А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Без сомнения, Косталь утонул или растерзан акулой, думал несчастный капитан, ожидая и для себя той же участи. Но вдруг при свете молнии заметил он над волнами одну из шлюпок и человеческие фигуры. Он вздрогнул от надежды, но, когда молния потухла, на месте появления шлюпки ему виднелись только бушующие волны. Он крикнул еще раз, но его хриплый голос потерялся в завывании бури.
Тогда — возможно ли это? — при свете новой молнии он еще раз совершенно ясно увидел ту же лодку, те же фигуры, но уже в противоположном направлении. Без сомнения, шлюпка проплыла мимо, не заметив его. Волна, поднявшая его на своем гребне, снова опустилась; он потерял из вида спасителей, которые искали его там, где его не было. В порыве безумного отчаяния он едва не бросился в волны, которые играли им, как мячиком. Несчастный чувствовал себя безвозвратно погибшим и хотел прекратить бесполезную борьбу, как вдруг недалеко от него в воздухе поднялся огненный шар и описал по темному небу блестящую голубую дугу. Это была долгожданная ракета. Тогда Корнелио собрал свои последние силы и соединил их в отчаянном крике, которому отчаяние и надежда придали нечеловеческую силу. С напряженным вниманием ожидал он ответа; и в самом деле через несколько секунд услышал, к своей невыразимой радости, другой крик, заглушаемый воем ветра, то был голос индейца.
Корнелио продолжал кричать беспрерывно, пока наконец его охрипшее горло отказалось издать хоть малейший звук. Каждый раз он слышал ответный крик, подобный отдаленному эху; и все-таки молния освещала перед ним только безлюдную бушующую водяную пустыню. Наконец, одна из шлюпок подплыла. Руки Косталя и Галеаны схватили его и перетащили с киля лодки в шлюпку. Да и вовремя, потому что, как и Косталь, капитан без чувств повалился на дно шлюпки.
Читатели без труда догадаются, что тут произошло. В то время как шлюпки удалялись от дона Корнелио, не заметив и не услыхав его, индеец очнулся и в нескольких словах рассказал о случившемся.
Тотчас дали условленный сигнал и двинулись по указанному индейцем направлению. Как опытный моряк Косталь рассчитывал найти то место, где он оставил своего товарища по несчастью. Минуту спустя крик Корнелио долетел до сидевших в лодке, и капитан был спасен. Несмотря на тревогу, поднятую галиотом, три шлюпки беспрепятственно сумели пристать на противоположной стороне острова, так как в бурную ночь гарнизону было крайне трудно соблюдать необходимые меры предосторожности. Корнелио все еще лежал без чувств и пришел в себя уже на берегу Ла-Рокета.
— Где мы? — спросил он Косталя, стоявшего подле него в толпе солдат.
— Где же мы можем быть, как не на острове? — отвечал индеец.
— Но как же мы сюда попали?
— Очень просто. Кто же мог предположить, что несколько десятков человек осмелятся пуститься в море в такую бурю? Разумеется, никто. Поэтому ни один испанец не подумал о нас, и мы высадились беспрепятственно. Пушечный выстрел с галиота приписали какой-нибудь иной причине.
— Почему полковник медлит с нападением?
— Мы не знаем, где неприятель. Как видите, ночь темнее ада; нам придется подождать до рассвета.
В то время как Косталь разговаривал с доном Корнелио, шел второй час ночи. Буря свирепствовала с неослабевающею силой, и море, сильно бившееся о берег, угрожало разорвать причальные канаты шлюпок и, таким образом, уничтожить последнюю надежду на спасение в случае неудачи. Неожиданно Косталь и Корнелио заметили человека, который спускался с берега, как им показалось, с тем, чтобы закрепить узлы канатов. Действительно, человек наклонился, но тотчас же вслед за тем им послышался лязг железа о какой-то предмет.
— Что он там делает? — спросил капитан у Косталя.
— Клянусь душою моего отца! Он режет канат! — отвечал индеец.
Оба бросились к неизвестному и при бледном свете, отражавшемся от пены морского прибоя, с удивлением узнали самого полковника Галеану.
— А, это вы, капитан, — сказал Галеана. — Помогите-ка мне перерезать канаты; они тверды, словно деревянные!
— Как, перерезать канаты? А если нам придется отступить, что мы будем делать?
