Катя почувствовала странный озноб.
- А где он любил бывать больше всего? Ну, в каком месте холла?
- Около окна, у деревца с мелкими белыми цветочками. Мы так и звали этот уголок - "Привал Касьянникова".
- Спасибо.
- А что все-таки случилось?
- Расскажу потом.
К счастью, Катю никто не видел. Иначе любой проходящий мимо был бы изрядно удивлен. Она ожесточенно выгребала руками землю из кадки. А потом, счастливо улыбаясь, поправляла волосы, упавшие на лоб, и бережно прижимала к себе полиэтиленовый пакет.
Глава 16
Сегодня Гурдина отпустила всех пораньше. Сама она задержалась специально. Своей помощнице Элла Александровна объяснила, что ей просто хочется поработать в тишине, просмотреть старые записи и конспекты планов. "Да?" - Лина топталась на месте и не уходила. - "В чем дело, Лина?" спросила она, делая удивленное лицо. - "Да... так". - Лина замялась, потом остановилась возле нее с немым вопросом в глазах. - "Лина, - уже строго сказала она, - за меня не беспокойся, иди, я позвоню тебе завтра утром".
Когда за ней закрылась дверь, Элла с облегчением вытянула ноги. "Какие неудобные туфли, жмут, натирают, а ведь купила в дорогом универмаге". Она сняла их, с наслаждением опустила ноги на прохладный пол. "Бедная Лина".
Она встретила ее случайно в Твери двенадцать лет назад и с трудом узнала в оплывшей Лине свою давнюю соседку, жившую в Алупке через два дома. Та, увидев ее, зарыдала и попросилась на любую работу - "только чтобы вырваться из этого ада". Муж был отчаянным пропойцей, напившись, бил Лину, а та все терпела, ей просто некуда было уйти. "Я могу делать все, - в слезах выпалила она, - абсолютно все". Элла, не раздумывая, взяла ее в помощницы и вскоре поняла, что не ошиблась. Лина была абсолютно преданным и послушным существом, безукоризненно выполнявшим все ее указания. Старые знакомые всегда надежней новых, которые могут в любую минуту предать, разочаровать. Так было и с Лилей. Самой себе Элла признавалась, что ей частенько бывает неловко от такого страстного немого обожания, граничащего с фанатизмом. Но что было с этим поделать? Элла знала, что она притягивает к себе людей словно магнит, без всяких на то усилий со своей стороны.
Сейчас она намеренно осталась одна. Сегодня утром пришло очередное послание от преследователя, загнавшего ее в окончательный тупик, откуда уже не вырвешься - только ценой собственной жизни. Но она испытывала удивительное спокойствие, ей было почти приятно, что она наконец-то увидит лицо того, кто так долго гнал ее как обезумевшего от страха зверя. Теперь страх исчез, растворился без следа, и осталась твердая уверенность, что никому не удастся победить ее. Она просто не допустит такого. Усталые ноги скользили по полу. Элла достала из ящика стола маленькое овальное зеркальце, которое она взяла, уезжая из материнского дома. Зеркальце с полустертой розой. Конечно, она уже не была молодой, горячей Эллой, в уголках глаз притаились морщины, кожа потеряла былую упругость и бархатистость, а вот глаза... глаза остались прежними, ярко-синими. Один ее поклонник часто любил цитировать Есенина: "Все равно глаза твои, как море, голубым колышутся огнем". Она положила зеркальце на стол и вдруг услышала скрип открывающейся двери...
- Алексей, Алексей, - захлебывалась Катя, - едем сию минуту.
- Ты уверена, что здесь нет ошибки, проверила?
- Да какая ошибка?! - Катя с досадой взмахнула рукой, и хрупкая чайная чашка отлетела на другой конец кухни. - Почему я не просмотрела эти бумаги сразу на месте, там, в театре!
Алексей старался не смотреть на нее.
- Вроде бы все сходится.
- Здравствуй, Элла, - услышала она мягкий голос, - вот мы и встретились, мы же старые знакомые, правда, Элла?
Она сидела, не поднимая глаз. "Конечно, надо было догадаться раньше, но..."
- Ты ведь боишься меня, Элла, тебе и в голову не приходило, кто я такой. Мне доставляло удовольствие мучить тебя, видеть, как ты страдаешь и боишься.
Элла усмехнулась.
- Ты смеешься, почему? Это очень странно. - В голосе звучала досада и обида ребенка, который не произвел желаемого эффекта своей выходкой.
- Короче, - отрезала Элла, - не распускай сопли и давай без предисловий.
