На первом этаже раздевалка, душ, сауна. В бар можно было попасть, только в переодетом виде. Заплатив за вход три тысячи рублей, мы побрели в гардероб. Там на низком кожаном пуфике сидела дама, из всей одежды на ней был чулок, второй он она несколько суетливо натягивала на пышное бедро. Рядом мялся ее спутник, неприметный мужик, похожий на партийного работника среднего звена. Обычные московские буржуа. Где, в каком месте кроется суть их разнузданности? При виде нас, женщина судорожно собралась в комок. Тоже мне, развратники, да таких дальше нудистского пляжа нельзя пускать. Стыдно сказать, с какой целью пришли, а стесняются точно школьники.
— Эээ, добрый вечер, — проблеял мужчина, пытаясь повернуться к нам как-нибудь так, чтобы не видели ни его мягкого пузика, ни испуганных кроличьих глаз.
Пришлось ретироваться и долго искать место, где можно переодеться, никого не смущая и не смущаясь самим.
В бар я выходила нетвердой пьяной походкой. Огромные каблуки цеплялись за все, что только можно — за ступени, за ковровые дорожки, за кадку с пальмой. Чулки подлым образом скатывались и дабы не опозориться, я придерживала их руками. Кое-как добравшись до высокого стула, я неловко вскарабкалась на него и перевела дух. За входные деньги нам полагался «дринк».
— Виски, — выдохнула я бармену, — двойное, с колой.
На небольшой эстраде в глубине зала крутилась вокруг шеста девушка, чьи изможденные недоеданием мощи должны были вызывать скорее жалость, чем похоть. Рядом толпились зрители, человек пятнадцать. Выражение лиц многих гостей можно было истолковать примерно так: «А что я здесь собственно делаю?» В роли циничных развратников столичный бомонд чувствовал себя неуверенно. Возможно, тяжелое наследие тоталитарного прошлого и здесь сыграло злую шутку с соотечественниками. Они хотели свободы, но не очень понимали, что с ней делать.
— Вы первый раз? — к нам подсела приятная чуть полноватая девушка. Из одежды на ней были только трусики и серебристые сапожки.
— Ага, — кивнул Лешка. Его кураж кончился аккурат на пороге клуба, он дико стеснялся.
— Так и поняла, — улыбнулась она, — знаете, к этому надо привыкнуть.
— К чему? — уточнила я.
— Ну… коллективный секс, как и коллективный разум, отражает течения времени одновременно в усредненном и утрированном варианте. Свинг — квинтэссенция нынешнего дня.
— Чего? — напрягся Лешка.
— Понимаете, — словно неразумного дитяте, втолковывала ему барышня, — нельзя относиться к этому просто как к экзотическому досугу. Это — особая стихия, где объединяясь, наши души порождают и монстров, и райских птиц.
— Хм, — я допила виски. Девушка начинала слегка двоиться в моих глазах, — о каком единстве душ идет речь? Вы полагаете, здесь собрались, чтобы общаться духовно?
— Нет, но разве возможен секс без участия сердца? Да, конечно, сюда приходят получить удовольствие, но с другой стороны, из общности тел рождается огонь человеческого тепла. Или вы думаете, что все мы порочны?
— Ну… в некотором роде… Хотя… Я знаете, не готова делать оценки.
— Ах, если ход ваших мыслей не сменит направление, вам надо бежать отсюда, это не ваша стезя! — высокопарно молвила девушка и томно закатила глаза.
Я исподлобья оглядела праздно слоняющихся по бару гостей заведения, прислушалась к характерным протяжным стонам, доносящимся из темного коридора… На языке крутилось сто и один ехидный комментарий по поводу родства душ и человеческого тепла, в поисках которого страждущие постепенно разбредались по «нумерам», но промолчала. Девушка была из завсегдатаев, она могла нам пригодиться.
Мы разговорились. Когда Люся, так звали новую знаекомую, забывала о своем высшем, обремененном кандидатской степенью образовании, ее речь становилась почти внятной. Она не без юмора поведала об особенностях здешней публики, рассказала о негласных правилах заведения. Здесь по ее словам, никому не надо было говорить два раза слово «нет». А симпатию и готовность к контакту можно обозначить всего лишь взглядом — кому надо, поймет.
— А что? Одинокие мужчины сюда заходят? — спросила я девушку.
— Не то слово, — скривилась она, — налетают как мухи. Конечно, в этом есть своя прелесть, но… Просто хозяевам выгодно — с мужчин, пришедших без пары, берут больше денег.