— Вот этому-то я и хочу помешать, — отвечал полковник, улыбаясь, — когда существует возможность отступления, дерутся скверно, а я хочу, чтобы наши солдаты дрались хорошо.
Возразить против довода полковника было нечего, и, когда из шлюпок были вынесены сигнальные ракеты, узлы канатов были развязаны или разрезаны, и шлюпки в одно мгновение исчезли в волнах.
— Теперь, капитан, — сказал Галеана, — ступайте и отдохните еще часок. Вам необходим сон. Тем временем наш неутомимый друг Косталь сделает рекогносцировку и узнает, где неприятель. При первых лучах солнца остров и галиот должны оказаться в наших руках.
Индеец молча снял с себя всю немногочисленную одежду, оставшись лишь в набедренной повязке, и с легкостью ягуара скользнул в ближайшие кусты. Полковник тоже ушел к своим солдатам, и дон Корнелио остался один, но тщетно пытался заснуть. Хотя в течение года он несколько и привык к опасностям войны, но все-таки не мог заснуть при мысли о том, что останется один исход — умереть или победить. В конце концов ему оставалось только размышлять о причудливой судьбе, толкнувшей его против воли на опасный путь солдата. И до тех пор пока крепость Акапулько не будет взята, он не мог надеяться получить давно желанный отпуск.
Спустя примерно час Косталь возвратился. Он сообщил, что испанский гарнизон, численностью около двухсот человек, находится на южной оконечности острова в земляном укреплении. Два полевых орудия охраняют укрепление, а галиот стоит довольно далеко от него на якоре в небольшой бухточке.
Едва только забрезжило, как полковник велел пустить ракеты. Первая, шипя, поднялась и описала по темному небу огненно-красную дугу, за ней последовала другая, белого цвета, и, наконец, поднялась третья, ярко-зеленая.
— Красный, белый и зеленый — это мексиканские цвета, — сказал полковник решительным тоном, — сигнал, который уведомит нашего возлюбленного генерала о взятии острова, подан. Теперь в лагере получили известие, и мы не смеем солгать, что бы там ни случилось. Вперед!
Галеана встал во главе своих солдат. Когда они приближались к маленькому укреплению, под защитой которого находился испанский гарнизон, чьи-то крики долетели до них. Скоро они узнали причину этих криков. Из-за деревьев можно было видеть галиот, который несся на скалы, между тем как матросы тщетно старались спастись от неминуемой гибели. У них, вероятно, лопнули якорные канаты, и ветер нес их на подводные камни.
— Клянусь кровью Христа, — воскликнул Галеана, — как верно я рассчитывал на этот галиот, так верно то, что нам достанутся теперь только обломки от него!
Неизбежная гибель, предстоявшая кораблю, произвела в испанском укреплении страшный переполох. Галеана еще более увеличил его своим военным криком, за которым последовало громкое «ура» солдат. Неожиданное нападение мексиканцев, их бешеный натиск, раскаты грома и вопли матросов на галиоте, все это довело ужас испанцев до высшей степени. Нападавшие разбили ворота укрепления топорами, почти не встретив сопротивления, и после непродолжительной рукопашной схватки гарнизон сдался на милость победителей.
Едва смолк последний выстрел, как галиот ударился о скалу и разбился; победители могли овладеть только находившимся на нем экипажем, которому, на его счастье, удалось избегнуть гибели.
Когда солнце послало, наконец, несколько бледных лучей сквозь нависшие над океаном густые тучи, с укрепления внезапно подали сигнал о появлении судна, и с острова увидели бриг, который приближался с быстротою хорошего скакуна несмотря на опущенные паруса. Буря гнала его к берегу, и вскоре удалось разглядеть на палубе солдат и офицеров.
Косталь, Брут и дон Корнелио вместе с другими наблюдали за движениями брига, и зоркие глаза индейца не отрывались от высокого офицера с мрачным лицом, который стоял, прислонясь к сетке над шканцами, и, по-видимому, мало обращал внимания на опасное положение корабля.
— Узнаете вы этого офицера? — спросил Косталь у дона Корнелио и Брута.
— Я не могу рассмотреть его лицо, — отвечал капитан.
— Это дон Рафаэль, которого мы все трое знали, когда он был еще драгунским капитаном королевских войск. Теперь он полковник.
