Притесняемый не станет притеснять других.– Э-э, зять, все не так. Нойон любит того, кто ему нужен. Почему Таргутай-Кирилтух благоволит мне? Никто не умеет приготовить такого кумыса, как я. Другого он просто пить не может. Моему Чилауну лень шевелить колотушкой. А того не понимает, что пока нойон пьет мой кумыс буду сыт и я. Он меня будет беречь, как воин боевого коня.– Ты мог бы остаться и тут. Но отпусти меня! Вместе с зятем и сестрой я уйду к Тэмуджину.Спор разгорелся вновь. И Хадан уже ничего не могла поделать с отцом и братом. Пошла в юрту, осмотрелась. Здесь не было ничего лишнего, но зато все – одежда, войлоки, котлы – добротное. Да, отцу жаловаться на жизнь не приходится. Он всегда умел ладить с сильными и не упускать из рук своего.Семья отца никогда не голодала, не бедствовала, как другие семьи.Хитростью, осторожностью отец отводил все беды и невзгоды. Просто удивительно, как это он решился тогда помочь Тэмуджину…Она села у порога. Солнце било прямо в глаза – еще не жаркое, ласковое весеннее солнце. Приспустила дверной полог, и тень упала на ее лицо. Мужчины спорили. Даже ее муж ввязался. Он говорил с неловкой улыбкой, будто извинялся за свои слова. В спорах, разговорах он всегда был неловок, стеснителен и чаще всего молчал, слушая других, не умел резко возразить, твердо отказать. От этого жили в бедности. Другие где выпросят, где украдут, где в бою добудут, а он может только свое отдать. В их курене к мужу относились с усмешечкой, будто к блаженному. Но она-то знала, что он может быть и бесстрашным и твердым, как камень. Все чаще он упоминал о Тэмуджине. Наслушался толков о его справедливости и загорелся желанием бежать от тайчиутов.Вечером Хадан помогла подоить кобылиц. После ужина при свете очага сбивали кумыс. Спать легли поздно. Никто не успел заснуть, когда послышался стук копыт. Залаяли собаки. Чилаун поднялся, выглянул из юрты.– Чимбай приехал. Чего это он ночью-то?Старший из братьев вошел в юрту. На его поясе висел меч и колчан, полный стрел. Торопливо поприветствовав сестру и зятя, Чимбай сказал:– Нашли время по гостям ездить… Отец, слушай: Тэмуджин и Ван-хан перехватили идущих к ним меркитов, разбили и завернули назад. Татары, услышав об этом, возвратились в свои кочевья. Таргутай-Кирилтух остался один. А войска Тэмуджина рядом. Всем велено уходить.– О горе! – воскликнул Сорган-Шира. – Куда же мы пойдем?– Наверное, в сторону меркитов. Если успеем…– Нам и успевать не к чему, – сказал Чилаун. – Пусть Таргутай-Кирилтух бежит – жир растрясет.Чимбай снял с пояса оружие, повесил на стену у входа.– Я тоже подумал, что нам бежать от Тэмуджина не стоит.– А твоя юрта, кони, жена? – всполошился Сорган-Шира.– Жена коней приведет сюда. Юрта пусть пропадает.– Ты не в своем уме, Чимбай! – закричал Сорган-Шира. – Кто же бросает такое добро? Возвращайся назад!– Я с большим трудом вырвался из куреня. Если тебе юрта дороже моей жизни – вернусь.– И что за дети у меня! – Сорган-Шира схватился за голову. – Ничего не жалеют, ничем не дорожат. Сам поеду!Хадан испугалась – он поедет. Схватила за руки.– Одумайся, отец. Станешь искать юрту – потеряешь голову.И все дружно принялись его уговаривать. Сорган-Шира долго огрызался, наконец махнул рукой:– Делайте что хотите. Когда дети становятся умнее отца, жди несчастья.Он лег в постель, но не спал, ворочался, что-то бормотал про себя.