Бедный Джамшед до сих пор не может перевести дух. Ты высосал из него массу энергии.
- А кто такой Джамшед?
- Странствующий воин, мастер Ножа. Если ты будешь учиться у него, он расскажет сам, но я за него делать этого не стану. Но дай мне закончить. Рам действовал жестко, но наверняка - он "откупорил" твой спинномозговой канал, и ты вошел в глубокий транс. Впрочем, что бы ты там ни видел, не придавай этому значения.
Главное - канал открылся, и восприятие стало другим.
- И что теперь?
- Да ничего. Живи. Ты многому научился и научишься еще. Пошли есть.
Шашлык был отменным. Его готовил Джамшед, сдобрив особыми приправами. Я съел совсем немного, но почувствовал огромный прилив сил. Халид предложил мне глоток коньяку, но я отказался - на душе и без того было легко.
Костер догорал, и мы мирно беседовали. Казалось, Халид был очень доволен мной, и пустился в рассказы об Уддияне.
- Уддияна была избранным местом. В свое время там существовало могучее и славное государство. Жрецы и священники владели огромными знаниями. Процветала религия, о которой очень мало известно сегодня. Знаешь, как переводится слово "Уддияна"?
- Как?
- Вздымающаяся, растущая. В основе - индоевропейский корень "уд" - расти, подниматься. Кстати, на санскрите уд - это член. Логично?
- А русские слова "удочка", "удилище"? Неужели они тоже происходят от того же корня?
- Конечно. Спроси у Рама - он знает русский лучше меня.
- Да-да, - затряс головой Рам и показал неприличный жест. - Во-от такое удилище! - и вся компания дружно заржала.
- А что ты скажешь о Падмасамбхаве? - спросил я.
- Ты, наверное, знаешь его историю, - парировал Халид.
- Смутно, - признался я.
- Рам, расскажи ему, - попросил Халид.
- Дело было так, - Рам одновременно изображал восхищенного ребенка и его мамашу, которая рассказывает сказку. - Одна барышня увидела сон. А потом пошла на болото, где росли лотосы, и нашла в лотосе малыша. Она хорошо его кормила, и малыш вырос большим и крепким...
- Как удилище, - вставил Халид.
- Вот именно. И назвала его "Падмасамбхава", что означает "самозаведшийся в лотосе", поскольку он завелся сам собой, без папочки. Падмасамбхава рос и стал учеником жреца, а затем известным магом. Он путешествовал в Индию, и там выучился всяческим чудесам, чтобы дурачить людей. А потом его пригласили в Тибет.
- Зачем? - спросил я.
- Видишь ли, в Тибете процветала магическая вера бонпо, а некоторые умники собирались заменить ее на буддизм. Учителя бонпо были очень сильными магами, и тягаться с ними мог только наш герой. Он пришел в Тибет, обломал рога всем врагам, прославился и стал святым.
- Ладно, - улыбаясь, прервал монолог Халид. Наш малыш слишком серьезно настроен, ему надо сказать что-нибудь ужасно важное. Падмасамбхава был последним адпетом древней религии Уддияны. Он привнес в тибетский буддизм элементы своего учения. В то же время, Падмасамбхава был магом и мастером Искусства.
Классическим образцом Искусства на тибетской почве можно считать учение Дзогчен.
На этих словах Джамшед резко встал и начал разгребать костер. Разговор прервался на полуслове. Я насторожился. Джамшед погасил огонь, разложил тлеющие угли в виде длинной узкой дорожки и выразительно посмотрел на меня. Я понял, к чему идет дело, и от страха закружилась голова. Рам заговорщически ткнул меня пальцем под ребро.
- По-моему, он требует от тебя чего-то невозможного, не так ли?
В душе я полностью с ним согласился, но Джамшед оставался непреклонен. Халид молча смотрел на меня, Рам кривлялся и подталкивал локтем. Дрожа, я направился к тлеющим углям, внутри которых мерцали алые блики. Стало жарко, ладони сделались влажными от пота. Я снял обувь и обернулся. Троица выжидательно созерцала меня.
Джамшед смотрел твердо и свысока. Мне стало неприятно. Я поднял ногу, выдохнул и... пошел! Стопы полностью онемели и не чувствовали ничего. Короткими шагами я прошел по дорожке дважды в обе стороны и шагнул в сторону. Здесь ноги подкосились, и я упал без чувств.
Очнулся я быстро и самостоятельно. Джамшед подал мне руку, и я встал.
- Теперь, - медленно и громогласно начал он, - ты достоин идти путями Искусства в полном осознании. Да не покинет тебя твердость твоего намерения.
