А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Идите, товарищ военврач, на восточный, — сказал Зубачев, вытирая с лица рукавом пот, грязь и кровь, — совсем в командиры заделались…
Османьянц улыбнулся и показал глазами на забинтованную руку.
— Была баба девкой…
— И то так, — сказал Зубачев, думая уже о другом, — бомбардировщиков сколько нынче наслали. А я еще и танков жду!
Ветер гнал по улицам дым от разрывов и сажу. Женщины и дети бежали с мешками на спине. «Несут боеприпасы», — сообразил Османьянц и почувствовал мокрое на глазах.
— Нерсес Михаил…
Его позвала девушка с золотой косой, босая, сильная, с коромыслом через плечо, и на коромысле — два качающихся ведра, полных воды.
— Оля!
Тяжелая ноша оттягивает круглое, нежное плечо девушки. Вероятно, ей больно. И Османьянц снова почуял на глазах мокрое и горячее.
— А вас опять задело?
— Чуток…
Ольга подумала: «Замечательно! Стоим под огнем, разговариваем. Если бы Костя…» Легким, но сильным движением плеча она перебросила коромысло поближе к шее. Ведра качнулись, и вода в них всплеснулась, но так, что наземь не упало ни капли. «Эх, кабы Костя…»
— Мама с утра сорок восьмого перевязала. А я…
Ольга подбородком показала на громадную, словно придавленную своей тяжестью к земле, каменную глыбу Центральных ворот, с тремя приземистыми, полукруглыми по верху, проходами. В проходах оглушительно трещали пулеметы; расчеты при них хлопотали и суетились.
— Несу воду для пулеметных стволов…
— Ведь не вернешься! — крикнул отчаянным голосом Османьянц.
Она посмотрела на него удивленно. Да, и он удивился: «Как же я раньше считал, что храбрец — тот, кто умеет скрывать трусость? Я, например, умею. А она… Она не умеет. И нечего ей скрывать…» Не переставая удивляться, он смотрел вслед девушке, бежавшей прямо к воротам…
Глава сорок первая
Почти то же самое, что случилось под Гродно, — внезапное ночное нападение, бой на тонких линиях пограничного заслона и стремительное движение вглубь страны громадных танковых и мотопехотных масс противника — все это произошло и в расположении той армии, где командовал батальоном майор Мирополов. Дивизия, в которой служил Мирополов, стояла на правом фланге этой армии, а полк, в состав которого входил его батальон, — на правом фланге дивизии. Еще правее, за шоссе, находившимся под охраной Мирополова, начинались участки соседней армии. Дивизия имела задание, в случае прорыва первого оборонительного рубежа, преградить противнику движение как по шоссе, так и по дорогам, параллельным шоссе. Но сведения, которые получал от своей разведки штадив, сильно запаздывали по сравнению с данными радио и армейской авиаразведки. Поэтому штадив узнал о начале войны только из сообщения штарма, да еще и потому, что сам был часов в десять утра вдруг атакован с воздуха пикирующими бомбардировщиками. Штарм сообщал, что левый фланг соседней армии прорван, что в прорыв катятся большие механизированные копонны противника и что от того, как поведет теперь себя правофланговый полк дивизии, многое зависит…
Мирополов еще только принимал из штаба полка предупреждение штадива насчет обхода, когда обход уже совершился. Тучи гитлеровской мотопехоты навалились на шоссе и сразу отрезали крайний правый взвод батальона. Сквозь грохот минометного огня еле проскальзывал треск пулеметных очередей. Взвод держался, но не в нем было дело, а в том, что тылы дивизии вдруг оказались под угрозой. Из штадива приказывали: резервному батальону триста сорок седьмого прикрывать фланг. «Эка новость!» — подумал Мирополов. Действительно его батальон уже около получаса отбивал атаки. Вихрь огневого вала бушевал по всей его позиции, и все, что могло гореть у переднего края обороны, пылало…
В расположении дивизии возникали «окна», — одно за другим; отдельные группы ее войск были окружены. Но командир дивизии приказывал полкам обороняться. Свой левый фланг, по северной опушке леса от совхоза, в котором стоял штадив, он прикрыл саперным батальоном, а правый и тыл, по южной опушке, — батальоном Мирополова. Он очень надеялся на этот батальон, то есть главным образом на его командира, которого давно и хорошо знал. О своем решении командир дивизии донес в штарм по рации и при этом расхвалил Мирополова на все корки. Между тем батальон, сражавшийся у шоссе и отбивавший атаку за атакой, изнемогал. Место, на котором он держался, было похоже на клокочущую, ревущую бездну. И бездна эта с чудовищной жадностью притягивала и топила в себе непрерывные взрывы авиабомб. Но именно в те страшные минуты, когда Мирополов уже думал, что все погибло, роты вдруг поднимались и бежали вперед, принимая на штыки оторопевшего врага, и Мирополов тоже бежал впереди своих рот, встречая грудью и лицом горячий ветер боя и чувствуя непонятное облегчение от того, как развевается под этим ветром, вскидываясь до плечей, его пушистая борода.
