Евреев следовало держать в подчинении, для этого допускалась умеренная строгость; сравнительно с домашними животными евреи обладали единственным преимуществом — их запрещалось убивать. Этот принцип был четко выражен линкольнским епископом Робертом Большеголовым *5: «Как богоубийцы, до сих пор продолжающие хулить Христа и насмехаться над Его Страстями, они должны пребывать в плену у земных владык. Неся на себе печать Каина, осужденные скитаться по свету, они должны обладать и привилегией Каина: никому нельзя убивать их». Но «привилегия Каина» не всегда предохраняла евреев от рвения тех, кто хотел заполучить их деньги. Иннокентий III постановил, что те, кто «богохульствуют», не подпадают под привилегии, даваемые эдиктом Constitutio pro Judaeis. До нас не дошло ни одного средневекового судебного документа об убийцах евреев и их оправданиях при расследовании дела, но можно с уверенностью предположить, что богохульство было наиболее частым обвинением против людей, которых они убивали и грабили.Хотя Constitutio pro Judaeis предоставлял еврейскому народу весьма слабую защиту, папский двор был единственным двором Европы, куда они могли обращаться за помощью в отчаянном положении; и тот факт, что они столь часто прибегали к этому средству, указывает, что иногда такие обращения увенчивались успехом. Например, когда подданные Людовика Святого *6 начали избиение евреев, папа Григорий IX 7 написал гневное послание французскому королю и иерархам. Как обычно, прежде чем отправиться в Святую землю, крестоносцы пробовали свое оружие на евреях. Уцелевшие обратились к папе. Григорий был поражен ужасной новостью: крестоносцы значительно превысили ту меру угнетения евреев, которая была определена Иннокентием III, они хотели «почти совершенно» истребить евреев. В ходе этого неслыханного взрыва жестокости и безумной вражды погибло 5 тысяч человек. Одни получили смертельные ранения, других затоптали копытами коней. Разговоры о благочестии, служившие прикрытием этих жестокостей, не обманули Григория. Он писал епископам, что такие поступки не следует объяснять религиозными мотивами. «Мерзко и постыдно обойдясь с оставшимися в живых после резни, они забрали и промотали их имущество». Среди этих убийц, несомненно, было множество фанатиков, действительно веривших, что они поступают угодным церкви образом. Им внушали, что следует позволять этим людям жить, потому что некоторые из них в конце концов перейдут в христианство; потому они решили, что тех, кто упрямо отказывается креститься в соответствии с христианской верой и законом, можно убивать. Именно такое объяснение приводили французские крестоносцы. «Чтобы скрыть столь бесчеловечное преступление под покровом добродетели и найти оправдание своим безбожным поступкам, они утверждали, что сделали вышеназванное и угрожали совершить еще худшее потому, что евреи отказываются креститься».Папа отправил копию своего послания Людовику Святому, прибавив настоятельный совет строго наказать виновных в преступлениях, «столь несказанно оскорбительных для Господа». Однако, когда евреи были в беде, Людовик Святой не проявлял к ним ни малейшего милосердия, если только не видел возможности их обращения в христианство. Он приглашал к своему столу христианских бедняков и проявлял добродетель самоуничижения, омывая ноги прокаженным. Но поучал своих подданных, что вместо споров с евреями следует вонзать им в брюхо меч по самую рукоятку. «Так говорю я вам, — заявил король, — да не станет никто из вас, если только он не просвещенный служитель церкви, спорить с евреем, но когда мирянин слышит о поругании христианского закона, пусть защищает его своим мечом, вонзив его как можно глубже во внутренности хулителя». Выражение «когда он слышит о поругании христианского закона» могло относиться ко всякому высказыванию, отрицающему истинность христианского учения. Подлинный смысл слов короля состоял в том, что он не одобрял участия несведущих мирян в религиозных диспутах, а его предложение, чтобы рыцари отвечали на критику мечом, вполне соответствовало практике средневековья.