Начищенным котлом блестела лысина. Не спали и все остальные. Чимбай часто выходил из юрты, прислушивался – ждал жену. Но было тихо. Над степью висела луна. Тяжелые тени облаков ползли по седой земле.Жена Чимбая приехала под утро. Устало сползла с седла, заплакала.– Где кони? – хмуро спросил Чимбай.– Без коней едва вырвалась…Всхлипывая, вытирая слезы, она рассказала, что люди не хотят никуда уходить, разбегаются, прячутся, а воины Таргутай-Кирилтуха бьют плетями всех подряд – детей, женщин, стариков.– До сих пор не снялись?– Нет. Я думала, меня убьют… Ой-ой!– Перестань хлюпать! – прикрикнул на нее Чимбай.– Какие кони были! Какая юрта была! – запричитал Сорган-Шира.Утром вдали проскакали и скрылись несколько всадников. Чуть позднее в той стороне, где был курень, поднялось облако пыли. Облако катилось над степью, затмевая солнце. Разрозненные кучи конных выскакивали из пыли и мчались кто куда. Некоторые проскакали совсем рядом с юртой, но вряд ли видели ее и людей, испуганно сбившихся перед входом.Хадан прижалась к мужу. Он обнял ее за плечи. Почувствовав силу его рук, она успокоилась. Внезапно от кучи всадников отделился один и направился к ним. Он резко осадил коня перед юртой. Шлем надвинут на брови, в руках копье. Хадан узнала воина – Джиргоадай, друг ее братьев.– Вы почему не уходите? Тэмуджин – вот он, рядом!– Куда мы уйдем! Нет ни повозки, ни вьючных седел. Пропали мы, пропали! – Сорган-Шира молитвенно сложил руки, закатил глаза: Милосердное небо, смилуйся над нами.– Эх вы! – Джиргоадай выругался, сплюнул.К юрте приближалось сотни две конных воинов. Джиргоадай дернул поводья, пригрозил воинам копьем и поскакал, оглядываясь, что-то выкрикивая. Вслед ему понеслись стрелы. Воины хана Тэмуджина!За первой сотней, рассыпавшись во всю ширь степи, катились рысью тумены. Земля гудела под копытами и шелестели травы. Воины налетели на одинокую юрту, как дикий вихрь на куст хурганы, как волчья стая на отбившуюся от стада овцу, – прыгали с коней, хватали что под руку подвернется – седло, котел, уздечку, бурдюк. Сорган-Шира метался от одного к другому, кричал, безумея от горя:– Что вы делаете? Что делаете, разбойники?!Его отталкивали, били плетью и, на ходу приторачивая к седлу добычу, мчались вперед. За ними подлетали другие. В миг от юрты остались одни решетчатые стены и жерди – уни. Тогда начали срывать одежду. Молодой, воин схватил Хадан за руку, потянул в седло. Она закричала, оглянулась. Увидела налитые яростью глаза мужа, оголенного по пояс. Он бросился на воина, ударил кулаком в лицо. Тот, охнув, свалился с седла. Конь, лягнув его, убежал. На мужа накинули аркан. Веревка захлестнулась на пояснице, прижав к туловищу руки. Его потащили за собой, и он бежал, высоко вскидывая босые ноги. Хадан бросилась следом, но сразу же потеряла его из виду. Однако продолжала бежать, задыхаясь от крика. Мимо рысили воины и, принимая ее за сумасшедшую, отворачивали коней.– Остановите эту женщину! – услышала она крик.И невольно подчинилась ему, стала. По лицу бежал едучий пот, смешивался со слезами и капал с подбородка. Перед ней остановился всадник на сером коне. На всаднике не было ни воинских доспехов, ни оружия, на дорогом поясе, стягивающем халат из грубой, шерсти, висел нож в простых кожаных ножнах. Из-под войлочной шапки торчали рыжие косицы. Всадник сидел, сутуля плечи, и спокойными глазами смотрел на нее.