— Наверное, озабоченных много?
— Да как вас сказать, неозабоченные сюда в принципе не ходят. Но что есть озабоченность? Если рассматривать данное состояние дущи…
— И тела…
— Пусть так. Если рассматривать это как неудовлетворенность, желание найти некие новые грани существования…
Ну понеслась, нелегкая. Минут пять мы с тоскливой гримасой слушали философский бред Люси.
— Я хотела уточнить, не опасно ли это? Не бывает так, что некий одинокий мужчина кладет глаз на некую пару и потом начинает ее преследовать?
— Да что вы? — искренне удивилась Люся, — такого я не припомню.
— А вы знакомы с владельцами «Пантеры»?
— С владельцами? Да. Администрирует здесь Альберт Валевский. Но есть еще один хозяин — Дмитрий Коньков, он начинал этот проект, а Альберт присоединился уже потом.
Видимо, слухи про трагическую смерть Альберта и его жены еще не достигли тусовки. Но уже очень скоро это произойдет и паники, конечно, не миновать. Скорее всего, клуб ждут не лучшие времена.
Неожиданно хорошенькое Люсино лицо исказила гримаса, которую фанатка коллективных игр машинально нацепила на лицо. Со стороны приватной зоны к нам подошел ее муж в сопровождение жгучей брюнетки с совершенным и гибким телом. Уже через секунду Люся мило ей улыбалась, но я не смогла забыть выражение отчаянной ненависти, мелькнувшее и так и не растаявшее до конца.
Познакомившись с ее мужем Вадимом и обменявшись телефонами, мы с Лешкой под шумок ускользнули из гостеприимных, но довольно опасных объятий «Пантеры»
6. В объятиях Патолса
— Конечно, эта история очень быстро выйдет наружу. Такое шило в мешке не утаишь. Накрылся мой бизнес. Большим цинковым корытом накрылся.
Дмитрий Коньков назначил нам с Гришкой встречу у себя дома, в роскошном пентхаусе. Последние пару дней на работе он даже и не появлялся. Допросы, допросы, допросы… Он состоял с Валевским не только в деловых, но и отчасти в приятельских отношениях.
— Но близкими друзьями мы не были, — настаивал Коньков, — да Альберт вообще близко ни с кем не сходился. Слишком уж себе на уме.
— Если можно, конкретней.
— Меня с ним познакомил один немецкий партнер. Представил как надежного товарища, с которым можно иметь дело. Так оно и оказалось. Деловые качества Валевского — вне критики.
— А как человек? — Гришка порылся в папке с бумагами и извлек вопросник, который мы составили накануне.
— Как человек… — Коньков огляделся по сторонам, словно в поисках подсказки, обвел глазами украшенную коллекцией самого разнообразного холодного оружия стену, вгляделся в чрево облицованного серым камнем камина, скользнул по открытому окну, за которым чирикал воробышек, — в разведку я бы с ним не пошел. И детей крестить не стал бы. Это исчерпывающий ответ?
— К сожалению, нет, — констатировал Григорий.
— Ну хорошо. Он был злым, жестоким. Он был немного …странным. Порой мне казалось, что он ненавидел наших клиентов, за счет которых сам же и богател.
— А вы своих клиентов любите?
— Я их понимаю. Возможно, вы думаете, что я создал гнездо разврата, что пытаюсь пополнить свой кошелек за счет человеческих слабостей. Знаете, сколько раз я все это слышал? А наркотикам торговать нравственней? А оружием? А строить ядерные могильники? Мне кажется, что человек, живущий в современном мире, пользующийся благами цивилизации, не впадающий в депрессию от того, что каждую секунду на земле кто-то умирает от голода, просто не имеет право на ханжескую мораль. Мой бизнес вполне в логике этой жизни, он ничуть не ужастей торговли бензином или соевым мясом. Есть спрос, я обеспечиваю предложение.
— Красиво, — искренне сказала я.
— Искренне, — уточнил Дмитрий, — я в отличие кстати от Альберта, сам услугами клуба никогда не пользовался. Мне эта сторона жизни не очень интересна. А вот Альберт и его жена очень часто знакомились с парами по нашей базе. Но при этом, представьте, он презирал тех, кто к нам приходит. Не считал их за людей.
— Любопытно, — хмыкнул Гришка, — скажите, а враги у него были?