Жуанвиль пространно описывает сцену, которая побудила Людовика Святого дать свой знаменитый совет. Двух еврейских раввинов пригласили в монастырь для участия в религиозном диспуте. Их доводы вызвали гнев воинственного рыцаря, который стал колотить их палкой по голове и не успокоился, пока не выгнал их вон. Бедняги-раввины не могли ответить рыцарю и Людовику Святому; ответом могли бы послужить строки Иехуды Алхаризи *8 из «Спора между мечом и пером». Меч в этом диалоге похваляется своей силой, на что Перо отвечает ему: Я молчу, но когда я делаю смотр своим войскам, в сердца гордецов вселяется страх. Мои творения обогащают умы царей, а мои слова служат утехой сердец. Не моей ли силой свет зиждется на справедливости, и можно ли найти несправедливость в моих деяниях и трудах? Мною начертал Всевышний Десять заповедей и вручил их на горе Хорев моим хозяевам. Когда повсюду вздымается меч, я возношу над ним свой стяг. Когда же, полный гордыни, он приходит сразиться со мной, я выпрямляюсь во весь рост, и он падает ниц. На папское повеление крестоносцам вернуть евреям их разграбленное имущество никто не обратил внимания. Через несколько лет, в 1253 году, король попытался изгнать из Франции всех евреев. Этот план был результатом весьма своеобразного благочестия: «Ибо сарацины намекнули королю, — писал Матфей Парижский, — что мы не слишком почитаем и любим нашего Господа Иисуса Христа, если терпим в своей среде Его убийц». Людовик Святой не придал значения словам нескольких мудрых советников, убеждавших его, что ссуживание денег под проценты — экономическая необходимость и что без этого невозможно процветание ни ремесел, ни земледелия. Поддержку в своей борьбе против ростовщичества король получил от своих подданных, настроенных куда менее идеалистически, чем он: от аристократов, стремившихся избавиться от своих кредиторов, от торговцев, опасавшихся еврейской конкуренции, и от христианских ростовщиков. И случилось так, заключает Матфей Парижский, «что каорсинцы моментально заняли места и должности изгнанных евреев». Эти итальянские ростовщики держали в Каорсо банковскую контору, служившую центром их финансовых операций во Франции, Англии и Германии. Многие жители Каорсо участвовали в этой коммерческой деятельности, и Данте помещает их за это в своем Аду рядом с содомитами (37, 152).В средние века ссудное дело было нелегким ремеслом, а высокие ставки, иногда доходившие до 50-80%, не следует сравнивать с процентными ставками современных банков. Процент устанавливался королевским эдиктом. Короли и правители брали себе значительную часть дохода контор еврейских ростовщиков, которые с юридической точки зрения были королевской собственностью, а иногда конфисковывали и самый их капитал. Из-за церковного запрета христианские ростовщики также подвергались значительному риску; им приходилось действовать скрытно, и они славились своим лихоимством. Средневековый хронист Джеффри Парижский писал, что в сравнении с христианскими конкурентами еврейские ростовщики были людьми, с которыми было легче иметь дело:Ибо евреи были гораздо мягче и добродушнее В подобных делах, Нежели христиане ныне.Любопытное смешение коммерции и религии представлено в рассказе о благочестивом ростовщике. Он включил в свои молитвы просьбу о помощи против еврейских конкурентов: «Прости нас. Господи, за наши прегрешения, как мы прощаем им за прегрешения против нас; эти проклятые евреи замыслили сокрушить нас, ссужая нашим клиентам деньги под более низкий процент. Возлюбленный Боже, помни, что они распяли Тебя, и прокляни их» (63, 3, 411).Англичане горько сетовали, когда после 1290 года *9 они попали в лапы хищных христианских ростовщиков. «Они хуже евреев, — писал Томас Вильсон, — ибо в любой христианской стране у евреев можно получить ссуду под 10 процентов, а иногда даже и под 6, а английские ростовщики не знают Божьего милосердия и им главное — побольше содрать с вас» (193, 252). Епископ Роберт Большеголовый, никогда не славившийся дружелюбным отношением к евреям, по свидетельству Матфея Парижского, незадолго до смерти призывал «устыдить христианских ростовщиков, которые вовсе лишены милосердия, и обращаться не к ним, а к евреям».