Анито заметила его и что-то сказала Укатонену, который обратился к остальным туземцам. Затем Анито увела Джуну наверх, где им была отведена комната. Для путешественников были приготовлены три свежие постели из листьев. Джуна зарылась во влажное тепло ближайшего к ней ложа и тут же уснула.
Когда Джуна проснулась, ее кожа опять была болезненно чувствительна и чесалась. В какой-то степени это почему-то успокоило Джуну: значит, не все магические смазки Анито действуют безотказно на Джуну. Хотя, конечно, она наверняка чувствовала бы себя лучше, не кажись ей, что ее кожа стала на два размера меньше, чем надо. Джуна встала, умылась, а потом села на постель и стала обдумывать ситуацию, в которой очутилась. Ей предстояло проторчать на этой планете долго. После трех недель тщетных попыток она так и не научилась управлять своей кожей так, чтобы «разговаривать» на языке кожи. Это создает множество затруднений. Теперь же, раз ей предстоит жить тут долго, научиться языку туземцев совершенно необходимо. А отсюда вытекает необходимость разрешить Укатонену слияние с ней.
Джуна сглотнула слюну. Ее горло пересохло от страха, когда она вспомнила о насилии, испытанном при первом слиянии. Ах, если б существовал какой-нибудь иной путь! Но проблема обучения упиралась в физиологию, и решить ее можно было только через слияние.
Вошел Укатонен, неся завтрак. Джуна изо всех сил старалась приглушить ярко-оранжевый цвет страха, когда она прикоснулась к плечу туземца, чтобы привлечь его внимание, а затем протянула ему руки шпорами вверх. Укатонен стал темно-пурпурным, как тень на спелом черносливе, а его уши широко расправились.
— Хочешь говорить? — спросил он. — Хочешь аллу-а?
Джуна кивнула. И хоть какая-то часть ее естества рвалась бежать отсюда, вопя от ужаса, Джуна все же победила свой страх. Ей необходимо говорить с туземцами. Возможно, от этого будет зависеть вся ее жизнь.
— Ты веришь мне?
Джуна опять кивнула. Она должна верить этому туземцу, чтобы перенести насилие слияния.
— Хорошо, — произнес туземец и окрасился в темно-синий цвет спокойствия и ободрения. — Не надо бояться. Я не причиню боли.
Все силы Джуны были направлены на то, чтобы не убежать, когда Укатонен протянул ладони и положил их поверх ее рук. Ее пальцы тряслись, когда она сжала их вокруг запястий Укатонена. Джуна крепко зажмурилась — не хотела видеть, как его тонкие четырехпалые ладони сожмут ее запястья. Затем их шпоры соприкоснулись. Прикосновение завершилось слабым уколом.
Вхождение в контакт ближе всего напоминало прыжок в глубины теплого пруда. Сначала пришло ощущение разрыва тонкой поверхностной пленки, а затем Джуна оказалась внутри самой себя. Это был странный слепой мир, мир, полный звуков — шум бегущей по сосудам крови, прерывистое биение сердца, ускоренное испытанным страхом, бульканье желудка. А еще Джуна ощущала вкус: грубый темный вкус крови, мягкий пушистый персиковый привкус собственной кожи, медный привкус кожи Укатонена, охранявшего Джуну. Она осязала, обоняла, как он проникает в ее желудок, в ее легкие, как удаляет из ее тела смертельные и чуждые ей яды. Чувствовала она и свой страх — яркий, блестящий, добавляющий слиянию какой-то собственный неповторимый привкус.
Теперь к ней пришло и ощущение присутствия эго Укатонена. Это было ощущение мощной речной стремнины. Испуганная Джуна начала было сопротивляться, но эго туземца подхватило ее и понесло по стремнине, бессильную, как лист, уносимый водоворотом. Она видела, как эго Укатонена останавливается перед тонким барьером из ее — человеческой — и его — туземной — кожи. Он — мужчина — осознала она, даже не понимая, каким образом пришло к ней понимание этого. Ее кожа горела, ее покалывали тысячи иголок. Как будто Джуна принимала ванну из шампанского, но принимала ее внутренней поверхностью кожи. Она чувствовала, как передвигается в ней эго туземца, как оно проходит по ноющим мышцам и напряженным сухожилиям, оставляя их размягченными и расслабленными. Уход эго сопровождался исчезновением хинных следов стресса и усталости, гнездившихся в Джуне даже после освежающего сна. А затем эго Укатонена стало покидать тело Джуны, подобно волне, убегающей с пляжа обратно в море. Прохладный призрак туземца мелькнул где-то вдали. Джуна открыла глаза, и он исчез, как пена, уходящая в песок, когда волна схлынет с берега.