– Ты кто такая?Чья-то рука отбросила ее распущенные волосы, и удивленный голос сказал:– Это, кажется, Хадан, дочь Сорган-Шира.Она подняла глаза. К ней склонилось худощавое лицо с сурово насупленными бровями – Чаурхан-Субэдэй! Она вцепилась в его гутул.– Спасите моего мужа!– Дочь Сорган-Шира, ты помнишь меня? – спросил Тэмуджин.– Помню, хан. Спасите моего мужа! Его повели ваши воины. Туда.– Субэдэй-багатур, отыщите ее, мужа. Твой отец и твои братья живы?– Были живы…– Пусть они найдут меня.Тэмуджин уехал. К ней подскакал Субэдэй-багатур, приказал:– Иди за мной.Придерживаясь за стремя, она побежала рядом с его конем. Спустились в лощину. У куста дэрисуна в луже крови лежал человек. У Хадан подсеклись ноги, она упала лицом в траву. Услышала над собой голос Субэдэй-багатура:– Опоздали. Не горюй, найдем тебе другого мужа.А мимо с гиканьем, свистом скакали всадники. Глава 10 Этого часа Тэмуджин ждал многие-многие годы. Ждал с того самого дня, когда Таргутай-Кирилтух отобрал у него скакуна – гнедого жеребчика. Шел к этому часу через унижения, заблуждения, через горечь потерь, душевную боль, преодолевая свое неверие и муки совести.Он остановил коня на сопке, овеваемой слабым ветром. Впереди жарко поблескивала излучина Онона. По широкому лугу, вытаптывая свежую зелень, неслись всадники. Одни сдерживали коней и поворачивали назад, другие кидались с берега в реку, переплывали на ту сторону и скрывались за грядой тальников.Ему казалось, что это то самое место, где он когда-то сбросил колодку, зайцем бежал по кустам, потом, как рыба налим, таился в воде под берегом.Слез с коня, присел на прогретый солнцем камень. За спиной столпились нойоны и туаджи – порученцы, ждали его приказаний. Он обернулся, подозвал Даритай-отчигина.– Скажи, дядя, вы с Таргутай-Кирилтухом пировали тут?В прижмуренных глазах Даритай-отчигина метнулось беспокойство.– Когда пировали?– Давно. Вы пили кумыс и архи, а я чистил котлы. Потом убежал…– А-а… Это не тут было. Выше по реке. Много выше. Совсем в другом месте.Тэмуджину почему-то не хотелось, чтобы это было в другом месте.– У тебя плохая память, дядя!– Память у меня очень хорошая.– А я говорю – плохая. Слишком многое забываешь.– Стар становлюсь, – охотно согласился дядя, попятился и вдавился в толпу нойонов – подальше от глаз племянника.Этот разговор на короткое время омрачил радость Тэмуджина. Отвлекаясь от него, он снова стал смотреть на берег Онона. Его воины заполнили весь луг, отжали от реки сдавшихся тайчиутов, сбили в кучу и погнали назад.Ниже через пологий увал перекатывались кэрэиты Ван-хана.Прискакал Мухали, подгоняя двух воинов-тайчиутов.– Хан Тэмуджин, в руках этих людей были Таргутай-Кирилтух и его сын.Они их упустили.Воины соскочили с коней и пали ниц.– Рассказывайте.Воины подняли головы.– Хан Тэмуджин, мы были нукерами Улдая. Наш господин и его отец покинули разгромленное войско и побежали в кочевья меркитов. Нас они взяли с собой. А зачем нам бежать в чужие земли? Подумав так, мы решили возвратиться. И прихватили с собой наших нойонов. Хотели доставить тебе. А потом отпустили…– Сами отпустили? Или они бежали?– Отпустили, хан Тэмуджин.Он нахмурился. Воины под его взглядом втянули головы в плечи. Спросил тихо:– Почему вы так сделали?– Хан Тэмуджин, мы хотим служить тебе. А кому нужен слуга, предавший своего господина?