В целом комитет не только способствовал улучшению взаимоотношений среди коллектива, но и был опорой администрации.
Проблемы, возникавшие в Лос-Аламосе, включали и такие, которые свойственны любому изолированному коллективу. Они усугублялись тем, что коллектив состоял из людей с противоположными жизненными устоями: ученых, не имеющих иного жизненного опыта, кроме того, который они приобрели в учебных заведениях, и одетых в военную форму служащих вооруженных сил. Последние почти все не имели профессии, плохо понимали и не любили образ жизни научных работников. Они были просто заинтересованы в доведении войны до быстрого и успешного конца.
Скрытые антипатии между небольшими частями этих групп всегда имели место, хотя Оппенгеймер, Парсонс, Тайлер и Бэйнбридж делали все возможное для их ликвидации.
Вскоре после прибытия в Лос-Аламос Тайлер и его жена давали обед. Незадолго до этого в одной из газет, выходящих на востоке страны, появилась заметка о том, что для ускорения образования льда в холодильнике нужно налить на поднос для льда кипящую воду.
Случайно хозяйка упомянула об этой заметке и полюбопытствовала, знает ли кто-нибудь из гостей, почему таким образом можно ускорить замерзание воды. Мучившие ее сомнения относительно выбора такой темы для разговора с ведущими физиками оказались неоправданными. Один ученый заявил, что это предложение просто смешно. Другой возразил. Из карманов пиджаков были извлечены маленькие логарифмические линейки, гости попросили карандаши и бумагу. Начался горячий спор, в который включились военные, имевшие инженерное образование, а также некоторые из жен ученых. Я не припомню, пришли ли стороны к какому-либо соглашению, но позднее рассказывали, что некоторые участники дискуссии, придя домой, начали экспериментировать на своих домашних холодильниках.
Несмотря на отдельные успехи, было очевидно, что до тех пор, пока не будет ликвидирован повод для бесчисленных мелких столкновений, трения будут продолжаться. А дела становились все хуже и хуже из-за постоянного и непредвиденного увеличения населения. Система водоснабжения, рассчитанная с тройным запасом по отношению к первоначально ожидавшемуся населению, скоро оказалась перегруженной. Вследствие строительных трудностей количество жилых квартир было недостаточным, и даже в лучшие времена наши жилищные возможности были весьма скудными. Чтобы разместить научный и административный персонал, мы должны были предоставлять семейным сотрудникам коттеджи на две или на одну семью, а одиноким — общежитие.
Жилищная проблема осложнялась почти полным отсутствием прислуги. У нас не было иных служанок, кроме девушек-индианок из соседних поселений, которых привозили к нам на автобусе и распределяли по степени нуждаемости, а не в зависимости от желания. Эта система была задумана для того, чтобы заинтересовать жен наших сотрудников также принять участие в работе над проектом. Чтобы матери, имеющие маленьких детей, смогли работать, был организован детский сад; его финансовый дефицит покрывался государством. Начальная и средняя школы работали как бесплатные общественные школы, все расходы на их содержание списывались по статьям проекта.
Госпиталь, открытый для всех проживающих на объекте, явился частью службы здравоохранения и техники безопасности лаборатории. Я считал особенно важным иметь госпиталь, в котором работали бы люди, которые могли удовлетворить любую просьбу, поскольку нам очень не хотелось, чтобы у кого-либо возникало малейшее желание искать медицинскую помощь на стороне. Медицинское обслуживание в Лос-Аламосе было совершенно бесплатным, за исключением содержания в госпитале.
Многие из трений, существовавших в Лос-Аламосе, никогда бы не возникли, если бы лабораторию можно было расположить в центре большого города. Большинство привыкло жить в городских условиях и пользоваться удобствами и развлечениями, обычными для города. Жизнь в Нью-Мексико для них оказалась неинтересной, так как никаких развлечений не было, если не считать самых простых, которые они могли самостоятельно организовать. У нас не было ни симфонических оркестров, ни опер, ни театров, ни лекций на какие-либо культурно-просветительные темы. Люди, конечно, могли съездить в Санта-Фе, столицу Нью-Мексико, но он был совсем маленьким городком, да еще Удаленным на 36 километров, в то время как продолжительные отлучки с объекта не рекомендовались.