Подойди сюда.
Джамшед подвел меня к расстеленному на земле белому полотенцу. На нем лежали два ножа - один принадлежал Халиду, другой - Джамшеду.
- Ты можешь взять любой из них, - продолжал Джамшед, - и встать на путь Ножа.
Но можешь отказаться, и это будет твой свободный выбор. Сейчас ты господин своих решений. Выбирай.
Я подошел к полотенцу и взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДРУГИЕ ПУТИ ГЛАВА 1. CHANGE YOUR MIND Я подошел к полотенцу, взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
Вечером того же дня Халид заглянул ко мне. Я чувствовал себя неважно: болела голова, знобило, кости пронизывала ломота. Халид сел напротив и закурил.
Некоторое время мы сидели молча. Наконец, я решился нарушить молчание:
- Наверное, это был трусливый поступок? Как ты считаешь?
Халид выпустил тонкую струйку дыма и постучал сигаретой о краешек металлической пепельницы.
- Вспомни, что сказал тебе Джамшед: ты сам господин своих решений. Отказываясь от пути Ножа, ты поступил осознанно, признав свою слабость, неготовность. Это требует определенного мужества. Не стоит осуждать себя. Впрочем, я и не ожидал от тебя иного решения.
- Ты настолько не уверен в моих силах?
- Может быть и так. - Халид как-то грустно взглянул на меня и погасил окурок.
- Ты - точная копия меня. Когда-то давно, еще ребенком, война отняла у меня родителей. Я много скитался и едва не умер от голода и страха. На рынке в Пешаваре меня подобрали какие-то люди. Они накормили меня и взяли к себе в горы, учили чтению, письму и многим другим вещам. А потом я предал их...
- Что значит предал?
- Так мне казалось тогда. Я бежал. Бежал, потому что испугался. Я считал их жестокими и безжалостными. Они выглядели как волки.
- Они пытались научить тебя пути Искусства?
- Я не знал тогда этого слова, я не знал даже их имен. Это были люди вроде Джамшеда - суровые и молчаливые. Они устраивали мне испытания, били. Они хотели, чтобы я стал воином, волком - а мне было всего девять лет...
- Теперь ты жалеешь, что ушел от них? - спросил я как можно мягче.
- Да нет, я не мог по-другому. Представь себя на моем месте. Много лет я осуждал себя за трусость, за упущенный шанс. Но теперь я понимаю всю силу своего решения: маленький мальчик шел по безлюдным горам три дня и три ночи почти без остановок. А вокруг были волки - настоящие волки. Я остался в живых только благодаря силе своего решения. Но затем много лет Искусство избегало меня, словно в наказание.
Халид выглядел усталым, потерянным, голос звучал глухо. Передо мной сидел не бог, не гуру; в его словах чуствовалась огромная горечь. Халид поднял на меня глаза: они светились совершенно земной теплотой.
- Пойми: путь Искусства тяжел и страшен. Он заставляет страдать и не сулит никакой награды. Ты идешь, потому что слышишь зов, потому что не можешь иначе.
Приняв путь сердцем, свернуть с него невозможно. Можно только выбирать.
- Из двух зол - меньшее?
- Ты ошибаешься - большее. Самое большее. И умирать в глубоком осознании, но без всякой надежды.
Мы долго молчали. Халид подошел к окну; шумела молодая листва, вдали завывали троллейбусы и автомобили. Наступала ночь. Я почувствовал себя скверно: похоже поднялась температура.
- Я прилягу, - сказал я Халиду. - Что-то мне не по себе. Если хочешь, посиди здесь.
Халид подошел ко мне и взял за руку.
- Твое тело сейчас очень встревожено. Клетки получили совершенно новый опыт и не готовы его переварить. Возможно, ты заболеешь, но это нормально. Постарайся ничего не предпринимать, можешь только пить воду. Все пройдет. Я буду навещать тебя. - С этими словами Халид тихонько вышел.
На какое-то время я заснул, но скоро проснулся от нестерпимого жара. Тело горело, от головы к ногам волнами ходила лихорадка. Это напоминало горячий холод, однако симптомов гриппа или отравления не было совершенно. Прошла и головная боль. Оставался лишь жар; его источник сидел глубоко внутри, как будто кишки варились в кипящем котле. Дыхание стало горячим, участилось сердцебиение.