— Враги? Если я правильно понял, что именно вы имеете в виду, то нет. Конкурентам мы были не интересны. Это специфичная ниша, здесь общие правила бизнеса не работают.
— Скажите, но ведь к вам разные люди приходят. Далеко не все с женами и мужьями. Могло получиться так, что кто-то из членов семьи клиентов затаил на вас зло, решил, что вы подтолкнули вторую половину в пучину разврата?
— Честно говоря, маловероятно. Визиты сюда скрывают даже тщательнее, чем любовниц. Любовниц общество осуждает меньше, чем свальный грех. Так что нет, это ерунда какая-то… Признаюсь, по моим личным наблюдениям, к нам идут скорее за зрелищем за возможностью окунуться в особую атмосферу. Редко кто действительно так уж горит желанием погрузиться в порок.
— Подозрительные личности?
— У нас довольно жесткий фейс-контроль. Если человек ведет себя хоть чуточку странно, то второй раз охрана его уже не пустит, это гарантированно.
— И что, были те, кого не пускали?
— Не так часто, но были. Обычно, всех подозрительных отсекаем еще до первого визита. Лица кавказской национальности, маргинальные элементы, быки… Таким под благовидным предлогом отказываем сразу. Погодите… Помню, была девушка, приходила сюда, крутилась, ужинала, а потом уходила, даже не завязав попытку с кем-то познакомиться. Такая очень милая девушка, но мне показалось, что визиты к нам ей не в удовольствие. Очень напряженно держалась, как будто брезговала. Зачем тогда ходила? Раза три была… А так… проблем ни с крышей, ни с вашими коллегами у нас не было. Наш бизнес совершенно легален.
Про прошлое своего делового партнера Коньков знал совсем немного. Брак у него был первый, несмотря на то, что женат Валевский уже пять лет, жену стал активно презентовать в свете около года назад. До этого она практически не появлялась ни в клубе, ни на совместных вечеринках.
— Альберт говорил, что Арина очень нелюдимая. Но знаете, когда мы познакомились с ней поближе, оказалось, что это совсем не так. Уверенная в себе, раскрепощенная женщина. Настоящая светская львица. И заметьте, совершенно без комплексов.
— Постойте, год назад он стал часто бывать с ней на людях, до этого куда реже. Но все-таки вы видели ее раньше?
— Да, пару раз буквально.
— Вам не показалось, что с того времени она изменилась?
— В каком смысле?
— Может быть, она похорошела, стала иначе себя вести?
— Может и стала. Говорю же, фактически я узнал ее всего лишь год назад. До этого она как-то не отложилась в моей памяти. Ничем тут не могу помочь.
— Но вас не удивила эта ситуация. Четыре года Альберт держал свою жену взаперти и вдруг стал активно демонстрировать публике. Не показалось это странным?
— Да нет, — Коньков задумался. Внешне он напоминал мне актера Дэвида Духовны. Беспроигрышный типаж для романтических особ от двадцати и выше. Интеллигентный, но мужественный. Не красив, но обаятелен, вкрадчив. Как кошка.
— Вы что-то еще хотели нам сказать? — Гришка поднялся с кресла, прошелся до окна и обратно и пытливо посмотрел на Дмитрия, — или я ошибаюсь? Во время своего променада Гришка умудрился незаметно закрыть окно, и в комнате стало пронзительно тихо. Так тихо, что можно было расслышать движение стрелки наручных часов.
— Ерунда, — отмахнулся Коньков, — просто вспомнил, что Альберт толковал про какие-то психологические тренинги. Может, в них все дело? Я имею в виду, что может эти тренинги изменили отношения в их семье.
— С этого места поподробней, — встряла я, — что еще за тренинги?
— Да есть в Москве одна модная психология. Василиса … как же ее… а, вспомнил, Иванова!
* * *
— Как тебе этот красавчик? — спросил Гришка. Разговор он пытался совместить с поеданием шаурмы. Получалось не очень. Большая часть блюда в итоге досталась кошке, которая на общепитовских харчах разъелась до размеров небольшого бегемота. Она терлась под нашим столом и ловко ловила падающие из Гришкиного рта куски.
— Прожевал бы сначала, — поморщилась я.
— Отзынь. Ты не ответила. Ах, черт! Да на, ешь! — Гришка сунул тарелку под стол и кошка принялась с утробным урчанием вылизывать посудину, — ууу, прорва.
