочку, а ещё сам удильщик, — продолжал корить он себя. — Убирайся подобру-поздорову, пока это облако не накрыло тебя более основательно. Ведь это же Дискозома».
Да, это была Дискозома, гигантская морская анемона, а эти вертлявые яркие рыбёшки, которые привлекли внимание Долопихтиса, жили среди щупалец анемоны. Внезапно появляясь и исчезая, они заманивали чересчур легковерных хищников в объятия смертоносных щупалец анемоны. Парализованные стрекательными клетками рыбы попадались Дискозоме на обед, а объедки «с барского стола» доставались полосатым зазывалам.
Долопихтис, постепенно приходивший в себя, медленно отплыл в сторону, подальше от смертоносных щупалец. «Неплохо начинается день, ничего не скажешь. Сюрприз за сюрпризом. Но на этот раз всё могло кончиться плачевно. По счастью, я зацепил лишь самую маленькую и самую слабую из щупалец». Долопихтис с презрением посмотрел на полосатых рыбок, которые вопреки здравому смыслу вернулись и продолжали как ни в чём не бывало снова заманивать его к Дискозоме.
«Ничего! Я постараюсь доказать им, что умею быстро извлекать уроки». И удильщик притворно застыл и стал медленно поворачиваться кверху брюхом. Тысячи раз полосатые зазывалы видели подобную картину, и она всегда обозначала только одно — смерть. И сейчас две из них, наиболее нетерпеливые, отделившись от своих подруг, проворно подплыли к Долопихтису, намереваясь начать трапезу раньше хозяина. В этом случае их роли менялись — и анемоне приходилось довольствоваться объедками. Но когда они подплыли к беспомощно перевёрнутому удильщику, всё свершилось прежде, чем они успели обратиться в бегство.
Долопихтис, как и все удильщики, неспособный к длительной погоне, умел стремительно, рывком нападать. И он напал. Одна из полосатых рыбок оказалась у него в пасти.
— Пустите! — пискнула она.
Но Долопихтис даже не удостоил её ответом. Ни одну рыбу в жизни он не ел с таким наслаждением.
«Пустите»! — передразнил Долопихтис. — Как бы не так! И почему я должен был её отпустить? Насколько я знаю по опыту, такие просьбы никогда и никем не выполняются».
Покончив с полосатой рыбой, Долопихтис захотел побеседовать с Дискозомой. Осторожно подплыв к анемоне — трусость от осторожности отличается глупостью, тогда как осторожности приличествует мудрость! — удильщик вкрадчиво произнёс:
— Прошу прощения, но мне показалось, что я не расслышал вашего приветствия. Впрочем, со мной это иногда случается.
Но анемона упорно молчала. Долопихтис знал, почему Дискозома медлила с ответом. Она ещё не оставляла надежды полакомиться Долопихтисом. Поэтому она не хотела вступать в разговор, чтобы не нарушить Закон. Но это хорошо понимал и удильщик, который решил во что бы то ни стало расшевелить своего врага… с безопасного расстояния.
— Лично для меня бесплодность ваших надежд бесспорна, и мне жалко, что такая простая вещь для вас не является очевидной. Не желаете ли получить от меня дополнительные доказательства моего расположения к вам и вашим прихлебателям? Поверьте мне, а я кое-что понимаю в гастрономии — ваши прихлебатели на вкус просто превосходны! Отчего бы вам самим не убедиться в этом?
— Дерзкая рыбёшка, как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?
— А чем вам не понравился мой тон? Он не достаточно любезен? Но я, по счастью, не состою с вами в родстве, которое — увы! — кое к чему всё-таки обязывает. К тому же согласитесь, я даже не ваш должник.
— Передо мной все в долгу, — злобно прошипела Дискозома, — и в первую очередь наглецы и насмешники. Подплыви ко мне ближе, чтобы я могла тебя получше рассмотреть. Не бойся, ты ведь под защитой Закона. Или ты не веришь мне?
— Конечно, не верю. Сегодня я узнал о Законе кое-что новенькое. Моё утро сегодня началось с презабавной встречи с черепахой.
— Достойное животное, — обронила Дискозома.
— Вы так считаете? А мне она показалась отвратительной. Теперь вы замечаете, что мы несколько по-разному смотрим на одни и те же предметы? Разве я могу после этого последовать вашему приглашению и подплыть ближе, чем мне хотелось бы?
— Ты просто трус.
— Ха-ха! Я слышу призыв к глупости. Большая ошибка считать себя умнее других. Или вы находите, что это не так?
— Я нахожу, что ты отвратителен.
— Ну, это, по крайней мере, звучит весьма искренне. Обещаю вам рассказывать всем встречным о достоинствах, которые я сумел у вас открыть. Кстати говоря, ваша мысль, что весь мир перед вами в долгу, многим может показаться весьма симпатичной.
— Негодяй! — прошипела Дискозома. — Попадись только в мои щупальца!
— Не могу вам пообещать этого наверное, хотя вижу, что вам этого действительно хочется. Прощайте!
И Долопихтис поплыл, считая, что долги Дискозоме уплачены им сполна.
Мимо проплыла стайка быстрых сардин. Тела их отливали серебристым металлом. Вслед за ними пронеслась аргентина — одинокая и стремительная рыба с прекрасными большими глазами, взгляд которых казался задумчивым и благородным. Рыба очень умело и торопливо пожирала сардин.
Невдалеке удильщик заметил стайку крылоногих моллюсков, и совсем рядом от него проплыла неповоротливая пучеглазая рыба. Вода становилась всё прозрачней, и, наконец, брызнули и полились голубоватые лучи поднявшегося солнца.