Обвинения в бессовестном лихоимстве, часто выдвигаемые против средневековых евреев, а иногда и против христиан, основаны на незнании экономических условий того времени. Ростовщики были обязаны часть прибыли отдавать в государственную казну, сам процент ссуды устанавливался королевской властью. Налог на доходы банкира был произвольным и иногда оборачивался конфискацией не только прибыли, но и самого капитала. «Нет такого банкира в Лондоне или страхового агента у Ллойда, — писал в 1804 году Томас Уитерби, — который был бы готов рисковать, как рисковали евреи, хотя они брали при этом меньший процент» (194, 27).Распространенное мнение о том, что в средние века ростовщичество было занятием исключительно евреев, наживавшихся на честном труде христиан, — одна из излюбленных тем современной антисемитской литературы. Но никогда в средние века у евреев не было монополии на ростовщичество. «Роль, которую евреи играли в кредитной системе средневековой экономики, — писал X. Пиренн, — определенно преувеличена и в сравнении с масштабами итальянского кредита выглядит незначительной» (144, 133). В конце 13 века финансовые рынки Европы контролировались христианскими дельцами. Свидетельство Матфея Парижского показывает, что христианские ростовщики в Англии своей алчностью превосходили любого еврея:«В те дни (1235) каорсинцы стали столь страшной чумой, что во всей Англии трудно было найти человека, в особенности прелата, который не запутался бы в их сетях. Сам король был их неоплатным должником. Они опутывали нуждающихся в их услугах, скрывая свое лихоимство под личиной торговли… В тот год епископ Лондона Роджер, человек достойный и ученый, видя, как эти каорсинцы, ведя в высшей степени бесстыдный образ жизни, бессовестно на глазах у всех взыскивают свои проценты и разоряют благочестивый народ всевозможными неправдами, накапливая деньги и закабаляя многих людей, пришел в совершенную ярость». Однако каорсинцы встретили проклятия епископа «насмешкой, презрением и угрозами»; они обратились к римскому двору, и епископ «был вызван в Рим для расследования оскорбления, нанесенного им папским торговцам».Матфей Парижский сообщает также о жалобе епископа Роберта Большеголового на папскую поддержку христианских ростовщиков, которые вытеснили евреев. «Ныне коммерсанты или менялы Его Святейшества открыто действуют в Лондоне, вызывая возмущение евреев. Они строят всевозможные гнусные козни против служителей Святой церкви, а особенно — против монахов; угрожая разорением, они заставляют давать ложные показания и подписывать фальшивые бумаги». Во избежание формального обвинения в ростовщичестве они использовали всевозможные бесчестные уловки. Так, если кто-нибудь хотел взять ссуду в 100 марок, он вынужден был дать расписку в получении 100 фунтов, причем даже если он хотел погасить долг незамедлительно, кредитор требовал 100 фунтов, а не 100 марок. «Эти условия, — писал хронист, — были хуже еврейских, ибо еврей с учтивостью получит назад ссуженную сумму, требуя на нее лишь процент, пропорциональный сроку ссуды».Итальянцы в сравнительно короткий срок завладели английским денежным рынком, так как могли сочетать ростовщичество с торговлей. Они не страдали от запретов, ограничивающих сферу их деятельности исключительно кредитными операциями. Более того, они пришли в Англию как папские агенты, собирающие налоги в пользу Святейшего престола, что, между прочим, давало им в руки огромные суммы денег. В 1228 году несколько флорентийских семейств поселились в Лондоне в качестве банкиров короля Генриха III, а двадцать лет спустя так разбогатели, что вызывали зависть англичан. «Эти чужеземные ростовщики, — писал Матфей Парижский, — столь умножились и разбогатели, что построили себе в Лондоне великолепные дворцы и решили остаться здесь навсегда».