Джуна встала и потянулась. Она ощущала свою свежесть и чистоту, ей казалось, что она — одна из маминых льняных накрахмаленных рубашек, только что снятых с гладильной доски. Ее кожа уже не казалась ободранной наждачной «шкуркой». Джуна глубоко вдохнула воздух и опять потянулась — только ради удовольствия ощутить, как эластична ее мускулатура.
Подняв руку, Джуна изобразила свое имя бирюзовыми буквами на черном фоне, потом заставила эту надпись ползти по ее руке вверх, через грудь, по левому боку и исчезнуть на левом колене. Потом Джуна нарисовала в уме цветок, и плоское примитивное изображение цветка сейчас же возникло на ее коже. Она напряглась, желая сделать рисунок более реалистичным, и он тут же усовершенствовался. Было безумно интересно наблюдать, как картинки то появляются на ее теле, то исчезают. Самих изображений Джуна не ощущала, хотя точно знала, где они находятся, даже ничего не видя. Она только представляла себе изображение в уме, и оно тут же возникало на коже. Это было не труднее, чем поднять руку.
Джуна взглянула на Укатонена, который переливался рябью одобрения.
— Голодна? — спросил он.
Она жутко хотела есть. «Да», — подумала она, и тут же у нее на груди возникли три черных горизонтальных прутика — знак согласия. «Еда», — подумала она, представив себе зеленый символ еды, и он тоже появился у нее на груди. Укатонен подал ей корзину с фруктами и несколько кусков сотового меда.
— Я принесу еще еды. Сейчас вернусь, — сказал туземец и вышел.
Джуна забавлялась с речью кожи все время, пока ела; она практиковалась с малыми и большими символами. Многообразие и легкость применения ее новой способности были просто удивительны. Все, что она представляла в уме, тут же появлялось на коже. Но хотя Джуна теперь могла заставить свою кожу говорить что угодно, Укатонен не наделил ее столь же мгновенным знанием языка инопланетян. Она могла вызвать на коже лишь изображение тех символов, которые ей были хорошо известны и изображение которых она могла мысленно воспроизвести. Джуна вздохнула, представив, сколько символов ей придется изучить, чтобы бегло говорить на языке туземцев. И в то же время она радовалась тому, что Укатонен не обманул ее доверия и не стал вмешиваться в ее мозговую деятельность. Она подумала: а что вообще ограничивает силы туземцев при слиянии? Совершенно очевидно, что этот процесс поглощает много энергии. Она была невероятно голодна после слияния и еще раньше замечала, что туземцы до и после аллу-а едят жутко много.
Джуна уже съела все, что было, но ее аппетит остался неудовлетворенным, когда вошла Анито, неся завернутые в листья тонко нарезанные полоски свежей рыбы. Часть рыбы Анито отдала Джуне.
— Спасибо, Анито, — сказала Джуна на языке кожи.
Уши Анито встали торчком, розовая окраска выразила глубокое удивление, но тотчас сменилась пурпурной — знаком вопроса.
— Укатонен, — сказала Джуна и протянула руки — шпорами вверх. Выражено это было, наверное, грубовато, но Анито все поняла.
Затем туземка вспыхнула темно-охряным цветом, что соответствовало чувству беспокойства.
— Не есть хорошо, — сказала Анито. — Укатонен заболеет от аллу-а с тобой. Я помогу.
Через несколько минут пришел Укатонен; он принес еще еды. Анито схватила его за руку, и они стали обмениваться символами с такой быстротой, что Джуна ничего не смогла понять. Укатонен посмотрел на Джуну, и охряный цвет беспокойства проступил на его коже. Он протянул Джуне мясо и морские водоросли, велел все съесть. Потом оба туземца сели в уголок и слились шпорами. Джуна съела треть мяса и водорослей, а остальное завернула в листья и положила рядом с чашами воды. Укатонен и Анито будут голодны, когда контакт кончится.
Джуне пора было возвращаться к радиомаяку. Ведь так мало времени оставалось до того часа, когда корабль уйдет в гиперпространство! Потребность быть у маяка стала почти физической. Она хотела быть там каждую оставшуюся в ее распоряжении секунду, ведь это ее единственная связь с человечеством, которая к тому же вскоре надолго оборвется.