- Нет, я хочу с предисловиями, чтобы ты знала, как я тебя ненавижу, как ненавидел всю жизнь, как эта ненависть придавала мне силы жить и думать, что когда-нибудь настанет момент и ты будешь целиком в моей власти, вся... Я так долго искал тебя, Элла, я так мучился... потому что одновременно любил тебя и понимал, что ты никогда не будешь моей и никогда не подчинишься мне, как я этого хотел. Ты помнишь, Элла, как мы с тобой познакомились? Однажды вечером я выскользнул из театра, умирая от стыда за свою мать, которая изображала на сцене черт знает что и при этом считала себя великой артисткой, пошел в парк и... увидел тебя. Ты стояла около какой-то скамейки и кидала камешки, стараясь попасть в яму. О, я помню все это до мельчайших подробностей! Помню твое ярко-желтое платье, загорелые руки, рыжие волосы. Но главное, я помню твою неповторимую презрительную усмешку, в которой было столько обаяния. Как жалко, Элла, что ты не можешь увидеть себя со стороны, не можешь страстно и обреченно влюбиться в саму себя!
Гурдина тихо вздохнула, ей было больно дышать. Кольнуло в сердце. "Как это было давно: море, детство, смешной мальчишка, который ходил за мной, как собачонка. Мальчишка, решивший меня уничтожить".
- Но самый большой удар ждал меня впереди. Я не мог поверить своим глазам. Ты с такой легкостью и вдохновением исполняла отрывки ролей, разыгрывала театральные сценки. Для меня было потрясением, что я ТАК не мог, я - выросший за кулисами театральный ребенок. Я смотрел на тебя с восхищением и ненавистью. Я ненавидел и презирал свою мать, которая не дала мне таланта, но обрекла на тоску по театру, который я тоже и любил, и ненавидел... Ты догадалась, что именно я разрезал запястья своей матери. Я прочитал это в твоих глазах, в них было презрение и брезгливость, но страха не было, ты не БОЯЛАСЬ меня, и это было самым мучительным, я не мог в это поверить. И тогда я поклялся, что ЗАСТАВЛЮ тебя бояться!
"Господи, откуда взялся этот мотив? "В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана, в таверне веселились моряки и пили за здоровье капитана". Черт, кажется, свело ногу". Она протянула руку вниз. Медленно, незаметно.
- Ты всегда умела околдовывать людей, они становились твоими преданными рабами. Я помню Лилю, жалкую, бедную Лилю, ставшую буквально твоей тенью, повторяющей твои движения, смех... Так случилось, что после смерти матери меня направили в детский дом. Мне повезло. Меня усыновили добрые состоятельные люди, превратившие мою жизнь в мечту для многих моих сверстников. Они дали мне все... Они хотели, чтобы я стал дипломатом, у них были связи, они могли устроить меня в элитный МГИМО. Но я сказал: "Нет" - и поступил в театральное, вернее, они помогли мне поступить. Это было наваждением, Элла: запах театра и ТЫ, КОТОРУЮ Я НИКАК НЕ МОГ ЗАБЫТЬ все эти годы. О моей жизни рассказывать не хочется. Я был навсегда болен твоими волосами, глазами, смехом. Моя первая девушка была ПОХОЖА на тебя, но только похожа. Вторую я изнасиловал около ее же дома. Я становился зверем, когда видел рыжие волосы и синие глаза. Я помню, как воспитательница детского дома была напугана моей запиской, в которой я написал, что мне хочется ласкать ее шею, сжимать руками и видеть, как из нее брызнет кровь. Она тоже была рыженькая, с ярко-синими глазами. Я не вытерпел и поехал туда, где мы впервые встретились, в твой родной город. Тогда я и отправил тебе свое первое послание. Ты испугалась и убежала из города вместе с сыном. Я не ожидал этого и был сильно озадачен. Я надолго потерял тебя из виду. Но я знал, что рано или поздно мы встретимся снова, я это предчувствовал. Я понимал, что ты, такая яркая и талантливая, когда-нибудь окажешься в Москве, пробьешься и станешь знаменитой. Это было ясно каждому, кто хоть раз видел тебя, говорил с тобой.
Рука медленно ползла вниз. "Только бы не заскрипел ящик, может быть, мне удастся открыть его без шума", - вертелось у Гурдиной в голове.
- И вот, когда я через столько лет снова встретился с тобой, то испытал НАСТОЯЩИЙ КАЙФ - я понял, что ты в моей власти, что ты ни о чем не догадываешься. Как я наслаждался этим! Я сделал себе пластическую операцию, чтобы ты никогда не узнала меня. Тебе не страшно, Элла? - он все пытался заглянуть ей в глаза, но ему это никак не удавалось.
- Нет, - в ее голосе прозвучало удивление, - нет, я не боюсь тебя. Я не знаю, что такое страх ЗА СЕБЯ. Я боялась за своего сына, но за себя никогда.