— Тот самый, который в сражении при Кальдероне едва не захватил в плен Идальго? — спросил стоявший рядом солдат.
— Тот самый, — ответил Косталь.
— Офицер, который пригвоздил голову Антонио Вальдеса к воротам своей гасиенды? — спросил волонтер из провинции Оахака.
— Он, — отвечал индеец.
— Ну, — заметил солдат, — если он сядет здесь на мель, мы с ним разделаемся.
Но в эту минуту на бушприте брига поднялся маленький парус, другой скользнул вдоль мачты, и корабль быстро повернул в сторону и скрылся вдали.
Косталь не ошибся. Офицер этот был действительно дон Рафаэль, которого после годовой отлучки скорбь об убитом отце снова привела к берегам залива Тегуантепек.
Глава VIII. МЕСТЬ КОСТАЛЯ
В то время как испанский бриг, на котором дон Рафаэль отправлялся в провинцию Оахака, избежал двойной опасности — потерпеть крушение у острова Ла-Рокета или попасть в руки врагов, ветер донес до острова звуки слабой канонады.
Согласно условию с полковником Галеаной, главнокомандующий тотчас вслед за сигналом предпринял неожиданное нападение на Акапулько и овладел городом.
Хотя крепость все еще держалась, но после взятия острова было очень важно овладеть городом, так как теперь стало возможно захватывать корабли, доставлявшие в крепость провиант.
Первой заботой Галеаны после занятия укрепления было поскорее отослать плененных испанцев, исключая тех, которые перешли на сторону восставших. Для перевозки пленных послужили шлюпки и боты, найденные на острове. Морелос тотчас отослал шлюпки обратно и велел передать свою благодарность победителям, которым вверил охрану острова.
Через три дня часовые опять известили о появлении корабля, который, очевидно, направлялся к острову. Так как это мог быть только испанский корабль, то на укреплении поспешили вывесить испанский флаг, и в самом деле на корабле отвечали тем же. Гарнизон с радостью смотрел на приближавшийся бриг, который подошел наконец так близко, что можно было прочесть надпись на борту.
Это был «Сан-Карлос», и некоторые из испанских перебежчиков узнали в нем корабль, который в крепости ожидали с тем большим нетерпением, что он должен был доставить провиант и военные запасы.
Корабль подходил, по-видимому, без опаски, но капитан был старый моряк, который знал, что судьба на войне переменчива. Когда гарнизон острова уже предвкушал близкий захват судна, «Сан-Карлос» внезапно лег в дрейф и вывесил рядом с испанским флагом другой, небесно-голубого цвета с тремя золотыми звездами. После этого на корабле, по-видимому, стали дожидаться, чтобы с острова дали ответный сигнал.
Новый загадочный флаг оказался для восставших китайской грамотой; испанские перебежчики, к несчастью, также не понимали его значения. Единственное, что они могли сделать, это вывесить другой испанский флаг рядом с первым, между тем после долгих поисков в укреплении отыскался кусок красной материи с остатками того, что прежде, вероятно, было изображением солнца и прекрасно соответствовало звездам «Сан-Карлоса». Однако, прежде чем отвечать наудачу, Галеана решился послать на берег одного из испанских перебежчиков, смелого парня. Этот повиновался и, приставив руки ко рту наподобие рупора, крикнул изо всей мочи:
— Комендант острова велел сказать капитану брига, что он желал бы видеть его и передать ему бумагу величайшей важности.
Капитан брига показался на деке, это был седой моряк с настороженным лицом, он прогремел в рупор следующий ответ:
— Пусть комендант сам повторит мне свое почетное предложение; кроме того, он, конечно, будет настолько любезен, что ответит на мой сигнал, как договорено, вместо того чтобы вывешивать второй национальный флаг.
Испанец почесал в затылке.
— Мой комендант, — отвечал он наконец, — был бы очень рад встретить вас самолично, но вследствие опасной болезни доктора запретили ему выходить на воздух и на солнце. Что касается сигнала, то во время последней бури молния ударила в ящик с флагами, и у нас остались только обрывки некоторых из них…
— Будьте так любезны, — отвечал капитан насмешливым тоном, — передайте коменданту мое сожаление и сообщите ему, что я предпочитаю не выходить на берег, чтобы лишний раз не тревожить больного. Если же есть у него ко мне какие-нибудь поручения, то я приму их охотно.