Кроме консультативного комитета, занимавшегося общественными делами, Оппенгеймер создал координационный комитет, членами которого были руководители групп и другие лица, занимавшие более высокие должности. Заседания этого комитета носили скорее информационный характер, чем дискуссионный. Различные сектора и группы устраивали свои собственные совещания и семинары, на которых происходил обмен научной информацией.
Другими средствами повышения интереса и темпа исследований был еженедельный коллоквиум, на котором имел право присутствовать каждый сотрудник. Единственным условием было достаточное образование или научный опыт. Коллоквиум служил не столько источником информации, сколько источником моральной взаимной поддержки и коллективной ответственности. С точки зрения секретности, однако, он представлял собой большую опасность.
Поскольку между Лос-Аламосом и другими объектами проекта осуществлялась связь, то обмен информацией было трудно контролировать, хотя, вообще говоря, в этом отношении у нас все обстояло благополучно. Однако многие в Лос-Аламосе были недовольны отсутствием информации о ходе производства. Это было обусловлено не столько отсутствием связи, сколько расплывчатостью, неполнотой и противоречивостью всех планов того времени. Было не только трудно, а просто невозможно разработать разумные графики исследований, необходимых для создания бомбы, мы просто не могли предвидеть, когда будет готово необходимое количество урана-235 или плутония.
Характер связи с Металлургической лабораторией в Чикаго был типичной формой общения для работ проекта. Специальным представителям двух лабораторий было разрешено обмениваться информацией либо в письмах, либо при посещении Чикаго. Объем информации был ограничен сведениями о химических, металлургических и ядерных свойствах делящихся и других материалов. Представителям было разрешено обсуждать вопросы о потребностях в уране-235 и плутонии для экспериментов, но не графики их производства. Им не разрешалось обмениваться информацией о конструкции и работе реакторов, о конструкции оружия. Однако три члена Лос-Аламосской лаборатории были информированы об ожидаемых сроках получения больших количеств этих материалов, чтобы разумно планировать исследовательскую работу, а когда требовалось мнение Оппенгеймера, я был готов делать дополнительные исключения из правил.
Некоторые ученые никак не могли признать необходимость некоторых ограничений их личной свободы, а мы не могли ослабить мер предосторожности. В течение первых полутора лет выезд из зоны объекта был запрещен, за исключением командировок по делам лаборатории или экстренных случаев. Личный контакт со знакомыми, не связанными с осуществлением проекта, не рекомендовался. В основном эти ограничения принимались как следствие общей политики по изоляции работ. Некоторые считали, что эти ограничения не очень строги и никто ни разу не воспользовался формулировкой «экстренного случая». Снятие этих ограничений в конце 1944 г. явилось поводом для всеобщего ликования.
Один момент деятельности нашей службы безопасности в Лос-Аламосе особенно вызывал раздражение: цензура переписки. Вначале ее не было. Тем не менее, после прибытия первых сотрудников в Лос-Аламос начали ходить слухи о проверке писем. По мере распространения слухов Оппенгеймер очень сильно заинтересовался этим и спросил меня, отдавал ли я приказ об учреждении цензуры. Я такого приказа не отдавал, и тщательное расследование каждого заявления о вскрытии писем убедило меня в том, что эти заявления не обоснованы. Однако к этому времени наиболее разумные члены коллектива лаборатории начали настаивать на учреждении официальной цензуры исходящей корреспонденции. Она была учреждена в декабре 1943 г. Первоначальной целью ее было предотвращение непреднамеренного разглашения сведений. Обычная военная цензура никогда не могла предотвратить умышленного подрывного шпионажа. Наиболее существенную информацию о Лос-Аламосе можно было бы изложить в нескольких словах, которые можно было бы передать различными путями. В поисках защиты от этой опасности мы должны были в основном полагаться на честность людей. Таким образом, вероятность предательства была прямо пропорциональной числу сотрудников и количеству информации, которой они располагали.
Глава двенадцатая Трест объединенных разработок
Благодаря ценной помощи Сенжье из «Юнион миньер» мы, как нам казалось, обладали достаточными для осуществления наших целей запасами урана, однако Военно-политический комитет принял решение увеличить их, так как после окончания войны гигантский механизм атомной промышленности мог оказаться без сырья. По имевшимся тогда сведениям самым удобным источником сырья для нас было Бельгийское Конго. Но бельгийское правительство находилось в Лондоне и не исключалось, что англичане уже завладели монополией на все сырье, добываемое в Бельгийском Конго. Положение США в таком случае было бы незавидным.