Я нашел градусник и измерил температуру: 39,8! Помня о наставлениях Халида, я напился кипяченой воды и снова лег, провалившись в глубокий сумрачный бред. Мне мерещились белые кони - огромный табун мчался прямо сквозь меня, а я стоял, скованный ужасом. Мне снился Ужас с большой буквы нечеловеческий, дремучий, как будто принадлежащий не мне, а прапамяти человечества, всех живых организмов.
Ужас был неизмеримо больше меня, я терялся в нем, как песчинка, вернее, я был песчинкой - частицей вечного круговорота.
Проснувшись, я снова потянулся к градуснику. 40,5 - безжалостно показывал он. Я слабо позвал Халида, но его не было рядом. Стояла глубокая ночь. Теперь уже наяву мне сделалось страшно - я боялся умереть. Дышать стало очень трудно, воздуха не хватало, легкие разрывались. Я свесил голову с постели - так, вроде, было получше, и вспомнил о мистических болезнях сибирских шаманов, когда они в горячке получали магические знания. Пора явиться животному силы, подумал я, но вместо этого новая волна жара хлынула в голову. "Огненная трансформация", - снова пришло в голову, но выдержать ее я был не в силах. На градуснике стояло 41. Я умирал, и Халида не было рядом. Из последних сил я полез в тумбочку и нащупав упаковку шипучего аспирина, заставил себя проглотить двойную дозу. Почти мгновенно я уснул.
Разбудил меня Халид, и смотреть ему в глаза было очень стыдно. Он дотронулся до моего лба и все понял.
- Испугался? - с улыбкой спросил он. Я промолчал.
- Ничего. Трудно выдержать искушение смертью, трудно покориться ее призыву.
- Ты хочешь сказать, что я мог действительно умереть? - замирая, спросил я.
- Да, - ответил он кратко.
- И ты знал это и не пришел мне на помощь?
- Я был рядом с тобой все время, но ты не знал об этом. Однако я предпочитал не вмешиваться.
- Предатель, - злобно прошипел я. - Сволочь и предатель! Убирайся. Хватит с меня вашего Искусства, я сыт им по горло! Я хочу быть нормальным человеком, понимаешь - нормальным!! - и бешенство с новой силой охватило меня.
Халид спокойно наблюдал припадок, напевая себе под нос мелодичную песенку - что-то вроде колыбельной. Его лицо выражало заботу и ласковую грусть. Понемногу я остыл и попросил прощения.
- Перестань, - беззлобно сказал Халид. - На пути Искусства невозможно быть готовым к испытаниям. Ты не сделал ничего дурного, просто выбрал Жизнь, хотя мог пойти путем Смерти. Смерть задала тебе вопрос, и ты ответил на него.
- Халид, что такое смерть?
Он почесал в затылке.
- А сам-то ты как думаешь?
Я вспомнил Бродского: "Смерть - это то, что бывает с другими". Халид положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. Пауза продолжалась довольно долго, наконец он произнес:
- Никогда не слышал более точного определения. А что он еще написал, твой Бродский?
Я вспомнил любимые стихи:
Не следует настаивать на жизни Страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне, Как тупику соседствует пространство.
Халид был искренне удивлен.
- Поразительно! Я совсем не знаю русской поэзии, но этот человек - гений! Он постиг Искусство в совершенстве, хотя, возможно, и не знает об этом.
- Бродский недавно умер, - перебил я и рассказал что помнил из биографии поэта. Затем мы снова вернулись к разговору о смерти.
- "Смерть - это то, что бывает с другими", - процитировал Халид. Вдумайся!
Ты можешь увидеть ее по знакам, которые она подает. Смерть разрушает твой мир, и только твой, но ты никогда не сможешь этого принять, потому что тогда наступит конец твоему миру, и принимать будет некому.
- А как же принятие смерти на пути Ножа?
- Это совсем другое дело, и ты испробовал его на себе. Человек Ножа открывается смерти и ждет ее решения - со страхом и осознанием, но полностью расслабленно.
Смерть проходит мимо или забирает его. И в том, и в другом случае он свободен.
Таков путь Смерти.
- Расскажи мне о нем.
- Путь Смерти нельзя назвать отдельным путем. Вспомни Джима Моррисона он экспериментировал с наркотиками, алкоголем и сексом, разрушал свое тело, но достиг вершин вдохновения. Моррисон упустил только одно обстоятельство: на пути Смерти нет иного божества, кроме Нее. А он выбрал музыку. Искусство Ножа - это постоянный диалог со смертью. Близко к этому лежат тантрийские практики, особенно шиваизм и учение Матери Кали. Но об этом - в другой раз.
- А что такое путь Жизни?
