А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но с Небес, как, впрочем, и из тюка, ответа почему-то не последовало.На то, чтобы вытащить Вадима Петровича из здания театра, ушло не меньше пятнадцати минут. Еще столько же времени мы заталкивали его на заднее сиденье каюмовского красного «Москвича», стоящего у парадного подъезда. Зато когда тюк наконец занял желаемое положение, Наталья вздохнула почти умильно:— Боже ты мой! Как будто всю жизнь тут и лежал!Мы сели и поехали. По полутемным дворам с ямами в асфальте и торчащими там и сям «ракушками», по переулкам, коварно заканчивающимся помойными баками, по газонам, хлюпающим осенней грязью. Когда впереди засиял желтоватым светом фонарей и неоновыми отблесками рекламы широкий проспект, я задала наконец мучающий меня вопрос:— А куда мы, собственно, едем?— За Кольцевую, естественно! — изумилась Каюмова. — Куда еще?Остановимся, где побезлюднее, и скинем Вадим Петровича в овраг или в речку. С речкой вариант попроще, конечно. Но и овраг тоже неплохо. А еще лучше — какая-нибудь нора! Медвежья там или барсучья…В глазах Натальи горел такой азарт, словно она всю жизнь занималась ликвидацией режиссерских трупов и испытывала при этом несказанное удовольствие.Я же по-прежнему ощущала только противную беготню мурашек по всей поверхности моего несчастного тела. Кстати, на последней каюмовской реплике мурашки резко ускорили темп и перешли с трусцы на лихую рысь.— Ты что?! — Мои глаза округлились и расширились до ненормальных размеров. — Какая нора?! Какой овраг?! Он ведь живой человек… То есть был живым человеком! Как же можно с ним так не по-людски? Неужели бросить, как собаку, в какую-то вонючую речку, и все?!— А ты предлагаешь еще похоронный оркестр заказать?— Вот только утрировать не надо!— Ну слава Богу! Значит, обойдемся одними венками и траурными букетами.Натальины легкомыслие и жестокосердие просто шокировали. Конечно, вполне возможно, что Бирюков был не самым лучшим из людей, однако участи быть погребенным в мерзкой барсучьей норе явно не заслуживал. Предположив вслух, что гуманистические идеалы человечества и основные понятия морали гражданке Каюмовой Наталье, видимо, неведомы, я угрюмо насупилась и отвернулась к окну.До Кольцевой оставалось совсем немного, темные силуэты многоэтажек с черными, спящими окнами сливались впереди с лесополосой.— Подъезжаем, — предупредила моя соучастница, резко забирая вправо. И тут прямо перед нами, как из-под земли, возник милицейский «уазик» с беззвучно и страшно крутящейся синей мигалкой. Возле машины стояли двое крепких парней в серой форме. Заметив нас, один из них повелительно взмахнул полосатым жезлом.Более ужасно при торможении чувствовал себя, вероятно, только тот котенок из анекдота, едущий попой по наждачной бумаге. От страха я мгновенно вспотела и начала тихо икать. Каюмова сделалась похожей на лабораторную мышь, приготовленную к усыплению и знающую об этом. И только Вадим Петрович в своем тюке остался недвижим и величаво спокоен.— Добрый вечер, девушки! Точнее, ночь. — Сержант с жезлом неспешно подошел к нашему «москвичонку» и склонился к окну. — Куда это мы едем в такую пору?Я икнула с неизбывной печалью и, преданно глядя в его светлые глаза, начала лихорадочно прокручивать в мозгу возможные варианты ответа. Вероятно, тем же занялась и Наталья, только она при этом еще и по-рыбьи разевала рот.Парочкой, что и говорить, мы были весьма колоритной. Милиционер же терпеливо ждал.Мысленно отринув варианты «за грибами», «на дачу» и «к бабушке», я уже готовилась сказать что-нибудь умное про «бизнес-вояж», когда, к моему ужасу, из горла Каюмовой вырвалось сначала тихое сипение, а потом бесподобное в своей оригинальности «На свиноферму!».— Куда? — не понял страж закона.— На свиноферму! — заторопилась Наталья. — Тут же свиноферма совсем рядом, в Колядкино. А смена там очень рано начинается, в пять утра. Свинок надо кормить, поросяток всяких, чушек, хрюшек…К концу фразы вместе с синонимами иссяк и энтузиазм в ее голосе. Я же, наоборот, попыталась вспомнить какие-нибудь яркие моменты из моего общения с хрюшкой Дашей и придать лицу заправско свинарское выражение.