Тэмуджин чувствовал за своей спиной напряженное ожидание нойонов. И злость на чрезмерно добросовестных нукеров Улдая прошла.– Я выше всего ценю преданность. Вы поступили правильно. Если бы привели Таргутай-Кирилтуха, я приказал бы вас казнить. Предавший моего врага, завтра предаст меня… Верните им оружие.Подозвав Мухали, он тихо приказал расспросить нукеров, где они оставили Таргутай-Кирилтуха и Улдая. Далеко уйти они вряд ли успели. Их надо догнать и без шума прикончить.Раньше он поступил бы иначе. Он бы повелел поставить Таргутай-Кирилтуха перед собой и, прежде чем сломать хребет, высказал все свои обиды, насладился смертным страхом, разлитым по его широкому лицу, вынудил ползать на коленях и просить пощады. Сейчас ничего этого не хотел.Когда-то грозный Таргутай-Кирилтух, безжалостный мучитель, о мщении которому бредил ночами, Таргутай-Кирилтух, нависавший над ним гранитной скалой, больше ничего не значил: камешек в гутуле, снял гутул, вытряхнул – иди дальше. После разгрома Коксу-Сабрака и спасения Ван-хана он чувствовал в себе силу и способность сокрушить любого врага. Раньше он только отбивался, теперь будет нападать. И не вложит меч в ножны, пока не искоренит врагов – всех до единого. Люди разных племен желают мира и покоя, их воля – его оружие. Такого оружия нет ни у одного нойона-владетеля.По склону сопки бежали трое полуголых мужчин. За ними скакали всадники, помахивая плетями. Мужчины уворачивались от ударов, кидались из стороны в сторону, как затравленные зайцы. Нойоны за спиной Тэмуджина засмеялись. Тэмуджин послал к всадникам порученца – туаджи узнать, что за людей поймали всадники. Воспользовавшись тем, что туаджи остановил воинов, трое кинулись в гору. Впереди бежали двое молодых мужчин, за ними, согнувшись, хватаясь руками за ковыльные кустики, косолапил пожилой. Еще издали пожилой закричал:– Спаси от гибели, хан Тэмуджин!Он подбежал к Тэмуджину, свалился у ног. Из груди рвалось хриплое дыхание, ходуном ходили ребра, на спине краснели рубцы – следы плетей, по лысине ручейками бежал пот; молодые тоже были исхлестаны плетями, но дышали не так трудно и не упали перед ним на колени. Вдруг догадка обожгла его. Он наклонился, тряхнул пожилого за плечо:– Кто такие?– Я… Сорган… Шира… Сорган-Шира.– За что вас так изукрасили?Сорган-Шира снизу вверх посмотрел на Тэмуджина, на лице страх.– Н-не знаю.– Не бойся, Сорган-Шира. Я тебя в обиду не дам. – Обернулся к нойонам, отыскал дядю и Алтана. – Этот человек был слугой моего отца. Он всегда оставался верным. Когда другие боялись или не хотели пошевелить пальцем, чтобы облегчить мои страдания, Сорган-Шира спас мне жизнь. Разве так вознаграждается верность? Встань, Сорган-Шира. Отныне ты свободный человек. И никто в моем ханстве не дерзнет заставить тебя склонить голову.Я отличу и тебя, и твоих детей. Встань!Сорган-Шира медленно поднялся. Его ноги мелко подрагивали, но страха на лице не было, его сменили растерянность и недоверие.– Велика твоя милость, хан Тэмуджин! – скосил глаза на нойонов. – Над нами не будет господина? А как же…– Отныне у тебя один господин – я, хан. Ты волен, как эти нойоны.– Ага… – Сорган-Шира совсем пришел, в себя. – Пусть небо хранит тебя, хан! Но прости недостойного. Что человеку воля, если из всего нажитого осталось только это, – он поддернул штаны.– А что у тебя было?