- Это - Рам. Шутовство, танец, наслаждение, экстаз. Громкий смех надо всем миром.
- "Раскаты моего хохота сотрясают Небо и Землю", - процитировал я чаньского патриарха.
- Приблизительно так. Но и здесь присутствует смерть - правда, в ином обличье.
Смеяться над миром и собой можно тогда, когда бренность и несерьезность всех вещей стала очевидна. А это и есть смерть.
- Путь Человека - это путь Жизни?
- Смотря в какую сторону он тебя заведет. Помнишь, я говорил о выборе? Выбор - это смена концепций. Так ты сменил "страх опоссума" на "страх койота". В английском языке есть отличное выражение: "Change your mind". В общем, это означает "взгляни с другой стороны", но если перевести буквально, - "смени свой ум". Это потрясающая фраза! Смени свой ум! Не забывай это делать регулярно: два раза в день, утром и вечером, как чистить зубы. Иначе ты будешь без конца блуждать в дебрях идей и суждений.
ГЛАВА 2. САНСАРА Я подарил Халиду свой томик Бродского. Он читал его дня три-четыре, а затем, восторженный, прибежал ко мне.
- Я же говорил, что этот человек постиг Искусство в совершенстве! Читай! - он ткнул книгу мне в руки. - Читай, и научишься гораздо большему, чем я могу тебе дать. Ты верно чувствуешь, но еще далек от постижения духа Искусства. Вот слушай:
Когда оно, а не - увы - мы Захлестнет решетку променада И двинется под возгласы "не надо", Вздымая гребни выше головы, Туда, где ты пила свое вино, Спала в саду, просушивала блузку, Круша столы, грядущему моллюску Готовя дно.
Он сделал эффектную паузу. Я знал эти строки наизусть, но ничего особенного в них не замечал.
- Учись! Это совершенное осознание пути Человека. Все преходяще, все стремится к началу. Чего стоит один "грядущий моллюск"! Мы ничего не значим, мы - морская пена, и моллюск ничем не важнее нашего. Он просто придет туда, где мы, как нам казалось, жили, и его жизнь будет настолько же безразлична мирозданию, как и наша. Не пытайся понять головой! Ты слишком много знаешь, слишком много читал,
- Халид был очень взволнован. - Поразительно: сокровище можно найти там, где ожидаешь меньше всего. Спасибо тебе за книгу.
- Халид, - начал я очень серьезно. - Я не совсем понимаю, что ты вкладываешь в понятие путь Человека. Иногда ты отрицаешь философию, иногда словно цитируешь какого-нибудь Канта или Нагарджуну.
- Кого-кого? - Халид смачно расхохотался. - Кто такой этот Нагарджуна? Твой дедушка? Или ты читал Канта?
- Перестань ерничать, - скривился я. - Канта я не читал, а Нагарджуна буддийский философ.
- Черт с тобой, не буду. Я пришел не за этим. У меня для тебя есть прощальный подарок.
- Прощальный? - насторожился я. - Как тебя понимать? Мое обучение окончено?
- Обучение не может быть окончено - я только что тебе наглядно это продемонстрировал. Но наши встречи подходят к концу. Ты выбрал путь Человека, и я должен преподать тебе последний урок.
Я искренне опечалился. За несколько месяцев Халид стал для меня совершенно родным человеком. Я не назвал бы его своим другом или учителем, но более близко к сердцу я никогда никого не допускал. Предчувствие утраты совершенно лишило меня сил, в глазах стояли слезы.
- Ну-ну, - с легкой издевкой произнес Халид. - Ты уже большой мальчик. Я хочу, чтобы ты шел своей дорогой с легким сердцем и более того - сам стремился как можно скорее избавиться от меня. Сейчас ты по привычке цепляешься за "учителя", но ты - не утопающий, а я - не соломинка. Взгляни на себя - ты вырос!
В глубине души я знал, что Халид прав. Я чувствовал себя вполне самостоятельным и свободным; он бы прав - я вырос и стал другим. Никогда бы не подумал, что несколько месяцев могут так изменить человека; ум отказывался верить, но мне было плевать на ум. Я чувствовал крылья за спиной - они готовы были раскрыться.
- Все! - резко скомандовал Халид. - Довольно самокопаний. Сядь и попытайся расслабиться. Нам предстоит неблизкий путь. Вернись к ощущениям тела: как лежат руки, как чувствует себя позвоночник, комфортно ли шее. Почувствуй стул под собой, перекладины спинки. Вспомни о "пустом лице" - оно тебе пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- А кто такой Джамшед?