— Да, кормить, знаете ли, надо, — небрежно улыбаясь, я продолжила тихо икать и параллельно подстукивать зубами, — а еще поддоны мыть и щетину вычесывать.— Нужное дело, — согласился сержант, с некоторым недоумением разглядывая мой вызывающе розовый декольтированный костюм и остатки вечернего макияжа. — Значит, в Колядкино, говорите?Мы радостно кивнули.— Ну что ж, — он поправил фуражку, — сейчас машину осмотрим, и езжайте…— То есть как? Как — машину? В связи с чем осмотрим? — одновременно взвились наши истеричные голоса.— В связи с чрезвычайными обстоятельствами. Да что вы волнуетесь-то так?Всех досматривают — не только вас. Выезды из города кругом перекрыты.Мы еще не успели как следует переварить полученную информацию, а сержант уже весело поинтересовался:— В мешочке-то что везем?В мешочке мы везли труп. Но признаваться в этом почему-то совсем не хотелось. А еще мне не хотелось, чтобы милиционер заподозрил неладное и приступил к своему досмотру.— Кабанчика везем! — непринужденно клацая зубами, ляпнула я, прикинув, что для мешка с картошкой Вадим Петрович недостаточно бугрист. И испуганно добавила:— Кабанчика вот забили…Сержант наморщил лоб, посмотрел на тюк, потом на нас, потом снова на тюк. И наконец удивленно вопросил:— А зачем же с кабанчиком на свиноферму-то? Там своих, что ли, мало?В голове у меня как-то сразу опустело. Сердце, колотившееся в районе ключицы, ухнуло в пятки. Выручил напарник сержанта, видимо всерьез заскучавший у своей машины с мигалкой.— Так девчонки, наверное, похвастаться решили, — весело объяснил он, подходя к нашему «москвичонку». — Смотрите, мол, какого мы хряка на балконе вырастили! Не то что вы на своих хваленых комбикормах. Эх, девчонки-девчонки, отрезали бы нам окорочок, мы бы с вами такой пикник устроили! Ну, куда, скажите, вам целый хряк?В принципе целостность Вадима Петровича теперь уже не имела значения. Но с отрезанным окорочком он должен был выглядеть как-то, совсем уж жутко. Пытаясь отогнать кошмарное видение, я яростно замотала головой.— Жадничаете, значит? — огорчился напарник. — Стыдно это и не по-товарищески… Ну да ладно! Съешьте тогда вашего борова за наше здоровье. А теперь давайте все-таки выйдем из машины на пару минуток. Мы салон осмотрим, и поедете к своим поросятам.И тут Каюмова, до этого сидевшая молча и демонстрировавшая крайнюю степень отупения, наконец очнулась.— Обойдутся поросята! — выкрикнула она, резко включая задний ход. — Не облезут!Мы крутанулись на дороге, как испорченная юла, и с завидной скоростью помчались в обратном направлении, успев заметить, как удивленно вытянулись лица ментов. Похоже, они так ничего и не поняли.Минут через десять темная полоса спальных районов за окном сменилась неоновыми вывесками ресторанов, круглосуточных супермаркетов и казино.— Номер, наверное, запомнили, — тяжко вздохнула я, разглаживая несуществующие складки на юбке.— Связалась с тобой на свою голову! — мрачно отозвалась Наталья.— Теперь машину найдут…— Таких, как ты, от общества изолировать надо…— А таких, как ты, не надо?! — возмутилась я, подустав от нашего оперного дуэта, в котором каждый поет про свое. — С чего ты вдруг про свиноферму ляпнула? Ничего глупее придумать не могла?— Ну раз ты такая умная, то сама и думай, куда теперь Бирюкова девать.Слышала — выезды из города перекрыты?Новость, что и говорить, была не из приятных. Временно пристроить Вадима Петровича оказалось делом неожиданно сложным. Примерно те же проблемы возникали у меня дома, в Новосибирске, когда я пыталась кому-нибудь подсунуть на лето своего кота. Но тогда мне в худшем случае грозило поехать в отпуск вместе с вопящим, царапающимся и гадящим существом, что конечно же было пустячком по сравнению со сроком за умышленное убийство.Ненавистный тюк мягко покачивался на заднем сиденье. Из-под бахромы выглядывали коричневые ботинки сорок четвертого размера.— Слушай, а может, его в канализацию скинуть? — с надеждой предложила я, разглядывая рифленую подошву.— Кто-то тут, кажется, говорил про гуманистические идеалы человечества и нормы морали? — изумилась Наталья. Потом торжествующе улыбнулась и заявила:— Кстати, можешь не трястись. Я уже все придумала. Мы спрячем его в такое место, куда никто в ближайшие дней десять не сунется!