Но сумеет ли она одна найти дорогу к маяку? Она поглядела на туземцев, наглухо отрезанных от мира странным процессом слияния. Сказать, сколько времени это будет продолжаться, было просто невозможно. Может, десять минут, может, до вечера.
Джуна вышла из комнаты и попробовала разговориться с местными туземцами, но ее язык кожи был еще слишком беден, чтобы из этого что-то вышло. К тому же туземцев этой деревни разговоры с Джуной не очень-то интересовали. Они отделывались от нее, игнорируя заданные вопросы. Некоторые же показались ей сердитыми, они прижимали уши к голове и шипели на нее, как шипит холодная вода, попав на раскаленный металл. Со времени похорон Илто Джуна еще ни разу не встречалась с такой откровенной враждебностью.
Джуна никак не могла взять в толк, что такого она сделала, чтобы вызвать подобное отношение. Может, по неведению совершила какой-нибудь faux pas? Она не могла припомнить ничего такого, что могло бы оскорбить селян. Возможно, они просто боятся ее, потому что она такая странная и не похожая на них? А может, они злы на нее за что-то, что сделала экспедиция? Слишком уж много тут всяких вариантов! Надо будет потом спросить об этом Анито.
Джуна выбралась из дупла и вышла в огромную чашу, образованную расходящимися во все стороны мощными ветвями. Она поглядела вверх сквозь крону, чтобы определить, какова погода. Белые перья облаков уже собирались. Скоро облачность затянет все небо. А через два-три часа польет дождь. Пора идти.
Она вылезла на самую верхнюю ветку дерева-деревни. Лес спускался к далекому пустынному пространству океана, спускался чередованием зеленых бугров и западин, иногда отмеченных взрывом ярких цветов или голыми серыми ветвями мертвого дерева-гиганта.
Джуна увидела и радиомаяк — тонкий серебряный проблеск на каменном утесе, окруженный черной пустотой, разлившейся на том месте, где лес был выжжен на корню. Если Джуна поспешит, она будет там часа через полтора. Она покрепче подтянула мешок за плечами, проверила, на месте ли фляжка с водой, и пустилась в путь.
Джуна придерживалась крон верхнего яруса, время от времени останавливаясь, чтобы проверить, туда ли она идет. Когда до маяка осталось минут пятнадцать-двадцать хода, Джуна остановилась, чтобы отдохнуть на одной из верхних веток очень высокого дерева, съела один из тех ярко-красных сладких плодов, которые остались у нее после вчерашнего пиршества, и стала любоваться открывшимся перед ней видом. Океан, казавшийся сплошной серебристой пеленой, лишь кое-где ярко вспыхивал под прямыми лучами солнца, прорвавшимися сквозь величественные серые облака, насыщенные дождевой влагой. Свежий морской бриз покачивал ветку, на которой устроилась Джуна. Она чувствовала себя настоящей царицей леса. И почему это туземцы целыми днями торчат в сумраке леса, хотя могли бы наслаждаться свежим воздухом и солнечным светом? Может, у них агорафобия? Или их кожа не терпит солнечных лучей?
Пора двигаться. Джуна швырнула последний огрызок фрукта вниз и закинула мешок на плечо. И в ту самую минуту, когда она перескакивала на другую ветку, чья-то огромная тень ринулась к ней с неба подобно грозной черной молнии. Что-то острое ударило Джуну в плечо, сбросив с ветки. Джуна полетела вниз. Ветви дерева скользили мимо нее с противоестественной неторопливостью. Она протянула руку и ухватилась за ветку, пролетавшую мимо нее.
Последовал мощный рывок. Руку пронзила острая боль. Зато теперь Джуна уже не падала. И время опять текло с обычной скоростью. Какое-то время Джуна просто висела на ветке, слишком испуганная, чтобы двинуться, и все еще не веря, что жива. Она вытянула вторую руку, чтобы получше уцепиться за ветку, на которой повисла, но тут же почувствовала сильную боль в плече. Сжав зубы и кряхтя от боли, Джуна подтянулась и села на ветку.
По спине текло что-то теплое. Она завела за руку здоровую руку и пощупала. Рука оказалась в липкой крови.
Попробовала пощупать спину повыше и обнаружила на плече два глубоких пореза. Что же это за чертовщина врезалась в нее? Ощущение было такое, будто в нее ударила с чистого неба молния.