- Странствующий воин, мастер Ножа. Если ты будешь учиться у него, он расскажет сам, но я за него делать этого не стану. Но дай мне закончить. Рам действовал жестко, но наверняка - он "откупорил" твой спинномозговой канал, и ты вошел в глубокий транс. Впрочем, что бы ты там ни видел, не придавай этому значения.
Главное - канал открылся, и восприятие стало другим.
- И что теперь?
- Да ничего. Живи. Ты многому научился и научишься еще. Пошли есть.
Шашлык был отменным. Его готовил Джамшед, сдобрив особыми приправами. Я съел совсем немного, но почувствовал огромный прилив сил. Халид предложил мне глоток коньяку, но я отказался - на душе и без того было легко.
Костер догорал, и мы мирно беседовали. Казалось, Халид был очень доволен мной, и пустился в рассказы об Уддияне.
- Уддияна была избранным местом. В свое время там существовало могучее и славное государство. Жрецы и священники владели огромными знаниями. Процветала религия, о которой очень мало известно сегодня. Знаешь, как переводится слово "Уддияна"?
- Как?
- Вздымающаяся, растущая. В основе - индоевропейский корень "уд" - расти, подниматься. Кстати, на санскрите уд - это член. Логично?
- А русские слова "удочка", "удилище"? Неужели они тоже происходят от того же корня?
- Конечно. Спроси у Рама - он знает русский лучше меня.
- Да-да, - затряс головой Рам и показал неприличный жест. - Во-от такое удилище! - и вся компания дружно заржала.
- А что ты скажешь о Падмасамбхаве? - спросил я.
- Ты, наверное, знаешь его историю, - парировал Халид.
- Смутно, - признался я.
- Рам, расскажи ему, - попросил Халид.
- Дело было так, - Рам одновременно изображал восхищенного ребенка и его мамашу, которая рассказывает сказку. - Одна барышня увидела сон. А потом пошла на болото, где росли лотосы, и нашла в лотосе малыша. Она хорошо его кормила, и малыш вырос большим и крепким...
- Как удилище, - вставил Халид.
- Вот именно. И назвала его "Падмасамбхава", что означает "самозаведшийся в лотосе", поскольку он завелся сам собой, без папочки. Падмасамбхава рос и стал учеником жреца, а затем известным магом. Он путешествовал в Индию, и там выучился всяческим чудесам, чтобы дурачить людей. А потом его пригласили в Тибет.
- Зачем? - спросил я.
- Видишь ли, в Тибете процветала магическая вера бонпо, а некоторые умники собирались заменить ее на буддизм. Учителя бонпо были очень сильными магами, и тягаться с ними мог только наш герой. Он пришел в Тибет, обломал рога всем врагам, прославился и стал святым.
- Ладно, - улыбаясь, прервал монолог Халид. Наш малыш слишком серьезно настроен, ему надо сказать что-нибудь ужасно важное. Падмасамбхава был последним адпетом древней религии Уддияны. Он привнес в тибетский буддизм элементы своего учения. В то же время, Падмасамбхава был магом и мастером Искусства.
Классическим образцом Искусства на тибетской почве можно считать учение Дзогчен.
На этих словах Джамшед резко встал и начал разгребать костер. Разговор прервался на полуслове. Я насторожился. Джамшед погасил огонь, разложил тлеющие угли в виде длинной узкой дорожки и выразительно посмотрел на меня. Я понял, к чему идет дело, и от страха закружилась голова. Рам заговорщически ткнул меня пальцем под ребро.
- По-моему, он требует от тебя чего-то невозможного, не так ли?
В душе я полностью с ним согласился, но Джамшед оставался непреклонен. Халид молча смотрел на меня, Рам кривлялся и подталкивал локтем. Дрожа, я направился к тлеющим углям, внутри которых мерцали алые блики. Стало жарко, ладони сделались влажными от пота. Я снял обувь и обернулся. Троица выжидательно созерцала меня.
Джамшед смотрел твердо и свысока. Мне стало неприятно. Я поднял ногу, выдохнул и... пошел! Стопы полностью онемели и не чувствовали ничего. Короткими шагами я прошел по дорожке дважды в обе стороны и шагнул в сторону. Здесь ноги подкосились, и я упал без чувств.
Очнулся я быстро и самостоятельно. Джамшед подал мне руку, и я встал.
- Теперь, - медленно и громогласно начал он, - ты достоин идти путями Искусства в полном осознании. Да не покинет тебя твердость твоего намерения.
Подойди сюда.