Вечером в штадиве подсчитали потери. Серьезное дело! Но как ни поредел за день людской состав дивизии, как ни много орудий полковой и дивизионной артиллерии оказалось выведенными из боя, — все-таки главное заключалось не в этом. Мужество удесятеряло силы бойцов, и орудия в геройских руках действовали одно за два, за три. Главное заключалось в том, что боекомплект снарядов, мин и патронов в частях заметно подошел к концу, а подвоза не было, и никакое мужество не могло восполнить этого недостатка.
Правда, несмотря даже и на это, дивизия продолжала стоять. Но сколько она могла бы еще простоять? Крепко-крепко подумал командир дивизии и… приказал отходить. Ночью выступил обоз с ранеными; за ним — остатки строевых частей; а с третьей партией — штадив. Гаубичная артиллерия двигалась на тракторах. Район сосредоточения, указанный дивизии штабом армии, находился в лесных массивах, к западу от железнодорожной станции Елита.
* * *
В общем армия держалась. За весь день двадцать второго гитлеровцы потеснили ее центр всего лишь на восемь километров. Но на флангах было плохо. Справа — потеряна связь с отходившими в неравном бою частями соседней армии и фланг обойден. Слева — еще хуже. Командующий был человек находчивый и твердый. Он знал: остается одно — отвести армию и так перегруппировать ее на отходе, чтобы выделить резерв. Однако отход означал сдачу Осовца, а также и города, где до войны стоял штарм…
Командный пункт находился в лесу, километрах в десяти к западу от города. Здесь штарм простоял два первых дня войны. Лес был колючий: сосна и ель непролазной стеной окружали пункт. Несколько дальше к востоку кудрявился дуб, заплеталась береза, ольха и осина выходили на опушку, и уже по самой опушке бежал легкий пояс из орешника и диких яблонь. Под вечер двадцать третьего Наркевич был на пункте, когда в лесу появился пыльный и потный пограничный генерал. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте!» — «Откуда?» — «Из Гродно». — «Что там?» — Но генерал больше трех километров прошагал пешком.
— П-пить! — прохрипел он, дико вращая красными глазами, и остыл только над третьей кружкой.
Вопросы посыпались.
— Карбышев в Гродно? — спросил Наркевич.
— Вчера вечером был… Уж не знаю, уехал в Мосты или нет… А говорил, что сюда к вам собирается…
— Отлично, — сказал командующий армией, высовывая из палатки грузное тело, быстро оглядывая гостя и сейчас же опять исчезая в палатке, — наш отход — не простой отход, а… Это — активная стратегическая оборона. Из глубины страны идут формирования. Вот теперь — Карбышев… Понадобится широкое применение заграждений в обороне, инженерные меры, быстрые, точные…
Тр-р-рах! Тр-р-рах! — командующий зажмурил глаза и качнул головой. «Жену с ребенком отправил. Стажеров-академиков — тоже. А Карбышев…»
— Только беречь Карбышевых надо, — сказал он.
Мысль его снова повернулась на главное. Как для него, так и для члена Военного Совета армии, — они были вдвоем в палатке, — главное сейчас заключалось в том, чтобы правильно понять происходящее на фронте и принять соответствующее решение. Первое было легче второго. Они понимали: противник хочет охватить с обеих сторон все три советские армии, заслоняющие московское направление, потом выйти им в тыл, замкнуть кольцо у Барановичей и… Приказ об отходе лежал перед ними. Оставалось его подписать.
— Надо уметь принимать большие решения! — сказал член Военного Совета и взял в руку перо, но сейчас же бросил, словно обжегшись.