— Да нормальный мужик. А так… кто его знает. Он не любил Альберта, это и ежу понятно. Опять же хорошо знал семейную пару, легко мог заманить куда угодно. Но главное, Гришк, с Ариной все больше и больше картинка сходится.
— Это да, — икнув, согласился Григорий, — че там он про Василису говорил? Ты, Настюх, знаешь, я всех этих психологов, кроме твоего Лешки конечно, на дух не переношу.
— Лешка психотерапевт, а не психолог, он врач, сколько раз тебе объяснять? Это две большие разницы.
— Ну извини, мать. Поправку принял, но к Василисе все равно тебе идти. Надо на всякий случай проверить.
Кошка, отполировав тарелку до блеска, благодарно муркнула. Потерлась о Гришкину ногу, лениво подошла ко мне, и вдруг со всей дури запустила когти в мою щиколотку, одновременно косясь на почти нетронутую порцию.
— Ай, — вскрикнула я, — лопнешь, старушка.
— Мяу, — согласилась кошка и запустила когти еще глубже.
Под стол перекочевала вторая тарелка, а мы с Гришкой под шумок смылись из харчевни.
* * *
В Василисе странным образом сочетались агрессивная женственность и совершенно мужские черты. Огромный бюст выпирал из выреза ажурной кофточки, в то же время талия без предупреждения переходила в бедра. Пухлые губы смотрелись ужасающе нелепо на грубо вылепленном лице, а яркий, скорее вечерний макияж лишь усугублял жесткость взгляда. Похожим образом выглядят трансвеститы, но я могла руку дать на отсечение, что некоторые ее формы были природного происхождения. Скорее всего, имела места гормональная аномалия. Не исключено, что психологиня каждое утро бреет свой волевой подбородок.
— Милочка, вы должно быть в курсе, что означает слово «конфиденциальность».
Уперев мощные руки в мощные боки, она грозно сверлила меня взглядом, не обещая поблажек.
— И все же? — в сто первый раз возразила я.
— Я не по-русски говорю? — вышла из себя «малышка», — недоходчиво объясняю?
— Ну хорошо, тогда завтра а может быть уже и сегодня, к вам придут из милиции и вам все равно придется эту самую конфиденциальность нарушить. Нужны формальности, ради бога!
— Да что вы ко мне цепляетесь? На каком основании? У меня лицензия, у меня все законно! Что вам надо?
— Ладно, объясню еще раз. Мы расследуем убийство. Очень жестокое. Мы собираем информацию. Любую. Нам важно как можно быстрее найти убийцу. Мы просим вас помочь.
— Да ничем я вам не помогу! У меня все анонимно. Я не спрашиваю у людей ни имен, ни отчеств, не выпытываю их биографию, мне неведом круг их знакомых.
— Как же вы работаете? — удивилась я, — разве психолог не должен знать предысторию?
— У меня свои методы, — отрезала Василиса, — а работаю я жестко. Могли бы и заранее узнать, прежде чем идти ко мне.
— Не узнала, простите. Так что не сочтите за трудность, поведайте.
— На тренингах я ставлю людей в очень жесткие ситуации. Мы проигрываем ситуации, когда оптимального выбора не существует. Понимаете?
— Нет.
— Вот вам недавний пример. Если смотрите телевизор, то знаете эту историю. Парня заставили убить, поставили перед выбором — или ты голову рубишь или тебе рубят.
— И что?
— В этой ситуации нет оптимального выбора. Изначально.
— Ну… все равно каждый выберет что-то. В итоге.
— А что бы выбрали вы? — жесткие глаза Василисы уставились мне куда-то в центр переносицы. Я поежилась.
— Типун вам на язык. Даже и представлять такое не хочу.
— А я заставляю тех, кто приходит ко мне, представлять такие ситуации.
— Да зачем??? Что за бред?
— Ко мне приходят те, кто не считает это бредом. И даже из них немногие выдерживают программу до конца.
— Смысл, конченая цель?
— Расширить рамки сознания, научиться видеть мир без прикрас и принимать как факт, что наша жизнь и есть цепочка ситуаций, в которых нет оптимального выбора.
— О, кей, допустим, я приняла этот факт. Мне легче станет?
— Нет, этого не обещаю, но вы станете сильнее.