Он согласно кивнул:
- Ты всегда была такой безрассудно-смелой, я восхищался тобой, ненавидел и восхищался. А твоя головокружительная карьера! Ты - ведущий московский режиссер, твой талант признан всеми, ты - счастливчик, баловень судьбы.
- Ты ошибаешься, ошибаешься, я никогда не была баловнем судьбы, я за все сражалась и боролась. Мне ничего не давалось просто так. Знаешь ли ты, лощеный московский юноша, что такое грязь и убожество провинциальных гостиниц, ежеминутное унижение со стороны режиссера, который милостиво разрешает тебе играть ту или иную роль, настоящая нищета и голод? Я шла по жизни, стиснув зубы, я говорила себе: "Элла, пробьет и твой час!" Я верила в это, я знала, что это будет ТАК! Но мне был уготован длинный тернистый путь, который я прошла одна, без всякой помощи, от начала и до конца! Я всегда оставалась сама собой, и как бы жизнь ни пыталась меня согнуть, ей это не удалось! Я выстояла и победила. Я создала СВОЙ ТЕАТР, чтобы самой определять ВСЕ. Я выиграла в жизни. А ты? Чего добился ты?
- Нет, это все не то, ты говоришь не то, - он покачал головой, почему ты всем навязываешь свои правила игры, что ты за женщина?! Но все-таки мне удалось тебя обмануть. Мне не хватало денег на хорошую, достойную меня жизнь, и я нашел выход! Я подбирал к тебе в театр милых наивных блондиночек. Одна незаметно сменяла другую. Они были похожи друг на друга как две капли воды. И ты ничего не замечала. Этих блондиночек я пристраивал к одиноким старикам с деньгами, квартирами, - главным образом, с квартирами, - которые, как известно, сейчас стоят баснословных денег. Вскоре старики умирали, вернее, им помогали умереть. Иногда с помощью инъекций, иногда доводили до инфаркта любовными играми - всего и не перечислишь, фантазия у меня богатая! - Он усмехнулся. - Став вдовами, блондиночки без промедления продавали квартиры, а я, конечно, обещал им свою руку и сердце. Они вручали мне деньги и собственную жизнь, а потом исчезали. Без следа. Навсегда. И все это касалось твоего театра, он был как бы соучастником этих преступлений. Как я радовался этому! Но мне было мало этих игр, мне захотелось повести другую игру, БОЛЬШУЮ ИГРУ, где ставками были бы наши жизни - твоя и моя. Я хотел насладиться твоим страхом, испугом...
Неожиданно Элла стала насвистывать.
- Ах, да, старый мотив, ты даешь мне сигнал, я помню: "Послушай, сэр, поговорим короче, как подобает старым морякам, я опоздал всего лишь на две ночи, и эту ночь без боя не отдам!" Ну, не могу я короче, - он почти рассердился, - не перебивай меня, будет хуже! Мой брат, несчастный полоумный брат. Я с трудом разыскал его и подсунул к тебе в театр. Ему была составлена липовая биография, он не был актером, он всего лишь пытался им подражать, ведь он, как и я, вырос в театре и был навсегда околдован этим. Впрочем, тебе и не требовались актеры, правда, Элла? Ты могла вытянуть любую бездарь, ты - ГЕНИАЛЬНЫЙ ДРЕССИРОВЩИК. И я всегда втайне подозревал, что так оно и есть. Но сегодня я исполню роль инквизитора, держись, Элла, он хихикнул, - Элла, ку-ку....
Рука нащупала последний ящик стола, Элла чувствовала, как в наступившей тишине громко бьется ее сердце. Струйка пота стекала по ноге. Она твердо считала про себя: "один, два, три"...
- Я внушил брату, что ты - его мать. Несчастный малый, он чуть не сошел с ума от радости, я призывал его только все хранить в тайне до поры до времени. Но этот болван спутал мои карты. Я направил тебе записку, где указал, что буду ждать тебя в партере сразу после окончания спектакля, и одновременно обратился в эту идиотскую контору "Белый гриф", чтобы они проследили за нашей встречей. Я вдруг решил, что ты меня убьешь, и поэтому в последний момент передумал и отправил вместо себя другого человека, одного знакомого, приехавшего в Москву по своим делам из глухой провинции. Я сказал ему, что его ждет театральный розыгрыш и пусть он ничему не удивляется. Я предвкушал грандиозный спектакль. Ты убьешь этого человека, и это будет происходить на глазах детектива из агентства. Ты была бы уничтожена и посрамлена, тебе бы пришел сокрушительный конец. Но полоумный братишка! Если бы я знал, что он выкинет, то задушил бы его собственными руками. У этого сумасшедшего хватило сообразительности перевести часы и... все полетело кувырком. Спектакль закончился раньше обычного, а ты не успела на свидание, потому что в партере уже сидел мертвец. Как я проклинал себя, но ведь я даже не знал, кто это сделал, пока несчастный псих не проговорился. К тому же он вел дневник, но об этом я узнал значительно позже.