Последнюю фразу она произнесла с торжествующей, плохо скрываемой гордостью, как какой-нибудь Пуаро, готовящийся изобличить преступника. И я, видимо, отреагировала донельзя удачно, наивно спросив:— Это куда же?— Туда! — Ее светлые глазки заблестели от удовольствия. — У тебя на коленях его шарф и куртка.— Ну и что? .— А в куртке есть карман.— Ну и что?— А в кармане кое-что лежит!Пришлось залезть в карман и извлечь оттуда смятый рекламный листочек.Листочек сообщал, что тушенка со склада в Москве продается по потрясающе низким ценам. Каким образом Каюмова собирается спрятать Вадима Петровича среди банок тушенки и почему в ближайшие десять дней тушенка впадет у покупателей в такую немилость, оставалось непонятным.— Ну и что? — в третий раз спросила я.— Ничего, — досадливо и обиженно отмахнулась Каюмова. — Как можно быть такой тупой? В куртке два кармана, а во втором, если ты помнишь, лежат ключи. И Бирюкова мы отвезем в квартиру. В его собственную квартиру! Там и положим.Пусть пока полежит. А потом, если и найдут, пусть сначала докажут, что он не поехал из театра домой и его не дома прирезали.«Москвичонок» продолжал с унылым скрипом катиться по проспекту, а я с таким же скрипом думать. Что-то не складывалось, что-то не склеивалось, что-то казалось мне странным и подозрительным.— Слушай, — пробормотала я, нервно теребя пуговицу на жакете, — а у тебя что, тоже с ним что-то было?— С кем? С Бирюковым?! — Наталья брезгливо оттопырила нижнюю губу. — Вот еще! Пожилые толстые гении, строящие из себя казанов, совсем не в моем вкусе…А с чего ты вдруг спросила-то?— Да ни с чего… Просто… Просто откуда ты его адрес знаешь?— Ах вот оно что! — Она легко рассмеялась. — Так это все знают. А еще все знают, что у Вадим Петровича на кухне самодельная облепиховая бражка стоит.Говорят, вкусная!.. И зеркало у него в спальне во всю дверь. Слухами земля полнится! Ты же сама сколько лет в театре проработала, неужели тебе такие вещи объяснять надо?Я пристыженно улыбнулась. Однако ощущение тревоги не исчезло вовсе, оно лишь слегка поблекло.Тем временем мы обогнули двухэтажный мебельный магазин и свернули во двор.— Все, приехали! — сообщила Наталья, припарковываясь возле бордюра. — Выносить будем.К счастью, абсолютно все окна в доме были темными. Жильцы мирно спали.Мы выволокли тюк на асфальт, осторожно закрыли дверцы «москвичонка» и, сгибаясь под тяжестью Вадима Петровича, потащились к подъезду. Естественно, дом оказался пятиэтажным и не обремененным удобствами типа лифта. Конечно же на лестничных клетках не было света. Единственным плюсом можно было считать то, что дверь в квартиру открылась сразу — без тщетных дерганий за ручку и ударов бедром.И снова в прихожей меня охватило странное и знакомое уже чувство неясной тревоги, причин которой я решительно не понимала. В квартире было темно и тихо.На тумбочке под зеркалом лежала свернутая в трубочку газета. И зеркало, и хрустальные капельки нелепого бра поблескивали тускло и холодно.— Куда теперь? — спросила я у Натальи, озирающейся по сторонам.— Не знаю. В ванную, наверное, — отозвалась она, пожав плечами. — На диван или на ковер — опасно. Начнут следы крови сличать на обивке да на одежде, сообразят, что не того… Нет, в ванную надежнее!Познания Каюмовой в области криминалистики впечатляли. Пришлось снова покорно вздохнуть и взяться за ботинки с толстой рифленой подошвой…Ванная в квартире Бирюкова была типичной ванной вольнолюбивого холостяка. Круглое, без затей зеркало. На пластмассовой полочке — крем для бритья, стаканчик с зубной щеткой и флакон шампуня. На змеевике — сохнущие плавки и две пары черных носков. Под раковиной — точно такие же, только грязные, носки свалены внушительной кучей.— Тапочки принеси! — скомандовала Наталья, присев на корточки перед Вадимом Петровичем, все еще замотанным в плед. — Что он у нас в ванной в ботинках-то делать будет?.. В прихожей посмотри или в спальне…Конечно, шастать по квартире покойного Бирюкова мне не особенно хотелось. Но еще меньше я жаждала разматывать остывшее тело с уже подсохшим кровавым пятном на груди. Поэтому послушно вышла из ванной и побрела в прихожую.