Сама того не заметив, я втянулась в дискуссию. Начала махать руками, плеваться и шипеть, доказывая что дважды два — это четыре. Но слаба я была против Василисы. Она приводила мне все новые и новые примеры — можно спасти только одного близкого из двух, кого выберешь? Представь себя жертвой кораблекрушения, остался последний спасательный жилет, рядом плачет ребенок, но никто, кроме тебя, ничего не видит… Ты с любимым человеком заблудилась среди снежных вершин, он обессилел, без сознания, нет никакой еды, но рядом ваша любимая собака, нож, спички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Эээ, добрый вечер, — проблеял мужчина, пытаясь повернуться к нам как-нибудь так, чтобы не видели ни его мягкого пузика, ни испуганных кроличьих глаз.
Пришлось ретироваться и долго искать место, где можно переодеться, никого не смущая и не смущаясь самим.
В бар я выходила нетвердой пьяной походкой. Огромные каблуки цеплялись за все, что только можно — за ступени, за ковровые дорожки, за кадку с пальмой. Чулки подлым образом скатывались и дабы не опозориться, я придерживала их руками. Кое-как добравшись до высокого стула, я неловко вскарабкалась на него и перевела дух. За входные деньги нам полагался «дринк».
— Виски, — выдохнула я бармену, — двойное, с колой.
На небольшой эстраде в глубине зала крутилась вокруг шеста девушка, чьи изможденные недоеданием мощи должны были вызывать скорее жалость, чем похоть. Рядом толпились зрители, человек пятнадцать. Выражение лиц многих гостей можно было истолковать примерно так: «А что я здесь собственно делаю?» В роли циничных развратников столичный бомонд чувствовал себя неуверенно. Возможно, тяжелое наследие тоталитарного прошлого и здесь сыграло злую шутку с соотечественниками. Они хотели свободы, но не очень понимали, что с ней делать.
— Вы первый раз? — к нам подсела приятная чуть полноватая девушка. Из одежды на ней были только трусики и серебристые сапожки.
— Ага, — кивнул Лешка. Его кураж кончился аккурат на пороге клуба, он дико стеснялся.
— Так и поняла, — улыбнулась она, — знаете, к этому надо привыкнуть.
— К чему? — уточнила я.
— Ну… коллективный секс, как и коллективный разум, отражает течения времени одновременно в усредненном и утрированном варианте. Свинг — квинтэссенция нынешнего дня.
— Чего? — напрягся Лешка.
— Понимаете, — словно неразумного дитяте, втолковывала ему барышня, — нельзя относиться к этому просто как к экзотическому досугу. Это — особая стихия, где объединяясь, наши души порождают и монстров, и райских птиц.
— Хм, — я допила виски. Девушка начинала слегка двоиться в моих глазах, — о каком единстве душ идет речь? Вы полагаете, здесь собрались, чтобы общаться духовно?
— Нет, но разве возможен секс без участия сердца? Да, конечно, сюда приходят получить удовольствие, но с другой стороны, из общности тел рождается огонь человеческого тепла. Или вы думаете, что все мы порочны?
— Ну… в некотором роде… Хотя… Я знаете, не готова делать оценки.
— Ах, если ход ваших мыслей не сменит направление, вам надо бежать отсюда, это не ваша стезя! — высокопарно молвила девушка и томно закатила глаза.
Я исподлобья оглядела праздно слоняющихся по бару гостей заведения, прислушалась к характерным протяжным стонам, доносящимся из темного коридора… На языке крутилось сто и один ехидный комментарий по поводу родства душ и человеческого тепла, в поисках которого страждущие постепенно разбредались по «нумерам», но промолчала. Девушка была из завсегдатаев, она могла нам пригодиться.
Мы разговорились. Когда Люся, так звали новую знаекомую, забывала о своем высшем, обремененном кандидатской степенью образовании, ее речь становилась почти внятной. Она не без юмора поведала об особенностях здешней публики, рассказала о негласных правилах заведения. Здесь по ее словам, никому не надо было говорить два раза слово «нет». А симпатию и готовность к контакту можно обозначить всего лишь взглядом — кому надо, поймет.
— А что? Одинокие мужчины сюда заходят? — спросила я девушку.
— Не то слово, — скривилась она, — налетают как мухи. Конечно, в этом есть своя прелесть, но… Просто хозяевам выгодно — с мужчин, пришедших без пары, берут больше денег.
— Наверное, озабоченных много?
— Да как вас сказать, неозабоченные сюда в принципе не ходят. Но что есть озабоченность? Если рассматривать данное состояние дущи…
— И тела…
— Пусть так. Если рассматривать это как неудовлетворенность, желание найти некие новые грани существования…
Ну понеслась, нелегкая. Минут пять мы с тоскливой гримасой слушали философский бред Люси.