— Нет, не могу!
Заслышав снаружи шум, командующий высунулся из палатки. Ловко крутясь между шалашами и землянками, с треском ломая еловые сучья и дрыгая на змеистых сосновых корнях, из лесу выскочила разбитая полуторатонка. В кузове, держась за борт, стоял, окруженный солдатами, маленький темнолицый человек, собираясь прыгнуть наземь. Наркевич протягивал ему руку…
Карбышев заговорил быстро и решительно:
— Мое мнение? Раз мы отходим, — значит все хорошо. Стратегическая цель гитлеровцев — первым же ударом уничтожить наши войска. Им надо, чтобы мы из пограничной полосы и выбраться не могли. А мы отходим. Стало быть, прекрасно! И отходим не просто, а ведя упорные оборонительные бои…
Карбышев был прав. Он не знал, что эти бои на белостокско-минском направлении уже сковали почти всю девятую, всю четвертую армии гитлеровцев, части их третьей и второй танковых групп. Но ему было ясно: наступление самой сильной, самой центральной группировки фашистских войск, рвущихся к Москве, наткнулось на неожиданное сопротивление отходящих войск и задерживается. Удар основной группировки ослабляется, и сила его растрачивается в преодолении множества препятствий… Он пожал плечами.
— Мое мнение? Отходить с боями…
И вот — приказ подписан. Отданы приказания об отходе. Корпуса и дивизии подтвердили их получение. Стемнело. Командный пункт штарма поднялся и двинулся на восток, к железнодорожной станции Елита, возле которой уже было выбрано и подготовлено для него в лесу подходящее место.
* * *
Тр-р-рах! Тр-р-рах! Лес вздрагивает, как испуганный зверь, и глухо стонет, отзываясь на грохот разрывов и на звонкие человеческие голоса. Разрывы бомб не так уж близки, а крики людей — рядом. «Что случилось?» — «Убит»… Убит был генерал пограничных войск, приехавший вчера из Гродно.
— Дмитрий Михайлович, — сказал командующий, — знаете что? Ей-богу… кольцо не нынче-завтра замкнется. Берите машину и охрану. Поезжайте в Москву…
Мимо пронесли генерала-пограничника. Карбышев отдал покойному честь и, когда заговорил, лицо его было задумчиво и серьезно.
— Товарищ командующий! Срок моей командировки в здешний округ не истек. Ехать в Москву до его истечения только потому, что началась война, — зачем же? В Гродненском укрепленном районе мне мало удалось сделать, но это — не моя вина. Выжимайте из меня любую помощь. Согласны?
— Согласен, — подтвердил генерал.
* * *
Бои в оборонительной полосе имели до сих пор целью дать фронтовому командованию время сорганизовать контрудар и, отбросив прорвавшегося противника, восстановить линию фронта. Но делалось все ясней, что линия фронта может быть создана лишь заново, много восточнее прежней.
Штаб армии передавал войскам, что он перемещается в северо-восточном направлении. Туда же двигались и корпуса, и дивизии ночными переходами и преимущественно колонными путями. Со штабом армии шли несколько стрелковых батальонов; Мирополовский в их числе, — разведка и автообоз с горючим, — боеприпасами и продовольствием. При колонне было два танка. В одном из них ехал командующий…
Двадцать пятого можно было уже без ошибки сказать, что кольцо у Барановичей сомкнулось. Гитлеровцы наступали на левый фланг армии двумя корпусами, а левый фланг состоял из двух дивизий. Ожесточенные бои не затихали там ни на час, постоянно переходя в контратаки. И Карбышев почти не показывался на командных пунктах штарма, — не покидал дивизий.
В тылу армии высадились неприятельские десанты. Люди со значком зеленого черта на рукаве, — гитлеровские парашютисты, — замелькали кое-где на дорогах и полях. Командующий отправил в тыл два батальона, приказав освободить пути. С батальоном Мирополова пошел Карбышев. В первой же деревне, через которую проходил отряд, выяснилось, где группируется неприятель. На перекрестке проселка и старой дороги командир отряда остановился и приказал устраивать командный пункт. Рота автоматчиков залегла на опушке леса, под елками, где до того спокойно и уединенно сидели одни лишь красные грибки. Саперный взвод расчистил перед лесом площадку. Телефонисты поставили аппараты и потянули провод в батальоны. Установили даже стереотрубу, и дежурный по пункту открыл журнал наблюдения. Все — как надо. Но дальше пошло не так, как надо.