Наиболее рациональным выходом из этого щекотливого положения нам представлялось заключение долгосрочного соглашения между Бельгией, с одной стороны, и США и Англией — с другой. Такое предложение было внесено на обсуждение Объединенного политического комитета, который согласился на переговоры с бельгийским эмигрантским правительством о заключении трехстороннего соглашения. Вскоре после этого мы начали подготовлять создание Объединенного англо-американо-канадского агентства, которое могло бы осуществлять все сделки с бельгийцами в рамках предполагаемого соглашения.
В переговорах, проводившихся в Лондоне, интересы США представлял посол Винант, а Англии — Андерсон. Чтобы снабдить Винанта необходимой информацией и одновременно держать меня в курсе дела, я назначил ему в помощники майора Трэйнора из Ок-Риджа.
Как и во всех дипломатических вопросах, касающихся атомной энергии, инструкции Винанту были даны не государственным секретарем, а военным министром. Когда однажды спросили Винанта. не вызывал ли такой порядок осложнений, он ответил: «Совсем нет. Я ведь представлял в Лондоне президента США, а не Госдепартамент».
Ход переговоров в Лондоне, пожалуй, лучше всего иллюстрирует следующая выдержка из воспоминаний Трэйнора: «В начале марта 1944 г. мне в Ок-Ридж по телефону передали, что генерал Гровс хочет видеть меня завтра у себя в Вашингтоне. Генерал Гровс объяснил мне, что в связи с получением остро необходимой нам руды из Бельгийского Конго возникла необходимость срочных личных переговоров с представителями Англии и Бельгии, а также владельцами шахт, для чего мне необходимо срочно лететь в Англию для помощи послу США в Англии Винанту и в переговорах и в выборе тех мер, которые окажутся нужными.
Соответствующее сопроводительное письмо президента, — сказал далее Гровс, будет направлено, как только станет известным количество наличной руды и будут установлены юридические принципы соглашений. Послу Винанту следует сообщить лишь те сведения о Манхэттенском проекте, или проекте С—1. как его часто называли, которые необходимы для понимания им характера требующейся от него помощи.
Две основные цели переговоров были заранее ясны. Первая состояла в организации такой межправительственной организации, которая бы обеспечила нам долгосрочную монополию на конголезскую руду, вторая сводилась к заключению коммерческого соглашения, обеспечивающего срочную переброску руды в США. Это трехстороннее соглашение должно было быть равноправным и согласующимся с законами всех участвующих стран. При его заключении нужно было исходить из результатов уже состоявшихся тогда переговоров между бельгийскими шахтовладельцами и представителями военного министерства США.
18 марта я прибыл в Лондон и уже через час встретился с послом Винантом. Я коротко рассказал ему о проекте С—1, особенно подчеркнув необходимость срочной и полной передачи нам всей добытой в Конго руды, получения дополнительных количеств этой руды в кратчайший срок и строжайшую секретность всего проекта и тех переговоров, которые предстояло ему вести.
Посол Винант сразу уяснил всю срочность и важность работ проекта. Он рассказал, что слышал об аналогичных намерениях немцев, и очень волновался, предпринимают ли США что-либо в связи с этим. Он попросил меня встретиться еще раз на следующий день — в воскресенье.
Наша воскресная встреча, рассчитанная на час, затянулась на несколько часов.
Разговаривая с Винантом, нельзя было не поражаться его быстрой сообразительности и умению концентрировать свое внимание на главном. Со всеми людьми независимо от их положения и звания он был внимателен и тактичен и пользовался большим влиянием как среди американцев, так и среди европейцев. Я часто слышал, как его просили дать совет не только по государственным, но и по личным делам. Его очень беспокоила мысль о том, успеет ли человечество усовершенствоваться в социальном и моральном отношении настолько, чтобы предотвратить катастрофу, которая может быть порождена его техническим прогрессом».
В следующую среду Винант встретился с Андерсоном и сообщил ему о получении инструкции о начале переговоров для обеспечения исключительных прав США и Англии на урановую руду Конго. Они договорились, что представителей бельгийского правительства нужно информировать о том, что в результате работ, проводимых в США и Англии, выяснилось важное значение урановой руды, что заставляет эти страны в общих интересах принять меры к получению исключительных прав на эту руду. Предварительные переговоры с бельгийцами взял на себя Андерсон. В тот же вечер он приступил к ним.