— Я хотела уточнить, не опасно ли это? Не бывает так, что некий одинокий мужчина кладет глаз на некую пару и потом начинает ее преследовать?
— Да что вы? — искренне удивилась Люся, — такого я не припомню.
— А вы знакомы с владельцами «Пантеры»?
— С владельцами? Да. Администрирует здесь Альберт Валевский. Но есть еще один хозяин — Дмитрий Коньков, он начинал этот проект, а Альберт присоединился уже потом.
Видимо, слухи про трагическую смерть Альберта и его жены еще не достигли тусовки. Но уже очень скоро это произойдет и паники, конечно, не миновать. Скорее всего, клуб ждут не лучшие времена.
Неожиданно хорошенькое Люсино лицо исказила гримаса, которую фанатка коллективных игр машинально нацепила на лицо. Со стороны приватной зоны к нам подошел ее муж в сопровождение жгучей брюнетки с совершенным и гибким телом. Уже через секунду Люся мило ей улыбалась, но я не смогла забыть выражение отчаянной ненависти, мелькнувшее и так и не растаявшее до конца.
Познакомившись с ее мужем Вадимом и обменявшись телефонами, мы с Лешкой под шумок ускользнули из гостеприимных, но довольно опасных объятий «Пантеры»
6. В объятиях Патолса
— Конечно, эта история очень быстро выйдет наружу. Такое шило в мешке не утаишь. Накрылся мой бизнес. Большим цинковым корытом накрылся.
Дмитрий Коньков назначил нам с Гришкой встречу у себя дома, в роскошном пентхаусе. Последние пару дней на работе он даже и не появлялся. Допросы, допросы, допросы… Он состоял с Валевским не только в деловых, но и отчасти в приятельских отношениях.
— Но близкими друзьями мы не были, — настаивал Коньков, — да Альберт вообще близко ни с кем не сходился. Слишком уж себе на уме.
— Если можно, конкретней.
— Меня с ним познакомил один немецкий партнер. Представил как надежного товарища, с которым можно иметь дело. Так оно и оказалось. Деловые качества Валевского — вне критики.
— А как человек? — Гришка порылся в папке с бумагами и извлек вопросник, который мы составили накануне.
— Как человек… — Коньков огляделся по сторонам, словно в поисках подсказки, обвел глазами украшенную коллекцией самого разнообразного холодного оружия стену, вгляделся в чрево облицованного серым камнем камина, скользнул по открытому окну, за которым чирикал воробышек, — в разведку я бы с ним не пошел. И детей крестить не стал бы. Это исчерпывающий ответ?
— К сожалению, нет, — констатировал Григорий.
— Ну хорошо. Он был злым, жестоким. Он был немного …странным. Порой мне казалось, что он ненавидел наших клиентов, за счет которых сам же и богател.
— А вы своих клиентов любите?
— Я их понимаю. Возможно, вы думаете, что я создал гнездо разврата, что пытаюсь пополнить свой кошелек за счет человеческих слабостей. Знаете, сколько раз я все это слышал? А наркотикам торговать нравственней? А оружием? А строить ядерные могильники? Мне кажется, что человек, живущий в современном мире, пользующийся благами цивилизации, не впадающий в депрессию от того, что каждую секунду на земле кто-то умирает от голода, просто не имеет право на ханжескую мораль. Мой бизнес вполне в логике этой жизни, он ничуть не ужастей торговли бензином или соевым мясом. Есть спрос, я обеспечиваю предложение.
— Красиво, — искренне сказала я.
— Искренне, — уточнил Дмитрий, — я в отличие кстати от Альберта, сам услугами клуба никогда не пользовался. Мне эта сторона жизни не очень интересна. А вот Альберт и его жена очень часто знакомились с парами по нашей базе. Но при этом, представьте, он презирал тех, кто к нам приходит. Не считал их за людей.
— Любопытно, — хмыкнул Гришка, — скажите, а враги у него были?
— Враги? Если я правильно понял, что именно вы имеете в виду, то нет. Конкурентам мы были не интересны. Это специфичная ниша, здесь общие правила бизнеса не работают.
— Скажите, но ведь к вам разные люди приходят. Далеко не все с женами и мужьями. Могло получиться так, что кто-то из членов семьи клиентов затаил на вас зло, решил, что вы подтолкнули вторую половину в пучину разврата?