Джамшед подвел меня к расстеленному на земле белому полотенцу. На нем лежали два ножа - один принадлежал Халиду, другой - Джамшеду.
- Ты можешь взять любой из них, - продолжал Джамшед, - и встать на путь Ножа.
Но можешь отказаться, и это будет твой свободный выбор. Сейчас ты господин своих решений. Выбирай.
Я подошел к полотенцу и взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДРУГИЕ ПУТИ ГЛАВА 1. CHANGE YOUR MIND Я подошел к полотенцу, взглянул на ножи, а затем, потупив взгляд, твердо сказал:
- Спасибо. Спасибо, нет.
В полном молчании мы собрали вещи и вернулись домой.
Вечером того же дня Халид заглянул ко мне. Я чувствовал себя неважно: болела голова, знобило, кости пронизывала ломота. Халид сел напротив и закурил.
Некоторое время мы сидели молча. Наконец, я решился нарушить молчание:
- Наверное, это был трусливый поступок? Как ты считаешь?
Халид выпустил тонкую струйку дыма и постучал сигаретой о краешек металлической пепельницы.
- Вспомни, что сказал тебе Джамшед: ты сам господин своих решений. Отказываясь от пути Ножа, ты поступил осознанно, признав свою слабость, неготовность. Это требует определенного мужества. Не стоит осуждать себя. Впрочем, я и не ожидал от тебя иного решения.
- Ты настолько не уверен в моих силах?
- Может быть и так. - Халид как-то грустно взглянул на меня и погасил окурок.
- Ты - точная копия меня. Когда-то давно, еще ребенком, война отняла у меня родителей. Я много скитался и едва не умер от голода и страха. На рынке в Пешаваре меня подобрали какие-то люди. Они накормили меня и взяли к себе в горы, учили чтению, письму и многим другим вещам. А потом я предал их...
- Что значит предал?
- Так мне казалось тогда. Я бежал. Бежал, потому что испугался. Я считал их жестокими и безжалостными. Они выглядели как волки.
- Они пытались научить тебя пути Искусства?
- Я не знал тогда этого слова, я не знал даже их имен. Это были люди вроде Джамшеда - суровые и молчаливые. Они устраивали мне испытания, били. Они хотели, чтобы я стал воином, волком - а мне было всего девять лет...
- Теперь ты жалеешь, что ушел от них? - спросил я как можно мягче.
- Да нет, я не мог по-другому. Представь себя на моем месте. Много лет я осуждал себя за трусость, за упущенный шанс. Но теперь я понимаю всю силу своего решения: маленький мальчик шел по безлюдным горам три дня и три ночи почти без остановок. А вокруг были волки - настоящие волки. Я остался в живых только благодаря силе своего решения. Но затем много лет Искусство избегало меня, словно в наказание.
Халид выглядел усталым, потерянным, голос звучал глухо. Передо мной сидел не бог, не гуру; в его словах чуствовалась огромная горечь. Халид поднял на меня глаза: они светились совершенно земной теплотой.
- Пойми: путь Искусства тяжел и страшен. Он заставляет страдать и не сулит никакой награды. Ты идешь, потому что слышишь зов, потому что не можешь иначе.
Приняв путь сердцем, свернуть с него невозможно. Можно только выбирать.
- Из двух зол - меньшее?
- Ты ошибаешься - большее. Самое большее. И умирать в глубоком осознании, но без всякой надежды.
Мы долго молчали. Халид подошел к окну; шумела молодая листва, вдали завывали троллейбусы и автомобили. Наступала ночь. Я почувствовал себя скверно: похоже поднялась температура.
- Я прилягу, - сказал я Халиду. - Что-то мне не по себе. Если хочешь, посиди здесь.
Халид подошел ко мне и взял за руку.
- Твое тело сейчас очень встревожено. Клетки получили совершенно новый опыт и не готовы его переварить. Возможно, ты заболеешь, но это нормально. Постарайся ничего не предпринимать, можешь только пить воду. Все пройдет. Я буду навещать тебя. - С этими словами Халид тихонько вышел.
На какое-то время я заснул, но скоро проснулся от нестерпимого жара. Тело горело, от головы к ногам волнами ходила лихорадка. Это напоминало горячий холод, однако симптомов гриппа или отравления не было совершенно. Прошла и головная боль. Оставался лишь жар; его источник сидел глубоко внутри, как будто кишки варились в кипящем котле. Дыхание стало горячим, участилось сердцебиение.