Линолеум в коридоре был совсем холодным — откуда-то сквозило. Видимо, в одной из комнат Вадим Петрович позабыл перед уходом закрыть форточку. Но меня и без того пробирала противная дрожь. Так глупо вляпаться могла только кромешная, безнадежная идиотка. А все из-за чего?! Точнее, из-за кого? Из-за того же драгоценного Пашкова! Все несчастья в моей жизни случаются исключительно по его милости. Кто бы мне сказал еще год назад, что скоро я буду пугливой тенью пробираться по квартире свежего покойника, стремясь найти и натянуть на его мертвые, костенеющие ноги домашние тапочки!Дурацкие висюльки на бра по-прежнему тускло. мерцали. Хотелось звездануть по ним со всей силы и расплакаться от страха и усталости. Но вместо этого, я встала на четвереньки, пошарила рукой под тумбочкой, надеясь сразу обнаружить что-нибудь приемлемое из обуви. Наткнулась на тюбик губной помады, досадливо чертыхнулась, открыла тумбочку. Тапочки действительно стояли здесь — милые, уютные, с розовыми плейбоевскими зайчиками на черном вельвете. И у меня вдруг противно защипало в носу. Кошмарного, хвастливого и похотливого Вадима Петровича все-таки было жалко…Когда я вернулась в ванную, он, уже распеленатый и разутый, лежал на полу лицом к стене. Каюмова курила, сидя на краю ванны. Взглянула на тапочки, одобрительно кивнула и снова, зажав сигарету во рту, опустилась на корточки.Двумя пальцами поправила загнувшийся край носка, надела тапку на левую ногу.— Ты знаешь, — я отвела взгляд от мертвого тела и принялась с повышенным интересом изучать носки на змеевике, — мне кажется, мою голову посетила интересная мысль. Что, если в этот раз вместо соседей я сообщу в театре о том, что Бирюков «на похоронах»? Ну, приду утром к началу репетиции и скажу: так, мол, и так, мы вчера вечером поговорили, Вадим Петрович решил ввести меня во второй состав, а потом я поехала домой и он попросил передать, что завтра уезжает на похороны… Сразу двух зайцев убиваем: и о запое в театре узнают, и я как будто ни сном ни духом — никакого греха за собой не чувствую, ни от кого не скрываюсь… Нормально ведь, да?— Хреново! — Каюмова резко выпрямилась и стряхнула со своих острых коленей сигаретный пепел. — Бесполезно все. Ничего у нас с тобой не получится, и времени у тебя ни черта нет. Так что можешь вешаться!— Почему?— Потому. Потому что мы «Гамлета» сейчас репетируем. А через три дня к нам по этому поводу целая делегация от Комитета культуры приходит. Вместе с телевидением. Снимать будут, до чего наш замечательный Вадим Петрович доэкспериментировался в своей «творческой лаборатории». Так что, если режиссера не окажется на месте, его и с «похорон», и с луны выдернут. А не найдя ни там, ни там, уж точно позвонят в ментовку… Вот, блин, невезуха! Раз в жизни он кому-то понадобился, и сразу в такой неподходящий момент.— И что же теперь делать? — растерянно спросила я. Времени на поиски Ольги оставалось в этом случае действительно катастрофически мало, хотя идейка, как ее искать, у меня уже была…— А я знаю? — Каюмова снова вытащила из кармана своей обвислой кофты пачку «Честерфилда». — Почему, вообще, я должна все знать за тебя? Ты же у нас умная, крутая, мужиков вокруг пальца обводишь на «раз-два»! Ты же приехала Москву покорять! Вот и придумай что-нибудь, пошевели мозгами!.. Из-за тебя я еще со своей машиной вляпалась — черт дернул Помогать…И тут обида, внезапная и острая, как зубная боль, пронзила меня от затылка до самых пяток. Я не понимала толком, на кого злюсь: на Наталью ли, которая сначала сама предложила помочь, а потом заныла, на Пашкова ли, из-за которого все и случилось, а вероятно, и на саму себя, растерянную и перепуганную, как глупая курица? Зато мне было совершенно ясно, что дальше так продолжаться не может. И не может дальше какая-то «хворая лабораторная мышь» тыкать меня носом в мою собственную беспомощность.— Все! Не плачь! — Мои губы сами собой сложились в кривую усмешку. — Выкрутимся. А с «Гамлетом» поступим так… Я скажу, что заканчивала режиссерские курсы и Вадим Петрович на время своего отсутствия попросил меня провести несколько рабочих репетиций.На каюмовском лице прорисовались одновременно и одобрение и удивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39