Я почувствовал тревогу. Мне не нужны были люди, мешающие вести МОЮ ИГРУ. Сначала Миронова, потом Касьянников. Они пытались шантажировать меня. Касьянников вообще намекал, что ему известно мое прошлое, грозился предать его огласке. И тянул из меня деньги. Тянул, тянул. А потом еще эта Анжела, она стала приставать ко мне, чтобы я скорее женился на ней, говорила, что беременна.
К Мироновой я пришел передать деньги. Я все предусмотрел. Пришел сильно загримированный. Сказал, что сразу после спектакля и не успел смыть грим. Обычно мы встречались в "Мольере", но здесь мне нужно было прийти к ней на квартиру. Меня бы никто никогда не узнал. Я пришел с шампанским, сказал, что мне дают роль в новом спектакле, и предложил выпить за это. Она поморщилась, но отказать не смогла. Мы сели на кухне, выпили, и я незаметно подмешал ей снотворное в шампанское, когда она выходила, а потом открыл газ. Касьянникову пришлось устроить маленькую техническую неполадку в его автомобиле. Конечно, это сделал не я, а другой человек. Я щедро оплатил его услуги.
С Рудиком было сложнее. Но мне удалось внушить ему, что его песенка спета, его разоблачат как убийцу и еще притянут "мать" в качестве соучастницы. Я навел подозрения на Анжелу, сказав, что она была сообщницей убитого в партере. Рудик поверил всему. Он сам поехал навстречу своей смерти, решив разом избавиться от всех проблем. Он нарочно врезался в дерево на повороте. Узнав об этом, я почувствовал облегчение. Я снова был в безопасности, - он замолчал. - Это все, я устал, а ты? ТЫ НЕ УСТАЛА?
Ящик открывался бесконечно долго. Еще один сантиметр, еще... От напряжения закололо в глазах. "Сейчас потеряю сознание, - мелькнуло в голове, - нет, я должна выстоять!"
- Ты трепло и дерьмо. Ты - слизняк, - Элла скривила губы, - ну что ты мне сделаешь, что?!
- А ты не догадываешься, ты же такая умная, ты умеешь читать мысли, делаешь людей кроткими и послушными. - Он достал из кармана кусок железной проволоки. - Вот, посмотри, видишь? Я обмотаю тебя ею и буду делать все, что захочу...
- Ты? Да ты побоишься подойти ко мне, не то что связать. - Ящик тихо скрипнул, она замерла. В ней все напряглось. "Неужели он услышал, черт!"
- Я не побоюсь подойти к тебе, Элла, - в его голосе прозвучал упрек, зачем ты так? - Он встал и улыбнулся. - Моя обожаемая Элла, рыжая шлюха! Его глаза горели.
Элла сделала резкое движение и... Два выстрела грянули одновременно. Она не сразу поняла, что произошло.
В дверях стояла Катя Муромцева и не отрываясь смотрела на нее.
- С вами все в порядке? - Катя бросила пистолет на стол.
Ей вдруг вспомнились слова Георгия Константиновича, ее наставника в тире: "Я разных видел: хладнокровных и горячих, расчетливых и безалаберных, но такой - отчаянной - никогда". Она улыбнулась.
Элла посмотрела на пистолет в своей руке. "Заряжен холостыми, - поняла она, - все предусмотрел, мерзавец!"
Гурдина встала и подошла к безжизненному телу. Перед ней на полу лежал актер театра "Саломея" Женя Сандула, которого она часто ласково называла "Наш маленький донжуан", хотя маленьким он не был. "А ведь он мне нравился, - пронеслось в голове, - как он задушевно пел "В нашу гавань" и "Фонтан черемухой покрылся". Он тоже любил море, как и я. И ненавидел меня. Но теперь все позади".
Элла села в кресло и устало закрыла глаза. По ее лицу блуждала улыбка, и через минуту она уже спала безмятежным сном, мгновенно сморившим ее после пережитого потрясения.
- Она необыкновенная, - Катя тихо закрыла дверь и повернулась к Алексею. - Представь себе: пережить такое потрясение и уснуть, как ребенок. Вот это нервы, железные. Надо позвонить в милицию, чтобы забрали тело. И сыну. Да-да, сыну, - повторила она, увидев недоумевающий взгляд Алексея, ее сын - Артур, а не Рудик, как мы все думали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27