Я нашел градусник и измерил температуру: 39,8! Помня о наставлениях Халида, я напился кипяченой воды и снова лег, провалившись в глубокий сумрачный бред. Мне мерещились белые кони - огромный табун мчался прямо сквозь меня, а я стоял, скованный ужасом. Мне снился Ужас с большой буквы нечеловеческий, дремучий, как будто принадлежащий не мне, а прапамяти человечества, всех живых организмов.
Ужас был неизмеримо больше меня, я терялся в нем, как песчинка, вернее, я был песчинкой - частицей вечного круговорота.
Проснувшись, я снова потянулся к градуснику. 40,5 - безжалостно показывал он. Я слабо позвал Халида, но его не было рядом. Стояла глубокая ночь. Теперь уже наяву мне сделалось страшно - я боялся умереть. Дышать стало очень трудно, воздуха не хватало, легкие разрывались. Я свесил голову с постели - так, вроде, было получше, и вспомнил о мистических болезнях сибирских шаманов, когда они в горячке получали магические знания. Пора явиться животному силы, подумал я, но вместо этого новая волна жара хлынула в голову. "Огненная трансформация", - снова пришло в голову, но выдержать ее я был не в силах. На градуснике стояло 41. Я умирал, и Халида не было рядом. Из последних сил я полез в тумбочку и нащупав упаковку шипучего аспирина, заставил себя проглотить двойную дозу. Почти мгновенно я уснул.
Разбудил меня Халид, и смотреть ему в глаза было очень стыдно. Он дотронулся до моего лба и все понял.
- Испугался? - с улыбкой спросил он. Я промолчал.
- Ничего. Трудно выдержать искушение смертью, трудно покориться ее призыву.
- Ты хочешь сказать, что я мог действительно умереть? - замирая, спросил я.
- Да, - ответил он кратко.
- И ты знал это и не пришел мне на помощь?
- Я был рядом с тобой все время, но ты не знал об этом. Однако я предпочитал не вмешиваться.
- Предатель, - злобно прошипел я. - Сволочь и предатель! Убирайся. Хватит с меня вашего Искусства, я сыт им по горло! Я хочу быть нормальным человеком, понимаешь - нормальным!! - и бешенство с новой силой охватило меня.
Халид спокойно наблюдал припадок, напевая себе под нос мелодичную песенку - что-то вроде колыбельной. Его лицо выражало заботу и ласковую грусть. Понемногу я остыл и попросил прощения.
- Перестань, - беззлобно сказал Халид. - На пути Искусства невозможно быть готовым к испытаниям. Ты не сделал ничего дурного, просто выбрал Жизнь, хотя мог пойти путем Смерти. Смерть задала тебе вопрос, и ты ответил на него.
- Халид, что такое смерть?
Он почесал в затылке.
- А сам-то ты как думаешь?
Я вспомнил Бродского: "Смерть - это то, что бывает с другими". Халид положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. Пауза продолжалась довольно долго, наконец он произнес:
- Никогда не слышал более точного определения. А что он еще написал, твой Бродский?
Я вспомнил любимые стихи:
Не следует настаивать на жизни Страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне, Как тупику соседствует пространство.
Халид был искренне удивлен.
- Поразительно! Я совсем не знаю русской поэзии, но этот человек - гений! Он постиг Искусство в совершенстве, хотя, возможно, и не знает об этом.
- Бродский недавно умер, - перебил я и рассказал что помнил из биографии поэта. Затем мы снова вернулись к разговору о смерти.
- "Смерть - это то, что бывает с другими", - процитировал Халид. Вдумайся!
Ты можешь увидеть ее по знакам, которые она подает. Смерть разрушает твой мир, и только твой, но ты никогда не сможешь этого принять, потому что тогда наступит конец твоему миру, и принимать будет некому.
- А как же принятие смерти на пути Ножа?
- Это совсем другое дело, и ты испробовал его на себе. Человек Ножа открывается смерти и ждет ее решения - со страхом и осознанием, но полностью расслабленно.
Смерть проходит мимо или забирает его. И в том, и в другом случае он свободен.
Таков путь Смерти.
- Расскажи мне о нем.
- Путь Смерти нельзя назвать отдельным путем. Вспомни Джима Моррисона он экспериментировал с наркотиками, алкоголем и сексом, разрушал свое тело, но достиг вершин вдохновения. Моррисон упустил только одно обстоятельство: на пути Смерти нет иного божества, кроме Нее. А он выбрал музыку. Искусство Ножа - это постоянный диалог со смертью. Близко к этому лежат тантрийские практики, особенно шиваизм и учение Матери Кали. Но об этом - в другой раз.