Какая-то черная тень закрыла солнце, но слишком быстро для облака. Джуна взглянула вверх как раз вовремя, чтобы увидеть невероятно крупного воздушного хищника, скользящего над вершинами деревьев. Она сразу же узнала его. Во время исследовательских полетов на флайере над джунглями она видела несколько таких. Это были массивные тяжелые птицы, с размахом кожистых крыльев метров в пять. Хищники произвели на нее сильное впечатление, но с типичным для человека самомнением она сочла, что для нее они не опасны, и вскоре забыла о них. Теперь-то она поняла, почему туземцы избегают появляться на кронах самого высокого яруса леса.
Джуна перевела дух. Все кончилось. Она жива. Конечно, оба плеча жутко болят — одно поранено, другое вывихнуто. Но главное, она жива. Устроившись на прочной развилке, Джуна вынула аптечку и обработала рану. Работа была болезненная и нелегкая. Раны находились в таком месте, до которого не дотянешься, да и двигать второй рукой было больно. Все же раны удалось промыть и обработать антисептическим спреем. Затем Джуна с трудом спустилась вниз и пошла пешком.
Первые капли дождя упали как раз тогда, когда Джуна объявила о своем прибытии. Она суммировала все события ночи и документально подтвердила слияние с Укатоненом и то, как оно подарило ей способность овладеть речью кожи. Физиологи с ума посходят от того, что с ней случилось, равно как и специалисты по КСИ и лингвисты. Чем больше они обалдеют, тем скорее вернутся за ней.
Затем Джуна занялась почтой. Там было около пятисот записок и текстов. Все бесценное и все ранящее. Джуна решила все это пока отложить, не читая. Нужно заниматься делом. В середине ночи корабль уйдет в гиперпространство, а ей, до того как это произойдет, нужно отправить уйму информации. Под проливным дождем Джуна сидела и надиктовывала около двух часов. Ее голос стал низким и хриплым, а боль в ранах усилилась. Что-то коснулось плеча Джуны.
Она вскочила и огляделась. Это были Укатонен и Анито.
— Пойдем, — сказала Анито и сделала знак идти за ними.
Джуна чувствовала, что нуждается в отдыхе. Да и голос пропал. Она вздохнула и пошла за туземцами в джунгли. Когда они благополучно укрылись под тенью большого дерева, Анито дотронулась до пены антисептика на плече Джуны.
— Что это на руке?
— Птица поранила. Я обработала рану, — объяснила Джуна.
— Ты аллу-а со мной, я вылечу лучше, — ответила Анито. Она протянула руки к Джуне, демонстрируя желание слиться.
Джуна покачала головой. Слияние все еще приводило ее в ужас.
Анито настаивала, вспышки желтого раздражения появлялись на охряной коже. Укатонен наблюдал за их разговором. Молчал.
Джуна снова отрицательно покачала головой, протирая рукой слезящиеся глаза. Если она подчинится Анито, все инопланетяне захотят с нею сливаться, и от нее как от человека не останется и следа к тому времени, когда они удовлетворят свое любопытство.
Анито снова коснулась ее руки, умоляя Джуну о слиянии.
— Плечо плохо. Ты заболеешь.
Джуна сбросила ее руку и отвернулась. Она уже устала повторять туземцам, чтобы они не дотрагивались до нее. Плечо горело, глаза слезились. Когда она встала, чтобы идти к маяку, она несколько раз чихнула. Голова казалась неподъемно тяжелой и болела. Это надо же, простудиться в такое время! Ей нельзя болеть, когда впереди так много работы…
Анито схватила Джуну да руку и с силой повернула ее лицом к себе.
— Ты болеть! Ты очень болеть!
На груди Анито появился рисунок. Это было изображение Джуны, когда ее нашли в лесу. Умирающей Джуны. Затем туземка показала Джуну в том виде, в котором она была сейчас — с двумя царапинами на плече и зоной воспаления между ними. Потом кожа Анито приобрела серебристый оттенок. Именно так выглядел тот больной старейшина — Илто — после смерти. Анито опять протянула руки, прося о слиянии.