Андерсон изложил бельгийцам упомянутые соображения, заверив их, что они не представляют никакой угрозы для суверенитета их страны. Бельгийские представители заявили о согласии их правительства сотрудничать с союзниками в этом вопросе.
27 марта 1944 г. состоялось совместное совещание с участием посла Винанта, Андерсона и представителей бельгийского правительства. Бельгийцы вновь подтвердили свое желание сотрудничать и предложили привлечь к переговорам представителей уранодобывающей промышленности.
Через два дня юристами англо-американской стороны был подготовлен проект соглашения о создании соответствующей межправительственной организации, который был направлен для утверждения президенту США и премьер-министру Англии. После дополнительного обмена мнениями и внесения некоторых дополнений, касающихся, в частности, закупок тория, это соглашение в середине июня 1944 г. было подписано президентом и премьер-министром.
В соответствии с этим соглашением в Вашингтоне была образована организация, получившая название Трест объединенных разработок, которая подчинялась Объединенному политическому комитету, и должна была руководить всеми закупками сырья за пределами США и Англии. В число членов правления треста входили от США — Лис, известный горный инженер; Харрисон, помощник Стимсона по особым вопросам, который все больше втягивался в наши дела, и генерал-майор Гровс, от Англии — Хэмбро и Лин; представителем Канады был Бэйтман.
Деятельность треста была весьма успешной. Помимо той роли, которую он сыграл в заключении ряда международных соглашений по поставке сырья, он содействовал расширению геолого-разведочных работ, начатых по инициативе Манхэттенского проекта, а также развил большую активность в области обогащения бедных руд.
Пока велась работа по организации треста, переговоры с бельгийским правительством не прекращались. В середине апреля Сенжье получил от министра колоний Бельгии письмо, в котором тот просил его прибыть без промедления в Лондон, добавив, что это его национальный долг. Бельгийское правительство, ничего не знавшее о предварительных секретных переговорах Сенжье с нами, хотело посоветоваться с ним прежде, чем подписать соглашение с Америкой и Англией. Мы были только рады этому, так как его участие в переговорах было лучшей гарантией против задержки и излишних запросов.
Его поездка была устроена Британским советом по делам снабжения, для чего тому пришлось преодолеть некоторые трудности, связанные с недавним закрытием границ Великобритании для всех поездок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Проблемы, возникавшие в Лос-Аламосе, включали и такие, которые свойственны любому изолированному коллективу. Они усугублялись тем, что коллектив состоял из людей с противоположными жизненными устоями: ученых, не имеющих иного жизненного опыта, кроме того, который они приобрели в учебных заведениях, и одетых в военную форму служащих вооруженных сил. Последние почти все не имели профессии, плохо понимали и не любили образ жизни научных работников. Они были просто заинтересованы в доведении войны до быстрого и успешного конца.
Скрытые антипатии между небольшими частями этих групп всегда имели место, хотя Оппенгеймер, Парсонс, Тайлер и Бэйнбридж делали все возможное для их ликвидации.
Вскоре после прибытия в Лос-Аламос Тайлер и его жена давали обед. Незадолго до этого в одной из газет, выходящих на востоке страны, появилась заметка о том, что для ускорения образования льда в холодильнике нужно налить на поднос для льда кипящую воду.
Случайно хозяйка упомянула об этой заметке и полюбопытствовала, знает ли кто-нибудь из гостей, почему таким образом можно ускорить замерзание воды. Мучившие ее сомнения относительно выбора такой темы для разговора с ведущими физиками оказались неоправданными. Один ученый заявил, что это предложение просто смешно. Другой возразил. Из карманов пиджаков были извлечены маленькие логарифмические линейки, гости попросили карандаши и бумагу. Начался горячий спор, в который включились военные, имевшие инженерное образование, а также некоторые из жен ученых. Я не припомню, пришли ли стороны к какому-либо соглашению, но позднее рассказывали, что некоторые участники дискуссии, придя домой, начали экспериментировать на своих домашних холодильниках.
Несмотря на отдельные успехи, было очевидно, что до тех пор, пока не будет ликвидирован повод для бесчисленных мелких столкновений, трения будут продолжаться. А дела становились все хуже и хуже из-за постоянного и непредвиденного увеличения населения. Система водоснабжения, рассчитанная с тройным запасом по отношению к первоначально ожидавшемуся населению, скоро оказалась перегруженной. Вследствие строительных трудностей количество жилых квартир было недостаточным, и даже в лучшие времена наши жилищные возможности были весьма скудными. Чтобы разместить научный и административный персонал, мы должны были предоставлять семейным сотрудникам коттеджи на две или на одну семью, а одиноким — общежитие.