И вновь Долопихтис почувствовал себя неуютно.
Наступало утро, то самое беспокойное время, когда всё живое, пробудившись ото сна, начинает прежде всего заботиться о собственном желудке. А он, маленький удильщик, очень хорошо виден со всех сторон.
«Не пора ли мне отправиться вниз — подальше от соблазнов? Моим друзьям внизу будет очень обидно, если я не сумею пережить ещё один день в светлом мире. И я был бы несправедлив к своим друзьям, если бы позволил лишить их своего общества. Кроме того, о многом, что я узнал, стоит подумать. А это лучше всего сделать по дороге домой».
И, бросив прощальный взгляд вокруг, маленький удильщик поплыл вниз.
Глава десятая,
в которой Долопихтис приводит в порядок сведения, полученные во время путешествия, и строит естественную картину мира
Долопихтис плыл вниз, посматривая по сторонам. Навстречу ему пронеслась, не разбирая дороги, стайка испуганных сардин — на этот раз их преследовала плоская рыба с очень высоким спинным плавником, в которой удильщик без труда узнал солнечника. «Ага! Похоже, что солнечник неспроста рассматривает хвосты сардин».
Чтобы позабавиться, удильщик, шаловливый и находчивый после сытного завтрака, крикнул солнечнику:
— Не знаете ли вы, солнечник, куда плывут эти сардины?
— Именно это я и пытаюсь установить всё утро.
— Тогда остановитесь, и я поделюсь с вами своими соображениями.
— Благодарю, но я тороплюсь проверить свои, — быстро ответил солнечник и помчался сломя голову дальше.
В это время Долопихтис заметил медленно приближающегося спинорога. Сросшиеся челюсти и круглый глаз придавали ему «несколько простоватый вид», как деликатно выразился Долопихтис, не считая себя вправе высказаться более определённо. Всё семейство сростночелюстных, на редкость безобидное, даже при своих внушительных размерах, отличалось покладистым характером. Сросшиеся челюсти позволяют им употреблять в пищу только очень мелких животных, среди которых не последнее место занимают копеподы. Удильщик обратился к медленно плывущему спинорогу:
— Куда это ты так мчишься?
— Ну, что я тебе мешаю, что ли? — плаксиво протянул спинорог. — Плыл бы своей дорогой.
— Да уж так получилось, что моя дорога прошла мимо твоей.
— А я что, виноват, да? — монотонно затянул спинорог. — Я же к тебе не лезу.
— Да ты не бойся, — успокоил его удильщик, — я ведь тебя не съем. Вон ты какой большой и сильный. Просто хочется поговорить.
— А чего говорить? Я себе плыву по делам, и ты себе плыви. Чего ты привязался? Я же тебе ничего не сделал.
— Наверное, ты ещё не завтракал? — спросил Долопихтис.
— Ну? — насторожился спинорог.
— А я знаю, где сейчас плавают вкусные рыбки.
— Нужны мне твои рыбки! Сам бы и ел. А я из спинорогов, которые питаются растениями. Мне нужны заросли водорослей.
— Есть и заросли! — воскликнул удильщик. — Я гостил там у…
— У кого? — подозрительно спросил спинорог.
— У тряпичника. И ещё там я встретил свою милую родственницу — морскую мышь. Хочешь, я тебе расскажу, как туда доплыть?
— А что я тебе за это должен сделать?
— «Я тебе, ты мне»! — раздражённо передразнил удильщик. — А тебе не приходит в голову, что мне просто хочется сделать тебе приятное?
— Ну, приходит, — ответил спинорог, и было видно, что он этому не верит.
— Тогда плыви вот в этом направлении, и ты очень скоро найдёшь так много растений, что не сумеешь их уничтожить за всю свою бурную и героическую жизнь. Плыви!
— Что это ты такой добрый? Не иначе тебе что-то надо.
— «Надо! Надо»! — воскликнул вконец раздосадованный Долопихтис. — Мне надо научить тебя бескорыстию!
— Да нет. Я ничего. Ты не сердись. Это я просто так, — с сомнением произнёс спинорог, и было хорошо заметно, что он думает иначе.
— Проваливай! — крикнул Долопихтис, чувствуя, что от его хорошего настроения остаётся одно воспоминание. — Если я поговорю с тобой ещё пять минут, ты задохнёшься от подозрений.
— Ну ладно, я поплыву, — примирительно произнёс спинорог и, недоверчиво оглядываясь, поплыл в сторону, указанную Долопихтисом.
«Насколько проще и естественней делать добро, когда его ожидают. А каким интересным собеседником мог быть спинорог — ведь он по-своему является удивительной рыбой. То, что спинорог питается растениями, — прелюбопытная вещь. Значит, не все рыбы хищники или трупоеды», — размышлял Долопихтис, плывя всё время вниз.
И чем ниже опускался удильщик, тем темнее становилась вода: синий цвет незаметно перешёл в серый, и лишь опалесцирующие, подобно опалу, сапфирины оживляли окружающую унылую картину. Долопихтис и раньше встречал сапфирин, но только теперь он узнал, что эти светящиеся отражённым светом глубоководные рачки также являются членами великого отряда копепод. Крохотными светящимися точками они во всех направлениях двигались в воде, отмечая своим появлением тот последний рубеж, до которого ещё проникали солнечные лучи, уже очень слабые и поэтому невидимые для глаза.
1 2 3 4 5 6