Эта туземка до сих пор всегда подчинялась нежеланию Джуны слиться. Значит, тут что-то другое. Джуна протерла свои слезящиеся глаза и постаралась понять смысл происходящего. Чувствовала она себя ужасно. Еще никогда ей не было так плохо с того времени, как ее скафандр отказал. Ее кожа вспыхнула оранжевым от пронизавшего все ее существо страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Когда Джуна проснулась, ее кожа опять была болезненно чувствительна и чесалась. В какой-то степени это почему-то успокоило Джуну: значит, не все магические смазки Анито действуют безотказно на Джуну. Хотя, конечно, она наверняка чувствовала бы себя лучше, не кажись ей, что ее кожа стала на два размера меньше, чем надо. Джуна встала, умылась, а потом села на постель и стала обдумывать ситуацию, в которой очутилась. Ей предстояло проторчать на этой планете долго. После трех недель тщетных попыток она так и не научилась управлять своей кожей так, чтобы «разговаривать» на языке кожи. Это создает множество затруднений. Теперь же, раз ей предстоит жить тут долго, научиться языку туземцев совершенно необходимо. А отсюда вытекает необходимость разрешить Укатонену слияние с ней.
Джуна сглотнула слюну. Ее горло пересохло от страха, когда она вспомнила о насилии, испытанном при первом слиянии. Ах, если б существовал какой-нибудь иной путь! Но проблема обучения упиралась в физиологию, и решить ее можно было только через слияние.
Вошел Укатонен, неся завтрак. Джуна изо всех сил старалась приглушить ярко-оранжевый цвет страха, когда она прикоснулась к плечу туземца, чтобы привлечь его внимание, а затем протянула ему руки шпорами вверх. Укатонен стал темно-пурпурным, как тень на спелом черносливе, а его уши широко расправились.
— Хочешь говорить? — спросил он. — Хочешь аллу-а?
Джуна кивнула. И хоть какая-то часть ее естества рвалась бежать отсюда, вопя от ужаса, Джуна все же победила свой страх. Ей необходимо говорить с туземцами. Возможно, от этого будет зависеть вся ее жизнь.
— Ты веришь мне?
Джуна опять кивнула. Она должна верить этому туземцу, чтобы перенести насилие слияния.
— Хорошо, — произнес туземец и окрасился в темно-синий цвет спокойствия и ободрения. — Не надо бояться. Я не причиню боли.
Все силы Джуны были направлены на то, чтобы не убежать, когда Укатонен протянул ладони и положил их поверх ее рук. Ее пальцы тряслись, когда она сжала их вокруг запястий Укатонена. Джуна крепко зажмурилась — не хотела видеть, как его тонкие четырехпалые ладони сожмут ее запястья. Затем их шпоры соприкоснулись. Прикосновение завершилось слабым уколом.
Вхождение в контакт ближе всего напоминало прыжок в глубины теплого пруда. Сначала пришло ощущение разрыва тонкой поверхностной пленки, а затем Джуна оказалась внутри самой себя. Это был странный слепой мир, мир, полный звуков — шум бегущей по сосудам крови, прерывистое биение сердца, ускоренное испытанным страхом, бульканье желудка. А еще Джуна ощущала вкус: грубый темный вкус крови, мягкий пушистый персиковый привкус собственной кожи, медный привкус кожи Укатонена, охранявшего Джуну. Она осязала, обоняла, как он проникает в ее желудок, в ее легкие, как удаляет из ее тела смертельные и чуждые ей яды. Чувствовала она и свой страх — яркий, блестящий, добавляющий слиянию какой-то собственный неповторимый привкус.
Теперь к ней пришло и ощущение присутствия эго Укатонена. Это было ощущение мощной речной стремнины. Испуганная Джуна начала было сопротивляться, но эго туземца подхватило ее и понесло по стремнине, бессильную, как лист, уносимый водоворотом. Она видела, как эго Укатонена останавливается перед тонким барьером из ее — человеческой — и его — туземной — кожи. Он — мужчина — осознала она, даже не понимая, каким образом пришло к ней понимание этого. Ее кожа горела, ее покалывали тысячи иголок. Как будто Джуна принимала ванну из шампанского, но принимала ее внутренней поверхностью кожи. Она чувствовала, как передвигается в ней эго туземца, как оно проходит по ноющим мышцам и напряженным сухожилиям, оставляя их размягченными и расслабленными. Уход эго сопровождался исчезновением хинных следов стресса и усталости, гнездившихся в Джуне даже после освежающего сна. А затем эго Укатонена стало покидать тело Джуны, подобно волне, убегающей с пляжа обратно в море. Прохладный призрак туземца мелькнул где-то вдали. Джуна открыла глаза, и он исчез, как пена, уходящая в песок, когда волна схлынет с берега.