Жилищная проблема осложнялась почти полным отсутствием прислуги. У нас не было иных служанок, кроме девушек-индианок из соседних поселений, которых привозили к нам на автобусе и распределяли по степени нуждаемости, а не в зависимости от желания. Эта система была задумана для того, чтобы заинтересовать жен наших сотрудников также принять участие в работе над проектом. Чтобы матери, имеющие маленьких детей, смогли работать, был организован детский сад; его финансовый дефицит покрывался государством. Начальная и средняя школы работали как бесплатные общественные школы, все расходы на их содержание списывались по статьям проекта.
Госпиталь, открытый для всех проживающих на объекте, явился частью службы здравоохранения и техники безопасности лаборатории. Я считал особенно важным иметь госпиталь, в котором работали бы люди, которые могли удовлетворить любую просьбу, поскольку нам очень не хотелось, чтобы у кого-либо возникало малейшее желание искать медицинскую помощь на стороне. Медицинское обслуживание в Лос-Аламосе было совершенно бесплатным, за исключением содержания в госпитале.
Многие из трений, существовавших в Лос-Аламосе, никогда бы не возникли, если бы лабораторию можно было расположить в центре большого города. Большинство привыкло жить в городских условиях и пользоваться удобствами и развлечениями, обычными для города. Жизнь в Нью-Мексико для них оказалась неинтересной, так как никаких развлечений не было, если не считать самых простых, которые они могли самостоятельно организовать. У нас не было ни симфонических оркестров, ни опер, ни театров, ни лекций на какие-либо культурно-просветительные темы. Люди, конечно, могли съездить в Санта-Фе, столицу Нью-Мексико, но он был совсем маленьким городком, да еще Удаленным на 36 километров, в то время как продолжительные отлучки с объекта не рекомендовались.
Кроме консультативного комитета, занимавшегося общественными делами, Оппенгеймер создал координационный комитет, членами которого были руководители групп и другие лица, занимавшие более высокие должности. Заседания этого комитета носили скорее информационный характер, чем дискуссионный. Различные сектора и группы устраивали свои собственные совещания и семинары, на которых происходил обмен научной информацией.
Другими средствами повышения интереса и темпа исследований был еженедельный коллоквиум, на котором имел право присутствовать каждый сотрудник. Единственным условием было достаточное образование или научный опыт. Коллоквиум служил не столько источником информации, сколько источником моральной взаимной поддержки и коллективной ответственности. С точки зрения секретности, однако, он представлял собой большую опасность.
Поскольку между Лос-Аламосом и другими объектами проекта осуществлялась связь, то обмен информацией было трудно контролировать, хотя, вообще говоря, в этом отношении у нас все обстояло благополучно. Однако многие в Лос-Аламосе были недовольны отсутствием информации о ходе производства. Это было обусловлено не столько отсутствием связи, сколько расплывчатостью, неполнотой и противоречивостью всех планов того времени. Было не только трудно, а просто невозможно разработать разумные графики исследований, необходимых для создания бомбы, мы просто не могли предвидеть, когда будет готово необходимое количество урана-235 или плутония.
Характер связи с Металлургической лабораторией в Чикаго был типичной формой общения для работ проекта. Специальным представителям двух лабораторий было разрешено обмениваться информацией либо в письмах, либо при посещении Чикаго. Объем информации был ограничен сведениями о химических, металлургических и ядерных свойствах делящихся и других материалов. Представителям было разрешено обсуждать вопросы о потребностях в уране-235 и плутонии для экспериментов, но не графики их производства. Им не разрешалось обмениваться информацией о конструкции и работе реакторов, о конструкции оружия. Однако три члена Лос-Аламосской лаборатории были информированы об ожидаемых сроках получения больших количеств этих материалов, чтобы разумно планировать исследовательскую работу, а когда требовалось мнение Оппенгеймера, я был готов делать дополнительные исключения из правил.