— Пожалуйста, подождите минуту; у нас остался именно тот флаг, который нужно, и, как только вы его увидите, всякие недоразумения прекратятся… «Попытаем счастья», — прибавил он про себя, повернувшись к своим новым братьям по оружию.
После этого ответа, произнесенного самым уверенным тоном, испанский перебежчик крикнул громовым голосом: «Вывесите флаг с золотым солнцем!»— и через несколько секунд изорванный флаг висел рядом с обоими испанскими флагами.
Капитан «Сан-Карлоса» направил свою зрительную трубу на лохмотья, гордо развевавшиеся по ветру; все с нетерпением ожидали результатов его осмотра. Перебежчик не ошибся, сказав, что всякое недоразумение исчезнет при виде этого сигнала. Как звезды исчезают с появлением солнца, так внезапно исчез и флаг со звездами, вывешенный на бриге; затем, как бы для того, чтобы показать, что капитан не имеет более никаких сомнений, бриг лег на другой галс и осыпал берег градом ядер.
Единодушный крик обманутой надежды и мщения стал ответом на действия испанского капитана, голос Галеаны прекратил суматоху.
— На абордаж! На абордаж! — кричал он.
В несколько минут лодки, находившиеся у берега, заполнились солдатами, которые с яростью голодных волков готовы были броситься на уходящую добычу.
Косталь в сопровождении преданного Брута тотчас впрыгнул в лодку полковника; Корнелио тоже хотел присоединиться к своим товарищам, но лодка была уже переполнена, и ему пришлось сесть в другое судно.
Мы не можем скрыть, что Корнелио с большой неохотой предался вновь стихии, которая уже оказалась для него столь роковой; притом морское сражение совершенно противоречило его мирным наклонностям, однако общее воодушевление увлекло и его, и он с удовольствием рассматривал маленький флот.
Заходящее солнце окрасило в пурпур и золото океанскую гладь, на поверхности которой неслись шесть шлюпок, экипаж которых горел желанием отомстить.
Перед ними на всех парусах несся «Сан-Карлос». На всех шлюпках гремело «ура»; белая пена брызгами летела из-под весел; каждая лодка старалась первою пристать к кораблю.
Таким образом, шлюпки быстро подвигались вперед, и расстояние между ними и кораблем уменьшалось тем быстрее, что тот вздумал дать по шлюпкам новый залп, оказавшийся, впрочем, бесполезным. Насмешливые крики, свист и презрительные восклицания преследователей ответили на неудачу испанцев.
Вот уже показались бастионы крепости, и тут Косталь, сидевший на шлюпке полковника, находившейся впереди всех, вскрикнул и сделал рукой движение вперед: перед преследователями внезапно появились шесть испанских лодок, спешивших на помощь кораблю. Мексиканцы сначала не заметили врагов, потому что их внимание было устремлено частично на испанцев, смотревших со стен крепости, частично на друзей, которые стояли на берегу и из-за недостатка в судах могли поддерживать и ободрять своих товарищей лишь громогласными криками.
При виде неожиданного подкрепления, спешащего к бригу, мексиканские лодки по знаку полковника поспешили собраться вокруг его лодки, чтобы выслушать распоряжения. Со стороны мексиканцев было довольно смело нападать в легких шлюпках без поддержки артиллерии на военный корабль, который легко мог потопить их даже без вмешательства испанских лодок, явившихся на помощь бригу; предприятие могло считаться сомнительным. Тем не менее ни один мексиканец не думал об отступлении, хотели только как можно скорее собраться на военный совет.
— Капитан Корнелио, ваше мнение? — спросил полковник.
— Если смелость часто бывает причиной победы… — отвечал капитан с некоторым замешательством.
— Хорошо, хорошо! Ваше мнение — нападать! Я так и думал! — воскликнул Галеана одобрительным тоном, перебивая капитана, который, не решаясь противоречить, утвердительно кивнул головой. — А вы, дон Амадор? — спросил полковник другого офицера.
— Я думаю, — отвечал офицер, — что ввиду очевидного перевеса врагов отступление не принесет нам бесславия, только…
Галеана, нахмурив брови, не дал ему окончить.
— Ваше мнение, капитан Салас, — угрюмо спросил он третьего.
— Я слышу слово «отступление», — воскликнул Салас, — иначе сказать, бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17