Джуна встала и потянулась. Она ощущала свою свежесть и чистоту, ей казалось, что она — одна из маминых льняных накрахмаленных рубашек, только что снятых с гладильной доски. Ее кожа уже не казалась ободранной наждачной «шкуркой». Джуна глубоко вдохнула воздух и опять потянулась — только ради удовольствия ощутить, как эластична ее мускулатура.
Подняв руку, Джуна изобразила свое имя бирюзовыми буквами на черном фоне, потом заставила эту надпись ползти по ее руке вверх, через грудь, по левому боку и исчезнуть на левом колене. Потом Джуна нарисовала в уме цветок, и плоское примитивное изображение цветка сейчас же возникло на ее коже. Она напряглась, желая сделать рисунок более реалистичным, и он тут же усовершенствовался. Было безумно интересно наблюдать, как картинки то появляются на ее теле, то исчезают. Самих изображений Джуна не ощущала, хотя точно знала, где они находятся, даже ничего не видя. Она только представляла себе изображение в уме, и оно тут же возникало на коже. Это было не труднее, чем поднять руку.
Джуна взглянула на Укатонена, который переливался рябью одобрения.
— Голодна? — спросил он.
Она жутко хотела есть. «Да», — подумала она, и тут же у нее на груди возникли три черных горизонтальных прутика — знак согласия. «Еда», — подумала она, представив себе зеленый символ еды, и он тоже появился у нее на груди. Укатонен подал ей корзину с фруктами и несколько кусков сотового меда.
— Я принесу еще еды. Сейчас вернусь, — сказал туземец и вышел.
Джуна забавлялась с речью кожи все время, пока ела; она практиковалась с малыми и большими символами. Многообразие и легкость применения ее новой способности были просто удивительны. Все, что она представляла в уме, тут же появлялось на коже. Но хотя Джуна теперь могла заставить свою кожу говорить что угодно, Укатонен не наделил ее столь же мгновенным знанием языка инопланетян. Она могла вызвать на коже лишь изображение тех символов, которые ей были хорошо известны и изображение которых она могла мысленно воспроизвести. Джуна вздохнула, представив, сколько символов ей придется изучить, чтобы бегло говорить на языке туземцев. И в то же время она радовалась тому, что Укатонен не обманул ее доверия и не стал вмешиваться в ее мозговую деятельность. Она подумала: а что вообще ограничивает силы туземцев при слиянии? Совершенно очевидно, что этот процесс поглощает много энергии. Она была невероятно голодна после слияния и еще раньше замечала, что туземцы до и после аллу-а едят жутко много.
Джуна уже съела все, что было, но ее аппетит остался неудовлетворенным, когда вошла Анито, неся завернутые в листья тонко нарезанные полоски свежей рыбы. Часть рыбы Анито отдала Джуне.
— Спасибо, Анито, — сказала Джуна на языке кожи.
Уши Анито встали торчком, розовая окраска выразила глубокое удивление, но тотчас сменилась пурпурной — знаком вопроса.
— Укатонен, — сказала Джуна и протянула руки — шпорами вверх. Выражено это было, наверное, грубовато, но Анито все поняла.
Затем туземка вспыхнула темно-охряным цветом, что соответствовало чувству беспокойства.
— Не есть хорошо, — сказала Анито. — Укатонен заболеет от аллу-а с тобой. Я помогу.
Через несколько минут пришел Укатонен; он принес еще еды. Анито схватила его за руку, и они стали обмениваться символами с такой быстротой, что Джуна ничего не смогла понять. Укатонен посмотрел на Джуну, и охряный цвет беспокойства проступил на его коже. Он протянул Джуне мясо и морские водоросли, велел все съесть. Потом оба туземца сели в уголок и слились шпорами. Джуна съела треть мяса и водорослей, а остальное завернула в листья и положила рядом с чашами воды. Укатонен и Анито будут голодны, когда контакт кончится.
Джуне пора было возвращаться к радиомаяку. Ведь так мало времени оставалось до того часа, когда корабль уйдет в гиперпространство! Потребность быть у маяка стала почти физической. Она хотела быть там каждую оставшуюся в ее распоряжении секунду, ведь это ее единственная связь с человечеством, которая к тому же вскоре надолго оборвется.