Некоторые ученые никак не могли признать необходимость некоторых ограничений их личной свободы, а мы не могли ослабить мер предосторожности. В течение первых полутора лет выезд из зоны объекта был запрещен, за исключением командировок по делам лаборатории или экстренных случаев. Личный контакт со знакомыми, не связанными с осуществлением проекта, не рекомендовался. В основном эти ограничения принимались как следствие общей политики по изоляции работ. Некоторые считали, что эти ограничения не очень строги и никто ни разу не воспользовался формулировкой «экстренного случая». Снятие этих ограничений в конце 1944 г. явилось поводом для всеобщего ликования.
Один момент деятельности нашей службы безопасности в Лос-Аламосе особенно вызывал раздражение: цензура переписки. Вначале ее не было. Тем не менее, после прибытия первых сотрудников в Лос-Аламос начали ходить слухи о проверке писем. По мере распространения слухов Оппенгеймер очень сильно заинтересовался этим и спросил меня, отдавал ли я приказ об учреждении цензуры. Я такого приказа не отдавал, и тщательное расследование каждого заявления о вскрытии писем убедило меня в том, что эти заявления не обоснованы. Однако к этому времени наиболее разумные члены коллектива лаборатории начали настаивать на учреждении официальной цензуры исходящей корреспонденции. Она была учреждена в декабре 1943 г. Первоначальной целью ее было предотвращение непреднамеренного разглашения сведений. Обычная военная цензура никогда не могла предотвратить умышленного подрывного шпионажа. Наиболее существенную информацию о Лос-Аламосе можно было бы изложить в нескольких словах, которые можно было бы передать различными путями. В поисках защиты от этой опасности мы должны были в основном полагаться на честность людей. Таким образом, вероятность предательства была прямо пропорциональной числу сотрудников и количеству информации, которой они располагали.
Глава двенадцатая Трест объединенных разработок
Благодаря ценной помощи Сенжье из «Юнион миньер» мы, как нам казалось, обладали достаточными для осуществления наших целей запасами урана, однако Военно-политический комитет принял решение увеличить их, так как после окончания войны гигантский механизм атомной промышленности мог оказаться без сырья. По имевшимся тогда сведениям самым удобным источником сырья для нас было Бельгийское Конго. Но бельгийское правительство находилось в Лондоне и не исключалось, что англичане уже завладели монополией на все сырье, добываемое в Бельгийском Конго. Положение США в таком случае было бы незавидным.
Наиболее рациональным выходом из этого щекотливого положения нам представлялось заключение долгосрочного соглашения между Бельгией, с одной стороны, и США и Англией — с другой. Такое предложение было внесено на обсуждение Объединенного политического комитета, который согласился на переговоры с бельгийским эмигрантским правительством о заключении трехстороннего соглашения. Вскоре после этого мы начали подготовлять создание Объединенного англо-американо-канадского агентства, которое могло бы осуществлять все сделки с бельгийцами в рамках предполагаемого соглашения.
В переговорах, проводившихся в Лондоне, интересы США представлял посол Винант, а Англии — Андерсон. Чтобы снабдить Винанта необходимой информацией и одновременно держать меня в курсе дела, я назначил ему в помощники майора Трэйнора из Ок-Риджа.
Как и во всех дипломатических вопросах, касающихся атомной энергии, инструкции Винанту были даны не государственным секретарем, а военным министром. Когда однажды спросили Винанта. не вызывал ли такой порядок осложнений, он ответил: «Совсем нет. Я ведь представлял в Лондоне президента США, а не Госдепартамент».
Ход переговоров в Лондоне, пожалуй, лучше всего иллюстрирует следующая выдержка из воспоминаний Трэйнора: «В начале марта 1944 г. мне в Ок-Ридж по телефону передали, что генерал Гровс хочет видеть меня завтра у себя в Вашингтоне. Генерал Гровс объяснил мне, что в связи с получением остро необходимой нам руды из Бельгийского Конго возникла необходимость срочных личных переговоров с представителями Англии и Бельгии, а также владельцами шахт, для чего мне необходимо срочно лететь в Англию для помощи послу США в Англии Винанту и в переговорах и в выборе тех мер, которые окажутся нужными.
Соответствующее сопроводительное письмо президента, — сказал далее Гровс, будет направлено, как только станет известным количество наличной руды и будут установлены юридические принципы соглашений. Послу Винанту следует сообщить лишь те сведения о Манхэттенском проекте, или проекте С—1. как его часто называли, которые необходимы для понимания им характера требующейся от него помощи.