- А что такое путь Жизни?
- Это - Рам. Шутовство, танец, наслаждение, экстаз. Громкий смех надо всем миром.
- "Раскаты моего хохота сотрясают Небо и Землю", - процитировал я чаньского патриарха.
- Приблизительно так. Но и здесь присутствует смерть - правда, в ином обличье.
Смеяться над миром и собой можно тогда, когда бренность и несерьезность всех вещей стала очевидна. А это и есть смерть.
- Путь Человека - это путь Жизни?
- Смотря в какую сторону он тебя заведет. Помнишь, я говорил о выборе? Выбор - это смена концепций. Так ты сменил "страх опоссума" на "страх койота". В английском языке есть отличное выражение: "Change your mind". В общем, это означает "взгляни с другой стороны", но если перевести буквально, - "смени свой ум". Это потрясающая фраза! Смени свой ум! Не забывай это делать регулярно: два раза в день, утром и вечером, как чистить зубы. Иначе ты будешь без конца блуждать в дебрях идей и суждений.
ГЛАВА 2. САНСАРА Я подарил Халиду свой томик Бродского. Он читал его дня три-четыре, а затем, восторженный, прибежал ко мне.
- Я же говорил, что этот человек постиг Искусство в совершенстве! Читай! - он ткнул книгу мне в руки. - Читай, и научишься гораздо большему, чем я могу тебе дать. Ты верно чувствуешь, но еще далек от постижения духа Искусства. Вот слушай:
Когда оно, а не - увы - мы Захлестнет решетку променада И двинется под возгласы "не надо", Вздымая гребни выше головы, Туда, где ты пила свое вино, Спала в саду, просушивала блузку, Круша столы, грядущему моллюску Готовя дно.
Он сделал эффектную паузу. Я знал эти строки наизусть, но ничего особенного в них не замечал.
- Учись! Это совершенное осознание пути Человека. Все преходяще, все стремится к началу. Чего стоит один "грядущий моллюск"! Мы ничего не значим, мы - морская пена, и моллюск ничем не важнее нашего. Он просто придет туда, где мы, как нам казалось, жили, и его жизнь будет настолько же безразлична мирозданию, как и наша. Не пытайся понять головой! Ты слишком много знаешь, слишком много читал,
- Халид был очень взволнован. - Поразительно: сокровище можно найти там, где ожидаешь меньше всего. Спасибо тебе за книгу.
- Халид, - начал я очень серьезно. - Я не совсем понимаю, что ты вкладываешь в понятие путь Человека. Иногда ты отрицаешь философию, иногда словно цитируешь какого-нибудь Канта или Нагарджуну.
- Кого-кого? - Халид смачно расхохотался. - Кто такой этот Нагарджуна? Твой дедушка? Или ты читал Канта?
- Перестань ерничать, - скривился я. - Канта я не читал, а Нагарджуна буддийский философ.
- Черт с тобой, не буду. Я пришел не за этим. У меня для тебя есть прощальный подарок.
- Прощальный? - насторожился я. - Как тебя понимать? Мое обучение окончено?
- Обучение не может быть окончено - я только что тебе наглядно это продемонстрировал. Но наши встречи подходят к концу. Ты выбрал путь Человека, и я должен преподать тебе последний урок.
Я искренне опечалился. За несколько месяцев Халид стал для меня совершенно родным человеком. Я не назвал бы его своим другом или учителем, но более близко к сердцу я никогда никого не допускал. Предчувствие утраты совершенно лишило меня сил, в глазах стояли слезы.
- Ну-ну, - с легкой издевкой произнес Халид. - Ты уже большой мальчик. Я хочу, чтобы ты шел своей дорогой с легким сердцем и более того - сам стремился как можно скорее избавиться от меня. Сейчас ты по привычке цепляешься за "учителя", но ты - не утопающий, а я - не соломинка. Взгляни на себя - ты вырос!
В глубине души я знал, что Халид прав. Я чувствовал себя вполне самостоятельным и свободным; он бы прав - я вырос и стал другим. Никогда бы не подумал, что несколько месяцев могут так изменить человека; ум отказывался верить, но мне было плевать на ум. Я чувствовал крылья за спиной - они готовы были раскрыться.
- Все! - резко скомандовал Халид. - Довольно самокопаний. Сядь и попытайся расслабиться. Нам предстоит неблизкий путь. Вернись к ощущениям тела: как лежат руки, как чувствует себя позвоночник, комфортно ли шее. Почувствуй стул под собой, перекладины спинки. Вспомни о "пустом лице" - оно тебе пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12