На шоссе, за километр или полтора от командного пункта, вдруг обозначились быстро движущиеся серые груды танков и волнистое месиво мотопехоты. Все, кто мог, схватились за бинокли. В бинокли можно было очень хорошо наблюдать движение: машины шли одна за другой беспрерывной вереницей. И продолжалось их движение не час, не два, а шесть часов, — вплоть до вечера. Как только начало темнеть, командир отряда самолично отправился в разведку. Через час бойцы доставили его на пункт с перебитыми ногами. Встреча с зеленым чертом ни черту, ни ему не обошлась даром. Майор Мирополов вступил в командование отрядом. Карбышев смотрел на него, удивляясь. Как был он много лет назад кряжист, осадист, быковат, — таким и остался. Только лысина его, — он часто снимал фуражку и вытирал лоб, — доползла до макушки, да на висках блестела такая чистая седина, что казалось, будто они обсыпаны снегом. Мирополов подошел к Карбышеву.
— Товарищ генерал-лейтенант! Прошу приказаний!
— Приказаний не будет, — живо отозвался Карбышев, — но посоветовать могу.
— Слушаю-с.
Разведка доносила: по шоссе продолжают двигаться гитлеровские машины; дороги вдоль шоссе тоже забиты гитлеровцами; но проселок и старая дорога пока свободны.
— Ликвидация десантов не удалась, — сказал Карбышев, — затевать большой бой нашими силами — глупо. Задача в том, чтобы нынче же ночью оторваться от противника и, пока не поздно, соединиться со своими.
— Слушаю-с! — повторил Мирополов.
Карбышев рассердился.
— Да не «слушаю-с», а…
— Так точно. Будет исполнено, товарищ генерал-лейтенант!
«Правильно сделали, — с досадой подумал Карбышев, — что выгнали его за глупость из академии…» Между тем Мирополов, не теряя ни минуты, начал распоряжаться. Оставалось неизвестным, что он думал по поводу отрыва от противника: считал ли он такое решение единственно правильным, или, может быть, видел возможность для других действий. Но совет Карбышева он принял, как приказ, и выполнить этот приказ лучше, чем сделал Мирополов, было, пожалуй, нельзя. Старик отлично понимал, что отрыв нужно произвести без шума, что в этом фокус успеха. И, выставив в прикрытие две роты, принял решительно все меры, чтобы спрятать маневр. Было так тихо, что казалось, будто дальний грохот гитлеровских машин на шоссе вырывается из земли под ногами. А с нашей стороны — ни голоса, ни стука. Когда поднялась луна и поля под ее светом сделались белыми, отряд спокойно шел пустой дорогой, быстро подвигаясь к своим.
Итак, задача армии была теперь в том, чтобы вырваться из окружения, которое явно замкнулось в тылу с подходом туда громадных неприятельских сил. Это открытие было успешнейшим результатом рекогносцировки в тыл. С этого времени Мирополов без передыха выполнял рекогносцировочные задания командующего армией. Он сделался чем-то вроде особого специалиста по этой части. «Уж как дождь пойдет, так и мочит», — по-солдатски говорил старый майор, собираясь в очередную операцию подобного рода. И непременным его спутником «под дождем» бывал Карбышев…
Отходила армия по ночам, а днем билась. По ночам же переносился и командный пункт. Командующий твердо держался правила — переносить пункт только тогда, когда уже было твердо известно, что все корпуса и дивизии получили и выполнили очередной приказ об отходе. Выйдя в район Волковыска, штарм перенес командный пункт на окраину городка, в густой, как пуща, Замковый лес. Волковыск пылал; издали казалось, будто город пляшет в пламени гигантского костра. Сквозь тучи дыма взвивались к небу огненные всплески, и смутные очертания строений то выступали между ними с резкой ясностью, то пропадали без следа. Казалось бы, что на этом костре не найдется места и для одного живого человека. А между тем Волковыск был закупорен отходившими через него войсками. И Карбышев был там, чтобы помочь беде, — рассосать пробку.
Кратчайший путь отхода от Волковыска на Минск лежал через Зельву — прямое продолжение дороги, по которой армия дошла сюда. Но путь этот не нравился командующему. Карта ясно показывала все танкопроходимые места впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110