— Честно говоря, маловероятно. Визиты сюда скрывают даже тщательнее, чем любовниц. Любовниц общество осуждает меньше, чем свальный грех. Так что нет, это ерунда какая-то… Признаюсь, по моим личным наблюдениям, к нам идут скорее за зрелищем за возможностью окунуться в особую атмосферу. Редко кто действительно так уж горит желанием погрузиться в порок.
— Подозрительные личности?
— У нас довольно жесткий фейс-контроль. Если человек ведет себя хоть чуточку странно, то второй раз охрана его уже не пустит, это гарантированно.
— И что, были те, кого не пускали?
— Не так часто, но были. Обычно, всех подозрительных отсекаем еще до первого визита. Лица кавказской национальности, маргинальные элементы, быки… Таким под благовидным предлогом отказываем сразу. Погодите… Помню, была девушка, приходила сюда, крутилась, ужинала, а потом уходила, даже не завязав попытку с кем-то познакомиться. Такая очень милая девушка, но мне показалось, что визиты к нам ей не в удовольствие. Очень напряженно держалась, как будто брезговала. Зачем тогда ходила? Раза три была… А так… проблем ни с крышей, ни с вашими коллегами у нас не было. Наш бизнес совершенно легален.
Про прошлое своего делового партнера Коньков знал совсем немного. Брак у него был первый, несмотря на то, что женат Валевский уже пять лет, жену стал активно презентовать в свете около года назад. До этого она практически не появлялась ни в клубе, ни на совместных вечеринках.
— Альберт говорил, что Арина очень нелюдимая. Но знаете, когда мы познакомились с ней поближе, оказалось, что это совсем не так. Уверенная в себе, раскрепощенная женщина. Настоящая светская львица. И заметьте, совершенно без комплексов.
— Постойте, год назад он стал часто бывать с ней на людях, до этого куда реже. Но все-таки вы видели ее раньше?
— Да, пару раз буквально.
— Вам не показалось, что с того времени она изменилась?
— В каком смысле?
— Может быть, она похорошела, стала иначе себя вести?
— Может и стала. Говорю же, фактически я узнал ее всего лишь год назад. До этого она как-то не отложилась в моей памяти. Ничем тут не могу помочь.
— Но вас не удивила эта ситуация. Четыре года Альберт держал свою жену взаперти и вдруг стал активно демонстрировать публике. Не показалось это странным?
— Да нет, — Коньков задумался. Внешне он напоминал мне актера Дэвида Духовны. Беспроигрышный типаж для романтических особ от двадцати и выше. Интеллигентный, но мужественный. Не красив, но обаятелен, вкрадчив. Как кошка.
— Вы что-то еще хотели нам сказать? — Гришка поднялся с кресла, прошелся до окна и обратно и пытливо посмотрел на Дмитрия, — или я ошибаюсь? Во время своего променада Гришка умудрился незаметно закрыть окно, и в комнате стало пронзительно тихо. Так тихо, что можно было расслышать движение стрелки наручных часов.
— Ерунда, — отмахнулся Коньков, — просто вспомнил, что Альберт толковал про какие-то психологические тренинги. Может, в них все дело? Я имею в виду, что может эти тренинги изменили отношения в их семье.
— С этого места поподробней, — встряла я, — что еще за тренинги?
— Да есть в Москве одна модная психология. Василиса … как же ее… а, вспомнил, Иванова!
* * *
— Как тебе этот красавчик? — спросил Гришка. Разговор он пытался совместить с поеданием шаурмы. Получалось не очень. Большая часть блюда в итоге досталась кошке, которая на общепитовских харчах разъелась до размеров небольшого бегемота. Она терлась под нашим столом и ловко ловила падающие из Гришкиного рта куски.
— Прожевал бы сначала, — поморщилась я.
— Отзынь. Ты не ответила. Ах, черт! Да на, ешь! — Гришка сунул тарелку под стол и кошка принялась с утробным урчанием вылизывать посудину, — ууу, прорва.
— Да нормальный мужик. А так… кто его знает. Он не любил Альберта, это и ежу понятно. Опять же хорошо знал семейную пару, легко мог заманить куда угодно. Но главное, Гришк, с Ариной все больше и больше картинка сходится.
— Это да, — икнув, согласился Григорий, — че там он про Василису говорил? Ты, Настюх, знаешь, я всех этих психологов, кроме твоего Лешки конечно, на дух не переношу.