Прелаты не дерзали слишком жаловаться, ведь каорсинцы были папскими агентами; не смели выражать свое неудовольствие и миряне, потому что каорсинцы снискали покровительство некоторых знатных особ, чьи деньги, по словам современника, они вместе с папскими ссужали под проценты. Некоторые из этих ростовщиков все же попали под суд по обвинению в «осквернении английского королевства позорным ростовщичеством» и были заключены в тюрьму. Евреи злорадствовали, ибо, как писал Матфей Парижский, «теперь не только они одни были на положении рабов». Но итальянцы вышли на свободу, уплатив значительные суммы, и беспрепятственно продолжали свои кредитные операции. Более экономика Англии не нуждалась в услугах евреев, и они лишились даже видимости защиты. Преследуемая церковью и государством, еврейская община Англии во второй половине 13 века была постепенно доведена до такой нищеты, что порой даже сердца христиан наполнялись состраданием к ее бедствиям. Матфей Парижский, веривший, как и большинство его современников, что по воле Бога эти люди должны вечно страдать, выражает некоторое сочувствие их судьбе. Из записей в его «Хронике» за 1252 — 1256 годы видно, что король не давал евреям спокойно жить в Англии, однако и не позволял им покинуть страну; его политика была похожа на политику Гитлера в 1935 году: «Король отобрал у евреев всю собственность, которой владели эти порочные люди; он не только, как это бывало раньше, содрал с них шкуру — он вытянул из них кишки. Этот ненасытный охотник за золотом обобрал как христиан, так и евреев, отняв у них деньги, пищу, драгоценности, причем с такой алчностью, что казалось, что новый Красе восстал из мертвых». Евреи были теперь столь бедны, что король принялся за грабеж христианских жителей Лондона, угрожая им, «как низшим из рабов; и впрямь казалось, что на них смотрят почти так же, как и на народ рабов — евреев». 1254 год: «Король обратил свою ярость против порочного еврейского сброда с такой силой, что они прокляли свою жизнь». Наконец, евреи попросили разрешения покинуть Англию в ответ на требование короля под угрозой заточения и смерти выплатить ему крупную денежную сумму. «Как может король, — сказали они, — любить или щадить нас, если он губит свой собственный народ? У него есть папские агенты, накапливающие горы денег. Пусть король положится на них… ибо это они погубили и разорили нас». Просьба их была отклонена под тем предлогом, что евреям некуда идти. «Куда вы, порочные, можете убежать? Французский король ненавидит и преследует вас, он изгнал вас навсегда. В конце концов, — заключает Матфей, — жалкие остатки их жалкой собственности, которые позволяли им хоть как-то жить, были отняты у них силой».Королевская политика экономического уничтожения евреев получила поддержку со стороны местных церковников, но окончательный удар был нанесен в следующем, 1255 году: «Когда подошел Великий пост, король с превеликой настойчивостью потребовал от вконец обнищавших евреев немедленно уплатить 8 тысяч марок, угрожая в противном случае повесить их». Евреи опять просили разрешения покинуть страну: «У нас не осталось никакой надежды свободно дышать здесь; папские ростовщики вытеснили нас; поэтому позвольте нам уйти и искать себе какого-нибудь другого пристанища». У них не было надежды вернуться в собственную страну. В 13 веке и на протяжении многих последующих веков Палестина была закрыта для евреев еще надежнее, чем в годы гитлеровского террора и британского мандата. Время от времени некоторым евреям удавалось вернуться туда, но они всегда рассматривались как «нелегальные иммигранты».В Англии евреи были целиком во власти короля, они не имели права покидать страну без королевского разрешения. Теперь, когда из них выжали почти все соки, король передал их своему брату, графу Ричарду, чтобы тот «мог выпотрошить тех, с кого король уже содрал шкуру». Граф не мог извлечь из них никакой пользы. Он пощадил их, как пишет Матфей Парижский, «приняв во внимание уменьшение их влияния и их позорную бедность». Позже, в 1290 году, когда Эдуард I изгнал их из Англии, они жили уже в полной нищете.Итальянцы, граждане Рима или Флоренции, прибывшие в 13 веке в Англию в поисках удачи, были встречены народом без особого радушия, хотя вечно нуждавшиеся в деньгах короли отнеслись к ним благосклонно. Английские церковники ненавидели их, хотя никто не обвинял их в грехах их предков — римских воинов, распявших Христа. Грабительские методы итальянских ростовщиков воспринимались мирянами и некоторыми церковниками как ненасытное вымогательство пап.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39