Но сумеет ли она одна найти дорогу к маяку? Она поглядела на туземцев, наглухо отрезанных от мира странным процессом слияния. Сказать, сколько времени это будет продолжаться, было просто невозможно. Может, десять минут, может, до вечера.
Джуна вышла из комнаты и попробовала разговориться с местными туземцами, но ее язык кожи был еще слишком беден, чтобы из этого что-то вышло. К тому же туземцев этой деревни разговоры с Джуной не очень-то интересовали. Они отделывались от нее, игнорируя заданные вопросы. Некоторые же показались ей сердитыми, они прижимали уши к голове и шипели на нее, как шипит холодная вода, попав на раскаленный металл. Со времени похорон Илто Джуна еще ни разу не встречалась с такой откровенной враждебностью.
Джуна никак не могла взять в толк, что такого она сделала, чтобы вызвать подобное отношение. Может, по неведению совершила какой-нибудь faux pas? Она не могла припомнить ничего такого, что могло бы оскорбить селян. Возможно, они просто боятся ее, потому что она такая странная и не похожая на них? А может, они злы на нее за что-то, что сделала экспедиция? Слишком уж много тут всяких вариантов! Надо будет потом спросить об этом Анито.
Джуна выбралась из дупла и вышла в огромную чашу, образованную расходящимися во все стороны мощными ветвями. Она поглядела вверх сквозь крону, чтобы определить, какова погода. Белые перья облаков уже собирались. Скоро облачность затянет все небо. А через два-три часа польет дождь. Пора идти.
Она вылезла на самую верхнюю ветку дерева-деревни. Лес спускался к далекому пустынному пространству океана, спускался чередованием зеленых бугров и западин, иногда отмеченных взрывом ярких цветов или голыми серыми ветвями мертвого дерева-гиганта.
Джуна увидела и радиомаяк — тонкий серебряный проблеск на каменном утесе, окруженный черной пустотой, разлившейся на том месте, где лес был выжжен на корню. Если Джуна поспешит, она будет там часа через полтора. Она покрепче подтянула мешок за плечами, проверила, на месте ли фляжка с водой, и пустилась в путь.
Джуна придерживалась крон верхнего яруса, время от времени останавливаясь, чтобы проверить, туда ли она идет. Когда до маяка осталось минут пятнадцать-двадцать хода, Джуна остановилась, чтобы отдохнуть на одной из верхних веток очень высокого дерева, съела один из тех ярко-красных сладких плодов, которые остались у нее после вчерашнего пиршества, и стала любоваться открывшимся перед ней видом. Океан, казавшийся сплошной серебристой пеленой, лишь кое-где ярко вспыхивал под прямыми лучами солнца, прорвавшимися сквозь величественные серые облака, насыщенные дождевой влагой. Свежий морской бриз покачивал ветку, на которой устроилась Джуна. Она чувствовала себя настоящей царицей леса. И почему это туземцы целыми днями торчат в сумраке леса, хотя могли бы наслаждаться свежим воздухом и солнечным светом? Может, у них агорафобия? Или их кожа не терпит солнечных лучей?
Пора двигаться. Джуна швырнула последний огрызок фрукта вниз и закинула мешок на плечо. И в ту самую минуту, когда она перескакивала на другую ветку, чья-то огромная тень ринулась к ней с неба подобно грозной черной молнии. Что-то острое ударило Джуну в плечо, сбросив с ветки. Джуна полетела вниз. Ветви дерева скользили мимо нее с противоестественной неторопливостью. Она протянула руку и ухватилась за ветку, пролетавшую мимо нее.
Последовал мощный рывок. Руку пронзила острая боль. Зато теперь Джуна уже не падала. И время опять текло с обычной скоростью. Какое-то время Джуна просто висела на ветке, слишком испуганная, чтобы двинуться, и все еще не веря, что жива. Она вытянула вторую руку, чтобы получше уцепиться за ветку, на которой повисла, но тут же почувствовала сильную боль в плече. Сжав зубы и кряхтя от боли, Джуна подтянулась и села на ветку.
По спине текло что-то теплое. Она завела за руку здоровую руку и пощупала. Рука оказалась в липкой крови.
Попробовала пощупать спину повыше и обнаружила на плече два глубоких пореза. Что же это за чертовщина врезалась в нее? Ощущение было такое, будто в нее ударила с чистого неба молния.