– У меня была хорошая одежда, новая юрта, железные котлы и чаши из дерева…– Куда же все это делось?– У меня было все до сегодняшнего дня, – увильнул от прямого ответа Сорган-Шира.– Мои воины ограбили тебя?Сорган-Шира отвел взгляд. За него ответил Чилаун:– Твои, хан Тэмуджин. Ограбили, избили, убили мужа Хадан.– Где стояла ваша юрта?– Недалеко отсюда. Вон там.Не оборачиваясь, спросил у нойонов:– Чьи воины шли там? – Нойоны притихли. – Твои, Хучар?– Не мои, а твоего брата Хасара, – пробубнил Хучар, нарочно растягивая слова: радовался случаю досадить хотя бы такой мелочью.– Хасар, иди сюда. Это верно?Брат подошел неспешно, широко расставил ноги в гутулах, расшитых цветными нитками от загнутых носков до края голенищ. Крутая грудь закована в поблескивающие латы, на голове золоченый шлем, начищенный так, что можно смотреться, как в китайское зеркало, на шелковой перевязи с пышными кистями кривая сабля, обложенная чеканным серебром, – вырядился, синеперый селезень! Хасар презрительно повел круто изогнутой бровью на Сорган-Шира:– Радовался бы, что в живых остался… Когда воины идут в сражение, им некогда разбирать, где враг истинный, а где затаились такие.– Когда воины идут сражаться, Хасар, они должны в обеих руках держать оружие. А что у вас? Одна рука держит меч, другая хватает добычу. Когда это кончится? У нас войско или шайка разнузданных разбойников? У тебя спрашиваю, Хасар! Я вас спрашиваю, нойоны!– Так было всегда, – с обидой сказал Хасар.– А теперь будет иначе. Битва – рази врага обеими руками, повержен враг – бери его добро. Поезжай к своим воинам и верни этому человеку все.Не утаивайте и обрывка веревки.Сорган-Шира наконец поверил в свое счастье, осмелел, начал бойко перечислять, сколько чего у него похитили. К своим потерям добавил и коней Чимбая, оставленных в курене, и табун дойных кобылиц Таргутай-Кирилтуха.Хасар вскипел:– Может, и волосы с твоей головы похитили воины? Брат, я верну этому человеку все.Но почему мои воины должны оставаться без добычи? Чем они хуже кэрэитов Ван-хана?– А что кэрэиты?– Что… Курени грабят. Или чужим можно? Своих утесняешь…– Иди и делай, что велено! Джэлмэ, Боорчу, скачите к кэрэитам. Пусть не смеют брать ничего!Он знал, что это вызовет недовольство воинов Ван-хана. Но не беда.Пусть и хан-отец учится уважать его волю. Хану до сих пор стыдно за свое отступничество. Когда впервые после разгрома Коксу-Сабрака встретился с ним, пришлось даже успокаивать старика – так он клял коварство найманов и свое легковерие. Они дали друг другу слово впредь не слушать, никаких наговоров…Ван-хан и его сын не замедлили явиться к Тэмуджину. В сопровождении своих нойонов поднялись на сопку, спешились. Тэмуджин приказал разостлать для хана войлок, сам остался сидеть на камне. Внизу на берегу реки воины разоружали пленных тайчиутов.– Ты посылал ко мне Джэлмэ и Боорчу? – спросил хан.– Посылал, хан-отец, с просьбой ничего не трогать в куренях тайчиутов.Нилха-Сангун накрутил на палец стебель дэрисуна, резко дернул стебель оторвался у корня.– По какому праву ты лишаешь нас добычи? – спросил он.– Нилха-Сангун, пора бы знать, что не все взятое в бою добыча.– Как так? Это что-то совсем новое…– Не новое. Боорчу отбил у Коксу-Сабрака твоих людей, твою семью.Почему-то он не посчитал это своей добычей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10