Две основные цели переговоров были заранее ясны. Первая состояла в организации такой межправительственной организации, которая бы обеспечила нам долгосрочную монополию на конголезскую руду, вторая сводилась к заключению коммерческого соглашения, обеспечивающего срочную переброску руды в США. Это трехстороннее соглашение должно было быть равноправным и согласующимся с законами всех участвующих стран. При его заключении нужно было исходить из результатов уже состоявшихся тогда переговоров между бельгийскими шахтовладельцами и представителями военного министерства США.
18 марта я прибыл в Лондон и уже через час встретился с послом Винантом. Я коротко рассказал ему о проекте С—1, особенно подчеркнув необходимость срочной и полной передачи нам всей добытой в Конго руды, получения дополнительных количеств этой руды в кратчайший срок и строжайшую секретность всего проекта и тех переговоров, которые предстояло ему вести.
Посол Винант сразу уяснил всю срочность и важность работ проекта. Он рассказал, что слышал об аналогичных намерениях немцев, и очень волновался, предпринимают ли США что-либо в связи с этим. Он попросил меня встретиться еще раз на следующий день — в воскресенье.
Наша воскресная встреча, рассчитанная на час, затянулась на несколько часов.
Разговаривая с Винантом, нельзя было не поражаться его быстрой сообразительности и умению концентрировать свое внимание на главном. Со всеми людьми независимо от их положения и звания он был внимателен и тактичен и пользовался большим влиянием как среди американцев, так и среди европейцев. Я часто слышал, как его просили дать совет не только по государственным, но и по личным делам. Его очень беспокоила мысль о том, успеет ли человечество усовершенствоваться в социальном и моральном отношении настолько, чтобы предотвратить катастрофу, которая может быть порождена его техническим прогрессом».
В следующую среду Винант встретился с Андерсоном и сообщил ему о получении инструкции о начале переговоров для обеспечения исключительных прав США и Англии на урановую руду Конго. Они договорились, что представителей бельгийского правительства нужно информировать о том, что в результате работ, проводимых в США и Англии, выяснилось важное значение урановой руды, что заставляет эти страны в общих интересах принять меры к получению исключительных прав на эту руду. Предварительные переговоры с бельгийцами взял на себя Андерсон. В тот же вечер он приступил к ним.
Андерсон изложил бельгийцам упомянутые соображения, заверив их, что они не представляют никакой угрозы для суверенитета их страны. Бельгийские представители заявили о согласии их правительства сотрудничать с союзниками в этом вопросе.
27 марта 1944 г. состоялось совместное совещание с участием посла Винанта, Андерсона и представителей бельгийского правительства. Бельгийцы вновь подтвердили свое желание сотрудничать и предложили привлечь к переговорам представителей уранодобывающей промышленности.
Через два дня юристами англо-американской стороны был подготовлен проект соглашения о создании соответствующей межправительственной организации, который был направлен для утверждения президенту США и премьер-министру Англии. После дополнительного обмена мнениями и внесения некоторых дополнений, касающихся, в частности, закупок тория, это соглашение в середине июня 1944 г. было подписано президентом и премьер-министром.
В соответствии с этим соглашением в Вашингтоне была образована организация, получившая название Трест объединенных разработок, которая подчинялась Объединенному политическому комитету, и должна была руководить всеми закупками сырья за пределами США и Англии. В число членов правления треста входили от США — Лис, известный горный инженер; Харрисон, помощник Стимсона по особым вопросам, который все больше втягивался в наши дела, и генерал-майор Гровс, от Англии — Хэмбро и Лин; представителем Канады был Бэйтман.
Деятельность треста была весьма успешной. Помимо той роли, которую он сыграл в заключении ряда международных соглашений по поставке сырья, он содействовал расширению геолого-разведочных работ, начатых по инициативе Манхэттенского проекта, а также развил большую активность в области обогащения бедных руд.
Пока велась работа по организации треста, переговоры с бельгийским правительством не прекращались. В середине апреля Сенжье получил от министра колоний Бельгии письмо, в котором тот просил его прибыть без промедления в Лондон, добавив, что это его национальный долг. Бельгийское правительство, ничего не знавшее о предварительных секретных переговорах Сенжье с нами, хотело посоветоваться с ним прежде, чем подписать соглашение с Америкой и Англией. Мы были только рады этому, так как его участие в переговорах было лучшей гарантией против задержки и излишних запросов.
Его поездка была устроена Британским советом по делам снабжения, для чего тому пришлось преодолеть некоторые трудности, связанные с недавним закрытием границ Великобритании для всех поездок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42