— Лешка психотерапевт, а не психолог, он врач, сколько раз тебе объяснять? Это две большие разницы.
— Ну извини, мать. Поправку принял, но к Василисе все равно тебе идти. Надо на всякий случай проверить.
Кошка, отполировав тарелку до блеска, благодарно муркнула. Потерлась о Гришкину ногу, лениво подошла ко мне, и вдруг со всей дури запустила когти в мою щиколотку, одновременно косясь на почти нетронутую порцию.
— Ай, — вскрикнула я, — лопнешь, старушка.
— Мяу, — согласилась кошка и запустила когти еще глубже.
Под стол перекочевала вторая тарелка, а мы с Гришкой под шумок смылись из харчевни.
* * *
В Василисе странным образом сочетались агрессивная женственность и совершенно мужские черты. Огромный бюст выпирал из выреза ажурной кофточки, в то же время талия без предупреждения переходила в бедра. Пухлые губы смотрелись ужасающе нелепо на грубо вылепленном лице, а яркий, скорее вечерний макияж лишь усугублял жесткость взгляда. Похожим образом выглядят трансвеститы, но я могла руку дать на отсечение, что некоторые ее формы были природного происхождения. Скорее всего, имела места гормональная аномалия. Не исключено, что психологиня каждое утро бреет свой волевой подбородок.
— Милочка, вы должно быть в курсе, что означает слово «конфиденциальность».
Уперев мощные руки в мощные боки, она грозно сверлила меня взглядом, не обещая поблажек.
— И все же? — в сто первый раз возразила я.
— Я не по-русски говорю? — вышла из себя «малышка», — недоходчиво объясняю?
— Ну хорошо, тогда завтра а может быть уже и сегодня, к вам придут из милиции и вам все равно придется эту самую конфиденциальность нарушить. Нужны формальности, ради бога!
— Да что вы ко мне цепляетесь? На каком основании? У меня лицензия, у меня все законно! Что вам надо?
— Ладно, объясню еще раз. Мы расследуем убийство. Очень жестокое. Мы собираем информацию. Любую. Нам важно как можно быстрее найти убийцу. Мы просим вас помочь.
— Да ничем я вам не помогу! У меня все анонимно. Я не спрашиваю у людей ни имен, ни отчеств, не выпытываю их биографию, мне неведом круг их знакомых.
— Как же вы работаете? — удивилась я, — разве психолог не должен знать предысторию?
— У меня свои методы, — отрезала Василиса, — а работаю я жестко. Могли бы и заранее узнать, прежде чем идти ко мне.
— Не узнала, простите. Так что не сочтите за трудность, поведайте.
— На тренингах я ставлю людей в очень жесткие ситуации. Мы проигрываем ситуации, когда оптимального выбора не существует. Понимаете?
— Нет.
— Вот вам недавний пример. Если смотрите телевизор, то знаете эту историю. Парня заставили убить, поставили перед выбором — или ты голову рубишь или тебе рубят.
— И что?
— В этой ситуации нет оптимального выбора. Изначально.
— Ну… все равно каждый выберет что-то. В итоге.
— А что бы выбрали вы? — жесткие глаза Василисы уставились мне куда-то в центр переносицы. Я поежилась.
— Типун вам на язык. Даже и представлять такое не хочу.
— А я заставляю тех, кто приходит ко мне, представлять такие ситуации.
— Да зачем??? Что за бред?
— Ко мне приходят те, кто не считает это бредом. И даже из них немногие выдерживают программу до конца.
— Смысл, конченая цель?
— Расширить рамки сознания, научиться видеть мир без прикрас и принимать как факт, что наша жизнь и есть цепочка ситуаций, в которых нет оптимального выбора.
— О, кей, допустим, я приняла этот факт. Мне легче станет?
— Нет, этого не обещаю, но вы станете сильнее.
Сама того не заметив, я втянулась в дискуссию. Начала махать руками, плеваться и шипеть, доказывая что дважды два — это четыре. Но слаба я была против Василисы. Она приводила мне все новые и новые примеры — можно спасти только одного близкого из двух, кого выберешь? Представь себя жертвой кораблекрушения, остался последний спасательный жилет, рядом плачет ребенок, но никто, кроме тебя, ничего не видит… Ты с любимым человеком заблудилась среди снежных вершин, он обессилел, без сознания, нет никакой еды, но рядом ваша любимая собака, нож, спички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26