Какая-то черная тень закрыла солнце, но слишком быстро для облака. Джуна взглянула вверх как раз вовремя, чтобы увидеть невероятно крупного воздушного хищника, скользящего над вершинами деревьев. Она сразу же узнала его. Во время исследовательских полетов на флайере над джунглями она видела несколько таких. Это были массивные тяжелые птицы, с размахом кожистых крыльев метров в пять. Хищники произвели на нее сильное впечатление, но с типичным для человека самомнением она сочла, что для нее они не опасны, и вскоре забыла о них. Теперь-то она поняла, почему туземцы избегают появляться на кронах самого высокого яруса леса.
Джуна перевела дух. Все кончилось. Она жива. Конечно, оба плеча жутко болят — одно поранено, другое вывихнуто. Но главное, она жива. Устроившись на прочной развилке, Джуна вынула аптечку и обработала рану. Работа была болезненная и нелегкая. Раны находились в таком месте, до которого не дотянешься, да и двигать второй рукой было больно. Все же раны удалось промыть и обработать антисептическим спреем. Затем Джуна с трудом спустилась вниз и пошла пешком.
Первые капли дождя упали как раз тогда, когда Джуна объявила о своем прибытии. Она суммировала все события ночи и документально подтвердила слияние с Укатоненом и то, как оно подарило ей способность овладеть речью кожи. Физиологи с ума посходят от того, что с ней случилось, равно как и специалисты по КСИ и лингвисты. Чем больше они обалдеют, тем скорее вернутся за ней.
Затем Джуна занялась почтой. Там было около пятисот записок и текстов. Все бесценное и все ранящее. Джуна решила все это пока отложить, не читая. Нужно заниматься делом. В середине ночи корабль уйдет в гиперпространство, а ей, до того как это произойдет, нужно отправить уйму информации. Под проливным дождем Джуна сидела и надиктовывала около двух часов. Ее голос стал низким и хриплым, а боль в ранах усилилась. Что-то коснулось плеча Джуны.
Она вскочила и огляделась. Это были Укатонен и Анито.
— Пойдем, — сказала Анито и сделала знак идти за ними.
Джуна чувствовала, что нуждается в отдыхе. Да и голос пропал. Она вздохнула и пошла за туземцами в джунгли. Когда они благополучно укрылись под тенью большого дерева, Анито дотронулась до пены антисептика на плече Джуны.
— Что это на руке?
— Птица поранила. Я обработала рану, — объяснила Джуна.
— Ты аллу-а со мной, я вылечу лучше, — ответила Анито. Она протянула руки к Джуне, демонстрируя желание слиться.
Джуна покачала головой. Слияние все еще приводило ее в ужас.
Анито настаивала, вспышки желтого раздражения появлялись на охряной коже. Укатонен наблюдал за их разговором. Молчал.
Джуна снова отрицательно покачала головой, протирая рукой слезящиеся глаза. Если она подчинится Анито, все инопланетяне захотят с нею сливаться, и от нее как от человека не останется и следа к тому времени, когда они удовлетворят свое любопытство.
Анито снова коснулась ее руки, умоляя Джуну о слиянии.
— Плечо плохо. Ты заболеешь.
Джуна сбросила ее руку и отвернулась. Она уже устала повторять туземцам, чтобы они не дотрагивались до нее. Плечо горело, глаза слезились. Когда она встала, чтобы идти к маяку, она несколько раз чихнула. Голова казалась неподъемно тяжелой и болела. Это надо же, простудиться в такое время! Ей нельзя болеть, когда впереди так много работы…
Анито схватила Джуну да руку и с силой повернула ее лицом к себе.
— Ты болеть! Ты очень болеть!
На груди Анито появился рисунок. Это было изображение Джуны, когда ее нашли в лесу. Умирающей Джуны. Затем туземка показала Джуну в том виде, в котором она была сейчас — с двумя царапинами на плече и зоной воспаления между ними. Потом кожа Анито приобрела серебристый оттенок. Именно так выглядел тот больной старейшина — Илто — после смерти. Анито опять протянула руки, прося о слиянии.
Эта туземка до сих пор всегда подчинялась нежеланию Джуны слиться. Значит, тут что-то другое. Джуна протерла свои слезящиеся глаза и постаралась понять смысл происходящего. Чувствовала она себя ужасно. Еще никогда ей не было так плохо с того времени, как ее скафандр отказал. Ее кожа вспыхнула оранжевым от пронизавшего все ее существо страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60